— Ну а почему бы нам просто не выбрать себе нового хёвдинга? — прямо спросил я.
— И кого же? Тебя? — фыркнул Асмунд.
— Мы тут все передерёмся, — махнул рукой Кнут.
— Кого ты предлагаешь? — спросил Хальвдан.
Я хотел было предложить свою кандидатуру, но тут же понял, что ещё не время. Два-три человека, может, и проголосовали бы за меня, но не больше. Слишком уж я молод и неопытен по их меркам, а это мгновенно срезает все шансы принять командование над отрядом. Я, в конце концов, не Аркадий Гайдар, который полком в шестнадцать лет командовал, здесь я всего лишь молодой дренг, салага. И плевать, что я знаю больше, чем все они, вместе взятые, и крови пролил, может быть, столько же. Я это никак не показал и пока не собирался показывать. Здесь заполучить такую должность в юном возрасте смог бы лишь исключительно удачливый человек, а я пока не успел проявить себя с этой стороны.
— Не знаю. Гуннстейна, — пожал плечами я.
Кормчий приосанился, поглаживая седую бороду здоровой рукой, но я прекрасно понимал, что боевой командир из него, как из дерьма пуля.
— Пусть лучше Кнут.
— Хромунд.
— Нет, Вестгейра в хёвдинги!
— Пусть Токи покомандует, хоть разок!
За столом вновь поднялся шум и гам, споры тут же перетекали в пьяный смех, но до ссор не доходило. Наш поединок с Олафом, похоже, на какое-то время отбил у всех желание драться между собой.
— Бранда в хёвдинги, — пробасил Рагнвальд.
— Да, Бранд! — выкрикнул Торбьерн.
Я удивлённо посмотрел на обоих. Такого поворота я, мягко говоря, не ожидал.
Глава 10
Само собой, никаким хёвдингом меня не выбрали, дело не ушло дальше пьяной болтовни, но сама тенденция мне понравилась. Это значило, что хотя бы теоретически такая возможность есть. Мы просто перепились местной браги, эля и мёда, заблевали все углы в таверне, помянули всех павших, отдельно вознесли хвалу Кетилю Стреле. Потом Торбьерн попытался декламировать новую сагу, а потом попытался с кем-то подраться. Но, как мы и договаривались с хозяином таверны, ничего крушить и ломать мы не стали. А Кеолвульф отсыпался в конюшне, даже не попытавшись сбежать, несмотря на то, что я забыл связать его на ночь.
Похмельные и злые, мы отправились на местное торжище, чтобы наконец сбагрить всё награбленное вместе с лошадьми и сбруей. По-хорошему, надо было всё перебрать, посчитать, отмыть от крови и грязи, в общем, подготовить к продаже, но мы слишком торопились, потому что увидели на пристани его. Корабль. Драккар.
Продавал его какой-то ирландец, скользкий, как угорь. Драккар явно был побит жизнью и избороздил немало морей, но Гуннстейн, едва завидев его, помчался к кораблю, словно лось во время гона, позабыв и про сломанную руку, и про торжище, и про нас всех.
— Корабль хороший! Добрый корабль! — забавно глотая окончания слов, заявил ирландец. — Меня звать Муиредах, я этот корабль купил! Теперь продаю!
На палубе и скамьях драккара виднелись тёмные пятна въевшейся в доски крови, и если этот Муиредах на самом деле его купил, то платил он не золотом, а железом, и свою долю получил каждый из членов команды.
Вёсел не хватало, парус тоже знавал лучшие времена, но сам корпус был целым и невредимым, а просмолённое и законопаченное днище не пропускало воду, и это, по словам Гуннстейна, было гораздо важнее.
— Как зовут этого скакуна фьордов? — спросил Гуннстейн, любовно поглаживая рулевое весло.
— Э-э-э… «Морской сокол»! — выпалил продавец, не сразу поняв, что имеет в виду норманн.
— Доброе имя, — закивал старик. — Сколько ты просишь за него?
— Двести марок, — заявил ирландец.
— Двести марок? Лопни мои глаза, это что, по-твоему, Скидбладнир*? — возмутился Гуннстейн.
— Ха! Да этот корабль даже лучше! И я делаю вам, как уважаемым людям, хорошую скидку! — воскликнул ирландец. — Дешевле корабля вы не найдёте!
Я, честно признаться, вообще не думал, что мы найдём какой-то другой корабль на продажу, Кембридж оказался недостаточно большим городом, чтобы в нём на каждом углу торговали драккарами. Это вам не Париж, и даже не Неаполь. Вернее, не Хайтабу и не Уппсала. Да и вообще драккары на продажу никто не делал. Мастера-корабелы имелись, но работали они исключительно под заказ, слишком уж сложным и трудоёмким был процесс.
Но это я просто не сразу понял, что стал свидетелем древнего ритуала торга, в нашем времени оставшемся только на восточных базарах. Искусство торговаться среди нас давно утрачено, и я тоже торговаться не умел и не любил. А здесь и Гуннстейн, и ирландец явно знали в этом деле толк и даже получали от этого удовольствие.
— Я бы сказал двадцать марок, а не двести, вот же, глянь сюда! Тут уже завелась плесень! — фыркнул Гуннстейн.
Мы не вмешивались в переговоры, изображая мебель и поглядывая по сторонам. Кембриджская пристань особого впечатления не производила, ни на меня, ни на остальных норманнов. Деревянные мостки, рыбачьи сети, утлые лодочки.
— Плесень? Да тебе просто мерещится, старик! Так и быть, из уважения к твоим сединам, сто девяносто! — ответил Муиредах.
— Нет, мне не мерещится, ирландец! К тому же, посмотри, разве можно просить двести марок за такое непотребство? Здесь даже нет вёсел на всех гребцов! Клянусь, мой дед зарубил бы тебя на месте за подобное! — взревел Гуннстейн.
— Твой дед наверняка был достойным человеком и славным мореходом, но и он бы не оскорбил меня ценой в двадцать марок, когда этот прекрасный корабль стоит все двести! — парировал Муиредах.
Я понял, что торг затянется и оказался прав. Здесь вообще ритм жизни был совсем другим, нежели тысячу лет спустя. Куда более неторопливым.
— Клянусь костями моей матушки, ты бы и из дьявола душу вымотал, норманн! — воскликнул ирландец спустя добрых полчаса. — Так и быть, семьдесят марок, по рукам!
— По рукам! — ответил Гуннстейн, совершенно взмокший от жаркого спора.
Они пожали друг другу руки, а мы внезапно стали обладателями драккара, на котором могли наконец покинуть берега Восточной Англии. Но, как выяснилось, одного лишь плавсредства будет недостаточно, нужна ещё целая куча всякого добра, которое, разумеется, в комплекте с кораблём не шло, Муиредах предусмотрительно вытащил всё перед продажей. Хотя его никто не винил, так поступил бы каждый.
— Бранд, — наш кормчий подошёл ко мне, требовательно протягивая руку.
Сперва я хотел, чтобы серебро, добытое из тайника, стало нашей маленькой тайной с Торбьерном и Хальвданом, но мой кузен растрепал о добыче почти сразу же, и её, разумеется, записали в общую. Хотя хранился клад всё ещё у меня.
Семидесяти марок там, конечно же, не было, иначе мне пришлось бы таскать за пазухой почти пятнадцать килограмм металла. Муиредах любезно согласился взять часть наших товаров, моментально почуяв собственную выгоду, потому что на разнице стоимости он сделает ещё больше денег, чем если бы мы заплатили твёрдой монетой.
В общем, по итогам сделки все оказались счастливы. Муиредах радовался тому, что ловко облапошил банду норманнов, а мы радовались, что приобрели корабль и избавились от солидной части наших трофеев. Тем более, что лишних вопросов ирландец не задавал, прекрасно видя, кто мы такие и откуда у нас саксонские шлемы и прочее барахло.
«Морской сокол», очевидно, принадлежал какому-то знатному датчанину или шведу, не раз ходившему на этом корабле в вик, и мы надеялись, что теперь драккар послужит и нам. Гуннстейн сразу же назначил Кьяртана и Асмунда в караул, памятуя о судьбе «Чайки», Олаф и Лейф взялись отскабливать доски от пятен крови, а меня он отправил за моим рабом.
— Надо принести жертвы, — заявил Гуннстейн, когда я вернулся вместе с Кеолвульфом.
— Ладно, сейчас сходим на рынок, — пожал плечами я. — Кого лучше взять, барашка или поросёнка?
Я не думал, что по здешним улочкам мне понадобится проводник, но если у меня есть собственный раб, то тащить покупки самому незачем. Иногда Гуннстейн оказывался прозорлив, если это не касалось дележа власти в команде.
— Нет, зачем? — нахмурился кормчий. — Есть же твой сакс.
Кеолвульф оказался сообразительнее меня, дёрнулся бежать, но его тут же крепко схватили Кнут и Рагнвальд.
— Вот именно, это мой сакс, и брать своих вам никто не запрещал, — твёрдо сказал я. — И я не дам его резать. Отпустите его, парни.
Они подчинились, но очень неохотно.
— Мы явно разгневали богов, Бранд, — сказал Рагнвальд. — Сначала тот шторм, потом хёвдинг, потом мы и вовсе лишились корабля. Нам нельзя выходить в море, не принеся жертв. Иначе Ран утащит нас в свои сети.
— Забейте курицу, — посоветовал я.
— Новый корабль надо заново освящать! — требовательным тоном произнёс Гуннстейн.
— На нём вроде и так пролилось крови столько, что и не отдраишь, — отрезал я. — Купите себе своего раба.
— Проще зарезать твоего, — сказал Кнут.
— Это мой сакс, — с нажимом повторил я. — Купите себе своего, и делайте с ним, что хотите.
Я успел уже привыкнуть к Кеолвульфу и не хотел, чтобы его кровью окропили нос драккара, но больше всего меня возмутила эта нелепая попытка меня прогнуть. Вот он-то точно в общую добычу не входил. Я взял его в плен в бою, и никто не мог это оспорить. Взятое в бою принадлежит тому, кто это взял, снятое после боя — идёт в общую добычу, это мне пояснили давно, быстро и доходчиво. В конце концов, этот мерсиец показал себя довольно сообразительным и полезным, когда вёл нас к Кембриджу.
— Спасибо, господин, — пробормотал Кеолвульф, юркнув за мою спину.
— Значит, идите на рынок, — махнул рукой Гуннстейн. — Но если в море с кораблём что-то случится, знай, это ты не дал освятить его как подобает!
— Если в море с кораблём что-то случится, то это ирландец втюхал тебе гнилое корыто, — сказал я.
— Это боевой драккар! — вспылил Гуннстейн.
— Это Кембридж. Ты серьёзно хочешь убить сакса посреди христианского города, чтобы освятить корабль? — спросил я.