— Нам-то не гони, — фыркнул Торбьерн.
Я в ответ просто пожал плечами. Мы вошли внутрь, туда, куда указал нам часовой, немного прошлись по коридорам, где ещё сохранились старые римские фрески, и очутились в личных покоях короля. Ивар, Сигурд, Хальвдан, Убба и ещё несколько их дружинников были здесь, переворачивая вверх дном шкафы и сундуки в поисках ценностей. Даже при том, что им выплатили данегельд, Рагнарсоны всё равно решили ограбить королевский дворец. Прежде, чем тут обосноваться.
— Приветствую милосердных и щедрых, — сказал я, остановившись в дверях.
— Ты ещё кто? Кто тебя впустил? — нахмурился Хальвдан, почуяв насмешку в моих словах.
— Меня никто и не пытался остановить, — пожал плечами я. — Бранд Храфнсон, хёвдинг трандхеймцев.
— Юный хёвдинг, точно, — расплылся в улыбке Ивар. — Я тебя помню.
— Чего тебе тут нужно? — сварливо произнёс Сигурд.
Я помолчал, глядя на творящийся в королевских покоях бардак. Дорогие одежды валялись на полу, затоптанные в пыль, словно обычные тряпки, серебро и золото кучками лежало тут же, перевёрнутые сундуки и распахнутые шкафы создавали впечатление, что в дом просто забрались воры, пока хозяина нет дома. Это не было похоже на поведение захватчиков, пришедших властвовать, это скорее напоминало о простых набегах.
— Мне? Я ищу справедливости, — сказал я.
— Если кто-то тебя оскорбил, вызови его на поединок, и делу край, — проворчал Змееглазый. — Вот справедливость, в которую верю я.
— Нет, оскорблений не было, — сказал я. — Но несправедливость есть. Со мной тут скальд, мой брат, он свидетель.
— Чему? — нахмурился Хальвдан.
— Я думаю, юный хёвдинг пришёл укорить нас, — рассмеялся Ивар. — Что мы грабим дворец, пока остальные довольствуются подачкой христова жреца.
— Может, укоротить его на голову? — подал голос Убба.
Я медленно перевёл взгляд на него. Убба, хоть и был самым недалёким из всех, слыл опасным противником, и это виднелось в каждом его движении. Я понял, что не хотел бы выйти с ним на освящённую шкуру.
— Нет, смелость надо уважать, — покачал головой Сигурд. — Это смелый поступок.
Ивар криво усмехнулся.
— Неужто тебе не хватило добра из местных деревень и монастырей? — спросил он.
— Деньги — брызги, — сказал я.
— Так ты пришёл не за золотом? — хмыкнул Хальвдан.
— Меня не интересует золото, — сказал я.
Торбьерн попытался что-то шепнуть мне на ухо, но я отмахнулся от него, как от назойливого комара.
— А вот моих людей интересует, — добавил я.
— Мы грабим дворец, потому что Элла убил нашего папашу, — сказал Убба.
— Будет нечестно по отношению к остальным командам, если мы допустим сюда и вас, разве нет, искатель справедливости? — сказал Хальвдан.
— Да бросьте, — сказал Ивар. — Это он подал мне идею напасть в праздник.
Хальвдан фыркнул.
— Наш отец проделывал то же самое в Париже, когда франки праздновали воскрешение их распятого бога, — сказал он. — Я сам там был, вместе с Сигурдом и Бьёрном.
— Тогда зачем вы хотели осаждать город? — спросил Ивар. — Парень заслуживает награды. Он предложил это, а вы, которые были в Париже с отцом, нет.
— Ты и так дал ему достаточно, — возразил Сигурд.
— Это мне решать, — сказал Ивар.
— Можешь дать ему из своей доли, — сказал Убба.
Я молча следил за их небольшим спором. Меня устроил бы любой исход.
— Эй, ты! Это ты скальд? — спросил вдруг Ивар у моего кузена.
— Д-да, — неуверенно кивнул Торберн.
— Когда будешь складывать песню о взятии Йорвика, не забудь упомянуть о щедрости Ивара Рагнарсона, — сказал Ивар. — И о скупости моих братьев.
— Д-да, господин, — кивнул Торбьерн, робея от общения с вождями.
— Я вырву тебе язык, скальд, — пригрозил Убба, но Сигурд жестом заставил его умолкнуть.
— Ладно, это справедливое требование, парень заслуживает награды, — глянув на меня своими змеиными глазами, произнёс Сигурд, и я почувствовал колючий холод в его взгляде.
Похоже, я нажил себе новых врагов. Могущественных врагов.
— Бери, что хочешь, в этой комнате, — сказал Ивар.
— Для себя и для своих людей, — великодушно добавил Хальвдан.
Я склонил голову в знак благодарности, прошёл вглубь королевских покоев. Лодброксоны вытащили всё ценное из сундуков и шкатулок, так что рыться мне не пришлось. Из кучки золотых украшений я выудил длинную толстую цепочку.
— Это для моих людей, — сказал я, протягивая цепочку Торбьерну.
А для себя я не видел ничего стоящего среди этой добычи. Я вновь принялся обшаривать комнату взглядом, пока не наткнулся на меч в ножнах, висящий на стене. Рукоять меча переливалась красным, простая прямая гарда была украшена серебром. Я протянул руку к мечу.
— Нет! — воскликнул Убба.
— Да, — возразил Хальвдан.
Я снял меч со стены и сжал рукоять в ладони, чувствуя, как немеют пальцы, словно становясь единым целым с прохладным металлом. Больше я с этим мечом не расстанусь. Ни за что.
Глава 23
Вечером должен был состояться большой пир, на который пригласили всех ярлов и хёвдингов. В королевском замке для командиров и особо отличившихся хирдманнов, вместе с Рагнарсонами, Простые воины гуляли под открытым небом, во дворе крепости, и для этого пира пришлось опустошить не только королевские запасы, но и городские склады. Армию язычников не накормить пятью хлебами и двумя рыбами.
Золотую цепочку, взятую у Рагнарсонов, поделили на равные части, причём от своей доли я отказался. Моей наградой, превосходящей по стоимости и эту цепочку, и наш драккар, и все сокровища мира, стал один из лучших мечей, что я когда-либо видел.
Ножны были самыми простыми, обитыми кожей, но клинок оказался настоящим произведением искусства. Длиной около восьмидесяти сантиметров, с широким долом, сужающийся к острию, он оказался украшен инкрустацией в виде крестов. Узкая гарда мне не нравилась, и я бы её заменил на прямую и широкую, а вот рукоять с обмоткой из медной проволоки, переливающаяся на свету, завораживала и притягивала взгляд. Сбалансирован клинок был превосходно. Я тут же пристегнул ножны с мечом к поясу, понимая, что сорвал джекпот. Меч из королевских покоев поистине был достоин короля.
Такому клинку обязательно требовалось собственное имя, и я нарёк его Кровопийцей.
Я понимал, что кто-то из Рагнарсонов уже мысленно присмотрел его для себя, скорее всего, Убба, и вскоре за этим мечом могут прийти. Но оставаться без своей заслуженной награды я не желал. А я её заслужил. Тем, что принёс им весть про Рагнара и тем, что подал идею напасть в праздник.
Главное, чтобы саксы не сделали то же самое, когда праздновать будем уже мы. Например, под утро, когда даже самые стойкие рухнут под столы, упившись эля.
Нам позволено было взять с собой троих человек в сопровождение, и я взял Торбьерна, Хальвдана и Гуннстейна. Остальные будут пить на улице.
Когда начало смеркаться, мы всей командой отправились к крепости, во дворе которой уже сколотили столы и рабы выкатывали бочки с элем и вином. Поскупившись на золото, Рагнарсоны не скупились на еду и выпивку, пытаясь хоть так загладить свой поступок.
Во дворе витал запах жареного мяса, такой одуряющий, что мне сразу же захотелось научить местных жарить шашлык и употреблять его под водочку. Но с питием и обжорством местные и без меня неплохо справлялись, а самогонный аппарат я пока так и не собрал.
На входе нас остановил часовой, злой как собака от того, что ему приходится тянуть лямку, пока все остальные развлекаются.
— С оружием нельзя, — хмуро произнёс он.
Расставаться с новообретённым клинком не хотелось, но я понимал, почему в пиршественный зал нельзя проносить оружие. Слишком легко весёлый пир может перерасти в побоище и резню.
— Как твоё имя? — спросил я.
— Кормак, — сказал часовой.
— Если с этим мечом что-то случится, я найду тебя, Кормак, — сказал я.
— Как скажешь, — пожал плечами он.
Пришлось разоружиться. Мы сдали всё, кроме ножей, в импровизированную оружейку, где я увидел и другие мечи, не менее роскошные. Это меня немного успокоило.
В главном зале, где раньше пировали саксонские короли, теперь веселились захватчики-норманны, и от их громкого хохота сотрясались стены. Мы немного припозднились, почти все хёвдинги Великой Армии уже были здесь, и наше появление вызвало целый шквал бурных приветствий. Нас буквально заставили выпить штрафную.
На почётных местах восседали братья Рагнарсоны. Хальвдан, снова в белой рубахе, глодал свиное рёбрышко, капая жиром на дорогущий заморский шёлк, Сигурд и Ивар пили из золотых кубков, поглядывая на происходящее в зале, Убба тискал какую-то замученную служанку, силой усадив её к себе на колени. Другие вожди Великой Армии пили, ели и веселились, похваляясь своими подвигами и рассказывая небылицы. Что характерно, хирдманны братьев пировали здесь, вместе с вождями, а не во дворе, с остальной армией.
Прислуживали во время пира саксонские женщины, по всей видимости, знатные, взвизгивая каждый раз, когда очередной пьянчуга щипал их за задницы. По залу бегали лохматые собаки, порой устраивая драки из-за брошенных на пол объедков и обглоданных костей. А в остальном этот пир ничем не отличался от любого другого масштабного застолья. Такой же шум, гам, разговоры ни о чём, хохот и все прочие атрибуты, включая уснувших за столом и блюющих в уголок.
Чувствовал я себя не очень уютно, полагая, что на улице, с простыми воинами, мне было бы комфортнее. Я, хоть уже и привык к местным обычаям и традициям, полноценно принимать участие в этих забавах не мог.
Зато Торбьерн и Хальвдан, впервые очутившись на подобном пиру в качестве приглашённых гостей, отрывались как могли. Гуннстейн молча цедил слабенький мёд, не вылезая из-за стола, а я сидел рядом с ним, больше налегая на жареную говядину.
С другой стороны от меня сидел какой-то шумный смоландец, постоянно рыгающий и громогласно хохочущий по любому поводу, чем он изрядно меня раздражал. Складывалось ощущение, что я отбываю какую-то повинность, что я чужой на этом празднике жизни. Мне хотелось поскорее уйти, забрать свой новый меч и поупражняться с ним, а не сидеть тут, слушая, как кто-то кому-то отрубил ногу одним ударом.