— Что за намек? Чем нафаршированы бандитские тачки, я знаю лишь понаслышке. — Так как последнее замечание было сделано очень уж нарочито, я решила слегка обидеться и пококетничать.
Но Юра совершенно не хотел поддерживать игру.
— Не скромничай. Никита известно что за тип. Признаюсь, не подозревал, что у тебя такой темперамент. И куда тебя тянет? Прямо какая-то Александра Коллонтай. И не надо, — торопливо продолжил он, увидев, что я хочу возразить, — рассказывать, что Антонов интеллигент и тонкая натура. Он слегка пообтесался, чтобы не пугать местное население, очки носит…
— Дались вам всем его очки.
— Не понял. Впрочем, это не важно. На чем я остановился?
— На моем темпераменте, — подсказала я с раздражением.
— Вот-вот… Все вы дико темпераментные люди. Везет мне на вас… В общем, в тот вечер как раз и случился очередной взрыв темперамента. Эти уроды включили музыку на полную громкость, что-то тяжелое. Мать сразу взбесилась, начала орать в окно. Они, конечно, не слышат, а если бы и услышали, то послали бы ее подальше. Тогда она набросилась на меня: мол, иди вниз, скажи, чтобы выключили. Я говорю, мне жить еще не надоело. И что ты думаешь? Она схватила первый попавшийся тяжелый предмет — бутылку шампанского — и не пожалела, шваркнула с шестого этажа им на крышу. Надо сказать, они здорово испугались, наверное, решили, что в них выстрелили из гранатомета.
Я живо представила себе всю эту картину, особенно Ольгу Арсеньевну с камеей у ворота, замахивающуюся бутылкой шампанского, как каким-нибудь «Коктейлем „Молотов“», и мне стало дико смешно.
— Юра, у тебя фантастическая мать! Я, видимо, плохо разбираюсь в людях, потому что недооценила ее.
— Зато кое-кто оценил. — Юра немного смягчился. — Дальше ей сразу стало легче, несмотря на то что музыку они так и не выключили: видимо, сказался шок, крышу им здорово помяло. Правда, довольно быстро пришли в себя и сразу нас вычислили. Стали молотить в дверь, угрожать… А матери мало было уже полученных эмоций, захотелось еще, чтобы оторвали голову. Она взяла и открыла дверь. Тут ввалились два жлоба, а следом — Антонов. Антонов так вежливо, тихим голосом говорит: вы нанесли мне ущерб, с вас сколько-то там тысяч долларов США, какая-то совершенно фантастическая сумма. А мать с видом королевы отвечает: вы нанесли мне ущерб самим своим существованием, тем, что осмелились приехать в этот город и осквернить его… Ну и так далее. Те, которые были с Антоновым, просто ошалели от ее тирады. Мало что поняли, конечно, но приготовились лютовать, а команда все не поступает. Потом Антонов осмотрел комнату и говорит: у вас тут очень мило и уютно. А мать: могу налить вам чаю, потому как шампанского больше нет. И смотрит на него вызывающе, как Мария Стюарт на Елизавету Английскую. Тут я попытался встрять; говорю, извините нас, пожалуйста, у женщины эмоциональный срыв, а ущерб мы возместим, что-нибудь продадим… А он: ну, в таком случае, пусть отдохнет, мы зайдем в следующий раз. И тут они вышли, сели в свою помятую тачку и уехали. — Юра выжидающе на меня посмотрел.
— Ты ничего не сочинил? У вас тогда ничего не забрали? — Хотя глупо было интересоваться. Кому как не мне знать, что наш уважаемый страсть как любит неожиданные ходы. Сама практически свалилась ему на голову.
— Ничего у нас не забрали. А наоборот, пришел он через день в гости. Конфеты, шампанское, не «Советское» конечно, «Вдова Клик». И начались у них задушевные беседы. Мать в него просто влюбилась.
— Ну ты прямо как сказитель. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
— Кстати, я тогда тоже подпал под его обаяние. Ну, на самом деле, был безумно благодарен за то, что он простил нам все это дело. И ты знаешь, ведь в наших кругах все на комплексах, все нищие, но гордые, все в рефлексии. Таких уверенных в себе людей нет. А этот его имидж подкупает, да ты сама хорошо знаешь. Поэтому, когда он сказал мне, что пора, мол, становиться нормальным человеком, я жутко обрадовался. На что угодно был готов. Мать, кстати, если уж рассказывать все, тоже. Но он на это не пошел, сексуальные предпочтения у него все-таки проще. Это я увидел, когда впервые попал на одну из загородных вечеринок.
— Ты, я слышала, тоже непривередлив. Официантки, продавщицы…
— Ну, такая у меня была реакция на происходящее.
— А сейчас у тебя как с личной жизнью?
— Не беспокойся, я не страдаю от одиночества.
С одной стороны, такое положение вещей меня устраивало. С другой стороны, было немного обидно, что Юра уже успел забыть меня.
— Прекрасно, значит, тебе надо думать о будущем. Ты же не забыл, что тебя могут в любой момент слить?
— Вероятность велика, — он прореагировал очень спокойно, — но у тебя тоже. А у твоих братьев шансов, если вдуматься, еще больше. Ты знаешь, я даже восхищаюсь твоим упорным стремлением вскарабкаться на самый верх. Но до настоящего папы тебе не добраться, моя проворная девочка. — Он ухмыльнулся.
Да, Юра заметно изменился. Прямо непонятно, с какой стороны к нему подступиться. Может, пока не поздно, прекратить этот разговор?
— Хочешь копать под Антонова? — продолжал тем временем Юра. — Что ты будешь со всем этим делать? Это тебе не из постели в постель прыгать, тут нужны ум и решительность. Надо уметь ничего не бояться, просчитывать все на несколько ходов вперед, такие вещи знать, которые тебе и не снились. Куда тебе.
— Я так понимаю, — от обиды у меня потемнело в глазах, — данный посыл возник оттого, что ты боишься, будто я попрошу тебя тоже что-нибудь просчитать. А тебе-то слабо! За это время ты даже не попытался разобраться в том, что происходит внутри структуры.
— А я, Лелечка, и не хочу предпринимать что-либо. Тем более против Антонова. Он дал мне многое, а взамен требует лишь сущую безделицу — вести себя прилично да не лезть куда не надо. А это у меня в крови. Надо будет слиться — я сольюсь. Вряд ли понадобится убивать такого безобидного человека, как я. И тебе советую сидеть тихо. Придет время, отправят тебя на заслуженный отдых. Годы-то твои уже какие, почитай, не девочка.
— Мерзкая, рабская психология.
— А какая твоя психология? Правильно мать говорит: ты предала интересы своего класса.
— Что за бред? — интересный поворот получился.
— Ничего не бред. Ты же путаешься с ними не по необходимости. Ты же от души! Для тебя вся эта история — сплошные чудные открытия. Ты кайфуешь от них, от этих… — Он запнулся.
Воспользовавшись моментом, я выпалила:
— А как же, в такой работе необходимо настоящее, неподдельное вдохновение. И тут мне повезло…
— Тварь!
— Что-то ты забыл, что умение вести себя прилично у тебя в крови. И кстати, ты только что признался, что сам кайфуешь от Антонова. И мне кажется, что эта любовь посложнее моей, у меня ведь просто гормоны, а у тебя полное поражение рассудка. Иначе ты бы понимал, кто из нас, как ты мило выражаешься, тварь.
— Ну, извини, это я в сердцах. — Драматические сцены даются Юре тяжело, и ему уже стало неловко. — Твои ощущения — это твое личное дело. Но впутывать меня во всякие безнадежные интриги не надо.
— То есть ты уверен, что тебя ждет благополучная старость и приличная пенсия.
— Именно так.
— Ну что ж, тогда до свидания.
— Пока. Будь осторожна.
В последних словах даже проскользнула некая теплая интонация. Впрочем, какая разница! За Юрой захлопнулась дверь, и я осталась без союзника.
Глава 4
И вот мы оказались в Крыму. Почему-то было принято решение поселиться в гостинице «Ялта». Я, признаться, не люблю огромные гостиницы. А у «Ялты» один только вестибюль размером с аэропорт, и все остальное соответствующее. Так как в новых экономических условиях освоить этого монстра советской гостиничной индустрии оказалось невозможным, жизнь здесь развивается по этажам. Некоторые этажи повышенной комфортности с кондиционерами, евроремонтом и номерами люкс, другие — для тех, кто отдыхает по профсоюзным путевкам. Едешь на лифте, двери открываются, а на этаже мрак, линолеум и обшарпанные двери. Так и есть, перепутала этаж! Скорее наверх, к галогеновым лампам и ковровым дорожкам. На пляже почему-то не предусмотрели возможности деления по социальным группам, что явно бесило Лекса, который отсиживался в самом дорогом баре, где коротали время сливки местного общества. Понятно, что все эти муки мученические он принял неспроста, однако с недавнего времени мое желание что-то разузнать как-то сникло, и я решила просто отдыхать и наблюдать жизнь.
Кстати, жизнь здесь отстает от нашей лет на пять. Все еще в моде толстые золотые цепи, могучие затылки, внушительные животы и мобильные телефоны, в качестве особого аксессуара, на манер державы или скипетра. То есть их стараются не выпускать из рук, а говорят очень громко, практически орут, чтобы окружающие понимали, что решаются важные вопросы. Расстаются с телефонами только во время купания, при этом особый шик — если у кромки воды стоит охранник и держит сотовый наготове. У женщин принято прохаживаться по галечному пляжу на каблуках, краситься и душиться с раннего утра.
Мы с Лексом, скромно, по местным меркам, одетые и вообще недостаточно яркие, как-то затерялись на празднике изобилия, который день и ночь происходил в гигантской «Ялте». Зато Ирина с Китом с первого дня стали претендентами на звание первой пары курорта. Именно пары, потому что у них начался намечавшийся еще дома бурный роман. Они почти картинно выражали свои чувства, а иногда молча вставали посреди обеда и удалялись в номер, дабы, как все вокруг понимали, устроить бурную сиесту.
И они были прекрасны! Ирина вся в золоте, с ярким макияжем, в откровенных купальных костюмах, которых она взяла с собой великое множество, вызывала недвусмысленные чувства у многих мужчин и, конечно же, ненависть у их подруг. Кит, остригшийся перед отъездом, как он объяснил, из соображений гигиены, почти под ноль, прихватил на отдых весь свой старый гардеробчик, включая памятную майку с Медузой Горгоной на груди. Золотая цепь, конечно же, тоже не была забыта. Местную манеру ему даже не пришлось перенимать. Быковатый взгляд, жлобские интонации и соответствующий лексикон и так были при нем.