Посох мне сломал, мордой об асфальт приложил, чуть по стене кремлевской не размазал, а теперь приветы дяде передает и говорит, что делить нечего.
А ведь и правда, нечего.
Гермес, древнегреческий бог на побегушках. Я всегда умел устраиваться. Гермес – Трисмегистус, покровитель алхимиков Средневековья. Сейчас консультирую современных магов по всему миру. Они делают вид, что верят, жертвы приносят. Былым могуществом тут, конечно, и не пахнет, но на жизнь хватает. Дромосы открывать могу. На жизнь не жалуюсь, в детство не впал, как многие наши после отставки.
Плохой я бог. Непринципиальный.
Вон Красный. По нашим меркам сопляк, без году неделя, у власти и века не продержался, а какая непримиримость, какая высокая идейность, пафос какой.
Может, поэтому и не продержался. Времена меняются, и темпус, как говорится, фугит. Кто не спрятался, я не виноват.
Кстати, с тех пор как папа деда сверг и в Тартар заточил, никто больше на должность повелителя времени не замахивался. Силы не те, временем повелевать…
Время – это не просто стихия. Это половина Вселенной. Вторая половина – пространство, оно вообще никому не подвластно. Контроль над временем – это не молниями с горы шарашить.
И почему со времен дедушки Крона смертные ни разу о богах времени не задумывались? Нет, может, и задумывались, но уже не в тех масштабах.
Время не обмануть? Деда обманули, камень вместо младенца подсунули. Время не победить? Тогда почему дед в Тартаре сидит?
А вместо него никого нет.
Странно.
Непонятно.
Я дико не люблю, когда мне что-то непонятно.
Под вечер снова заявилась Афродита.
– Пойдем, – говорит, – Гермес, еще одного Гермафродита слепим.
Послал я ее, дуру, куда подальше. И раньше особой нравственностью не отличалась, а теперь уж совсем, как кошка дикая. Ничего, кроме секса, на уме не осталось, да и был он когда-нибудь у нее, ум-то? У Членорожденной нашей.
Старая хохма. Считается, что папа деда не только сверг, но еще и достоинство мужское ему отрезал. Злые языки говорят, что дед сам себе его отрезал, дабы таких…. богов, как папа мой, больше не плодить.
В общем, есть мнение, сугубо неверное на самом деле, что папа мужское достоинство своего отца в океан бросил, и в этом месте из пены Афродита появилась. И в раковине на берег Кипра приплыла. Потому и называют ее Пенорожденной. Но если всю эту историю всерьез на веру принимать, тогда при чем здесь пена?
Потом Аполлон с Дионисом приперлись, уже поддатые. Третьим звали. Аполлон гитару с собой приволок, пытался песни Элтона Джона исполнять. Да, в старые времена с него самого бы шкуру за такое пение содрали.
Еле отвертелся.
Мачеха приходила. Говорила, что плохой я сын, свинья неблагодарная, совсем отца забросил, не навещаю даже. А чего его навещать, если он ни о чем, кроме молний своих утраченных, и говорить не способен? Сидеть, поддакивать? Не в том я настроении, уж тысячу лет как не в том.
В общем, к вечеру скучно мне стало, тоскливо, хоть волком вой. Времена идут, а боги не меняются. Как были своими мелочными проблемами озабочены, так и остались. Только проблемы утрировали, на пьедестал возвели. Все слабости, что когда-то были, во главу угла встали, а достоинства словно испарились куда-то. Не знаю, как у других пантеонов с этим дела обстоят, не наблюдал, но у нас все так.
Дионис – бог вина бывший. Раньше поддавал, но и делами занимался. А теперь бухает, как последний алкаш. Афродита, богиня любви в отставке, ни о чем, кроме секса, думать не может. Феб, Кифаред, Мусагет, когда-то покровитель инженеров и строителей, оракулов и поэтов, только и делает, что на гитаре бренчит, и с каждым веком все хуже и хуже. Арес в детство совсем впадает, с оловянными солдатиками возиться начал. Афина, богиня мудрости, так сказать, от кроссвордов ее не оторвешь. Нет, оторвать можно, но только для того, чтобы пасьянс разложить.
Пенсионеры.
А ведь когда-то с гигантами бились, чудовищ уничтожали, героям покровительствовали.
Мельчаем. Еще пару дней на Олимпе, и я тупеть начну.
Склеил кадуцей скотчем, чтобы срастался быстрее, сандалии надел, плащ накинул. Только меня и видели в санатории вашем.
На Землю хочу. Туда, где жизнь, а не существование тупое.
Только сначала одну остановку под землей сделать надо.
– Дай шлем, дядя.
– На кой он тебе, племяш?
– Надо.
– Опять подсматривать за кем-то собрался?
– Дай шлем. А то украду, как в прошлый раз. Время только терять неохота.
На обратном пути остановился рядом с Кербером, пару змей у него из гривы вырвал и себе на кадуцей подсадил, вместо утраченных. За время пребывания в подземном мире посох снова стал целым, что меня сильно порадовало. Целым кадуцеем гораздо проще Дромосы открывать.
Глава тридцать седьмая. МОЗГОВАЯ АТАКА И ПЕРВЫЕ ЕЕ ЖЕРТВЫ
Серега
-И кто тут работал над декором? – Это был первый вопрос, который невольно вырвался у вашего покорного слуги, едва ему привелось переступить порог своего офиса.
Вообще-то это был риторический вопрос, и я совсем не думал, что очередной Гэндальф способен на него ответить. Но он меня удивил.
– Это мы тут порезвились, камрад, – сказал он. – У нас тут с Саруманом небольшой спор вышел.
– По поводу?
– Кто из нас кто.
– И кто же победил в этом споре?
– Герман, – сказал он. – Вмешался и вышвырнул нас обоих на улицу.
Узнаю своего друга.
Кофе, сигареты и родная обстановка помогли мне почувствовать себя гораздо увереннее. Я пристроился за столом Германа, поскольку воинственные маги несколько привели в негодность мой собственный, и включил его компьютер.
Герман – парень дотошный, в отличие от меня любит вести записи, организовывать, так сказать, свои мысли в письменном порядке. Возможно, в памяти компьютера хранятся какие-то нужные сведения.
Я открыл текстовой процессор, любимую программу своего друга. Вызвал на экран список последних открываемых файлов.
Так и есть. «Гэндальфы». Как раз то, что мне нужно в этой ситуации.
Любопытно. Судя по записям Германа, я сейчас имею дело с типом, проходящим в его документах под кодовым именем Гэндальф Бета.
Прыгнул в Ородруин вслед за Горлумом. Смелый поступок.
Вообще получается довольно интересно. Два Гэндальфа, находящиеся в этом мире, озабочены проблемой Горлума и Кольца. А Гэндальф Пыльный из Тридесятого царства считает, что Война Кольца закончилась падением Сарумана. Что из этого следует?
А ничего из этого не следует. Пока я не узнаю, кто тут настоящий Гэндальф и кем являются остальные самозванцы, яснее мне не станет.
Как показал опыт Германа, очная ставка Гэндальфа Альфа с Гэндальфом Бета ничего, кроме убытков, принести не может. Жаль, это был ход как раз в моем духе.
– Расскажи мне о Горлуме, – сказал я.
Гэндальф развалился на гостевом диване, прислонив свой посох к стене. Он курил трубку, и вид у него был вполне благодушный.
– Что рассказывать? – пожал он плечами. – Ты же читал книгу.
– Книга – это одно, а свидетельства очевидца – совсем другое. Какой он?
– Маленького роста, почти лысый, худой, на вид не слишком приятный.
– А если отвлечься от внешности? Каков его внутренний мир? Чего он хочет? К чему стремится?
– А кто его знает. – Гэндальф снова пожал плечами. – Мне не до его внутреннего мира было. Я войну выигрывал.
– Странно это, – сказал я. – Очень странно. Кольцо превращает своего носителя чуть ли не в Дарта Вейдера, а Горлум хранил его пятьсот лет, и никаких поползновений в отношении захвата власти с его стороны не замечено.
– У него никогда не было никаких амбиций.
– За пятьсот лет обладания Прелестью амбиции могут развиться даже у таракана, – сказал я.
– У него они не развились. Прими это как факт, камрад.
– Меня всегда удивлял один момент. У вас в Арде было полно могущественного народа. И все же сильные мира того самоустранились от решения проблемы, свалив ее на каких-то совершенно левых, случайно вмешавшихся в ход истории парней.
– В том и проблема, – сказал Гэндальф. – Чем сильнее человек, ну, или эльф, или маг, тем сильнее искушение, в которое способно ввести его Кольцо. Бильбо полвека продержался, Фродо с Сэмом не подкачали, а, скажем, я, Элронд или Галадриэль не устояли бы против такого искушения и минуты.
– Поясни.
– Необуздан я в желаниях своих, – сказал Гэндальф. – А ну как надел бы я Кольцо и стал бы добро причинять налево-направо? Еще и с отягчающими обстоятельствами? Чуешь, камрад, что бы тогда со Средиземьем приключиться могло?
– Чую, – вздохнул я. – И отсюда возникает еще один вопрос. Допустим, мы находим Горлума и изымаем у него не принадлежащую ему Прелесть. Что мы с Кольцом потом будем делать? У нас действующих вулканов не так-то много, и, как вы установили экспериментальным путем, оно в огне не очень-то горит, и в лаве совсем не тонет. Что с Колечком делать будем? Как изничтожать?
– Я уже об этом думал. Пока у меня нет ответа на этот вопрос.
– Вы, Гэндальфы, насколько я успел заметить, тактическим складом ума не отличаетесь, на пару ходов вперед не думаете.
– Не хами, камрад.
– Извини. Ну хорошо, а где мы будем хранить Кольцо пока будет решаться вопрос об его уничтожении?
– Э…
– Может быть, оставим его у Горлума? Горлум ведь не слишком опасен, а Саурона у нас нет.
– Есть мнение, что Кольцо попытается покинуть Горлума. И следующий его носитель будет не столь безобиден Понимаешь, камрад, не люди носят Кольцо. Это оно их носит. И оно способно притягивать зло.
– Значит, оно не притянуло меня, потому что не углядело во мне зла?
– Или потому, что ты был слишком далеко от него, камрад. – Эту часть истории я Гэндальфу рассказал, потому как ничего опасного в ней не усмотрел. – Вообще, должен признать, что в идее камрада Германа был смысл, но, чтобы задумка сработала, тебе должно было просто феноменально повезти.