Тем же путем идет и библейский текст, с одной стороны подчеркивая непригодность предпотопного человечества, а с другой — особую благость Ноаха, который единственный на земле был «праведен и совершен» и «ходил с Богом» (Быт. 6:9), то есть следовал Его этическим принципам. Рассказ, однако, скуп на детали, так что мы не знаем, в чем именно заключалась особенная «праведность» Ноаха — учитывая, что до этого момента Творец не давал человечеству никаких указаний.
Что касается злодейства остальных обитателей земли, то здесь библейский текст оставляет чуть больше зацепок. Всего в библейском рассказе можно выделить три разные версии причины потопа, которые могут восходить к нескольким различным вариантам мифологического предания. Согласно первой, по мере размножения людей стали умножаться и их преступления, так что Творец пришел к выводу, что «все их побуждения и мысли — исключительно злы» (Быт. 6:5), и «пожалел, что создал Адама»; это версия отрицательного результата эксперимента, наиболее близкая к тому, что мы находим у Овидия и других. Близка к ней и другая версия, призванная, в свою очередь, объяснить, почему пострадали не только люди, но и животные: они тоже сошли с пути истинного:
Испортилась земля перед Богом, преисполнилась земля насилия. Взглянул Бог — и вот, вся земля испорчена, потому что все живое испортило свой путь на земле.
Эта версия рассказа поднимает вопрос о естественном и противоестественном: не только люди, но и животные «испортили свой путь», то есть образ жизни. Как именно испортили — рассказ умалчивает. Тем не менее внимательный читатель Пятикнижия помнит, что при сотворении животных среди них не было заложено плотоядности: всему живому предлагалась в пищу «зелень травная» (Быт. 1:30). Человеку, в свою очередь, были предназначены злаки и плоды. В связи с этим можно заподозрить, что, говоря о насилии, которым «наполнилась земля», авторы намекают прежде всего на изменение диетарных рационов по сравнению с изначальными райскими. Это может подтверждаться тем, что по окончании потопа Творец задает новые рационы: отныне люди могут использовать в пищу всех животных, птиц и рыб при определенных условиях (Быт. 9:2–3). Таким образом, вторая возможная версия причины потопа — диетарная: люди, а за ними и звери научились употреблять в пищу мясо, тем самым извратив изначальный замысел о них. Более того, это извращение оказывается необратимым: единожды попробовав крови, ни люди, ни часть зверей уже не смогут от нее отказаться, так что вегетарианская идиллия откладывается в потустороннее будущее, а хищничество узаконивается.
А. ван де Венне, «Ловля душ», 1614 г.
The Rijksmuseum
Наконец, существует в тексте третья версия, едва упомянутая вскользь и обрывочно. Она наиболее мифологичная из трех и может отсылать к каким-то сюжетам, известным авторам:
Когда стал человек размножаться на земле, рождались у них дочери. Увидели сыновья Бога человеческих дочерей — что хороши они — и взяли себе жен из них, каких выбрали.
Сказал Бог:
— Не вечно судиться моему духу с людьми, ведь они плоть; будут они жить 120 лет.
Великаны были на земле в те дни, особенно когда стали входить сыновья Бога к дочерям человека, а те им рожали. Это — богатыри, которые издревле имениты.
Увидел Бог, что велико зло человека на земле…
Комментаторская традиция будет предлагать различные варианты, как сгладить этот антимонотеистический момент, предлагая на роль «сыновей Бога» — потомков Шета (в отличие от потомков Каина), или судей и аристократов. Тем не менее перед нами может и в самом деле быть осколок древнего предания о младших богах (будущих ангелах), которые стали смешиваться с людьми, производя героическое потомство.
Можно предположить, что авторы знали о существовании различных преданий о героях-полубогах, в том числе исполинского роста и силы. Характерен, однако, отрицательный взгляд на эти фигуры, возникающий из контекста: не отрицая, что «внуки Бога» — те самые великие богатыри эпоса, авторы разместили сообщение о них между двумя божественными наказаниями: сокращением возраста людей и началом потопа. Речь не идет об их подвигах (хотя не совершают они по простому смыслу текста и ничего дурного), так что скорее они начинают выглядеть чудесными, но противоестественными, неугодными Богу персонажами, а их появление — предвестием потопа.
Мотив «сыновей Богов, входивших к дочерям человека», также перекликается с дальнейшим тезисом, будто «вся плоть извратила свой путь»: выражение «путь» иногда служит обозначением сексуальной связи (ср. Притч. 30:19 и др.). В итоге читатель может заподозрить, что не только ангелы и люди, но и другие живые существа стали между собой беспорядочно совокупляться: не случайно Ноаху приказано брать зверей на борт короба именно парами, как бы для сохранения правильного видового разнообразия, но во избежание гибридизации.
Также важен для традиции мотив 120-летнего срока жизни, который Творец предписывает здесь людям: хотя отдельные персонажи Библии и до и после этого момента нередко живут и больше, это число было принято в еврейском мире за эталон долголетия. И по сей день именинникам желают: «До ста двадцати!» Именно такой эталонный срок отмерит Пятикнижие и своему легендарному герою-автору: Моше (Моисей) проживет ровно 120 лет (Втор. 31:2).
Итак, в отличие от более архаичных версий мифа о потопе, библейский читатель гораздо лучше к нему подготовлен: небесное наказание целиком обусловлено этическим кризисом, наступившим на земле (будь то просто насилие, как у Овидия, переход всего живого к употреблению крови или всеобщая гибридизация). Напротив, Ноах изображается подчеркнуто идеальным, хотя не уточняется, в чем состоит этот идеал. По окончании потопа Творец не только принимает его жертву, но и заключает с ним (а через него со всем человечеством) договор (в русской традиции — завет) — первый из серии союзов, завершающейся договором с еврейским народом на горе Синай. Тем самым Ноах по отношению к остальным жителям земли изображается как бы прообразом еврейского народа, который и произойдет от него по линии старшинства как наиболее подлинный наследник.
Договор Ноаха включает в себя разрешение на мясную пищу, однако ограничивает его ритуальным условием: не есть крови (возможно, потому, что она содержит душу живого существа; см. Быт. 9:4). Хотя представления о душе со времен Ноаха существенно эволюционировали в еврейской традиции, это предписание и по сей день понимается буквально: еврейский ритуальный забой скота, помимо требования максимально безболезненной формы умерщвления, также включает в себя обескровливание (в том числе высаливание) мяса перед употреблением. Напротив, что — впервые в Библии — юридически запрещается, так это убийство:
Кто прольет кровь человека, кровь того да будет пролита человеком: ведь по образу Бога сделан человек!
В лице Ноаха в договор вступает как бы все человечество, которому предстоит от него произойти. Согласно еврейской традиции, все человечество связано этими законами и по сей день. Кроме запрета на убийство и на употребление крови (и, шире, употребление в пищу частей живого животного), в список открытых Ноаху всеобщих законов традиционно включаются предписание единобожия, запрет на богохульство, запрет на грабеж, запрет на беспорядочные половые связи (все это считается частью причин потопа), а также требование справедливого суда (Вавилонский Талмуд, Санѓедрин, 56а:24). Взамен Творец обещает людям, что все звери будут их бояться, а Он сам больше не будет уничтожать землю при помощи потопа. Символом этого договора — юридическим «мостиком» между небом и землей — выступает радуга. Аналогичный мотив, связывающий радугу с концом потопа, известен уже в месопотамской традиции.
Таким образом, хотя причины потопа целиком неискоренимы, здесь в библейской истории возникает новый способ противостояния им: правовая система, на которой строятся отношения человечества и Бога. Это отражает определенную философию права: зло неизбежно присуще человеку, поэтому нуждается в формальной регулировке — договоре. Начиная с этого момента Творец не властен уничтожать человечество по Своей прихоти, как это случилось, а ограничен юридическими условиями. В свою очередь, человеку тоже предписывается, по мнению комментаторов, создать юридическую систему для борьбы со злом: этот мотив близок к мифу через элемент подражания божественному, однако это подражание строится не на ритуале, а на рационально понятой справедливости.
Еще одна особенность библейского рассказа о потопе по сравнению с другими аналогичными мифами — это его масштабность. Потоп происходит не только в историческом времени (как было уже в шумерской и греческой историографии), но и во времени календарном и занимает почти целый год, тогда как в других традициях счет идет обычно на дни. Текст хранит, по-видимому, следы двух разных версий продолжительности: в более древней речь шла о сорока днях дождя, тогда как в более пространной и дождь, и подземные воды прибывают на протяжении пяти месяцев, а убывают на протяжении следующих пяти месяцев, чтобы земля полностью высохла ко времени завершения годового круга.
Любопытна также дата начала потопа — 17-е число II месяца (в греческой версии текста — 27-е). Хотя предпринималось немало попыток объяснить выбор этой даты, в общем контексте она смотрится как совершенно случайная: Творец подождал сорок дней от начала года, потом подождал еще семь — и навел наводнение. Особенно интересно, что во многих местах еврейской Библии год скорее считается от весеннего равноденствия: в таком случае начало потопа падает на конец весны, то есть на максимально засушливый климатический период, когда дождя на Ближнем Востоке не бывает. Это может указывать, что потоп случается совершенно внезапно, вопреки любым законам природы, — и лишь предупреждение Бога может позволить к нему подготовиться. Правда, часть комментаторов полагают, что речь в данном случае идет о счете года с осеннего равноденствия, и в таком случае начало потопа совпадает с нормальными осенними ливнями. В любом случае речь идет о сочетании реалистической прорисовки с космическим, метареалистическим масштабом.