Не сочтя нужным рассказывать о вечной и непреходящей теме маленького черного платья в моде и тенденциях наступающего сезона, я спросила:
— Почему такие мрачные прогнозы? Может, все и обойдется.
— Потому, подруга, что я ни хрена не понимаю, что здесь происходит. По недостатку образования, а объяснить некому. — Он криво усмехнулся. — Ты тоже со своей хваленой образованностью ни бельмеса не сечешь. И если ты еще не просекла, то просекай! Скоро сюда пришлют чела, злого как смерть, который во всем разберется. И тогда…
— Что тогда?
— Ничего. Живы будем — поболтаем.
Правильно, конечно, он беспокоится, только вот не оттуда, откуда он думает, появится этот самый чел, это я точно знала, но вслух, конечно, не сказала.
— А почему бы тебе не уехать? Деньги у тебя кое-какие есть, поезжай, пока не поздно, к брату.
— А я знаю, где он? Это у твоего дружка нужно спросить. Да и найдут меня все равно. Из-под земли достанут.
Продолжать этот тягостный во всех отношениях разговор я не стала и, сославшись на усталость, пошла к себе. Никита реагировал равнодушно.
У себя я на всякий случай собрала в папочку все, что удалось раздобыть в результате моей немудреной шпионской деятельности. Набралось негусто: нечеткие фотки документов из папки, найденной в машине Никиты, да таинственные распечатки из ноутбука Лекса. Подготовившись таким образом к полной и безоговорочной капитуляции, я порепетировала рассказ о том, как Антонов оказался не Антоновым, и даже заснула.
Глава 6
Самое трудное было дождаться назначенного времени. Процесс одевания, причесывания и подкрашивания удалось растянуть на два с лишним часа, но, учитывая, что встала я рано, этого было явно недостаточно. Пришлось методично обзванивать все знакомые салоны красоты, дабы записаться на маникюр таким образом, чтобы подгадать завершение процедуры к началу встречи, разумеется, с поправкой на время просушки лака. Конечно же, везде все было занято, потому что всем именно сегодня захотелось продемонстрировать миру свои ухоженные руки. Наконец после долгих переговоров искомый вариант отыскался и можно было двигаться в город.
Выглядела я самым что ни на есть изысканным образом. Пригодились обновки — черные брюки и серая шелковая блузка. Еще на мне были тупоносые серо-голубые лодочки из кожи питона на высоком, но устойчивом каблуке, и легкий шерстяной кардиган асфальтового оттенка. Некрупные бриллиантовые сережки, светлый лак на ногтях и кожаная сумка формата папки от Valextra — скромное изделие из тисненой кожи цвета морской волны без лишней металлической фурнитуры и прочих украшательств, стоившее диких денег, — довершали мой исполненный благородства облик, который я явила на суд публики, собравшейся в этот час в «Астории» выпить чаю из чашечек, расписанных кобальтовой сеткой — фирменным орнаментом Императорского фарфорового завода, больше известного как Ломоносовский.
За столиком, удобно расположенным у окна, сидел Павел Викторович и тоже выглядел весьма импозантно в сером, в едва различимую тонкую полоску, костюме, сиреневой рубашке и глубокого бордового оттенка шелковом галстуке. Оба соседних столика были заняты мрачного вида молодыми мужчинами, попивавшими минеральную воду, то есть охраны было много.
— Добрый вечер, — поприветствовал меня Павел Викторович и, заметив мой интерес к своему наряду, продолжал: — Вот подобрали мне вчера в любимом магазине на Старо-Невском довольно смелый по моим меркам ансамбль. К костюму претензий у меня нет, но сомнения вызывает цвет сорочки. А вы что скажете? — И, не дав вставить ни слова, продолжил: — Продавец, правда, настаивал на розовой или хотя бы белой в розовую клетку, с таким, знаете, жестким крупным воротничком, который подпирает подбородок. Еле отвертелся. — Он добродушно хохотнул. — Эти молодые щеголи, которые там работают, могут уговорить клиента надеть юбку да еще скажут, что костюмчик получился консервативный и не мешало бы добавить сочных деталей. Я, правда, держался стойко и вот взял эдакую персидскую сирень.
— Вам очень идет, особенно с этим галстуком, — успела промямлить я.
— Но я все-таки вам признаюсь. Розовую клетку пришлось тоже взять, потому что это, видите ли, тренд сезона. А я совсем не хочу прослыть угрюмым консерватором… или, хуже того, мрачным жестоким старцем, губящим все живое. Собственно, поэтому-то я вас сюда, моя дорогая, и вызвал.
Подошла официантка.
— Закажу вам чаю. Какой предпочитаете — черный, зеленый, фруктовый?
— Черный, пожалуйста.
— Вот это правильно. Черный чай, к нему эти симпатичные баночки с джемами, мед, печенье, — стал наставлять официантку мой собеседник и, когда девушка отошла, резко изменив тон, сказал: — Уехать вам надо как можно быстрее. Скоро от вашей теплой компании мокрое место останется. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Не хотел предупреждать, но вот дал слабину, пожалел хорошенькую беспомощную женщину, да и грех не хочу брать на душу.
Беспомощную женщину нашел. Да у меня на руках, страшно сказать, четыре мужика, это как минимум. Псевдо-Антонов, на данный момент абсолютно беспомощный, беспомощный же Никита, беспомощный по жизни Юра, Вадик, которому страшно, ну и Ольга Арсеньевна тоже нуждается в поддержке.
— Если есть виза, поезжайте в Италию, во Францию, искать вас не будут, вы — не фигура. А нет визы — поезжайте хоть в Сочи, тоже ничего. Да я даже профинансирую все это дело, — продолжал развивать мысль Павел Викторович.
— А можно мне сказать? — Я даже руку подняла, как в школе.
— Говорите, будьте так любезны.
— А что конкретно станет с нашей теплой, как вы выразились, компанией. Всех постреляете?
— Вот это не ваша забота. Впрочем, все получат по заслугам, не сомневайтесь.
— Можно еще сказать?
— Ну, что там еще у вас?
— Что же, вы, такой могущественный человек, не можете решить вопросы отъема чужой собственности как-нибудь по-вегетариански, ну, то есть бескровным путем? Ведь когда мокрое место останется, это же необратимый процесс! А если потом окажется, что все зря было? — Я все никак не могла подобраться к главной теме моего выступления, а Павел Викторович тем временем утратил благодушие и стал проявлять нетерпение:
— Лелечка, дорогая, могущественные люди, как вы это называете, не занимаются скучной и грязной работой. Если вы себе нафантазировали сюжетец, как ваш покорный слуга во главе небольшого войска головорезов лично руководит захватом какого-нибудь там завода во глубине сибирских руд, так это полная чушь, девушкины бредни! И знайте я даже разочарован, мне казалось, что вы более сообразительная особа. Если интересно, то собственность, фигурирующая в нашем деле, уже сменила хозяина без подобных постановочных эффектов.
— Все ясно, — выпалила я, — тут все дело в личных мотивах.
— Что ж, угадали. Беру назад свои слова насчет сообразительности и прошу меня извинить за резкость.
Похоже, момент откровения настал. Мне даже стало весело, и я очень уверенно произнесла:
— Вам еще многое придется отыграть назад, могу вас заверить. И попросить прощения тоже случай представится. Счастье, что вы еще не успели сделать это самое мокрое место, прошу прощения за невольный каламбур.
— Вы блефуете! — Павел Викторович даже обрадовался. — Что же, я приятно удивлен, знаете ли. Получается очаровательно. Когда будете уезжать, оставьте координаты — пожалуй, закончится вся эта заварушка, я к вам присоединюсь.
— Нисколько я не блефую. И откуда вы взяли, что для путешествия куда бы то ни было я выберу именно вашу компанию, совершенно не понимаю.
— И что же это такое вам известно, позвольте поинтересоваться, что вы так непочтительны?
— Один, так сказать, ключевой момент.
— Напрасно вы затеяли эту игру. Это было бы весьма мило, если бы не конечная цель. — Павел Викторович как-то резко помрачнел. — Хотите защитить своего дружка, так вот что я вам скажу. Эта мразь не заслуживает, чтобы ради его спасения предпринимали даже такие вот игрушечные усилия.
Последние слова были произнесены каким-то особенным, леденящим душу тоном. Усилием воли я заставила себя спросить:
— Антонов совершил нечто страшное?
— Страшное. И вам незачем об этом знать. Давайте разойдемся, я вас предупредил…
— Страшное совершил Алексей Антонов… — почти выкрикнула я. — Но в тюрьму вы посадили не его!!!
— Что вы там опять придумали… У меня нет времени на эти фантазии. — Мой собеседник сделал нетерпеливый жест, и охранники начали подниматься.
Ой, как же все неудачно обернулось. Ничего не оставалось как схватить его за руку и в бешеном темпе выложить всю историю про Никиту, его сбежавшего брата и псевдо-Антонова.
— Это шутка? — Павел Викторович махнул рукой охранникам, и они опустились обратно на стулья.
— Это — чистая правда. Клянусь. Никита мне все рассказал в минуту душевной слабости.
— То есть действительно правда? Ваш дружок, оказывается, авантюрист?
— Действительно, действительно! Обыкновенный безбашенный авантюрист. Давайте скорее отменяйте свои приказы об убийствах или что там у вас запланировано. Вы еще даже и не знаете, сколько хороших людей пострадает.
— Этого не может быть.
— Почему не может? Все очень просто. Никто ведь не знал, кроме Никиты, ну и того, настоящего. А ваши осведомители, или как там они называются, просто не заметили подмены. Ну, одного худощавого брюнета заменили другим, подумаешь, ерунда.
— Послушайте, давайте попросим еще чаю, — прервал меня Павел Викторович.
Мне совсем не хотелось никакого чаю. И так внутри все булькало, потому что в течение разговора я выпила две полные чашки. Впрочем, чай все равно был заказан, и мы молча смотрели на синие с золотом чайники.
— Пока мы будем выяснять, подлинна ли ваша информация, вам придется побыть здесь, — наконец сказал Павел Викторович.
— Как это здесь? Я буду бесконечно пить чай?
— Зачем же бесконечно? В этом отеле, насколько мне известно, можно прекрасным образом завтракать, обедать и ужинать. Снимем для вас приятный номер с видом. Вы какой предпочитаете — на Исаакий или на Мариинский дворец? Поживете здесь, пока все не выяснится, много времени это не займет. А я обязуюсь вас навещать. Помните, как славно мы проводили время в Крыму?.. Да, кстати о Крыме. Ваша версия о безбашенном авантюристе многое объясняет. Только не имевший масштабных проблем с законом, я имею в виду уголовный аспект, выбрал бы местом для осуществления сомнительных проектов Ялту.