Если они пойдут на север, ему придется убить их.
Они толковали уже битый час, сумерки сгущались. Воин, бросивший лук, разгреб снег и развел костер. Сатулы, погревшись немного у огня, набросали в него сырых сосновых веток, и в меркнущее небо поднялся столб густого маслянистого дыма. Нездешний выругался.
— Зовут на подмогу, — сказал он псу. — Только откуда они ее ждут — с севера, с юга или с обеих сторон?
Рваный склонил голову набок и лизнул ему руку. — Придется уносить ноги, парень, а там будь что будет.
Он встал и тихо зашагал на юг, а собака потрусила за ним.
— Это бессмысленно, — проговорил Астен дрогнувшим, несмотря на все усилия, голосом. Карнак с усмешкой хлопнул его по плечу.
— Зря ты так беспокоишься, старина. Смотри сам: готиры намерены вторгнуться к нам, как только высадятся вентрийцы. На Дельнох они пойти не посмеют, поэтому заключили сговор с князем сатулов. Молодцы ребята — но я тоже умею заключать сделки. И если мы помешаем готирам, то сможем навалиться на вентрийцев всей своей мощью и разбить их в одном-единственном сражении.
— Все это превосходно, Карнак, но почему к сатулам должны ехать именно вы? Это безумие.
— Гален ручается, что опасности нет.
— Ба! — фыркнул Астен. — Я не стал бы верить этой змее, скажи он даже, что летом жарче, чем зимой. Как вы сами этого не видите?
— Что я должен видеть? Что вы с ним цапаетесь, как кошка с собакой? Большой беды в этом нет. Ты — славный полководец, зато он — мастер на всякие хитрости. Мне не нужно, чтобы мои офицеры походили друг на друга, но твоя неприязнь дошла уже до такой степени, что мешает тебе мыслить здраво.
Астен покраснел и перевел дух.
— Соглашусь с вами без ложной скромности: я хороший полководец, но таким, как вы, никогда не стану. Мне не дано вдохновлять солдат так, как это делаете вы. Без вас нам не обойтись — а вы вдруг вздумали ехать к сатулам всего лишь с двадцатью людьми! Сатулы ненавидят нас, Карнак, — а вас в первую голову. Перед Вагрийской войной вы во главе двух легионов вторглись к ним и разбили их наголову. Зубы Кашти! Не вы ли убили отца нынешнего их правителя?
— Древняя история! — буркнул Карнак. — Они — воинственный народ и понимают, что в бою без потерь не обойтись.
— И все же опасность слишком велика, — устало, понимая, что проиграл, молвил Астен.
— Опасность? — усмехнулся Карнак. — Боги, дружище, да зачем же иначе жить на свете? Заглянуть в глаза зверю, ощутить его дыхание на своем лице — вот в чем суть. Кем мы были бы, не будь в нашей жизни опасностей? Жалкими сосудами, которые старились бы и умирали без всякого толку. Я поеду в эти горы с моими двадцатью людьми, и явлюсь в самое логово князя сатулов, и добьюсь своего. Готиры не пройдут на Сентранскую равнину, и дренаи останутся целы. Разве ради этого не стоит рискнуть?
— Стоит, — громыхнул Астен. — Я, к примеру, охотно рискнул бы собой. Но без старого Астена, крестьянского сына, дренаи проживут. Есть много способных офицеров, которые займут его место. Но кто заменит вас, когда сатулы предательски расправятся с вами и приколотят вашу голову к воротам своего дворца?
Карнак помолчал.
— Если я все-таки умру, — сказал он наконец, — победу одержишь ты, Астен. Ты у нас вояка хоть куда, и люди это знают.
— Вот что я скажу вам, Карнак. Если Гален по какой-либо причине вернется без вас, я перережу ему глотку.
— Так и сделай, — хмыкнул Карнак и повторил уже серьезно: — Так и сделай, дружище.
Глава 13
Черно-серые стервятники с раздутыми животами скакали по равнине. Некоторые еще трудились над трупами, валявшимися около порушенных юрт. Вороны шмыгали между крупными птицами, отщипывая куски мяса. Дым лениво струился вверх от горящих шатров, сливаясь в сплошную серую пелену.
Ангел направил коня к месту побоища. Стервятники, что были поближе, вразвалку отошли прочь, остальные не обратили на всадников никакого внимания.
— Это племя Зеленой Обезьяны, — сказал Белаш. — Не Волки. — Он соскочил с седла и стал осматривать трупы.
Ангел не стал спешиваться. Слева от него лежала кучка тел, расположенных по кругу, — женщины и дети внутри, мужчины снаружи. Последние воины погибли, защищая свои семьи. Одна женщина прикрыла телом свое дитя, но копье, вошедшее ей в спину, пронзило и ее, и ребенка.
— Здесь больше сотни убитых, — сказал Сента. Ангел кивнул. Справа лежали тела пяти младенцев, которым разбили головы. На тележном колесе рядом запеклась кровь, и было слишком очевидно, как их убили.
— Около тысячи солдат, — сказал Ангелу Белаш. — Они едут в горы.
— Что за бессмысленная бойня? — прошептал Ангел.
— Отчего же? Они ведь не только зло творят.
Ангел ощутил острый укол стыда, услышав собственные слова, но промолчал и въехал галопом обратно на холм, где ждала Мириэль.
Лицо у нее было пепельного цвета, и она так вцепилась в луку седла, что костяшки пальцев побелели.
— Я чувствую их боль, — сказала она. — Чувствую, как свою, Ангел. Не могу от нее отгородиться.
— Ну так и не пытайся, — сказал он. Она испустила прерывистый вздох, и огромные слезы покатились у нее по щекам. Ангел спешился, снял ее с седла и прижал к себе. Тело ее сотрясалось от рыданий.
— Это все в земле, — прошептала она. — Память впитывается вместе с кровью. Земля знает. Он гладил ее по спине, по волосам.
— Это не первая кровь, которая пролилась в нее, Мириэль. А они больше не страдают. Ее горе сменилось гневом.
— Что за люди могли сотворить такое? — вскричала она.
Ангел не знал, что ответить. Одно дело — убить человека в бою, другое — взять ребенка за ножки и… Он содрогнулся. Это превышало всякое понимание.
Остальные подъехали к ним. Мириэль вытерла слезы и повернулась к Белашу:
— Солдаты преграждают нам дорогу к горам. Это твоя земля. Что ты посоветуешь?
— Есть тропы, которых они не знают. Я проведу вас, если вы еще не раздумали ехать дальше.
— С какой стати мы должны раздумать?
— Там, куда мы едем, времени для слез не будет, женщина. Только мечи и отважные сердца.
Ответив ему холодной улыбкой, она села на коня.
— Веди, Белаш. Мы следуем за тобой.
— Зачем вам это? — спросила Шиа. — Мы не вашего племени, а старый Попробуй-убей ненавидит всех надиров. Скажи — почему?
— Потому что меня попросил об этом Кеса-хан, — сказала Мириэль.
— Это я понимаю, — помолчав, сказала надирка. — Ну а вы? — повернулась она к Сенте и Ангелу.
Сента с усмешкой обнажил меч.
— Вот этот клинок мастер выковал мне в подарок. Никто еще не превосходил меня в поединке, и я горжусь этим. Однако я не стал расспрашивать мастера о качестве стали и о том, хорошо ли он постарался. Я просто принял его дар и сказал “спасибо”. Понимаешь?
— Нет, — ответила он. — При чем тут твоя история?
— Все равно, что учить рыбу арифметике, — покачал головой Сента.
Ангел перегнулся к надирке с седла.
— Вот что, девушка. Мы с ним — лучшие бойцы из всех, кого ты знаешь, но причины, побуждающие нас ехать с тобой, тебя не касаются.
— Что ж, это верно, — без всякой обиды согласилась она.
Сента громко засмеялся.
— Тебе бы дипломатом быть, Ангел. Гладиатор только проворчал что-то в ответ. Белаш повел их на восток, к далеким горам. Мириэль и Шиа ехали за ним, Сента и Ангел замыкали. Над горами собрались темные тучи, молния прорезала небо, и грянул гром.
— Горы гневаются, — сказал Белаш Мириэль.
— Я тоже, — ответила она.
Восточный ветер с воем нес полотнища дождя по голой степи, и скоро всадники промокли насквозь.
Несколько часов они ехали так, и вот над ними нависли Лунные горы. Дождь утих, и Белаш свернул к югу, оглядывая кручи впереди и степь на севере. Солдат они по дороге не видели, но теперь, когда тучи рассеялись, стал заметен дым множества костров, сливавшийся с серым небом.
— Здесь начинается тайная тропа, — сказал Белаш, указывая на гору.
— Где? — Ангел не видел никакого намека на тропу в черном базальте. Белаш въехал на осыпь — и вдруг исчез. — Ядра Шемака! — заморгал Ангел.
Мириэль направила своего коня вверх, остальные последовали за ней. Трещина в скале около четырех футов шириной, почти невидимая снизу, вела в блестящий черный туннель. Мириэль въехала туда, Ангел за ней. Между ногой всадника и стенкой едва проходил палец, а порой ноги приходилось задирать на седло, чтобы дать лошади пройти. В этом тесном пространстве у Ангела участилось сердцебиение. Наверху громоздились каменные глыбы, грозящие того и гляди обрушиться.
— Если на эти каменюки сядет бабочка, они тут же рухнут, — промолвил Сента.
Его голос породил в трещине гулкое эхо. Сверху донесся тихий гул, и облачко черной пыли слетело на скальный пол.
— Молчите! — шепнула Шиа.
Вскоре они выехали на широкий карниз над кратером, где стояло больше сотни юрт. Белаш ударил коня каблуками и поскакал вниз по склону.
— Вот мы, полагаю, и дома, — сказал Сента.
С высоты Ангел видел безбрежную бурую степь за горами, пересеченную там и сям зелеными балками и грядами холмов. Бесплодная, сухая земля — но в этот час, когда солнце садилось в грозовые тучи, ее суровая краса тронула сердце воина. Краса стального меча, сильная и неуступчивая. Ни полей, ни лугов, ни серебристых ручьев; даже холмы здесь голые и неприветливые. Ангел услышал голос земли.
"Будь сильным или умри”, — говорила она.
Горы высились вокруг зубчатой черной короной, и юрты надиров казались хрупкими, почти ненастоящими по сравнению с вечными скалами, на которых стояли.
Ангел содрогнулся.
Сента прав — они дома.
Альтарин злился. Злость разбирала его с тех самых пор, как император отдал ему этот приказ. Какая доблесть в том, чтобы истребить скопище ползучих гадов? Какое в этом отличие? Через несколько дней главное готирское войско двинется сквозь земли сатулов в Дренай, на Сентранскую равнину, где встретится в бою с дренайской армией.