— Ага, стерва еще та… — Никита хмыкнул. — Ну, что уставилась? — заметил он мой удивленный взгляд. — Скажи ей, Леха. Глаха сама тебя послала, когда поняла, что ты недостаточно крут.
— Ну, это было не совсем так, просто мы не сошлись темпераментами. Ей требовался, знаете ли, постоянный угар, а мне с моей язвой было просто не под силу соответствовать. К тому же я занимал недостаточно заметное положение, и ей это не нравилось. Вообще это было ее пунктиком, деньги-то ей не так были нужны. Собственно, когда я поехал в Петербург, у нее еще была определенная надежда, но я честно ей написал, что есть возможность отойти от дел… уехать в страну с хорошим климатом… Тогда я уже решился на эту авантюру с Василием… Но она, как узнала, резко оборвала отношения. И ни писем больше, ни звонков… Я с чистой совестью уехал, клянусь вам, скучал по ней очень. И ничего не знал о том, как сложилась ее жизнь…
— Как сложилась, не знал… Да она такого жару стала давать, что у нас даже самые бывалые бойцы удивлялись… А потом ее мамаша не выдержала и позвала этого дедушку авторитетного… А перед ним всё выставили, как будто бы Леха девку совратил злостно, а наши попользовались. Хотя она сама кого хочешь… с особым цинизмом. У меня от вашего чая уже в глазах булькает, — неожиданно закончил свой рассказ Никита.
— И ты все это знал, а мне ни слова? — удивилась я.
— Ну, сказал бы я, и чего? Мне четко сказали: хочешь жить — найди брата. Какая разница, что он там сделал или не сделал. Тебе тоже сказали: хочешь увидеть своего дружка — найди вон его. Что там у него с Глахой и ее шизанутым дедушкой, тебе тоже без разницы. Усекла?
— Усекла, — безнадежно проговорила я, почему-то сразу поверив, что этот обморок Леха явно не может быть злостным совратителем. — И что нам теперь делать?
— Что ж, придется ехать в Россию. — Алексей вздохнул. — Я должен вытащить Василия, он для меня не чужой. Да и с Глафирой хотелось бы выяснить отношения…
— Вы с Василием давно знакомы?
— Он у нас всегда был как луч света в темном царстве. На заводе мрак, зарплату полгода не выплачивают, компания моего братца на подходе, а в клубе другая жизнь как будто. Концерты, тусовки, конкурсы красоты — что ни день, то праздник. И Васе все хотелось поле деятельности расширять… Даже когда меня сюда пристроил, придумал мне этот бизнес с переводами, всю схему, от поиска клиентов до получения денег.
— Включи меня в свою базу, — вдруг попросил молчавший все это время Ильхам, — я три языка знаю, финансы изучаю…
— Ты, парень, и так на мне заработаешь. — Алексей усмехнулся. — Ну что, дамы и господа, устроим сегодня вечером прощальный ужин? Тут есть одна столовка для местной публики, я там хозяина знаю.
— А ты не сбежишь прямо из этой столовки? — Ильхам, обидевшийся на Алексея за отказ, видимо, решил не упускать деньги, обещанные в награду за его обнаружение.
Алексей в ответ сказал ему что-то по-турецки, между ними завязалась легкая перепалка.
— Во дает, на турецком как свой балакает, — поразился Никита.
— А я вообще здесь как свой, — заметил Алексей, — мне здесь хорошо, жизнь спокойная, климат прекрасный, еда полезная, женщины послушные, кошки сытые.
— Да, — примирительно заметил Ильхам, — в Стамбуле кошкам хорошо, их везде подкармливают, а в университете у нас декан литературоведческого факультета даже в газеты попала из-за своей любви к кошкам. Так организовала им питание, что они расплодились и выжили с территории собак, а люди из клуба любителей собак (у нас в кампусе полно всяких клубов) подняли скандал, что их собак дискриминируют. И ей пришлось объясняться, представляете? Ну, это еще что, у химиков в общежитии, говорят, медведь жил.
— Чудная история, правда, Валерия? Знаете, чем она закончилась? За собак вступился ректор, тогда собачники, почувствовав поддержку, стали приманивать в кампус посторонних собак, чтобы, так сказать, восполнить популяцию. И одна из них как будто бы сожрала какую-то кошку, потому что те под эгидой литературоведов так разленились, что разучились бегать. Поднялся вой, теперь уже со стороны кошатников. Но ректор не растерялся и силами студентов-ветеринаров создал в кампусе специальную службу по предотвращению драк между животными, и все довольны. Пока. Теперь вы понимаете, почему я так нежно люблю этот город и это учебное заведение? — Алексей улыбнулся.
— А хотите познакомиться с человеком, который придумал вас сюда отправить?
— Эта легендарная дама, Ольга Арсеньевна? Она здесь, в Стамбуле? Я бы очень хотел с ней познакомиться.
— Она наверняка не откажется. Знаете, когда Ильхам отыскал ваши следы в Сети, мне показалось, ей даже нравится, что у нее такой протеже. Примерный студент, удачливый бизнесмен и так далее.
— Тогда ужин в столовке отменяется, это не к лицу такой преуспевающей личности. Ведь правда? Пойдем по-богатому, в ресторан у мечети Сулеймание. Чего мне мелочиться, может, последние дни на свете живу.
— Это где была столовая для бедных? — спросил Ильхам.
— Да-да, пятьсот лет была столовая для бедных, а теперь ресторан для весьма небедных. Вы, Ильхам, тоже приглашены. В качестве гостя, а не стражника, — уточнил Алексей. — Там, правда, очень строго насчет спиртного. Не знаю, Ник, как ты это выдержишь.
— Ничего, потерплю до самолета… там и выпью, — как всегда, бестактно ляпнул Никита.
Ужин в старинном сводчатом помещении бывшей столовой для бедных прошел довольно вяло. Ольга Арсеньевна с Алексеем, который, как выяснилось, был студентом тюркского факультета, обсуждали университетскую жизнь, мы с Ильхамом все больше помалкивали или толковали о достоинствах местной кухни. Когда мы вышли после ужина на улицу, оказалось, что мечеть Сулеймание и ее столовая для бедных находятся буквально в двух шагах от университетского кампуса. Из-за ограды раздавался лай и кошачье мяуканье; видимо, Созданная ректором антиконфликтная служба в этот час бездействовала.
Глава 8
На следующий день мы с Ольгой Арсеньевной улетели, наша миссия была выполнена. Никита с братом должны были прибыть днем позже.
В самолете Ольга Арсеньевна внезапно сказала:
— Эта девушка Глафира затеяла опасную игру. Я сразу почувствовала, что она не так проста, как кажется… И иногда забывает играть роль жертвы…
— Со мной она была весьма убедительна…
— Послушайте, Валерия, я не знаю, чего добиваетесь вы, — начала свекровь решительно, — а мне нужно сохранить Глафиру с ее дедушкой подле себя.
— Я понимаю, вам нужны деньги.
— Да, это так, но помимо денег мне нужны целеустремленные люди, желающие добиться успеха в обществе…
— Вы полагаете, что Глафира хочет этого?
— Я в этом уверена… Глупая девчонка, которая хотела быть бандитской королевой, наломала дров и потом получила возможность одуматься. Вот что она такое, — отчеканила свекровь. — Теперь ей нужен шанс начать новую жизнь, и этот шанс она получит у меня. Академическая карьера, правильное замужество… Думаю, ее дедушка будет счастлив, что девочкой кто-то начал заниматься всерьез.
— Что же, это вы замечательно придумали: и помощь людям, и выгода…
— Да, вы правы. Есть только одно «но»: вы мне мешаете.
— Я? Но чем? Я в ваши дела вообще не вмешиваюсь…
— Да, настолько не вмешиваетесь, что даже не помните, что являетесь моей невесткой.
— Ах, это… Так какая вам разница…
— Разница есть. — Она строго посмотрела на меня. — Для начала хотелось бы узнать о ваших дальнейших планах.
— М-м-м, вытащить из тюрьмы Лекса, в смысле Василия… Дальше пока не знаю. Ну и еще, мне бы, честно говоря, не хотелось, чтобы пострадал этот симпатичный Алексей. Пусть бы он оставался в своем Стамбуле, если это так благотворно влияет на его язву…
— Я понимаю, что он вызывает у вас сочувствие. Но нужно, чтобы Глафира сохранила лицо в глазах своего деда. — Она перешла на свой любимый безапелляционный тон, который всегда меня раздражал. — Поэтому нет смысла ходатайствовать за него, понимаете? Я вам запрещаю это делать!
— Во-первых, это даже звучит смешно; во-вторых, я плевала на ваши запреты; и в третьих, господин Жаров не дурак и, когда поговорит с Алексеем, сразу поймет, что перед ним совершенно безобидный человек. И потом, как оказалось, Никита в курсе того, как вела себя эта Глафира. Так что и свидетель всех ее безобразий имеется.
— Вы так наивны, что на вас даже невозможно злиться. Как это дедушка поверит не своей почти родной внучке, а какому-то бандиту? Тем более, он уже утвердился во мнении, что она — невинная жертва, и, можно сказать, живет с целью отомстить. И вы полагаете, что он послушает вас или этих двух братьев и воскликнет. «О, как же я ошибался!»? Может, еще вернет пострадавшим имущество? А вероломную внучку проклянет? Так вы, судя по всему, представляете себе дальнейший ход событий? Что молчите? — Она нервно хрустнула пальцами. — Значит так, запомните. Глафира жертва, этот Алексей, может, и не душегуб, но цинично бросил ее на растерзание бандитам. Это факт, даже если у него это вышло случайно. И обсуждать нечего. Поверьте, мне бы тоже не хотелось, чтобы с ним что-то случилось, но в любом случае пусть выпутывается сам.
— Я не думала, что вы так практичны.
— Я вполне практична, когда вижу впереди определенные перспективы, — заверила она. — Теперь о вас. Вам нужно будет срочно развестись с Юрием.
— Почему же срочно? А если он еще сохраняет ко мне нежные чувства?
— Чувства, милая Валерия, здесь ни при чем. Он мне нужен холостым, потому что в ближайшей перспективе я собираюсь женить его на Глафире.
— На Глафире? Но вас, как мать, не смущает… То есть, я имею в виду, ее недавнее прошлое. Не кажется ли вам, что это как-то не стыкуется с образом невесты и что в глазах окружающих… — Мне стало неловко, и я окончательно запуталась.
— Чушь, полная чушь, — отрезала Ольга Арсеньевна. — Глафира самая подходящая невеста для Юры, в том числе и в глазах окружающих. Что касается ее бурных молодых лет, то меня мало интересует, что тогда происходило. На сегодняшний день она здорова, разгульная жизнь ее больше не интересу