льника не будем пока. Давай — ка книги учёта посмотрим, расскажешь, что да как.
— Но как же, без Иллариона…
— С ним ты сразу в темницу и сядешь. Он же на тебя всё и спихнёт. А так можем без него всё решить. Я же понимаю, кто здесь ворует. Явно не ты.
— Не я, не я, барин! Богом клянусь, не я.
Чуть на колени не упал, трубку выронив.
— Веди в кабинет, или где все записи хранятся. Да поживее, когда дружинники подъедут, будет уже поздно что — то доказывать. Император в бешенстве. Вижу мужик ты хороший, жаль будет, если пропадёшь.
— Скорее за мной! — Повёл в дом живенько.
Дарья за нами было пошла, рукой нервно махнул, чтоб не лезла.
Так, пока сработало. Главное уверенно врать и выглядеть понадменнее.
Внутри девицы с деревни хлопочут, блюда варганят. На меня глазками стреляют да шарахаются. Через кухню прошли в подвал. На пути Семён фонарь снял дрожащей рукой, чуть не выронил. По ступенькам пошёл, чуть не покатился.
Мдя, мужик пересрал знатно. С другой стороны, по — другому никак. Илларион может и более ушлый, так просто не поддался бы. Лучше по слабому звену бить.
В подвале закуток с дверью на амбарном замке. Семён завозился, а потом с шеи ключ нервно сдёрнул, верёвку разорвав.
— У, окаянная, — запричитал. — Знал я, что этим кончится. Знал, барин.
— Тише, тише, — говорю ему в спину. — Ты главное дай показания раньше него. И записями подкрепи, тогда ничего тебе не будет, слово графа Орлова.
Вошли! Внутри бардак, но стул со столом по центру хотя бы не поломаны.
Пока Семён фонарь вешал, я второй нашёл, и огниво магическое испытал успешно. Чем ещё больше нагнал страха на мужика.
Уселся за его стол, как король. И стал наблюдать, как он в ящиках возится.
Стопку амбарных книг достал. А это свитки сшитые вместе. Записей тьма, нихрена не разобрать.
— Сейчас, сейчас, — зашептал Семён воровато. — Я всё покажу. Всё покажу, барин. Этот змей давно меня со свету сжить хочет. Он сразу мне пригрозил. Я ж невольный участник, я ж…
— Тише, тише, верю. Давай по существу.
— Вот гляди барин, оброк с домов…
Стал разбираться, въехал быстро. Отец Ярослава налог назначил один, а староста стал стричь в два раза больше. С сорока двух домов по десять — сорок медяков в месяц или эквивалентно товарам, в зависимости от участка. Итого общая сумма сбора в месяц со всей деревни — сто двадцать шесть серебряников. Передаёт староста князю тридцать пять монет. И это даже меньше половины. Остальное в карман.
И получается, что князь к землям барона претензий не имеет, все налоги платятся, потому что эту функцию взял на себя староста. Вот только один нюанс есть!
— У барона сын остался, — стал выкладывать Семён, когда с дебитом и кредитом разобрались. — Сопляк с головой не дружит, шестнадцать ему сейчас. Илларион сразу смекнул, что делать. Когда баронёнку восемнадцать стукнет, а это через полтора года, тот заставит его земли отписать, потому что по закону раньше пацан не может ничего решать.
— Ах он хитрец.
— Вот, вот! Он бабку его Нюру запугал уже давно, что налог большой на поместье том, чтоб не заикалась вообще. Но всё платится князю, всё, всё.
— Тридцать пять серебряников в месяц, я понял. Так, а ты не знаешь, кто оберег страха в особняке барона повесил?
Семён посмотрел на меня глазами по пять копеек. Нервно затряс головой.
— Ладно, там сами разберёмся. Юному барону всё вернём. У него родня влиятельная в Москве, они и пожаловались императору. Лично знают его величество.
— И что теперь будет, барин? — Завыл мужик.
— За твои показания и содействие помилуют, — лью в уши уверенно. — Но надо ещё провести дополнительную проверку, поэтому книги учёта я изымаю.
Как раз сумка у меня магическая всё это спокойно вмещает.
Дед смотрит с ужасом, как вещи в никуда пропадают. Судя по реакции, деревенские не шарят в магии вообще. А зачарованные вещи им только снятся.
— О нашем разговоре никому, понял?
— Богом клянусь! — Взвизгнул аж Семён.
— Благодарю за службу империи, — выпалил я и вышел услышав, как тот бессильно рухнул на стул.
Надо бы с него письменные показания взять. Да передумал я, посчитав, что провожусь с перепуганным человеком очень долго, пока добьюсь результата. По книгам всё и так понятно.
Прошёл через кухню и на улицу, где Дарья стоит и уже с тульским солдатом мило беседует. На него без слёз не взглянешь, а она такая красавица в принципе, но щёки уже розовые от смущения. Носочком ещё чертит по земле, как дитё малое.
— Дарья, — окликаю. — Проголодалась?
— С такими запахами — то конечно, — усмехнулась магичка.
— Пошли поздороваемся да поедим.
— Это как же без приглашения? — Ахнула.
— Это моя земля, а он мне столько должен, что теперь и не расплатится, — ответил я и двинул на задний двор уверенно.
А там под кронами яблонь на лужайке пир на весь мир. Балалайка уже играет. Пляски идут вовсю. Стол длинный буквой «Г» ломится, человек сорок собралось. Приметил даже подружек красавицы Марьяны, а вот её самой нет.
Во главе стола расселись дочь старосты, толстушка с бровями Брежнева и витязь в броне металлической. Крупный лысый, лет сорок ему на вид. А взгляд такой тупой, что на смех пробирает.
— Кто Илларион? — Спрашиваю Дарью, идущую за мной совершенно неуверенно.
Показывает. А тот на меня взгляд уже бросил из — за стола. Около витязя сидит темноволосый мужчина лет пятидесяти, харя злодейская, хитрая. По сторонам ещё женщины крупные восседают, такие же выражения на лицах. И двое мальчишек лет тринадцати и пятнадцати на вид, похожих на старосту. Вероятно, сыновья. У витязя скопились.
Остальные приезжие — просто солдаты, судя по всему, в сторонке покуривают, глядят на пляски девиц.
— Гуляем⁈ — Спрашиваю громко и вызывающе. — А чего без меня⁈
— А ты кто таков, барин? — Спрашивает Илларион нагло, и я понимаю, что с Семёном провернул всё верно. Этого так просто развести бы не вышло.
— Догадаешься или подсказать? — Усаживаюсь напротив на чьё — то место. — Ну — ка, что у нас тут?
Щёлкаю пальцами.
— Вижу, стол у вас ломится. На чьи гуляем, люд простой? — Подкалываю. — Не на мои ли рубли шикуем? А?
Дал по столу кулаком, опрокидывая кувшин. Балалайка играть перестала. Все на меня уставились.
— Что Илларион? Не узнал? — Продолжаю наезд.
Оторопели все, даже витязь в шоке со своей невестой.
— На Ярика похож, — прошептала его дочка.
— И верно, — подтвердила женщина рядом.
— Это ж Ярик наш, дурачок, — начали обсуждать с лужайки. — А кафтан откуда такой дорогой. Небось, украл…
— Ты что себе позволяешь, дурачок⁈ — Рявкнул на меня староста. — А ну пшёл отсюда, пёс!
Не реагирую. Взял кусок курицы демонстративно, надкусил отбросил.
— Это моя земля, так что варежку закрой, — ответил ему с набитым ртом.
— Ты кому дерзишь, щегол? — Прогремел витязь и поднялся, оказавшись метра под два ростом.
Усмехнулся я на это, замотав головой.
— А ну притормози коней, витязь, глаз лишний? — Обозначилась Дарья, натягивая тетиву.
Вот молодец подружка. Функции свои выполняет.
— А ты что за чудо? — Опешил витязь.
И солдаты его стали стягиваться на драку.
— Это Дарьюшка наша, — обозначился какой — то вроде как адекватный мужик. — Её не тронь, своя она. Да и этот.
— Что этот? — Огрызнулся витязь, но его невеста за руку придержала, спохватившись.
— Да он с головой не дружит, не гневайся, Негостав, — прочирикала милым тоном толстушка.
— Это твой батька с головой не дружит, — заявил я, поднимаясь. — Илларион? А, Илларион? Налоги с моей земли стрижёшь уже пятнадцать лет. Или я не прав? Не моя земля? Не барон я? Перстень родовой чей это?
Демонстрирую.
— Перстень⁈ — Ахнул староста.
— Барона Суслова. А я его сын, — комментирую.
— Всё так, — подтвердил мужичок из состава гостей.
— Так — то да, — раздалось и от Дарьи. — Он же баронский сын, вся деревня знает.
— Баронский, — согласились и девки, которые только что плясали.
— И уже не дурачок, — подытоживаю я. — Значит так, книги учёта изъяты и направлены в императорскую канцелярию.
За столом ахнули. Илларион в лице переменился тут же.
— По предварительной проверке следственной группой выяснено, — продолжаю громко и официозно. — Что крестьянин без титула Илларион Суздалев, пользуясь вверенной ему властью барона и! Воспользовавшись беспомощностью молодого барона, собирал незаконно удвоенный налог с местных крестьян и передавал лишь часть орловскому князю. Посему заключение таково. Долг передо мной, как хозяином здешних земель, бароном Сусловым с учётом уплаченного оброка его сиятельству за пятнадцать лет недоимки составляет на сегодня шестнадцать тысяч триста восемьдесят серебряников. Или триста двадцать семь золотых монет.
Народ ахнул. Одна тётка, что за столом, осела и в обморок рухнула, её даже никто не удержал.
Илларион побелел весь, за сердце схватился и нахмурился, глядя уже вниз.
Витязь на него посмотрел. На меня, снова на него. И выпалил:
— Свадьба отменяется! Бесчестная семья! Барон, моё почтение и мои извинения. Уходим!
Собрал живенько своих солдат под рыдания дочки и двинул прочь.
А я окинул взглядом стол, весь ошарашенный люд с видом наставническим. И Иллариону сказал строго:
— Завтра с рассвета ты в поместье явишься. Будем решать сами, что с тобой делать. Если не придёшь, донесение уйдёт в Москву в имперскую канцелярию. Ты понял меня?
Закивал нервно, на меня не глядя.
— Как же, барин, — взвыла старушка, похоже, его мать. — В поместье призраки, на смерть засылаешь ведь.
— Нет там никого, я разобрался, — ответил снисходительно и объявил уже громко: — так, всё! Чтоб больше я не слышал в свой адрес оскорблений. И всем передайте, кто рот откроет на меня, налог удвою. Не нравится? Валите отсюда, с моей земли. Если же уважение буду видеть, оброк уменьшу, как при отце было. Поняли меня, люди⁈