«Сотрудники миссии, рискнувшие остаться в охваченной мятежом стране, – наверняка офицеры российских спецслужб. Значит, информация точная», – машинально отметил Павел и продолжил чтение.
«…Оперативной проверкой еще не установлено, кто именно проводил эвакуацию контейнера, но у африканцев доступа к нему быть не могло. Кто-то помог террористам узнать о контейнере. Предатель может пойти на крайние меры. Не сообщать никому о том, что подозревается кто-то из наших людей. Ведется проверка списка пассажиров эвакуационного рейса. В ближайшее время будет установлено, кому выгодно было заключить договор с афганским полевым командиром. Учитывая несговорчивость командира спецназа майора Лаврова и его нежелание сотрудничать, Вам разрешается лишь поверхностно его информировать. В подробности не углубляться. Известить майора Лаврова о возможном нахождении на борту контейнера, но не более того. В дальнейшем действовать по своему усмотрению. В случае возникновения непредвиденной ситуации разрешено предъявить особые полномочия и принять полное командование всей операцией. Предателем может оказаться любой из заложников – граждан России. Главная цель операции – вернуть контейнер со штаммами сибирской язвы. Все остальные цели – сопутствующие, в том числе и освобождение заложников. Контейнер прежде всего».
Вместо подписи стоял оперативный псевдоним – Черный.
Прочитав до конца текст, Павел поспешно стер его из памяти компьютера. Только что полученная им информация несла в себе угрозу для его жизни, да и многих других людей, которые оказались впутаны в конфликт. То, что оставалось до недавнего времени лишь предположением, теперь окончательно материализовалось в фактах.
Боковым зрением он успел заметить приближающегося майора и поспешно захлопнул крышку ноутбука.
«Лавров, черт бы его побрал. Договориться с ним будет сложно».
Но Батяня, не доходя до Вежновца, задержался у сержанта, охранявшего пленного снайпера. Коротко дав ему указания, он свернул в центр временного лагеря.
«Не стоит пускать дело на самотек», – Вежновец направился вслед за майором.
Андрей Лавров в душе ликовал, припоминая процесс переговоров – афганец согласился на обмен. О технологии переговоров с террористами майор знал лишь по газетам и телевизионным сообщениям. Поэтому действовал наугад.
Хотя этот фокус и был стар как мир, но часто он проходил на ура. Казалось бы, афганцы-террористы не прогадали при обмене заложников. Они предпочли заполучить человека в форме – командира подразделения, полагая при этом, что тогда обезглавят и смогут взять под свой контроль группу захвата. На таком обмене они сразу проигрывали, потому что теряли главные аргументы в дальнейших переговорах: от штурма десант пока удерживало то, что в заложниках женщины и дети. А военный – он и в Африке, и в Афганистане военный. Ему по определению рисковать положено. А попробуй при штурме тронуть этого самого военного, да если он еще командир – бойцами горячо любим и почитаем. В таком случае шансы остаться в живых у террориста сокращаются до нуля. Расстреляют, даже если оружие бросишь и руки поднимешь. Хотя и изначально этих шансов у него не намного больше. Спецназовец не бессмертный – ему тоже жить хочется. И если при захвате распознает злодея среди заложников, в большинстве случаев на курок жмет не колеблясь, несмотря на вопли о пощаде.
Вообще, сам факт обмена уже можно было расценивать как первый этап активных действий, конечной целью которых всегда является ликвидация террористов.
Главное – навязать террористам диалог, заставить их торговаться. И тогда, как говорил один ушедший на покой политик: «Процесс пошел».
Лавров припоминал, как велись переговоры в аналогичных случаях.
«По-всякому складывается диалог. Иногда бандиты на обмен не идут, то ли сознавая, что при этом лишаются своих главных козырей, то ли инстинктивно чувствуют подвох. Впрочем, это лишь на какой-то срок оттягивает развязку. Сценарий в любом случае один: сначала террористы выдвигают совсем уж немыслимые требования – вроде прекращения войны или амнистии какому-нибудь преступнику, которому американский суд назначил срок в двести-триста лет. Потом, вымотанные, снижают запросы, вспоминая свои элементарные человеческие потребности, требуют классический миллион долларов и самолет. В ответ на это власти усиленно соглашаются с ними. Однако выполнить обещание всемогущему правительству все время что-то мешает: то пилотов еще не нашли, то горючего для самолета нет. «Конечно, мы все выполним, только дайте время», – твердят каждый час вконец измотавшимся от долгого ожидания террористам. Наконец, через день-другой, когда терпение бандитов истекает, наступает развязка. В некоторых случаях они просто сдаются, делая бессмысленным все свое предприятие. В других – создают угрозы, что зачастую заканчивается насилием. Тогда в дело вступает российская «Альфа» или американский «SWAT», у многих стран есть специальные отряды по освобождению заложников, которые десятки раз в день отрабатывают такие ситуации, и поэтому потери с их стороны незначительны. Другое дело – заложники, здесь уж как повезет, насколько качественно сработают военные».
Лавров попытался и припомнил лишь один случай, по крайней мере в России, когда полностью выполнили условия террористов и дали им уйти.
«По-видимому, это было заранее безнадежное для политиков мероприятие. Военные так бы не поступили».
Поэтому майор, собираясь к афганцам, сразу готовился – придется что-то предпринимать самому на борту самолета. Если предоставить инициативу Вежновцу, тот заложников в расчет брать не станет.
«Что ему надо на борту самолета, – недоумевал майор, – документы? Дипломатическая переписка?»
Соблазнительную мысль о том, чтобы взять с собой огнестрельное оружие, пришлось сразу же отбросить, хотя Лаврову на миг и представилось, что может произойти в том случае, если каким-то чудом он сумеет пронести с собой тяжелый, придающий уверенность двадцатизарядный «стечкин». Уж воспользоваться им он бы смог на полную катушку.
– Ну что, готов? – подошедший Вежновец отвлек его от своих мыслей.
– Почти, – майору не хотелось сейчас говорить. – Проводишь до самого конца? – нервно хохотнул он.
– А как же, – предложение чекиста даже развеселило, – два заложника лучше, чем один, – и уточнил, – для них, но не для нас.
Андрею моментально захотелось сбить эту предательскую радость, тем более что у него самого причин для веселья не оставалось, а на душе стало гадко и муторно. Еще неизвестно, как поведет себя комитетчик, когда он окажется на борту самолета.
– Слушай, – сказал он, будто неожиданно что-то вспомнив, – а как же я общаться с ними-то буду? Придется и тебе со мной идти, – вздохнув, заключил он.
– Ничего, поймете друг друга как два ветерана. – Казалось, на чекиста это никак не подействовало. – Ты, кстати, берешь с собой что-нибудь?
– Оружия брать не буду.
– Слушай, я вот что подумал. Если мы тебе ножик куда-нибудь припрячем, вреда большого не случится, а тебе спокойнее. Да и не станут же они тебя убивать, если даже и найдут его. Ты им живым нужен.
– Благодарю за заботу, – сухо ответил майор. – Этот вариант я уже продумал. Убить-то они меня, конечно, не убьют. Но ты сам подумай. Если они у меня что-нибудь находят, это воспринимается как попытка к штурму с нашей стороны. Они поймут, что их условия никто и не собирается выполнять. Да я и так заберу у кого-нибудь оружие, если понадобится.
Лавров отстегнул тяжелый бронежилет и передал его стоящему рядом бойцу. Оглянувшись, он увидел старшего лейтенанта.
– Теперь ты, старлей, командуешь. Выдели мне в провожатые двух бойцов. Сам останешься здесь. Как только выйдут пассажиры, а я зайду, те, кто со мной, пускай не торопясь возвращаются. Надо, чтобы они как можно дольше оставались на виду. Пусть концентрируют внимание террористов на себе. Ты одновременно с этим берешь с собой людей, не больше десяти, и заходишь с хвоста. Только не дай бог, они тебя заметят. Если начнется заваруха в самолете, начинай.
– Ясно. Может, еще оставить на виду с десяток бойцов, метрах в ста, – мол, это все, кто успел собраться? – предложил старлей.
– Не стоит. Я постараюсь быстро управиться. Все, пошли.
Андрей Лавров с Вежновцом в сопровождении двух десантников направились в сторону самолета.
Мустафа, выйдя в салон, поморщился от громкого детского плача. Но даже у таких людей остаются в душе святые вещи. В последнюю очередь забывают собственных родителей и детей, и тогда человек уже не человек, а его подобие. Чей-то ребенок, проснувшись, заплакал, а за ним заревели, не выдержав напряжения, дети постарше. Талиб опустил ствол автомата и выкрикнул короткую фразу. В самолете его не поняли, но интонация явно требовала тишины.
– Тихо! Всех успокоить. Ты! – Мустафа указал на ближайшего к себе боевика. – К люку. Если кого заметишь – доложишь.
Тот, не мешкая, выскочил из салона. Афганец с косым шрамом через все лицо и пронзительно синими глазами, подскочив к женщине с ребенком на руках, замахнулся прикладом автомата и что-то заорал. Женщина и без этого понимала, что боевик требует тишины, она закрыла ребенку ладонью рот, что-то успокаивающее зашептала ему на ухо.
– Идут! – наблюдатель, выскочив за перегородку, крикнул прямо над ухом у одноглазого, заставив его вздрогнуть.
– Собрать всех и подвести к выходу. – Мустафа осмотрел салон, остановил взгляд на Ларисе и показал на нее пальцем. – А ее оставить.
Лавров, стоя у самолета, хмуро наблюдал, как боевики, даже не удосужившись развернуть аварийный трап, спускали пассажиров прямо из люка за руки. Внизу их едва успевали подхватывать двое десантников. Наконец, когда большая часть заложников оказались на земле, в проеме показался Мустафа и повел стволом автомата в сторону Андрея, махнул рукой.
Подойдя к самолету, Андрей посмотрел на высоко расположенный люк и понял, что самостоятельно ему туда не забраться. Майор махнул рукой десантникам, приглашая помочь. Через секунду он почувствовал, как его подхватили бойцы