овать кризис бронзового века. Однако отдельным образом характерно то описание событий, в котором эта архаическая основа претворяется посредством библейского текста.
Как мы сказали, согласно библейскому сюжету, потребовалось десять актов божественного наказания («египетских казней»), чтобы вынудить Фараона отпустить евреев из Египта. Каждая из «казней» производилась Моше (и Аѓароном) по приказу Творца, однако египетским чародеям в большинстве случаев удавалось повторить божественное чудо собственными магическими усилиями. Так, египетским колдунам удалось превратить свои жезлы в крокодилов (Исх. 7:11–12), воду Нила — в кровь (7:22), а также произвести лягушек (8:7). Это дезавуировало величие произведенных Моше чудес в глазах египтян, хотя, в рамках специфического мрачного юмора текста, отнюдь не сделало нанесенный урон легче. Различение божественного чуда от акта человеческого колдовства (и неспособность египтян к этому различению) — значимый философский момент текста. Египетские волхвы были бессильны повторить ряд следующих казней — нашествие мошек и кожных заболеваний (8:18–19, 9:11) — и признали в этом «палец Бога», но и это не привело к желаемому решению: Фараон согласился отпустить взрослых мужчин на праздник в пустыню, однако не разрешил взять с собой детей или скот даже после нашествия саранчи и наступления тьмы среди бела дня. Бог поясняет Моше, что и упрямство Фараона предусмотрено в божественном плане, «чтоб еще больше чудес Моих случилось в Египте» (Исх. 11:9).
Лишь когда девять из запланированных казней уже исчерпаны, библейский текст вдруг переключается на предписания, связанные с весенним праздником. Этот раздел мог первоначально существовать отдельно и лишь затем был вставлен внутрь рассказа о выходе из Египта. С точки зрения одного из протосюжетов речь идет, по-видимому, о том, что в условиях запрета на выход в кочевое святилище кочевники-израильтяне совершают требуемую жертву прямо там, где живут. Однако в окончательной форме рассказа эта жертва становится началом нового праздника и даже нового, противостоящего египетскому календаря:
Сказал Господь Моше и Аѓарону в Египте так:
— Этот месяц пусть будет у вас началом всех месяцев — первым у вас среди месяцев года! Скажите всему сообществу израильтян: десятого числа этого месяца пусть возьмут себе каждый по ягненку — по ягненку на семью…
Таким образом, в существующей форме текста выходу из Египта предшествует своего рода календарная реформа — учреждение нового календаря, в котором время будет отсчитываться от первого весеннего месяца, известного в других местах (Исх. 13:4, 23:15, 34:18, Втор. 16:1) под названием «месяц колоса» (āḇîḇ). Скорее всего, речь идет именно о непосредственно наблюдаемом лунном месяце, отличающемся от основного для сакрального египетского летоисчисления схематического псевдосолнечного месяца[127]. В полнолуние этого месяца в каждой семье должен быть совершен ритуал жертвоприношения ягненка:
Созвал Моше всех старейшин Израиля, и сказал им:
— Возьмите, выберите себе мелкого скота по вашим семьям и заколите (жертву) Песах.
22 Потом возьмите пучок иссопа, обмакните в кровь, которая в чане, и помажьте кровью притолоку и оба косяка. И сами — не выходите никто за порог дома до утра.
23 Когда YHWH пройдет убивать египтян, Он увидит кровь на притолоках и обоих косяках — и минует Он такой порог, не даст уничтожителю войти внутрь вашего дома убивать.
24 И сохраните себе это в качестве устава для себя и для ваших потомков навеки.
25 Когда придете в землю, которую вам даст вам YHWH, как обещал, и будете блюсти это служение,
26 то, если спросят у вас ваши дети «Что это за служение у вас такое?»,
27 вы ответите: «Это жертва Песах для YHWH, который миновал дома израильтян в Египте во время убийства египтян, и спас наши дома!»
Народ склонился и пал ниц.
С одной стороны, жертва Песах привязана к идее защиты домов израильтян от губительных божественных сил, а с другой — завязана на будущее: уже в самом Египте, еще до собственно выхода из него, израильтянам предписывается заранее отпраздновать этот выход и передать знание о нем детям. Речь, соответственно, идет о своего рода флешмобе, в котором чаемое избавление празднуется до того, как осуществляется, — и именно этот праздник (при правильном соблюдении ритуала) становится двигателем избавления.
29 И было: в середине ночи YHWH поразил всех первенцев в стране Египта, от первенца Фараона, сидящего на престоле, до первенца пленника в яме, и всех первенцев скота.
30 Проснулся Фараон ночью — а также все его слуги и все египтяне — и начался великий крик по всему Египту, так как не было дома, где не было бы мертвого.
31 Он позвал Моше и Аѓарона ночью же, и сказал:
— Вставайте, выходите из моего народа, — вы двое и все израильтяне, — и идите совершать служение ΥHWH, как вы и требовали.
32 И скот ваш, крупный и мелкий, берите с собой, как вы требовали, только уходите и благословите меня.
Л. Альма-Тадема, «Смерть первенца фараона», 1872 г.
The Rijksmuseum
Ритуал в том виде, в каком он описан здесь, отличается от нормативного ритуала Песаха, как мы знаем его в царскую эпоху. Там он, по-видимому, справлялся не по домам, а коллективно, в святилищах, а кровь — разбрызгивалась (возможно, на всех собравшихся, приобщая их к принесенной жертве, ср. 2 Пар. 30:16). Отличается и непосредственная обстановка пасхального пира: поскольку в ту же ночь израильтянам предстоит отправиться в путь, Песах они справляют, одевшись в дорожную одежду и с посохами в руках. Этот обычай также встречается в рассказе о выходе из Египта и не воспроизводился в храмовом ритуале (и не воспроизводится и по сей день).
Соответственно, грядущие потомки, которым предстоит жить на Земле обетованной, как бы заранее включены в ритуал Песаха еще в момент его зачатия и самим своим существованием будут затем из рода в род свидетельствовать, что выход из Египта — и тем самым образование израильтян как единого народа — действительно имел место. В раввинистической традиции, после разрушения Храма в 70 г. х. э., именно «рассказ детям» о событиях выхода из Египта становится центральным моментом праздника; со временем создается и специальный текст для этого рассказа — Пасхальная Ѓаггада. Более того, согласно раввинистическому предписанию, «каждый человек в каждом поколении должен видеть себя как будто лично он вышел из Египта» (Мишна Псахим 10:5).
Таким образом, вокруг выхода из Египта образуется комплекс мифа и ритуала, подобный отношениям мифа и ритуала в архаическом мире. Историческое или квазиисторическое событие (возможно, связанное с кризисом бронзового века) переносится на календарное время и начинает ежегодно циклически воспроизводиться, как воспроизводились в архаике события мифа. Тем не менее все древние мифологические элементы, как то победа божества над хаосом, отходят на второй план. На первый план, напротив, выходят элементы, в которых символика ежегодного обновления, связанная с весенним праздником, интерпретируется как однократное революционное событие в прошлом. Это событие изображено не только как историческое, но и как надысторическое — отмеченное непосредственным вмешательством Творца:
…Бывало ли что-либо столь же великое, слыхано ли подобное этому? <…> Пытался ли какой бог пойти и взять себе народ — из среды другого народа, казнями, знамениями и чудесами, <…> как сделал для вас Господь, ваш Бог, в Египте <…>? (Втор. 4:32–34)
Эта специфика обусловливает и особенности ритуального воспроизведения выхода из Египта в праздновании Песаха. С одной стороны, действительно имеет место парадигматическое воспроизведение протособытия. С другой стороны, однако, подобие между ситуациями неполное: в ритуале никто не одевается в дорожную одежду и не выходит из привычной среды обитания. В свою очередь, само учреждение праздника накануне отмечаемого им события и его ориентация на грядущих потомков в библейском тексте подчеркивают, что речь идет не только и не столько о воспроизведении, сколько о свидетельстве. Выход из Египта скорее мемориализируется, чем буквально повторяется.
Выход из Египта стал, разумеется, парадигмой и прообразом для всех дальнейших актов божественного спасения и прежде всего обещанного пророками избавления эсхатологического. То, что Бог единожды вмешался в историю, в итоге как бы гарантирует, что Он вмешается в нее и вторично — в конце времен. Эсхатологическая интерпретация Песаха повлияла также на сложение христианского мифа, в котором крестная смерть Иисуса Христа, подобно жертве пасхального барашка, «выводит» всех причастных этой жертве не только в новый год, но и в новый мир: спасает не от однократной казни первенцев, а от смерти и греха как таковых. Однако это вторичное мифологическое преломление библейского сюжета стало возможно лишь за счет преодоления первичных мифологических элементов в первоначальном библейском рассказе. В этом смысле выход из Египта есть по своей сути миф, однако преображенный — перенесенный на историческую почву и символизирующий радикальный исход из бронзового века с его архаическим магизмом.
Выйдя из Египта через чудом раздвинувшееся море, израильтяне отправляются вглубь пустыни. Хотя целью их путешествия объявлена Земля обетованная, в действительности они сперва направляются к горе, известной под названиями Синай и Хорев, — по-видимому, к тому самому месту, на котором Творец впервые обратился к Моше и отправил его возглавить выход из Египта (Исх. 3:1ff). На первый месяц пути им хватает мацы, взятой из Египта, однако запасы заканчиваются. Впредь они будут питаться чудесной пищей, известной как