liwyаṯаn обозначает кита, а tannîn — крокодила. Напротив, в рамках демонологической тенденции Левиафан и Бегемот сохраняют свое противостояние с Творцом и его силами, становясь символами мирового Зла или даже, в христианском Средневековье, конкретными демонами. Уже в раннехристианском Откровении Иоанна Богослова (Апокалипсисе) семиглавый дракон, восходящий к образу Левиафана, выступает аллегорическим образом дьявола. В Европе сложился также образ Левиафана как преисподней с огромной пастью — мотив, воскрешающий угаритский образ Муту (Мота).
В еврейской традиции развивается, однако, третья тенденция, сохраняющая элемент мифологизма. В ее рамках Левиафан (и Бегемот) остаются, с одной стороны, обычными творениями, но с другой — творениями чудесными, стоящими на грани реального и потустороннего. С одной стороны, они отождествляются с «великими драконами» (tannînīm gǝḏōlîm), первыми из живых существ в рассказе о Творении (Быт. 1:21)[73]. С другой же стороны, их существование все же угрожает миру и требует, как и в архаическом мифе, божественного вмешательства.
Согласно одной версии этого рассказа, два сотворенных чудовища не помещались в отведенной им части моря, так что они были разделены и самец отправлен жить в далекую пустыню (3 Езд. 6:49–52, 1 Ен. 60:7). Место пребывания обоих остается сокрыто до конца света, когда они внезапно явятся, чтобы стать пищей для праведников (2 Вар. 29:4). Согласно другой, оба чудовища — и Бегемот, и Левиафан — были изначально сотворены парами, однако их совокупление (или порождение потомства) привело бы к гибели всего мира.
Сказал рав Йегуда, что сказал Рав:
— Все, что сотворил Пресвятой-Благословенный в Своем мире — сотворил Он мужским и женским. Даже «Левиафан, змей бегущий» и «Левиафан, змей извивающийся» (Ис. 27:1) — самца и самку сотворил Он их. И если бы соединились они друг с другом — разрушили бы весь мир целиком.
Что же сделал Пресвятой-Благословенный? — Оскопил самца и убил самку, и засолил ее для праведников в Грядущем, как написано: «Он убил дракона морского» (Ис. 27:1).
Также и Бегемота с тысячи гор (Пс. 50(49):10) сотворил Он мужским и женским. И если бы соединились они друг с другом — разрушили бы весь мир целиком.
Что же сделал Пресвятой-Благословенный? — Оскопил самца и заморозил самку для праведников в Грядущем…
Таким образом, величие Бога демонстрируется через его способность как создавать, так и контролировать предельные творения, не совместимые с мирозданием. При этом самцы Левиафана и Бегемота продолжают рассматриваться как живые существа, которые могут быть встречены на границе повседневного опыта. Они существуют на земле в единственном экземпляре наряду с третьим, пернатым чудовищем — птицей Зиз, возглавляя царства морских, сухопутных и летающих животных соответственно.
Вслед за пророчеством Ишайи миф о Левиафане сохраняет и эсхатологическое измерение. В будущем мире[74] самцы Левиафана и Бегемота будут убиты самим Творцом или ангелом Габриэлем в сцене, напоминающей охоту. Либо же, по другой версии, убьют друг друга в схватке: Бегемот распорет Левиафана рогами, а Левиафан зарежет Бегемота плавниками. Те, кто не ходил смотреть на звериные бои в этом мире, в будущем мире удостоятся созерцать эту схватку. Главное, однако, что само их парадоксальное существование получает эсхатологическое оправдание: они станут пищей праведников на вечном посмертном пиру. В честь этой грядущей трапезы существует также обычай есть рыбу — символ Левиафана — каждый Шаббат.
Тем самым, если сейчас размеры Левиафана и Бегемота представляют собой катастрофу, в глобальной перспективе они осмыслены как источник бесконечного изобилия: праведники будут вечно ими питаться, и еще останется. Эсхатологическое применение получит и кожа Левиафана, которая, считается, обладает чудесным сиянием. Истолковывая различные библейские стихи, мудрецы Талмуда приходят к выводу, что каждый получит долю этой кожи, и хватит еще на целый Иерусалим.
Сказал Рабба, что сказал рабби Йоханан:
В будущем Пресвятой-Благословенный сделает праведникам шатер из кожи Левиафана, как написано «Начинишь ли шатрами его кожу?». (Иов 40:31(26))
Кто удостоился — тому шатер, а кто нет — тому укрытие, как написано затем «или укрытием рыбным — его голову»[75]. (Иов 40:31(26))
Кто удостоился — тому укрытие, а кто нет — тому ожерелье, как написано «прекрасный венок (liwyaṯ-ḥēn) они для твоей головы, ожерелье на твоей шее». (Притч. 1:9)
Кто удостоился — тому ожерелье, а кто нет — тому камею, как написано «повяжешь ли его своим девицам». (Иов 40:29(24))
А остаток кожи Левиафана повесит Пресвятой-Благословенный на стены Иерусалима, и будет он сиять от края мира до края мира, как написано «народы будут ходить в твоем свете, и цари — в твоей лучезарности»[76].
Напротив, Раѓав, убитый в предвечной битве, становится в Талмуде отдельным персонажем — «князем» или «ангелом» моря. Когда Всевышний приказал ему поглотить все воды, чтобы показалась суша, тот самодовольно воскликнул: «Довольно и того, что я остаюсь в своих пределах [а не покушаюсь на небо]!» Тогда Всевышний убил его. Труп Раѓава и поныне лежит на дне морском (Вавилонский Талмуд, Бава Батра, 74б).
Другая традиция, более мистического толка, отождествляет Левиафана с опоясывающим землю мировым змеем, «хвост которого — во рту его» — то есть с мировым кругом или с мировой осью. В этом качестве он превосходит обычные творения, включая даже великих морских драконов. Так, согласно мидрашу «Пиркей де-рабби Элиэзер», морские драконы выступают лишь пищей для Левиафана:
Открывает он пасть — и тот великий дракон, который предназначен ему в пищу в этот день, бежит и бросается ему в пасть.
Согласно этому же источнику, между плавниками Левиафана установлен «центральный столб земли». Другие тексты говорят, что мир окружен его плавниками со всех сторон. В апокрифической книге Откровения Авраама, написанной в I в. х. э., визионер на небе созерцает всю вселенную как бы извне и обнаруживает ее стоящей на спине Левиафана; именно он, как является герою, выступает в том числе причиной землетрясений. За контроль над ним отвечает высший из ангелов — Йаѓоэль. Землетрясения связываются с Левиафаном и в каббалистической книге Зоѓар. Мотив земли, стоящей на Левиафане или опоясанной им, встречается также в гностических и мусульманских источниках, куда он, по-видимому, пришел из еврейской традиции.
Перекликается с этими мотивами и новая интерпретация, которую дал Левиафану английский философ Томас Гоббс (1588–1679). Согласно Гоббсу, Левиафан символизирует собой государство как надчеловеческое существо, живой сверхорганизм с собственной зловещей, но необходимой волей. Название его трактата — «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» — всколыхнуло новую волну популярности Левиафана как образа тоталитаризма. Отсюда, в частности, название фильма А. Звягинцева «Левиафан», где образ китового скелета метафорически перекликается с бюрократическим произволом.
Вход в ад в виде пасти Левиафана: христианское изображение. Иллюстрация из книги «Против собора в Риме, устроенного дьяволом», 1545 г.
Bamberg State Library, Germany (по лицензии CC BY-SA 4.0)
Таким образом, хотя миф о предвечной битве Бога с хаосом был вытеснен из мира еврейского воображаемого в процессе становления монотеистических представлений, его рудименты — и прежде всего главный (анти)герой Левиафан — не только сохранились, но и продолжили действовать и развиваться в культуре.
Кому назначен темный жребий,
Над тем не властен хоровод.
Существовали в древнееврейской архаической мифологии и другие сюжеты, из которых до нас дошли лишь два — миф об утренней звезде и миф об «осеняющем керуве». Оба они представляют собой вариации одного сюжетного мотива — попытки возгордившегося низшего божества захватить верховную власть. Они доступны нам совершенно случайно: пророки Ишайя и Йехезк-Эль цитируют их — или как минимум отсылают к ним слушателя — в своих актуально-политических речах, то есть всегда скорее в качестве притчи, нежели в прямом значении.
Так, миф об утренней звезде — Ѓелеле, сыне Зари — сохранился в пророчестве против вавилонского царя Навуходоносора II (Ис. 14). Пророк воображает Навуходоносора спускающимся в царство мертвых, полностью утратившим после смерти власть вселенского завоевателя, которой он так гордился. Следует учесть, что для евреев Навуходоносор был не просто одним из глав древневосточных империй — именно он разрушил Иерусалимский Храм и отправил значительную часть населения в Вавилонский плен. Таким образом, он действительно выступает «личным врагом» Господа. Позднейшая еврейская традиция приписывает этому царю самообожествление и учреждение собственного культа взамен всех остальных; в буквальном смысле это никак не отражает реальной религиозной политики Навуходоносора ΙΙ, однако в более широком смысле соответствует его образу активного завоевателя, при котором покорялись и депортировались целые народы, а культовые статуи божеств могли насильственно перевозиться в Вавилон. Вавилонский царь — единоличный владыка почти всей известной древним евреям вселенной — осмысляется еврейской традицией как человек, претендующий на осуществление той власти, которая испокон веков принадлежала богам: вершение судеб народов. Однако он смертен, и даже империя его конечна, что демонстрирует, по мнению пророка, тщетность потуг Навуходоносора.