[37]. По крайней мере, на территории древних Израиля и Иудеи было обнаружено некоторое количество женских фигурок с гипертрофированными грудями, что иногда интерпретируется как изображение богини-матери. Но нет прямых доказательств ни тому, что это изображение богини, ни тому, что речь идет об Ашере.
В древнеизраильском обществе, по-видимому, почитание Ашеры было в первую очередь связано с особыми культовыми объектами, также известными как ашеры (’ǎšērôṯ), которые встречаются в текстах Библии гораздо чаще, нежели сама богиня. Традиционные переводы, в том числе синодальный, вслед за Септуагинтой передают это слово как «дубравы», однако такая трактовка может быть вторичной, связанной с существовавшими у других народов в эллинистический период священными рощами. Первоначально речь, вероятнее всего, шла об отдельно стоящих деревьях — или стилизованных деревянных объектах — возле жертвенника.
Так, с одной стороны, Второзаконие запрещает поклонение как каменным стелам (возможным репрезентациям мужского божества), так и «ашере — любому дереву, посаженному при жертвеннике» (Втор. 16:21–22); дальнейшее уничтожение ашеры адептами строгого монотеизма обозначается обычно глаголом «срубать» (Суд. 6:25, 26, 28, 29, 4 Цар. 18:4, 23:14). С другой стороны, изготовление ашеры чаще обозначается не глаголом «сажать», а глаголами изготовления — «сделать» (3 Цар. 14:15, 16:33, 4 Цар. 17:6, 21:3, Ис. 17:7), «построить» (3 Цар. 14:23), «установить» (4 Цар. 17:10). Таким образом, в большинстве случаев есть основания полагать, что речь идет не о живом дереве, а о деревянном столбе, отождествлявшемся с ним. Он, в свою очередь, символизировал Ашеру как богиню. На основании древнеближневосточных параллелей исследователи предполагают, что древесное обличье богини указывает на ее материнскую и кормящую природу.
Интерес к фигуре Ашеры всколыхнула публикация нескольких надписей VIII в. до х. э. на большом керамическом сосуде из городища Кунтиллет-Аджруд на севере Синайского полуострова. В этих надписях упоминался YHWH Самарийский и YHWH Тейманский, а вместе с Ним — «Его Ашера» (’šrṭh). Некоторые ученые допускают, что в этих надписях Ашера упомянута непосредственно как богиня и супруга царствующего божества. Тем не менее притяжательный суффикс «h» («Его») не используется с именами собственными, поэтому вероятнее, что и здесь речь идет о столбах-деревьях в честь Ашеры, существовавших в рамках культа YHWH, а не о ней самой[38]. Стилизованный столб с кормящимися от него животными изображен на сосуде из Кунтиллет-Аджруда недалеко от одной из упоминающих ашеру надписей. По бокам от столба нарисованы два кормящихся с него козла — сцена, связанная с образом богини плодородия в древнеближневосточной иконографии.
Обнаженная женская фигура, возможно символизирующая Ашеру. Израиль, VIII–VII вв. до х. э.
The Metropolitan Museum of Art
Таким образом, уже в середине допленного периода женский образ, по-видимому, был в значительной степени подчинен мужскому и сведен к роли значимого, но все же вещественного объекта при последнем. Впрочем, упоминаются изредка и статуи Ашеры (4 Цар. 21:7, 2 Пар. 15:16). Один библейский текст можно понять в том смысле, что в конце монархического периода существовала особая категория женщин, посвященных Ашере, которые ткали для нее некие одежды в специальном помещении (2 Цар. 23:7). Существуют предположения, что эти женщины могли также заниматься сакральной проституцией (ср. Втор. 23:18), однако текст об этом умалчивает[39]. В послепленный период память об Ашере и ее символах была, по-видимому, полностью истреблена, что и обусловило ошибочный перевод ее имени словом «роща» или «дубрава».
В отдельных случаях можно заметить, что Единый Бог абсорбирует в себя и женские черты, становясь как бы выше гендерных маркеров. По крайней мере, пророк Второисаия сравнивает Его с рожаницей и физической матерью израильского народа (Ис. 42:14, 46:3, 49:15). Впрочем, самостоятельный женский образ ненадолго (и не до конца) исчез из еврейской мифологии — уже в поздних библейских текстах появляется фигура божественной Мудрости, воспетой в облике женщины; кроме того, подобен женщине и мифо-исторический образ израильского народа в творчестве пророков.
В постбиблейский период женский образ вновь появится в качестве присутствия Бога (Шехины). Как мы говорили выше, уже в отдельных угаритских текстах жены божеств называются их именами или лицами, то есть своего рода проявлениями своих супругов. В этом смысле превращение богини лишь в один из аспектов Единого Бога неудивительно, однако прямой преемственности между добиблейскими и постбиблейскими женскими образами не прослеживается.
Таким образом, демифологизация сопровождалась в древнем Израиле своего рода маскулинизацией религиозной картины мира — подчинением женского божества мужскому; однако полное устранение фемининной образности оказалось невозможным, так что вскоре она вернулась на обновленных теологических основаниях.
Слава Шехины (божественного Присутствия) входит в Мишкан (Скинию). Иллюстрация из книги Ч. Ф. Хорна «Библия и ее история», 1908 г.
Horne, Charles F.; Brewer, Julius A. The Bible and Its Story Taught by One Thousand Picture Lessons. New York, F. R. Niglutsch, 1908 / Wikimedia Commons
Аналогичная судьба могла постигнуть и иных божеств, существовавших в ханаанейско-израильском пантеоне. Одни из них исчезли и стали считаться иноземным влиянием, как мы видели в отношении Ашеры. Однако другие — те, в именах которых был потенциал абстрагирования, — были помышлены как абстрактные понятия. Так, из имен ханаанейских царей нам известно о существовании божества по имени Цедек (букв. «справедливость»), и в еврейской Библии будет встречаться образ Справедливости в мифоподобных контекстах; рядом с ней заметны также персонажи по имени ’Эмет (Правда, Истина, ср. егип. Маат), Хесед (Милость), Шалом (Благоденствие, Мир). И хотя, по сути, перед нами уже аллегории, выражающие отдельные аспекты божественного и целиком растворенные в Едином Боге, все же в своем обличье живых персонажей — участников процессии царственного явления Господа — они также могут быть рудиментами архаических мифов. Так, в Псалтири (89(88)) мы читаем:
У Тебя длань с силой,
мощна рука Твоя,
высока Твоя правая!
Справедливость и Суд — основа трона Твоего,
Милость и Правда шествуют пред Тобой!
Схожей была судьба божества по имени Решеф, отвечавшего в ханаанейском мире в том числе за болезни и эпидемии: отголоски его почитания слышны в имени нарицательном rešep̄, обозначающем, предположительно, мор, то есть эпидемию. Так, во Второзаконии (32:24) среди «стрел Господа», грозящих будущим отступникам, названы Голод, Решеф и некие Мерири (в синодальном переводе — «зараза»); в Псалтири (78(77):48–49) египтян поражают «ангелы-каратели», наряду с которыми упомянуты град, «пламя Его гнева» и в том числе «решафим» (болезни; в синодальном переводе — «молнии»). В Книге Аввакума (3:5) величественное шествие Бога замыкают с двух сторон Решеф и Девер — Мор и Язва (в синодальном переводе — «язва» и «жгучий ветер»), в которых также можно узнать бывших второстепенных божеств.
Критически упоминается в библейских текстах и поклонение светилам — солнцу, луне и «всему воинству небесному». К сожалению, данных о содержании этих культов почти не сохранилось. Логично предположить, что, как и у соседних народов, в какой-то период астрономические объекты мыслились как самостоятельные божества — «сыновья элоѓимов»[40] (ср. Иов 38:7); они могли считаться советом или свитой при Эле и впоследствии Господе (ср. Суд. 5:20, Ис. 34:4).
В предыдущем разделе мы больше имели дело со своего рода мифологической археологией — с тем, как даже обрывочные знания ханаанейских мифов позволяют нам выявлять их остывший след по отдельным намекам в позднейшем монотеистическом контексте. Судьба этих мифов в мире библейского текста оказывалась разной: одни элементы (например, образ Эля как быка или культ Ашеры) целиком запрещались, другие (например, атрибуты вечности и мудрости Эля, с одной стороны, и воинственной гневливости Ба’аля или ΥΗWH — с другой) растворялись в образе Единого Бога. В этом разделе мы попробуем проследить судьбу одного отдельно взятого ханаанейского образа — сцены совета богов — в его историческом развитии на библейской основе.
В ряде восточносредиземноморских архаических мифологий (например, в Угарите) при верховном боге Эле существовало собрание, состоявшее из его семидесяти сыновей. Круглое символическое число обозначало космическую целостность двора Эля, а безымянные боги в его составе, возможно, всю полноту произведенных Элем творений, воплощенных соответствующими космическими покровителями. Не исключено, что эти покровители также могли отождествляться со звездами как небесным воинством.
Такой совет имел место, по-видимому, и при библейском Господе. Так, уже упомянутая обитель богов на крайнем севере у пророка Ишайи называется именно горой Совета. В Псалтири (82(81)) встречается такое собрание, здесь земные тяготы объясняются несправедливостью, царящей в божественном суде по подобию суда земного. Бог (ʾĕlōhîm) свергает собрание богов и воцаряется самолично, чтобы восстановить порядок на земле[41]. Многие комментаторы видят в этой сцене лишь метафору земных судей, однако текст псалма не обязательно указывает на это:
Стоит Элоѓим в совете богов (букв. «в совете Эля»),