— Прости, я… — начал.
— Сама, — выхватила полотенце и быстро вытерлась.
Я же присел рядышком обратно. Отложив полотенце, снова сделалась тихой мышкой и загрустила.
— Люта? — Позвал после неловкой паузы.
— Да, Ярослав? — Ответила на этот раз вполне по–взрослому.
— Ты ведь что–то хотела сказать мне, раз ждала.
— Всё из головы вылетело, когда ты явился, — произнесла вдруг с претензией. — Так хотела повидаться, что забыла о себе. Не умылась, какая растяпа.
— Мы на войне, опрятный вид здесь ни к чему. У меня вот с башки песок до сих пор сыплется.
— День длиннее ночи, — произнесла и вздохнула. — Времени достаточно.
— Ты всегда такая грустная? — Спрашиваю и руку ей подаю раскрытой ладонью.
Смотрит на неё ошалело.
— Возьми меня за руку, и пойдём, прогуляемся, — предлагаю.
— Нас увидят, так неловко, — зашептала.
— А мы в рощу пойдём. Там никто не увидит, даже если обниматься начнём и целоваться, — усмехнулся, решив пойти на лёгкую провокацию.
Понятное дело, что с девочкой каши не сваришь. Пока. Но зато можно вспомнить милые и волнительные моменты из своей непорочной юности. После всего этого мяса, так хочется почувствовать своей чёрной душой что–то светлое и милое. Хотя это не про Люту!
Очень просто манипулировать юным сердцем, зная, что в нём ты. Так и вышло. Люта лишь ненадолго затушевалась. Но ухватила меня за руку очень цепко и уверенно. Я поднялся и легко потянул её за собой. Девочка даже свой боевой посох на лавке так и оставила. Не выпуская её руки, вышел через калитку, вылавливая шокированные взгляды, высовывающихся из–за изб и заборов дружинников. Мне почему–то кажется, что они делали ставки.
Для вас Лютая магичка, к которой лучше не соваться, а для меня Лютик — милое создание. Или я заблуждаюсь, вот и посмотрим.
Поиграть с таким огнём я не прочь. Да даже чтобы отговорить её лезть к Морозовой в будущем. К тому же я — свободный человек, не взявший ещё себе жену и никому собственно не должный. Что мне мешает взять в жёны молоденькую графиню Огарёву? И сбавить накал страстей между тульским владыкой и родом Морозовых, к которому я вскоре буду приобщён. Зачем нам война, если можно сделать всех обязанными тебе и управлять ими понемногу, чтобы преследовать свои интересы.
А они у меня простые. Я хочу, чтобы мой город процветал, чтобы люди в нём жили безопасно и счастливо. Чтобы никто не смел нападать и жечь мои дома. Для безопасности людей, которые в меня верят, я готов подружиться хоть с самим дьяволом.
Да и сильно–то я не превозмогаю, общаясь с Лютой. Девочка приятной наружности мне нравится. Ей всего–то пятнадцать полных лет. Есть все шансы, что из неё вырастит красотка. И сейчас она совсем не дурна собой, вышла не в мамашу. Да и Чернава не воспитывала её, насколько я понял. Скорее она гнобила дочь, оттого малышка и сбежала в гвардию к князю Юрию, чтоб отдалиться от светской гнили. Мне даже не хочется заводить об этом разговор, чтобы не терзать ни её, ни себя.
Прошли вдоль огородов через истоптанное поле ржи и прямо в рощу, правее места, где проводила время Руяна. Жрицу я не вижу, но чувствую. Это не сложно, когда до тебя доносится шелест листы, говорящий о скоплении живности метрах в пятидесяти восточнее. Поэтому я увожу Люту западнее.
Не потому, что опасаюсь возможной ревности жрицы. Просто, самому неловко.
Среди деревьев обстановка стала более уютной. По хвату чувствуется, что девочка немного расслабилась. Но стоило остановиться за зарослями у крупного дуба, тут же напряглась, когда я повернулся к ней, чтобы рассмотреть лицо и немного её потискать.
Красная, как варёный рак, Люта встала статуей, когда я полностью заправил её мантию в плащ за спину и открыл обтянутое в мужскую одежду худощавое тельце. Полтора метра с кепкой — такую даже не очень удобно обнимать за талию. В целом, женственной фигурой и не пахнет, но уже проклёвывается торчащая попка, которой можно невинно полюбоваться.
Смотрит исподлобья. И кстати, очень даже обворожительно выходит! Но снова взгляд свой уводит застенчиво. Опускаюсь к ней, локоны пальцем в стороны убираю и целую её робко в лобик. Снова Люта статую изображает, жмурится. В носик целую, в щёчки. Опускаюсь ещё ниже и заключаю в объятия за тонкую талию. В уголок губ целую, чувствуя, как девочка просто тает. От поцелует её пошатывает, она на ногах и не держится!
Жар крематория превращается в огонёк свечи.
Нет… не могу так. Поэтому прекращаю.
Прижимаю её к груди крепко, она подаётся легко, прижимается сама. Чувствую её слабое касание на спине, лапками своими обнимает в ответ несмело.
Слышу её дрожащий выдох.
— Люта, моя милая малышка, — обхватываю её по–хозяйски, чувствуя совсем не похоть. Это братская любовь. Осознанная, мудрая.
Потому что представил, как с сечи на Калининских топях она сидела над моим грязным, изрубленным и вонючим телом, где уродливые воспалённые раны могли только оттолкнуть. Любого. Только родной останется. Искренне родной будет с тобой. А не с той картинкой, которую видят в здоровом и жизнерадостном человеке. Ведь там не было никакой красоты. Лишь смерть и агония.
— Ярослав, я так страшусь за тебя, — шепчет. — Уезжай, не лезь в Разлом.
— Если не полезу, буду корить себя. Ты же знаешь, что я не отступлю.
— Я должна признаться, — дальше говорит с неловкостью.
— Говори, сестрица, я всё пойму, — отвечаю ей и мягко пытаюсь отлепить. Но она лишь сильнее прижимается и обхватывает теперь уже с силой, будто отпускать совсем не хочет.
И почему же я думал прежде, что она будет мне мстить за мать? Она ведь даже ведёт себя так, будто ничего и не было.
— Мил ты мне, — раздаётся едва слышное.
Ну это не новость. Хотя теперь я понимаю, она даже не подозревала, что туляки мне уже всё слили. Вот такое вот у неё признание в любви.
— Ты тоже мне нравишься, — отвечаю ей сразу. — И я очень благодарен за моё спасение.
— Нравлюсь из благодарности? — Спрашивает, отпряв.
Посмотрела с такой болью, что у меня слова в горле застряли.
— Нет, вовсе не из–за этого, — выдавил кое–как. И полез снова целоваться, но она увела в сторону лицо, на котором я сразу и распознал обиду. — Лютик?
Молчит. Руки её уже опущены. И, кажется, что снова разгорается в ней адский огонь! Отпустил её, она сразу и попятилась, пока не прислонилась спиной к дубу. А я отвернулся.
— Что мне теперь делать? — Слышу впервые такой уверенный голос Люты. Хотя и звучит вопрос.
— Приезжай ко мне в гости, как с этим Разломом разберёмся, — отвечаю непринуждённо и поворачиваюсь уже с пышным букетом из фиолетовых и белых георгин, которые быстренько вырастил за две единицы резерва. Пышные цветы растут у нас в деревне в нескольких дворах. Очень красиво смотрятся.
Лютик оторопела от такого подарка, приняла букет, как завороженная.
— Откуда… — начала, но ощутив аромат, сразу утонула в них носом.
— Ты спасла меня тогда, спасла и позже, разобравшись с магами, — решил объясниться на волне её восторга. — Это факт, который не изменить. И благодарность мою тоже не изменить. Человека любят не только за внешность, но и за поступки. В совокупности всё. Иногда ты влюбляешься в картинку, но узнав человека, понимаешь, что он не твоя родная душа. В жизни всякое бывает, Люта.
— Не люба тебе? — Раздаётся капризное. — Ты это хочешь сказать?
Тут сразу и вспоминаются слова туляков, где они молили меня не расстраивать её, если не люблю. И вот что теперь делать⁈ Перед рейдом в Разлом совсем не хочется обижать её.
— Зачем целуешь, если не люба, зачем даришь такие чудесные цветы? — Наезжает.
Отбрасывает букет, который вянет неестественно быстро. А у Люты в глазах чёртики заиграли!!
Была не была. Подхожу к ней, и прижимаю к дубу. Целую её в губы, мгновенно обезоруживая. А дальше уже приступаю к своему главному козырю, переходя на взрослые поцелуи с языком. Как и предполагал, девочка легко открыла свой ротик, впуская меня. И даже неумело начала отвечать, растворяясь в моих объятиях.
Когда я перешёл на ласки шеи, ноги бедняжки подкосились.
— Люблю тебя, — зашептала. — Сына чернобога воплоти, готова тёмной стать, чтоб с тобой одной поступью…
Да что она мелет⁈ Похоже, для неё не секрет, какой я магией промышляю, зашибись. Отпрял, закончив ласки, смотрит дико. Сама подаётся целовать, хватает за шею, тянется. Так, глядишь и запрыгнет, ногами обхватив.
А мне не по себе. Не знаю, почему. Почуяв сопротивление, Люта отпускает и хмурится. Видно, что заведённая и снова злиться начинает.
— Ты ещё маленькая, — говорю, как есть. — Не могу так.
Захлопала ресницами, закусывая губу. А вот и смущение снова подкатило. Благо, она ещё не знает, что это её мощнейшее оружие соблазнения. Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не продолжить терзать беднягу своими ласками. Милая малышка притягивает своей невинностью и наивностью. И в ней столько очарования, если не держать в уме её силу.
— Я вырасту, обязательно вырасту, — шепчет. — Через три месяца мне будет шестнадцать. И мы сможем…
Замялась, увела взгляд.
— Как неприлично, — буркнула себе под нос. — Что я несу? А впрочем!
Смотрит на меня с вызовом.
— Дядя гонит меня выйти замуж за московского графа. Скоро приедут сваты. Мне выйти за него? Ярослав? Ты не будешь против? — Спросила с подковыркой. Прямо голосок прорезался.
— Если любишь его, выходи, — пожимаю плечами. И вижу, как негодует малышка.
— Понятно, — хмурится, уводя взгляд. — Впрочем, чего я ожидала? Ты такой красивый и сильный, ты отверг даже Василису.
Василису отверг⁈ Вот это новости! Люта продолжает свою тираду:
— А я просто серая мышь, способная только на ратное дело наравне с мужчинами. Я не ношу платьев, я не крашу лицо. У меня нет манер, я для тебя просто… сестрица, которой ты благодарен за спасение.
— Люта.
— Я всё чувствую, Ярослав. Не заставляй себя.
Хочет уйти, придерживаю. Стоит ухватить её, сразу слабеет.