— Выбрал бы девушку, не поддался её чарам и прошёл бы испытание, — объясняет Волчица.
— А ты чего тут устроил? — Слышу от Медведицы. — Меч носишь, а махать им не сподобился. Для красоты тебе?
— Я безвинных не трогаю, будь то человек, то зверь, да даже нечисть не стану, если она добрая, — пояснил.
Снова переглянулись звери.
— А чего такой сердобольный? — Спрашивает Волчица с подковыркой. — Жизнь сытая и все тебя любят?
— Да нет, сестрицы, — вздыхаю. — Тёмный маг я, но добрые дела хочу делать.
— Он нас сестрицами назвал, — ахнула Медведица, отшатнувшись, и скрылась из виду.
— Тёмный? — Удивилась волчица, тоже пропадая с поля зрения.
Одна Лиса хитро так смотрит. И тут выдаёт сварливо:
— Ладно, сгодится.
Пропадает и она. Жду какое–то время, затаив дыхание. Затем выбираюсь из ямы. И чуть обратно в неё не падаю от неожиданности. Потому что неподалёку три идола двухметровых из дерева на меня смотрят. Выточенные медведица, лиса и волчица. Они уже не подают никаких признаков активности, просто покоятся.
Поклонился им, дальше пошёл по тропке, которую быстро во мраке разглядел.
— Не в ту сторону, дурень, — слышу девичьей голос от них.
— Всё, не помогай, — шепчет ей другой такой же…
— А точно, простите, — развернулся, снова поклонился им. — Благодарствую, сестрицы.
— Опять «сестрицами» назвал, — ахают.
Похоже, если воздушный поцелуй пошлю, вообще рассыплются. Но хватит уже с големами возиться, пора уже к цели двигаться, пока там призраки Купаву не трахнули и не сожрали после.
Иду, вроде силы есть. Но вот резерв всё ещё на нуле. Хотя всё оружие и экипировка при мне. Похоже, испытания ещё не окончены.
Зарослей всё меньше, деревья выше и мощнее. Впереди огонёк от костра показался, куда я и поспешил. Ещё по дороге плач стал доноситься девичий. Да и девушку в кремовом платье я вскоре распознал у костра на пеньке сидящую. Волосы белые, что снег в косе толстой и длинной, аж по земле волочится. Фигура вроде взрослая, формы имеются, лицо опущенное не рассмотреть. Демонстративно горюет.
Присаживаюсь напротив, для меня, похоже, второй пенёк и поставлен тут. А эта всё ревёт, меня не замечая.
— Доброй ночи девица, и чего пригорюнилась? — Спрашиваю наигранно, как в сказках.
— Лицо обожгла, не смотри, — мямлит. А голос до боли знакомый. Ну точно! Големы такими и говорили, только там он моложе был.
— Да ладно, с кем не бывает, — вздыхаю. — Вот смотри.
Снимаю нагрудник, распахиваю рубаху, показывая ей свой исписанный торс. И стараясь не показывать отвращения, когда вижу её лицо. Да его просто пережевало, если простым языком изъясняться.
Смотрит заинтересованно.
— Такой молодой, и столько шрамов. С такими не выживают, — говорит участливо.
— Вот если выживают, то уже не расстраиваются, — отвечаю наставнически. — Ведь могло быть и хуже. Так и с тобой. Лицо чуть подпортилось, зато жива осталась.
Задумалась девица.
— И то верно, — выдохнула и порошок сыпанула в костёр, который вспыхнул мощно зелёным.
А как всё схлынуло, на меня уже посмотрела краса неписанная! Вот если бы я от Василисы иммунитет не выработал, сейчас бы прямо к ней и припал на колени. Или между.
— Шутки ради притворилась, — произнесла уже кокетливо. — Ну, юный витязь, чего сидишь, приголубь, коль расколдовал меня.
— Так расколдовал или притворилась? — Уточняю ехидно.
Смотрит с подозрением.
— Не люба? — Спрашивает. — Ты же за красной девицей пришёл?
— Големы всё напутали, видимо, — комментирую вслух. — Я к бабушке Кишкинке пришёл, если честно.
— И что она тебе? — Произнесла девица с подковыркой.
— Познакомиться хочу с легендарной ведьмой и совета спросить.
— Легендарной ведьмой? Какие масленые речи. За золотом, небось, пришёл, как все хитрецы до тебя.
— А Слободан тоже за золотом приходил? — Говорю, напоминая про витязя, который вернулся от неё.
Девица в лице переменилась.
— Откуда его знаешь? — Спросила с наездом.
— Не важно, я лишь хочу сказать, что ты не права, говоря о непорядочности витязей. Не все такие плохие.
— Хорошо, будь по–твоему, — говорит спокойно. — Костёр затуши.
— Не понял, зачем? — Насторожился.
— Затуши и всё увидишь.
Поднялся, затоптал. Как только свет от костра пропал, на месте девушки вырос идол. Хм, похоже, и это был голем. «Свет скрывает, тьма обнажает»?
Зелёными светлячками тропка дальше подсвечивается. А я уже вижу сквозь листву пробивающийся свет из окошка. Похоже, впереди изба, куда я и устремился уверенно.
На поляне среди леса большой одноэтажный дом из брёвен хорошо стоит и выглядит свежо, позади участок огорода виден, яблоньки, кусты смородины. Никто не встречает, поэтому иду к калитке, отворяю сам и по крыльцу поднимаюсь до двери, в которую стучусь деликатно.
— Ну заходи, Ярослав! Коль не шутишь, — раздалось звонкое. Совсем не старческое.
Хм, имя моё знает, хотя я вроде и не говорил. Значит, следила⁇
Вошёл послушно, а тут уже широкий стол из дуба накрыт, женщина чуть ниже меня ростом в кремовом платье, какое было у голема, хлопочет спиной ко мне, зелёный лук нарезая.
— Салат почти готов, сейчас и с печи варево дойдёт, — комментирует суетливо.
— Я присяду? — Спрашиваю настороженно.
— Да, где нравится, — отвечает и оборачивается.
Фигурой пополнее и посочнее, но внешне напоминает прежнюю девушку–голема, и только по половине лица можно судить, как она была прекрасна, потому что вторая жутко обезображена ожогом. Аж половину глаза затянуло кожей и ухо приплавило.
Хлопочет, вынимая из печи ухватом горячий горшок, раскладывает еду, усаживается. И смотрит пристально. А глазища до чего ж красивые, аквамариновые с золотыми узорчиками. Смотришь, как на картину художника–абстракциониста, с каждым мгновением подчёркивая нечто новое. Увожу взгляд запоздало, потому что вспомнил предостережения бабушки Купавы.
В глаза ей смотреть нельзя! Иначе проклянёт.
— Кишкинку искал? Вот она я, чего глазёнки уводишь? — Возмутилась.
Убивать её и в мыслях нет. Потому что чую силу стихийную, потустороннюю, от которой просто никак не защититься. Неведомое всегда пугает. Особенно, когда непонятно каким образом резерв мой так и стоит на дне.
Хотя, раз такая могучая, чего лицо себе не подправит. Вот тут–то и вопрос!
— Если посмотрю, проклинать не будешь? — Уточняю.
— А страшишься? — Раздаётся испытывающе.
— Да имел я дело с проклятьями, очень неприятно это. Пообещай, что не станешь, и тогда буду смотреть.
— А не потому ль не смотришь, что безобразная я? — Выдаёт с наездом.
— Любят не за внешность, а за душу и сердце, — парирую.
— О как заговорил, — ворчит. — Трапезничать будешь, аль зря хлопотала?
— Да, поем, спасибо, госпожа Кишкинка, — ответил и положил себе салата.
— Кишой зови, другое слух не греет, — говорит уже спокойно и дальше снова с наездом. — Так чего припёрся? Свататься?
Посмеялась над собственной шуткой и дальше расспрашивает:
— Аль какого совета от меня ждёшь? Я больше мира не знаю. Сплю себе от гостя к гостю. О том, какие люди уж давненько забыла. И о порядках тоже не ведаю.
Вкусный салат, кстати. Как и запечённая куропатка. За обе щёки наяриваю, не торопясь отвечать. Поглядываю на неё секунду–две, стараясь привыкнуть к этому безобразию. Вскоре и ведьма уже мной любуется, заинтересовавшись ещё больше.
Попутно осматриваюсь, в комнате ни одного зеркала. Оно и понятно. Не любит ведьма на свой шрам смотреть.
— А хотела бы узнать? — Спрашиваю деловито, перейдя на «ты». — Ну… людей?
— Незачем, всё прах, — бросила впервые так повелительно, что аж стены задрожали. Да я и сам завибрировал от невольного страха. Кусок в горле так и застрял.
— Ты запей, запей, — слышу теперь издевательски ласковое.
Переменилась, подавая деревянную кружку. Кивнул с благодарностью, выпил кисленькое вино.
Похоже, из–за шрама и не хочет разгуливать по миру. Видимо, в прошлом укололась.
Решаюсь действовать, потому что тянуть нет смысла. Поднимаюсь, скидываю с себя снарягу, броню. Ведьма смотрит вопросительно исподлобья, страшную сторону волосы завесили, и на том спасибо.
Снимаю рубашку, штаны. И вот я голый стою перед ведьмой. Которая явно изумилась моим шрамам, рот раскрыла, изучая. Хотя в итоге задержалась на причинном месте, глядя на него жадно.
— Не проклянёшь? — Спрашиваю с наездом.
— Намучился ты, вижу, — вздыхает. — Не меньше моего.
Вот чую задницей, что очередная проверка, ибо в голосе её хитринку уловил.
— Я не за жалостью пришёл, — заявляю решительно. — Раздевайся, голубушка.
Секунды три ведьма смотрит на меня ошалело. А я забываю, что в глаза её смотреть нельзя. Когда уже вокруг всё закрутилось каруселью, опустил взгляд, но пошатнуться успел.
А тут Киша вскакивает, и платье будто само с неё падает. Молил я всех богов, чтоб под ним была не старуха! Ей ведь лет четыреста, судя по имеющимся данным. И молитва моя была услышана. Её тело не вызвало отвращения. Тугое и сочное, формы крупные и зазывающее, а молочного цвета идеальная кожа, что шёл.
Набросился на неё и показал всё, что умею. И так, и сяк, и на столе… Киша явно охренела он такой порки. Мне главное было на правую сторону рожи её не смотреть страшную, чтоб боец мой не упал. Когда уже без сил рухнул на спину в её кровати, до меня дошло, что она девственницей была. Получается, никто на неё до меня не прыгал. Или это очередной визуальный эффект⁇ Ладно, плевать.
Утром проснулся в постели один. Через окно увидел, что Киша в огороде своём возится, как обычная деревенская баба. Но когда вышел в гостиную, она тарелку каши горячей мне подала, аномально быстро переместившись.
— Останешься? — Спрашивает, на меня не глядя. Чую, что шрама своего теперь стесняется.
— Нет, не могу, Киша, извини, — говорю, затаив дыхание. Потому что понимаю, если она решит, то я отсюда не выберусь.