Лавров продолжал лихорадочно искать выход из создавшегося положения.
«Бросить в них чем-нибудь и упасть за кресло? Чем бросить? Под рукой ничего нет. Не успею. А даже если смогу каким-то чудом, один хрен – дальше-то что делать? Пока я могу только ждать. Должен же их командир сейчас выйти. Приказы-то о сдаче я буду отдавать – больше некому. Только бы эти меня поближе подпустили».
Лавров с досадой вспомнил, что у него уже был подходящий момент. Когда он только взобрался в самолет, они стояли с Мустафой друг против друга. Было делом одной секунды вцепиться в него и броситься вниз, к своим. Там бы уже сообразили его огнем прикрыть. Но в таком случае в самолете осталась бы Лариса.
«Что она сейчас делает?»
Андрей полностью взял себя в руки и, усевшись поудобнее, доброжелательно улыбнулся охраннику. Тот на это никак не отреагировал. Тогда осторожно повернулся в кресле, сев в полуобороте к проходу, одновременно краем глаза отмечая, как ощутимо напряглись боевики. Однако они только насторожились и не более того.
Положив одну руку на подлокотник кресла, он, перегнувшись, глянул назад. Одного мгновения хватило, чтобы оценить обстановку. Лавров перевел дыхание. Он никак не рассчитывал на то, что увидел. В конце салона играли в нарды два боевика. Остальных видно не было – их скрывали высокие спинки кресел. Скорее всего они спали или просто отдыхали – Лавров успел заметить несколько пар ног, высунувшихся в проход. Но самое главное было то, что Лариса была ближе всех к нему, а совсем рядом с ней он увидел прислоненный к одному из кресел автомат. Охранники не могли его видеть со своих мест – закрывало сиденье. Оружие было так близко, что Ларисе оставалось только протянуть руку. Хозяин «калаша» лежал неподвижно – то ли спал, то ли находился под действием наркотиков. Но женщина смотрела в другую сторону, видимо, не замечая пока единственного средства их спасения.
Лавров осторожно скосил глаза на стороживших его боевиков. С их мест временно бесхозный автомат точно не был виден.
«Значит, не подстава. Вполне могло оказаться, что мне специально «подсовывают» автомат без патронов. Вот черт! Как же ей дать знать? – мучительно размышлял майор. – Стрелять-то она умеет – все-таки жена военного. То есть двух военных, – поправил он себя, – как бы было все замечательно. Даже стрелять ей не придется. Она протягивает руку… Охранники на мгновение отвлекаются… Я мигом валю их… Автомат у меня… Одной очередью этих двоих. Потом, пока остальные не опомнились, уложить их, и мухой из салона. По пути забросить гранату в кабину пилотов и вниз. А там уже родной спецназ».
У майора аж дух захватило от нарисованных им перспектив. Пока это был единственный выход.
Демонстративно, самым наглым образом, он повернулся спиной к охранникам и уставился на Ларису, пытаясь привлечь ее внимание. Наконец она, видимо, что-то почувствовав, повернула голову в его сторону. Лавров глазами показал ей на автомат. После нескольких безуспешных попыток Андрея она вдруг поняла, чего он хочет. Однако то, чего ожидал Андрей, не произошло. Безразлично глянув на оружие, она отвернулась.
«Совсем обезумела от страха», – подумал Лавров.
Охранники уже нервничали, переглянулись. Пришлось сесть лицом к ним.
«Сколько прошло времени? Минут двадцать пять, не больше. Насколько хватит терпения у фээсбэшника? Если они сейчас начнут штурм, то мне и Ларисе – конец».
В дверном проеме показалась рослая фигура Мустафы. Тотчас же в хвосте салона послышались торопливые шуршание и возня. Подхватившиеся боевики бряцали оружием, спешили принять молодецкий вид. Лишь двое, сторожившие Андрея, не шелохнулись.
Быстро осмотрев салон самолета, одноглазый пробормотал что-то вроде того, что без него никогда порядка не будет. Даже майору Лаврову, не понимавшему языка, было легко догадаться.
Мустафа с гордостью посмотрел на охранников в камуфляже и потом на Лаврова, словно ожидал похвальбы.
«Как ребенок с любимой игрушкой. Сейчас опять начнет английский язык коверкать».
Мустафа будто услышал его мысли.
– Ну что, командир, – начал он, как и в прошлый раз, коверкая слова так, что майор с трудом его понимал, – пора тебе командовать. Вот твоя рация. Помнишь, что тебе надо говорить?
– Напомни, – сухо отозвался Лавров.
Мустафа несколько секунд думал, с трудом переводя одно единственное слово, сказанное Лавровым, а потом с недовольством покачал головой.
– Ты говоришь, чтобы все твои люди собрались вместе и сложили оружие. А потом мы вас всех отпускаем.
– Я подумал – зачем нам сдавать оружие? Мы и сами уйдем, если отпустите остальных заложников, – Лавров старался втянуть боевика в разговор.
Он-то знал, что капитуляции не будет. Если он через полчаса не сможет выбраться отсюда самостоятельно, то скорее всего погибнет. Возможно, даже не в бою, не успеет ничего предпринять – его просто пристрелит один из боевиков, которые сейчас сверлят его глазами, ожидая, пока Мустафа даст добро на ликвидацию командира спецназа.
– Вы нарушили наши границы, пришли к нам с оружием. Сейчас мы его заберем, чтобы вы кого-нибудь не убили, – одноглазый наморщил лоб, – вот если бы мы прилетели к вам в Москву, что бы вы сделали?
Андрей промолчал, поняв, что Мустафа любые его доводы обратит против него самого.
– Вот видишь! – торжествующе заключил Мустафа, по-своему расценив молчание майора.
– Давай рацию, – Лавров привстал, протягивая руку, в надежде, что сейчас он сумеет скрутить Мустафу, но он не успел сделать даже шага, как его опередил вскочивший охранник. Вклинившись между ними, он сам взял аппарат и передал его майору.
Лаврову тут же отозвались.
– … всем собраться перед самолетом. Сложить оружие, – произнося эти слова, Лавров взглянул на непроницаемое лицо Мустафы и решился, – старлей, будь готов через пять минут. Если услышишь возню, а меня не будет, начинай операцию, – эти слова он постарался произнести прежним приказным тоном, как и первую часть фразы.
Отключив рацию, он отдал ее Мустафе.
– Смотри, – одноглазый нахмурился, – если через десять минут они не разоружатся, всем будет плохо.
Он взмахнул рукой, на мгновение под курткой показалась рация. Торопливо повернувшись, одноглазый скрылся за шторой, отделявшей салон от выхода.
«При нем рация. Отлично, если он сейчас передаст, что мы почти сдались, и я сразу смогу его захватить, можно выиграть немало времени».
Лавров придвинулся к иллюминатору, сделал вид, что пытается что-то рассмотреть. Через пару минут он услышал шаги возвращающегося Мустафы.
– Я отсюда ничего не вижу, и меня не видят мои люди. Я должен лично проконтролировать их действия. Обстановка нервная, не дай бог им подумать, что со мной что-то случилось.
Одноглазый задумался. Было видно что он колеблется. Лавров напрягся – от решения главаря зависела его жизнь. Наконец, видя, что Мустафа не может решиться, выпалил свой последний аргумент:
– Иначе они могут не выполнить приказ. Устав дает им право не выполнять приказ, если командир отдает его по принуждению. Свяжись с главным, спроси у него разрешения.
Майор рассчитал правильно. Мустафе не хотелось лишний раз беспокоить Омара. Да и сам бригадный генерал строго наказал, чтобы в переговорах со спецназом о его существовании не упоминали. Будто бы Мустафа действует самостоятельно. Откуда Омару было знать, что пленный снайпер уже рассказал десантникам про систему власти в отряде. Про возможное неподчинение десантников приказу майора Лаврова он поверил сразу, опираясь на свой опыт, так как считал, что армии все одинаковы – что его, что российская.
– Главный здесь я. Ладно, пошли.
Первым вышел одноглазый. Следом за ним, на расстоянии – Лавров, передвижение которого контролировал шедший последним охранник. Второй остался в салоне.
Когда они подошли к наружному люку, майор собрался.
«Сам откроет или мне скажет? А может, охранник?»
Лавров понял, что другого момента уже не представится…
Как только майор скрылся внутри самолета, старший лейтенант Барханов, наблюдавший за процедурой обмена в бинокль, повернулся к лежащему рядом с ним сержанту.
– Я пошел. Предупреди снайперов – огонь только по моей команде, до этого не начинать.
– Так точно. Что с пассажирами? – сержант кивнул в сторону самолета.
Два десантника неторопливо шли вслед за бывшими заложниками по летному полю. Заложникам, естественно, хотелось как можно скорее отойти от самолета. Десантники с трудом «притормаживали» их.
– Вот черт! – Барханов опять поднес к глазам бинокль и выругался. – Прямо на нас ведут. Не хватало еще, чтобы местоположение раскрыли. Ты вот что: пошли еще трех человек, пусть встретят и отведут подальше. Заверни их в конец аэродрома, в ангар, чтобы из самолета видно не было. Накормишь и пару бойцов с ними оставишь. По рации не разговаривать. Эфир должен быть чистым.
– Думаете, прослушивать будут? Так ведь один хрен, не поймут ничего.
– Поймут. Кто-то же понял, что сказал командир корабля, – мрачно бросил Барханов. – В любом случае насторожатся.
Старлей еще несколько секунд наблюдал, как трое десантников бегут навстречу группе пассажиров.
– За мной.
Закинув за спину автомат «Кипарис», Барханов пригибаясь побежал вдоль скал, это было единственное место, которое просматривалось с самолета, но обойти его не получалось. За ним двинулись десять десантников. Стараясь использовать любой осколок скалы или растительность как укрытие, они передвигались короткими перебежками. Огибая самолет, чтобы зайти с хвоста, группа захвата старалась не приближаться к лайнеру.
Старлей глянул на часы, предстояло уложиться в отведенные ему Батяней десять минут. Барханов несколько мгновений размышлял, какой вариант выбрать.
«Ладно. Надо рискнуть – майор может начать действовать и раньше. Если не успеем к положенному времени, весь план летит к черту».
Оглянувшись на подтянувшихся бойцов, он знаком показал направление движения. Затем, с шумом выдохнув воздух, рванул вперед, стараясь побыстрее пересечь опасную зону. До ближайшего укрытия – груды больших валунов – было около семидесяти метров. По левую руку от них тянулась сплошная стена отвесной скалы, и десантники старались держаться как можно ближе к ней, надеясь слиться с ней на это короткое время. Расстояние до камней по неровной поверхности удалось покрыть за пятнадцать секунд. За это время старший лейтенант Барханов в душе молился, чтобы никому из боевиков не пришло в голову глянуть в их сторону. Но вроде обошлось. Наконец, добравшись до цели, он смог перевести дух – дальше можно было двигаться безопасно.