Протянул мне пояс широкий и мощный. На коже вставки из вулканического металла, золота и серебра. Принял презент, как завороженный, оценивая вес.
— Это пояс паладина, — комментирует Юрий. — Который когда–то ковали лучшие тульские мастера под чутким руководством именитого артефактора древних времён. Зовётся артефакт сей «Волчий кушак», гасит он три четвери любой атакующей магии. Каждый витязь о таком только мечтает. Теперь он твой.
Мысленно присвистнул. Мой старый пояс гасит пятьдесят процентов, с улучшением большим кристаллом станет гасить шестьдесят пять. А тут семьдесят пять процентов! Интересно, а можно его улучшить кристаллом⁈
— Благодарю вас, ваше сиятельство.
— Тому, кто в самое пекло лезет, и в самую кровавую сечу, такой пригодится, — добавил напоследок Юрий. — Удачи тебе, Ярослав. Ещё свидимся.
— Здоровья вам и семье, всего доброго, — ответил ему.
Князь улыбнулся, кивнул и вышел. А я слюни подобрал. Вот так подарок! Он мысли мои читает? Я уже собрался у Иваныча свой старый пояс улучшать по возвращении, коль кристаллов теперь хоть попой жуй.
В Тулу решил не возвращаться. Прямо отсюда стартану в Калужское княжество, чтоб наведаться в своё Ульяново. Путь в Малорыжково окружный выйдет, но всяко лучше, чем потом отдельно в новые земли гонять. А в Ульяново в любом случае нужно наведаться. Мои ж земли.
Не люблю долгих утренних прощаний. Туляки собрались провожать меня у крыльца избы. И не только Светогор, Деян да Лучеслав, ещё полсотни бойцов оккупировали двор. Оказывается многие мне благодарны, кого я спас в недавнем бою, сам того не ведая.
Подошёл и Мутимир благодарить за спасение в Разломе. Тубус мне сунул невзрачный.
— В качестве благодарности, Ярослав, — прокомментировал паладин.
— А что это? — Немного растерялся я.
— Карта сокровищ, которые один древний леший охраняет, — шепчет на ухо. — Мне всё боязно было к нему лезть, а ты должен сдюжить.
Поблагодарил его. Распрощались.
Наконец, и Люта дождалась своей минутки. Пока я со всеми обнимался, она стояла скромненько за забором, как сиротка и грустила. Сам к ней подошёл и за соседнюю избу повёл, чтобы другие уши не грели и не смущали нас.
Разговора не вышло, когда рассмотрел девочку получше. Люта применила грязный приём, которого от неё никак не ожидал. Распустила тёмно–русые волосы, пышущие лоском и чистотой, накрасила ресницы и подвела стрелки.
Без всяких слов я набросился на неё, а она в ответ вцепилась в меня. Ввалившись в незнакомую избу с девушкой на руках, я продолжил целовать её уже внутри. Оказывается, Люта может быть очень нежной и податливой кошечкой, которая тает в моих объятиях, как мороженое.
Минут сорок мы не можем отлипнуть друг от друга, пока не начинают доноситься через окна обеспокоенные голоса товарищей, которые, видимо, меня потеряли.
Дальше поцелуев мы не зашли, да и не хотелось переступать эти рамки невинной и чистой романтики. Прервались с трудом. И сразу стало тоскливо. Захотелось просто отложить поход ещё на день и просто провести время с девушкой. Погулять с ней, подурачиться, будто мы дети. Без всяких рамок и предрассудков, узнать друг друга получше уже сейчас.
Пару раз Люта подалась в попытках продолжить. Но вскоре я сумел воззвать к сознанию, сбив этот затуманенный взгляд красивых карих глаз.
— Приезжай ко мне, как сможешь, — зашептал.
— Не уезжай, — взмолилась. — Побудь в Туле пару дней. Князь устраивает пир по случаю нашей победы. Твоей победы.
— Я не могу, у меня очень много дел. Сюда сорвался не по плану, у меня ж перед отправкой нападение на Рудник случилось, — рассказываю ей. — Вычислили, что это гадливый сосед, барон Горазд из Брянского княжества. Он с поляками повязался и теперь прощупывает меня. Поэтому медлить не могу, мне к нему надо ехать и разбираться, пока стычка не переросла в войну с жертвами. Понимаешь?
Кивает. И снова её несёт.
— Люта? — Ворчу, уворачиваясь от поцелуя.
— Ты дорожишь своими людьми, я понимаю, — ответила, продолжая пытаться.
— Лютик, мне пора, — тормошу её слегка. — Обещай, что приедешь ко мне в гости.
— Это случится не так скоро, не раньше зимы, — говорит с грустью, наконец, отлипнув. — Но я сделаю всё возможное, чтобы приехать, как можно скорее.
— Ты такая красивая, — шепчу ей перед прощанием.
— Правда? — Спрашивает с удивлением. И смущается. Хочется потискать её ещё. Но люди уже ждут. Пересвет прямо под окном копытами бьёт.
— Выйдем порознь, — выдаёт раскрасневшаяся Люта, толкая меня к парадной двери. — Так неловко.
Горячий поцелуй напоследок… ещё минут на пять.
— Люблю тебя, — шепчет девочка, когда я отпускаю её.
И сердце моё сжимается от тоски, когда увожу свой взгляд в сторону, ничего не ответив. Разворачиваюсь и молча ухожу, не зная, что на это сказать. Просто соврать, давая ложную надежду уже не могу. Ещё вчера мог, а сейчас не в силах себе этого позволить.
Осязаю, как она смотрит мне в спину, как по её румяным щекам текут слёзы. Ощущаю с болью, как рассыпается её сердце. И спешу прыгнуть в седло. А когда уже там, долблю в бока сильнее, лишь бы скорее почувствовать шальной ветер.
Я не знаю, что со мной, я просто не знаю, как это выразить. Нечто сравни смятению. Видимо, просто думаю о другой, жалея эту. И как же внезапно вышло, что я вновь стал думать о Василисе, не просто, как о друге. Отчаянно не хотелось становиться, как все очарованные ей бесконечные массы людей. Бесконечное тупое стадо. Наверное, в Орёл я ехал за тем, чтобы убедиться, что смогу отпустить её. Уже в который раз.
А она в Академию учиться едет, чтобы терзать меня дальше.
Выскочили на дорогу в Калугу, где по обе стороны разорённые деревни стоят. Но люд уже понемногу возвращается в дома, кто–то разбирает завалы.
Около километра проскакал и сбавил обороты.
— Ты чего? — Возмущается Пересвет, поравняв коня. — Отдохнул, теперь рвёшься за новой нечистью? Может, помедленней поедем, а то моя животина хромать начала.
— Ещё бы ей не хромать, ты весишь больше её, — слышу от Гайи.
Одна Руяна молчит, пристроилась с другой стороны от Пересвета, посматривает на меня, будто высмотреть что–то хочет.
Дорога узкая, лес со всех сторон вскоре надвинулся. Но поселения меж деревьев проклёвываются. После полудня завернули в одно такое, что у речки стоит. Люд принял радушно, несмотря на то, что половина домов пустует.
Купили у местных яиц варёных да картошки, витязю ведро молока. Сидим на бережку, пикник устроив. Хорошо тут, решили на пару часиков зависнуть. Лица у друзей счастливые. Даже жрица улыбается, оказавшись среди деревьев у водицы.
Раздал всем по десять золотых монет премии.
— Ваша доля, братцы, — прокомментировал.
Пересвет с радостью захапал лапой здоровенной и загребущей. Гайянэ покривившись, взяла. А Руяна выпалила:
— Мне золота не надо, я служу сыну Ярило от сердца.
— Бери, сказал, — прошипел на неё. — Все тут от сердца мне служат. А я от сердца даю.
— Отрывает прям, — посмеивается витязь и получает от меня дружеский удар кулаком в плечо.
— Убьёшь, барин, пощади! — Посмеивается в ответ витязь.
Жрица насупилась, но монеты приняла.
— Купишь себе трусики барские, кружевные, — выпалил Пересвет и заржал гадко. Что–то он в последнее время совсем разошёлся.
Жрица отвернулась, закатив глаза. Вроде всё равно ей на подковырки, а что–то ветви над нами всё сильнее шелестят.
— Можно и платьев, и карету с белыми лошадками, — дальше мелет идиот.
— Сейчас чья–то кобыла в речку пойдёт топиться, — прокомментировала Гайя. И витязь захлопнул, наконец, пачку.
Руяна едва заметно улыбнулась. И это заметили все.
— Прости, сестрица, я просто пытаюсь тебя развеселить, — пробурчал Пересвет. — За Дарью во век твой должник, так что можешь и кобылу утопить, я злиться не стану.
— Так, всё, — фыркнул я. — Пей своё молоко.
— Да не хочу уже, там какие–то волосы плавают, марли у них что ли нет? — Возмутился. — Эй, старуха! Что тут за волосы в ведре?
Услышав ворчание верзилы, бабуля наоборот поковыляла ещё быстрее прочь.
— Это лобковые, — выпалил я, не стерпев, и заржал от души так.
Аж на всю деревню закатился.
— Бабкины что ли? — Уточнил Пересвет и сам заржал.
А вот девки юмора явно не уловили. Рожицы недоумевающие сделали.
Откинулся спиной в траву. Под журчанием водицы нежусь, глядя, как через кроны косые лучи пробивают, ветерок порывистый листвой поигрывает, как живой. Ох, и хорошо тут. Спокойно среди верных друзей.
— Ну что Руяна, — говорю скрипучим голосом, нежась на травке. — Как тебе наше приключение?
— Я поучаствовала в великой битве, Ярослав, — заявила вдруг та с гордостью. — И очень благодарна тебе за это. До встречи с тобой жизнь моя была скучна и почти закончена. Но теперь я начинаю сочувствовать людям. И больше не чувствую презрения в глазах других.
— Пусть только кто осмелится взглянуть косо на сестрицу, — забурчал Пересвет, тоже разлёживаясь. — Глаза аккуратно выколю своей славной секирой.
— Хотела бы я на это посмотреть, — слышу саркастичный комментарий Гайи. — Ру? Не хочешь искупаться?
А вот это уже волнительно звучит. Мы с Пересветом тактично делаем вид, что дремлем, когда жрица с изгойкой шуруют за камыш.
— Пошли, подсмотрим? — Шепчет с азартом витязь, когда уже слышны всплески.
— Ты иди, а я потом посмотрю, что они с тобой сделают, — посмеиваюсь.
— Да мы аккуратно. Они даже не заметят.
— Вон, видишь трёх белок на ветке? — Киваю на соседнее дерево.
— Ага, странные какие–то. Подожди, — ахает. — Это её прихвостни что ли?
— Временные шпионы. Так что не рискуй, братец. А то порвут в клочья.
— Зверьки эти, да ну брось.
— И эти, и вон те, и вон те, и дальше смотри на суку сидит целая стая. Что? Передумал подглядывать?
— Странных баб понабрал в свиту, ни зажать, ни пощупать, ни подсмотреть, — ворчит Пересвет…