1. Постановка проблемы
«Перечень Инглингов» (Ynglingatal = Yt) – это один из древнейших известных нам скальдических текстов, генеалогическая хвалебная поэма, которую норвежский скальд Тьодольв Хвинский преподнес вестфольдскому конунгу Рёгнвальду, двоюродному брату Харальда Прекрасноволосого. Поэма эта сохранилась в «Саге об Инглингах» – начальной саге «Круга Земного» (КЗ) Снорри Стурлусона. В Прологе к КЗ Снорри упоминает (иногда в неясных выражениях) различные источники, которыми он пользовался, рассказывая «о правителях, которые были в Северных странах». Но он особо выделяет фигуру Тьодольва: «Тьодольв Мудрый[13] из Хвинира был скальдом конунга Харальда Прекрасноволосого. Он сочинил песнь о конунге Рёгнвальде Достославном. Эта песнь называется Перечень Инглингов. 〈...〉 В этой песни на званы тридцать предков Рёгнвальда и рассказано о смерти и месте погребения каждого из них» (КЗ, 9)[14].
Строфы Тьодольва об обстоятельствах смерти правителей цитируются обычно в конце соответствующих глав «Саги об Инглингах» – как кульминация и как в известном смысле подтверждение истинности рассказа, содержащего мотивировку этой смерти. Тем самым Снорри создает впечатление, что «Перечень Инглингов» был для него главным источником. Метод Снорри оказал известное воздействие и на современных исследователей, нередко характеризующих «Перечень» как текст, на котором преимущественно основывался Снорри в начальной саге КЗ (ср., напр. [Vries 1967, 289; Гуревич 1972, 73; Lindow 1985, 37]).
Видимо, этим можно объяснить то обстоятельство, что со времени выхода в свет известной книги В. Окерлунда «Исследования о “Перечне Инглингов”» [Åkerlund 1939] не было написано ни одного исследования, в котором поэма Тьодольва изучалась бы в своем собственном качестве – как одно из древнейших и в высшей степени своеобразных произведений скальдической поэзии. Проявляя исключительный интерес к «Перечню Инглингов», исследователи рассматривают текст Тьодольва преимущественно под тем же углом зрения, что и Снорри, т. е. как единственный в своем роде источник сведений о доисторических скандинавских конунгах и древнейшей истории Скандинавии.
Вполне естественно, что авторы ХХ в. обнаруживают в «Перечне» (и особенно в первых восьми его строфах, посвященных мифологическим конунгам) существенно иную культурно-историческую информацию, чем Снорри. Так, Снорри, трактовавший миф с эвгемеристических позиций, чаще всего рассказывает о смерти первых Инглингов, ближайших потомков Фрейра, «с рационалистической отстраненностью историка» [Ciklamini 1975, 89] – просто как о несчастном случае (смерть Фьёльнира в чане с медом), или «заурядном» отцеубийстве (смерть Висбура, сожженного в доме), или как о результате колдовства (смерть Ванланди, затоптанного марой). Между тем начальные строфы «Перечня Инглингов» давно уже стали предметом особого внимания историков религии, которые находят в них иносказательный рассказ о ритуальной смерти «священного короля», связанной с культом плодородия[15].
В ряде других случаев исследователей интересует не столько содержание отдельных строф, сколько то применение, которое Снорри находит им в общем замысле «Саги об Инглингах» или даже всей книги. Высказывались предположения, что, строя сюжет, подводящий к смерти правителя, он иногда вводит в него персонажей с целью пролить дополнительный свет на свое историческое повествование. Так, в рассказах о смерти конунгов Ванланди и Висбура роковую роль играет колдунья Хульд (имя типичное для колдуний).
О первом из эпизодов будет сказано далее; во втором же эпизоде – убийство Висбура его сыновьями – фигура Хульд предположительно используется автором «Круга Земного» с далеко идущими намерениями. В саге рассказывается: «Они (сыновья Висбура. – О. С.) снова обратились к колдунье и просили ее сделать так, чтобы они могли убить своего отца. А колдунья Хульд сказала, что сделает не только это, но также и то, что с этих пор убийство родича будет постоянно совершаться в роду Инглингов. Они согласились» (КЗ, 18). Считается вероятным, что, по мысли Снорри, вся последующая история Инглингов – не только древних правителей, но и их потомков, исторических норвежских королей, – несет на себе печать этого зловещего пророчества. Для читателей же КЗ оно служит своего рода ориентиром и вдобавок включает историю рода Инглингов в контекст той вселенской трагедии, которую предрекла роду человеческому эддическая вёльва [Гуревич 1972, 77 сл.].
Обратимся, однако, к предыдущему эпизоду (гибель Ванланди). На сей раз проза Снорри, хотя в ней и действуют персонажи, отсутствующие у Тьодольва, едва ли не целиком выводится из стихотворного текста (строфа 3). Снорри, как может представиться, просто реконструирует сказочный сюжет по функциям, содержащимся в строфе «Перечня». Так, в строфе сказано, что конунг Ванланди пал жертвой колдовства («Ведьма волшбой / Сгубила Ванланди») и был затоптан марой («Мудрый князь / Замученный марой»). Имя Vanlandi этимологизируется как «лишенный земли»; колдовство естественно связывается со Страной Финнов, и Снорри рассказывает в соответствующей главе (XIII) о конунге Ванланди, который «много странствовал» и оказался как-то зимой в Стране Финнов, где женился на Дриве (Drífa – «вьюга»), но потом покинул ее. Дрива и подкупила колдунью Хульд, которая наслала на конунга мару.
Впрочем, нет необходимости предполагать, что Снорри сам придумал этот сюжет и связал его со злосчастной судьбой Ванланди. Как обоснованно указал З. Байшлаг, сюжет о поездке героя в страну демонов, нарушенном договоре и последовавшей за этим мести имеет широкое распространение, и более чем вероятно, что он был связан с Ванланди в устной традиции, т. е. содержался в прозе, сопровождавшей текст «Перечня Инглингов» [Beyschlag 1950, 45].
Проблема сопровождающих повествовательных текстов (Begleitberichten) занимает едва ли не центральное место в обсуждении соотношения между стихами Тьодольва и прозой Снорри. В самом деле, трудно сомневаться в том, что полные неясных намеков стихи о смерти Инглингов не могли бы жить в устной традиции без прозаического нарратива; ср. [Wessén 1964, X]. С особой остротой встает эта проблема в отношении глав «Саги об Инглингах», посвященных шведским и норвежским потомкам этого рода (строфы 10—36)[16]. О правлении шведских и норвежских Инглингов Снорри рассказывает более подробно, затрагивая и события, непосредственно не связанные с обстоятельствами их смерти. Сведения о некоторых шведских конунгах (Оттар, Адильс и Али) получают подкрепление в эпизодах древнеанглийского эпоса «Беовульф» (да. Ohthere, Ēadgils, Onela), рассказывающих о гаутско-шведских войнах. Многое говорит за то, что сведения о норвежских конунгах, причисляющих себя к Инглингам, были известны Снорри не только из устных, но и из раннеписьменных источников. Чаще всего называют в данной связи книгу Ари Торгильссона Мудрого (первая версия «Книги об исландцах», до нас не дошедшая), «Сагу о Скьёльдунгах» (она сохранилась лишь в одном отрывке и в позднем латинском пересказе)[17], а также утраченный исторический текст, на котором основывался и автор латинской «Истории Норвегии», написанной в конце XII или в начале XIII в. Таким образом, роль «Перечня Инглингов» как важнейшего исторического источника оказывается при ближайшем рассмотрении едва ли не иллюзорной. И это естественно, ведь Тьодольв рассказывает только о смерти Инглингов, а не о их деяниях[18].
Историки древнескандинавской поэзии, со своей стороны, видят в «Перечне Инглингов» вторичный, а часто и поэтически малоискусный текст. Л. М. Холландер писал о нем в своем издании скальдов 1947 г.: «“Перечень Инглингов” – генеалогическая поэма по преимуществу; текст этот представляет очень большую историческую ценность, но его поэтическая ценность незначительна» [Hollander 1947, 38]. В конце XIX – начале XX в. широко обсуждался вопрос подлинности «Перечня». Выдающийся знаток древнескандинавской поэзии Густав Неккель видел в «Перечне» не что иное, как позднюю подделку – сочинение ученого, но малодаровитого скальда XII в., для которого смерть древних конунгов – это не трагическая кульминация жизни, а скучная череда одних и тех же (по большей части низменных) подробностей, облеченных в некстати вычурные выражения [Neckel 1908, 393]. Впрочем, и ученость этого скальда так же ставилась Неккелем под сомнение, хотя бы потому, что он отправлял короля, затоптанного марой, к Одину (строфа 3), а короля, павшего во время боевого похода, – во владения Хель (строфа 31).
Доводы Неккеля и других сторонников поздней датировки песни были убедительно оспорены В. Окерлундом [Åkerlund 1939, 7 ff.], и авторство Тьодольва ныне редко подвергается сомнению. Считается вполне возможным, что насквозь регламентированный стих «Перечня» (квидухатт) и его замысловатый словарь могли развиться уже в древнейшей скальдической поэзии. Один из аргументов в пользу ранней датировки «Перечня» – примечательное сходство между рядом строк, посвященных конунгу Олаву (строки эти принадлежат к двум разным строфам), и стихотворным отрывком, включенным в руническую надпись на Рёкском камне (IX в., Швеция)[19]:
«Перечень Инглингов»
Réþ Óláfr
ofsa forþom
víþri grund
of Vestmare
[Nú] liggr gunndjarfr
á Geirstǫþom
herkonungr
hauge ausenn.
Олав правил некогда обширными землями в Вестмаре. Ныне лежит отважный вождь в Гейрстадире под курганом.
Рёкский камень
Ræiþ ÞiauríkR
hin þormóþi
stillir flotna,