— В таком случае, я удивлен, как же он не настоял на дуэли сейчас, когда вы еще слабы, — Томас говорил почти зло. — Это, пожалуй, прекрасно бы уложилось в максиму «побеждать любой ценой».
— Он хочет не победы. Он хочет полноценного отмщения. Это совершенно другое, не так ли?.. Да вы не волнуйтесь, Томас. Вы же сами знаете, что искусство опытного мага — это еще и верный выбор противника. Против Регента с его громовыми чарами мне было сложно выстоять, зато Мати это далось относительно легко. Что же касается нашего с ним поединка… думаю, не будет ошибкой предположить, что древесному магу против нашего наследственного волшебства долго не продержаться.
— Как вы его назвали, Рютгер? — Томас прищурился. — Мати?
— Правда? — Рютгер снова улыбнулся. — Как это неосмотрительно с моей стороны.
— Вы ему поддадитесь, — гневно произнес Томас, поднимаясь с пуфика. — Вот в чем дело! Именно поэтому вы такой благостный последние дни… Вы позволите ему себя убить во искупление своих прежних грехов!
— Томас, Томас! — рассмеялся Рютгер и слабо взмахнул рукой. — Ну что вы?.. Разве я похож на блаженного?..
Томас подумал, что никогда еще его порочный и непутевый старший брат не выглядел таким просветленным, как в этот момент, на фоне пуховых подушек… но не сказал вслух. Только открыл рот — и тут же закрыл, как будто воздуха глотнул.
— Не говорите ерунды, — на сей раз голос Рютгера звучал твердо, — я бы никогда не позволил себе поддаться кому бы то ни было. Что вы?.. Это против чести.
— Прошу простить меня за такое предположение, — Томас не склонил головы. — Но есть самые разные способы…
— Есть, — кивнул Рютгер. — И даже вы, Томас, при всей моей любви к вам, не можете требовать, чтобы я по-настоящему старался причинить мальчику вред. Да ведь вам тоже этого не хочется. Вам и самому нравится наш гордый неубийца Барток.
— Мне он перестанет нравится ровно в тот момент, когда он станет вашим убийцей, — сухо сказал Томас и развернулся. — Прошу извинить, у меня дела в поместье.
— Конечно, дорогой брат… И кстати, в любом случае, не беспокойтесь об этом сейчас. У нас есть еще время.
Как только тяжелая дубовая дверь, оббитая изнутри зеленым шелком, притворилась за Томасом, в нее снаружи тут же робко постучали.
— Входи, Мэри-Сью, — улыбнулся Рютгер.
Дверь чуть приоткрылась, и девочка ужом скользнула внутрь.
Когда в Варроне обстановка немного успокоилась, большинство героев превратились обратно и сделали вид, будто ничего не произошло. Часть, отчаянно краснея, убралась в свои миры. Мэри-Сью все было непочем: она почти сразу вновь превратилась в двух див, отпраздновала это в ближайшем кабаке и вернулась в фамильный особняк Гопкинсов, к изумрудноглазой пантере. И все-таки теперь каждый день в родовое поместье Марофиллов маленькая девочка, с косичками и в аккуратненьком платьице, какое положено носить юным леди. Ей даже не приходилось стучаться: слуги сразу пропускали ее в одну из гостиных, выпить чаю с леди Лаурой и Юлией, а потом — на второй этаж, в покои герцога.
— Добрый день… — девочка сделала аккуратный книксен. — Папа, а я сегодня книжку принесла новую… про геральдику. Только я ее уже сама прочитала до середины. Вам сначала читать или тоже с середины можно?
— Давай с того места, где ты остановилась, перепелка. По-моему, я уже ее читал.
— А, и еще у меня вопрос есть! Вот смотрите…
И очень скоро в коридоре за покоями герцога можно было расслышать, если прислушаться, доносящийся из-за двери детский смех и оживленный, торопливый говор.
Глава 37. Смутное будущее
Обыкновенно, желая снискать милость правителя, люди посылают ему в дар то, что имеют самого дорогого, или чем надеются доставить ему наибольшее удовольствие, а именно: коней, оружие, парчу, драгоценные камни и прочие украшения, достойные величия государей. Я же, вознамерившись засвидетельствовать мою преданность Вашему величеству, не нашел среди того, чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели познания мои в том, что касается деяний великих людей, приобретенные мною многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших.
Реформы в Варроне шли полным ходом.
Во-первых, юный король Антуан провозгласил себя полновластным правителем, заявив, что не будет больше никогда никаких регентов. Имя же последнего Регента силой королевского указа было предано забвению, и запрещено для упоминания как письменно, так и устно: вот почему даже в этом, самом правдивом и исторически выверенном произведении, описывающем те смутные дни и месяцы, Регент называется Человеком Без Имени.
Во-вторых, своими советниками Антуан Август назначил Томаса Марофилла (хотел Рютгера, но тот был в тот момент малоспособен к исполнению столь хлопотных и многотрудных обязанностей). Кроме того, в тайные советники он произвел Лютера Кирстгофа. Естественно, о личности тайного советника немедленно узнал весь город — это настолько не смешно, что об этом и писать-то не стоило бы — но такое назначение позволило соблюсти декорум и не вводить новых прецентов ради назначения несовершеннолетнего лица на придворную должность.
Вообще-то, юный король еще объявил о своем желании сочетаться браком с некоей Юлией Борха и даже явился к ней свататься, но получил вежливый, хотя и твердый отказ. Тогда Антуан предложил девушке придворную должность старшей фрейлины, однако Юлия осторожно сказала, что это будет зависеть от решения ее жениха: она, мол, даже не знает, останутся ли они в Варроне (про то, что она не знает, будет ли ее жених жив через месяц-полтора, Юлия не упомянула). По счастью, новость о сватовстве, роняющая королевское достоинство, никуда не распространилась — заслуга чар леди Алисы.
В-третьих, был назначен генерал-губернатор Столицы на замену вконец слетевшему с катушек Председателю городского советы. Кандидатура его должна была быть одобрена тремя четвертями Совета, и на первый раз кандидаты одобрили принцессу Фиону единогласно — возможно, причиной тому были ее выдающиеся прелести, наблюдать которые на головной трибуне куда приятней, чем высохшие стати прежнего главы собрания.
В-четвертых, немедленно была прекращена вырубка Одиноких Деревьев, Древесная магия возвращена в лоно закона, а отряды Гвардии и лесорубов, освобожденные от своего разрушительно занятия, отправлены восстанавливать Варрону.
В-пятых, разрешена была женитьба дворян на не-дворянках с сохранением первыми их статуса и достоинства, а также восстановлено старое правило производства в дворянское достоинство по выслуге лет в определенных родах войск.
В-шестых, заключены были давно обсуждаемые торговые соглашения с Заморскими колониями.
И в-седьмых — возможно, в-главных — всем детям королевства-империи Гвинаны торжественно было разрешено специальным эдиктом начинать завтрак с шоколадных конфет и не ложиться спать после десяти вечера. Его Величество хотел было заодно отменить и школу, но вовремя был ухвачен за ухо Юлией. Уже позднее девушка извлекла из этих назначений глубинный политический смысл (такой указ сразу расположил к королевской власти все Героические Лиги), но извиняться не стала.
Ах да… еще Его Величество Антуан собрал всем уцелевших в недавнем побоище говномагов и поручил им разработку проекта канализации в Варроне. Гномы тут же заявили протест и начались Шестисторонни Прении, грозящие затянуться лет на десять. Но это уже мало относится к делу.
Одного даже Его Величество сделать не мог: он не сумел уговорить Матиаса Бартока принять на себя должность главы личной охраны Его Величества. И он не сумел уговорить означенного Матиаса Бартока воздержаться от дуэли с герцогом Рютгером Марофиллом или хотя бы отложить ее не до того момента, когда герцог оправится от ран, а, например, до дня полного мира и успокоения в государстве (последнего Антуан в любом случае не собирался допускать: традиционный для династии Августов неортодоксальный подход к управлению государством уже нашептывал ему на ухо, что полностью мирной и довольной страной править на редкость скучно).
Он даже подумывал издать специальный указ, но Лютер уговаривал с этим не торопиться: а вдруг Матиас ослушается, и его придется тогда казнить?.. Так-то, в самом худшем случае, у них останется хотя бы один из ценных подданных — а так ни одного!
В городе давно уже принимались ставки на исход поединка. Юлия в них не принимали участия: обогатившись на предыдущих ставках, за жизнь и смерть короля, она заканчивала восстановление фамильного особняка Человека Без Имени на Центральной площади, еще не решив толком, как с ним поступить: то ли жить в нем вместе с Матиасом, если он все-таки решит остаться в Варроне, то ли продать и уехать вместе с женихом обратно в Унтитлед, если Матиас выберет такую долю, то ли и вовсе передать музею Героических Лиг (Юлия чувствовала к ним некую сентиментальную привязанность).
Между тем герцогу Марофиллу становилось все лучше и лучше. В феврале с небес перестал сыпать снег, солнце начало выходить из-за туч, и герцог, закутанные в теплый плащ, начал с палочкой выходить на веранду поместья и даже гулять в саду. Потом он возобновил конные прогулки в компании брата и сестры, и, наконец, сумел выдержать нешуточное испытание: помпезную свадьбу Аристайла Подгарского и леди Алисы Прекрасной, на которой гуляли едва ли не все Королевские Следопыты. Правда, потом он надолго затворился в особняке, и люди говорили: болезнь дала рецидив (что, строго говоря, неудивительно).
На самом деле Рютгер Марофилл заперся у себя в кабинете, где у него наконец-то дошли руки просмотреть найденные в прошлом году при Матиасе Бартоке тонкие тетради (партикулярист не потребовал их назад — возможно, потому, что не знал об их сохранности). Так или иначе, еще через неделю герцог позвал к себе Юлию Борха и в самых ласковых выражениях попросил ее передать Матиасу: он, Рютгер, готов к поединку. Пусть Матиас назначает время, место и условия.