Но рядом с ней вдруг возникла сияющая фигура с огненным мечом в руке. Свет слепил Ульменете глаза, и она не смогла разглядеть лица. Демоны шарахнулись прочь, и странно знакомый голос шепнул Ульменете: «Беги скорее!»
Не нуждаясь в повторном приказании, она мигом понеслась обратно к своему телу.
Оказавшись над самой кровлей, она увидела, что рядом с королевой сидит… сидит…
Ульменета открыла свои телесные глаза и вскрикнула. Аксиана и Калижкан подошли к ней.
— Что с тобой, Ульменета? — спросила королева, погладив ее по щеке.
— Ничего, ничего — всего лишь дурной сон. Извините меня.
— Вы вся дрожите — уж не лихорадка ли это? —обеспокоился Калижкан.
— Я, пожалуй, пойду к себе и прилягу.
Вернувшись в свою комнату рядом с опочивальней королевы, Ульменета залпом выпила чашу с водой, села и попыталась вспомнить то, что видела в саду на крыше.
Мимолетная картина вопреки ее усилиям делалась все более расплывчатой.
Ульменета вновь потихоньку поднялась на крышу и стала на пороге так, чтобы ее не заметили. Отсюда она хорошо видела чародея и королеву. Закрыв телесные глаза, она раскрыла духовные, и ее снова охватила дрожь.
Рядом с королевой сидел мертвец с серым лицом. Плоть наполовину отвалилась с его рук, из пальцев торчали кости. Червяк, выбравшись из полусгнившей щеки, упал на голубой шелк его платья.
Ульменета, попятившись, вернулась к себе и стала молиться.
Дагориан стоял в маленькой комнате с белыми, заляпанными кровью стенами. На полу валялся кривой кинжал, запачкавший белую козью шкуру. Тело старухи убрали до прихода Дагориана, но убийца все еще сидел у очага, обхватив голову руками. Двое дренайских солдат стерегли его.
— Дело, мне кажется, ясное, — сказал Дагориан Зани, вентрийскому чиновнику. — Человек этот в приступе ярости убил собственную мать. Здесь нет угрозы королю, и солдаты тоже не нужны. Не понимаю, зачем вы меня сюда вызвали.
— В прошлую ночь вы были начальником стражи, — сказал Зани, маленький и хрупкий, с коротко остриженными темными волосами. — Мы обязаны докладывать вам обо всех многочисленных убийствах.
— Значит, убит еще кто-то?
— Здесь нет, но в пределах города — да. Посмотрите вокруг — что вы видите?
Дагориан огляделся. На полках вдоль стен — глиняные горшки и бутылки из цветного стекла. На низком столике перед очагом — гадальные камни и несколько папирусных небесных карт.
— Убитая была гадалкой.
— Вот именно — к тому же хорошей, согласно общему мнению.
— Это имеет какое-то значение?
— Только в этом квартале прошлой ночью были убиты четверо предсказателей судьбы — трое мужчин и женщина. Двух убили клиенты, третьего собственная жена, а женщину — родной сын.
Дагориан открыл дверь и вышел в маленький садик. Вентриец последовал за ним. Яркое солнце пригревало уже по-весеннему.
— Жертвы были знакомы друг с другом? — спросил Дагориан.
— Убийца сказал, что знал одного из них.
— Тогда это просто совпадение.
— Двадцать семь человек за прошедший месяц вряд ли можно назвать совпадением, — вздохнул вентриец.
— Двадцать семь предсказателей? — удивился Дагориан.
— Не все они предсказывали судьбу — среди них были и мистики, и священники. Их объединяло одно — они могли ходить путями Духа и прозревать будущее.
— Похоже, они не слишком ясно его прозревали, — заметил Дагориан.
— Позвольте с вами не согласиться. Взгляните-ка сюда. — Вентриец подвел Дагориана к двери дома и показал нацарапанный на ней перевернутый треугольник со змеей в середине. — На других дверях тоже начертан этот знак, входящий в оберегающее заклятие. Женщина знала, что ей грозит опасность, и даже мертвая держалась за свой амулет.
— Она защищалась от колдовства, но погибла не от него, так ведь? — терпеливо уточнил Дагориан. — Ее убил собственный сын, который сознался в преступлении. Или он оправдывается тем, что был одержим демонами?
— Нет, он этого не утверждает — хотя, возможно, и следовало бы. Я говорил с соседями — он был привязан к матери и сам не знает, что на него нашло.
Дагориан подошел к сидящему на полу убийце и спросил его:
— Что ты помнишь из происшедшего?
Тот поднял на него глаза.
— Я сидел у себя в комнате, и меня одолевала злость. А потом я вдруг очутился здесь… и колол ножом снова и снова… — Он закрыл лицо руками.
— Что же тебя так разозлило?
Парень, сотрясаемый рыданиями, вытер глаза рукавом рубахи.
— Не помню уже. Правда не помню.
— Зачем твоя мать начертила на дверях хранящие знаки?
— Она боялась. Перестала принимать клиентов и никуда не выходила из этой комнаты. Деньги у нас почти все вышли — потому-то я, наверно, и рассердился. Не на что было купить дров, и у меня в комнате стоял лютый холод. — Парень снова залился слезами.
— Уведите его, — приказал Дагориан, и они вывели парня на улицу. Там собралась кучка зевак, осыпающих убийцу бранью.
— Здесь случилось великое зло, — сказал Зани.
— Расскажите мне о других преступлениях, — попросил Дагориан.
— Вы собираетесь разрешить эту тайну за один день? Разве вы не выступаете завтра вместе со всей армией?
— Выступаю, однако хочу все же посмотреть донесения.
Сев на коня, Дагориан вернулся в новые казармы, где внимательно прочитал доставленные ему отчеты, а затем попросил своего непосредственного командира Антикаса Кариеса принять его.
Его продержали в ожидании около часа. Антикас вошел в кабинет прямо из сада, где упражнялся в фехтовании, голый до пояса и потный. Вытершись поданным слугой полотенцем, он сел за письменный стол и выпил воды. Слуга зачесал назад его волосы, массируя щеткой голову, намаслил их и связал хвостом. Вентриец, махнув рукой, отпустил его и перевел свои темные глаза на Дагориана.
— Вы желали меня видеть?
— Так точно. — Дагориан вкратце доложил ему об убийствах, между которыми, по мнению Зани, существовало нечто общее.
— Зани — мастер своего дела, — согласился Антикас. — Он служит в сыске уже четырнадцать лет, отлично справляется со своими обязанностями, и ум у него острый. А вы что думаете обо всем этом?
— Я читал донесения. В каждом случае убийцы были схвачены и сознавались без применения пыток. Однако водном отношении я согласен с Зани.
— В каком же?
— Двадцать семь провидцев за шестнадцать дней — и каждый из них, судя по донесениям, чего-то боялся.
Антикас взял приготовленную чистую рубашку, стряхнул с нее розовые лепестки, надел на себя и сел снова.
— Вы хороший боец, и движения у вас четкие.
— Благодарю вас, сударь, — сказал Дагориан, растерявшийся от перемены разговора.
— Стойка, вот что вас губит.
— Негуста тоже так сказал.
— Будь он лет на двадцать моложе, я вызвал бы его — это нечто исключительное. — Антикас снова глотнул воды. — Из вашего послужного списка я выяснил, что вы готовились стать священником.
— Так и было, пока не погиб мой отец.
— Все верно — мужчина должен поддерживать фамильную честь. Мистическим навыкам вы тоже обучались?
— Совсем недолго, и магией я не владею.
— В итоге, я думаю, окажется, что все эти преступления произошли из-за соперничества между мелкими магами. Однако и без внимания этого оставлять нельзя. Выясните, кто из мистиков еще остался в живых. Один из них и будет виновником.
— Я попытаюсь, но вряд ли смогу успеть за один день.
— Вы правы. Оставайтесь здесь. Я пришлю за вами, когда мы переправимся через Великую реку.
— Слушаюсь. Я должен считать это наказанием, сударь?
— Нет — просто приказом. — Антикас стал перебирать бумаги у себя на столе, но Дагориан не уходил. — Что-нибудь еще?
— Да, сударь. Что, если обратиться за помощью к господину Калижкану? Он прославленный чародей, и это помогло бы сберечь время.
— Господин Калижкан готовит себя, чтобы помочь королю в предстоящей битве с кадийцами, однако я передам ему вашу просьбу. — Дагориан, отдав честь, собрался повернуться кругом и выйти, но Антикас остановил его: — В следующий раз не спрашивайте, что считать наказанием, а что нет. Когда я захочу вас наказать, вы поймете это сразу.
Дагориан и Зани объехали три дома в северной части города, где, по сведениям, жили прорицатели и астрологи, но все они были пусты, и соседи не знали, куда девались хозяева. Четвертый дом находился в богатом квартале под названием Девять Дубов. Особняки здесь стояли среди обширных садов с фонтанами и мощеными дорожками.
Дом, который они искали, был облицован зеленым мрамором, но навстречу двум всадникам никто не вышел. Они спешились и сами привязали коней у входа.
Парадные двери были накрепко заперты, окна закрыты зелеными ставнями. В саду показался везущий тачку старик с зеленой нашлепкой на одном глазу.
— Где хозяин? — подойдя к нему, спросил Дагориан.
— Уехал.
— Уехал куда?
— Кто ж его знает? Погрузил все ценное в три повозки и укатил.
— Когда это было?
— Четыре дня назад… нет, теперь уж пять.
— Как тебя звать? — вступил в разговор Зани.
— Я Чорик, главный садовник — хотя теперь в садовниках только я и остался.
— Твой хозяин был чем-то обеспокоен? — спросил Дагориан.
— Можно и так сказать.
— А как можно сказать еще? — поинтересовался Зани.
— Боялся он, вот что.
— Что его так напугало? — спросил Дагориан. Чорик пожал плечами.
— Не знаю, да мне и дела нет. Весна идет — мне сажать надо, а не забивать голову чужими страхами. Можно я пойду?
— Погоди, — сказал вентриец. — Ты живешь здесь, в доме?
— Нет, у меня свой домик, там, в лесу. Теплый и уютный — мне, во всяком разе, подходит.
— А не случалось ли здесь в последнее время чего-нибудь странного? — допытывался Дагориан.
У старика вырвался сухой смешок.
— Странности тут все время творятся, как и у всех колдунов. Цветные огоньки в воздухе, пение по ночам — а сам еще спрашивает, почему куры нестись перестали. И зовет меня — приходи, мол, ночью, нам как раз одного до заветного числа не хватает. Нет уж, говорю, спасибо.