Важнейший инструмент Тьодольва – это его стих, известный в скандинавской филологии как квидухатт. Однако между «свободным» квидухаттом Эгиля и «твердым» квидухаттом Тьодольва даже на слух больше различий, чем сходства, и историческое отношение этих форм остается неясным. Поэтому, описывая далее стих Тьодольва, мы ставим во главу угла прежде всего определение его места среди других, одноименных (т. е. также обозначаемых как «квидухатт») и иных стихотворных форм.
2. Квидухатт как стихотворная форма
Сам термин «квидухатт» (kviðuháttr) – в значительной степени создание современных филологов. Как название определенной стихотворной формы он встречается в стихотворном перечне размеров Оркнейского ярла Рёгнвальда (так наз. Háttalykill – «Ключ размеров», сер. XII в.). Две строфы, сочиненные Рёгнвальдом в качестве образца этой формы, сохранились лишь во фрагментарном виде. Насколько можно судить по уцелевшим фрагментам (Skj I, 488), строфы, обозначенные как квидухатт, содержат восемь строк и членятся на полустрофы – хельминги, т. е. не отличаются в этом отношении от других скальдических размеров. Это в своей основе слогосчитающий размер, в котором чередуются трехсложные (нечетные) и четырехсложные (четные) строки. Однако в одной из четырех сохранившихся нечетных строк не три (как, например, в строке 2b.6. heiðar hvals «кита пустоши»), а четыре слога: 2b.5. blés of vísa «изрыгал (яд) на князя». Тем самым она не отличается от четных строк, таких, например, как 2b.4. skreið at vatni «уполз к воде». Схему всех четных строк в квидухатте Рёгнвальда можно понять как А-стих эпического стиха (форнюрдислага) с односложными спадами. В четных строках других стихов, относимых к квидухатту, находят и иные эддические схемы, урегулированные на силлабической основе; ср. в «Утрате сыновей»: 4.2. á enda stendr (В-стих), 6.6. ok opit standa (С-стих); в «Перечне Инглингов»: 1.8. of viða skyldi (С-стих), 4.12. glymjandi beit (E-стих). Трехсложные (нечетные) строки, соответственно, трактуются как усеченные эддические схемы. Например, строка «Перечня Инглингов» 2.1. En dagskjarr трактуется как С-стих с усеченным конечным спадом. Не остается незамеченной и бóльшая «естественность» схем квидухатта сравнительно с дротткветтными, т. е. их тесная связь с фразовым ритмом языка и отсюда – с метрическими рангами отдельных разрядов слов. В целом квидухатт определяют как размер, переходный между эддической и скальдической метрикой.
Однако эта характеристика, восходящая к «Древнегерманской метрике» Э. Зиверса [Sievers 1893, 42—44] и ориентированная на некую усредненную метрическую норму схем квидухатта, недостаточно информативна для понимания соотношения между «строгой» и «свободной» разновидностями квидухатта и места этого размера среди главных форм древнескандинавского стиха. Исходя из датировки дошедших до нас образцов квидухатта принято считать квидухатт Тьодольва первичной, своего рода эталонной формой. К этому мнению склонялся в своей докторской диссертации «Поэзия скальдов» и М. И. Стеблин-Каменский: «Kviðuháttr появляется впервые при Харальде Харфагре. Тьодольв из Хвина применил его в Ynglingatal и вслед за ним Эйвинд в аналогичной Háleygjatal. Им сочинены Noregskonunga tal (ок. 1200 г.), Hákonarkviða Стурлы, ряд отдельных вис и некоторые другие стихотворения. 〈...〉 Этот строгий размер с его правильно чередующимися короткими строчками казался, видимо, особенно подходящим для стихотворной историографии, для нанизывания сухих генеалогических или исторических сведений 〈...〉. Тем удивительнее, что этим размером написана поэма, которая представляет собой наиболее оригинальное проявление личности во всей древнескандинавской литературе, а именно Sonatorrek» [Стеблин-Каменский 1947, 112—113]. Но можно было бы найти и некоторые доводы против взгляда на «строгий» квидухатт как на первичную форму. Так, внутренняя форма самого слова kviðuháttr, т. е. «размер песней» (к kviða «песнь»), скорее позволяет думать, что он издревле употреблялся не для хранения «ученой» информации, а как размер неких повествовательных песней, сравнимых с эддическими kviður (сочиненными в форнюрдислаге; ср. [Cl-V, 363]). Несомненно, во всяком случае, что в исландских родовых сагах квидухатт и форнюрдислаг предельно сближаются и даже смешиваются в таком низовом жанре, как «квидлинги» (kviðlingar, букв. «стишки»; см. [Свердлов, 2004]).
Но проблема происхождения квидухатта и его распространения в жанровых формах скальдической поэзии остается за рамками настоящей работы. Мы можем позволить себе отметить лишь некоторые различия между «свободным» и «твердым» квидухаттом, существенные для понимания функции обеих форм. Ограничимся анализом одной схемы × —́ —́ (с акцентным стыком в конце строки), традиционно описываемой как усеченный Сстих (× —́ —́ ×). Данная схема принадлежит к числу излюбленных как у Тьодольва в его «Перечне Инглингов», так и у Эгиля – в «Утрате сыновей». Не составляет труда подобрать сходные примеры из обоих произведений, например Yt. 4.9. ok alvald «и владыку» и St 9.5. þvít alþjóð «ибо весь народ». Но тем важнее заметить, что Эгиль применяет эту схему в любой нечетной строке без различия (ср.: 4.1. Þæt ætt mín «что род мой»; 12.3. þótt ǫll þjóð «хоть весь народ»; 4.5. esa karskr maðr «не весел муж»; 1.7. né hógdrœgt «нелегко извлечь»), в то время как у Тьодольва она прикреплена к начальным строкам хельминга (четверостишия в составе строфы)[21], т. е к строкам 1, 5 в восьмистрочных строфах и 1, 5, 9 – в двенадцатистрочных. (Строки 3, 7, 11 будут обозначаться далее, соответственно, как «внутренние» нечетные строки хельминга.) Не менее важно, что у Эгиля схема × —́ —́ допускает словораздел между обеими вершинами, т. е. может строиться из трех слов (см. примеры выше), тогда как у Тьодольва ее вершины регулярно образуются компонентами цельнооформленного слова (иначе только в 2.9 и 13.5). Ср. в первых пяти строфах: 2.1. En dagskjarr «и боящийся света», 3.5. þás trollkund «когда отродье троллей», 4.1. Ok Vísburs «и Висбура», 4.5. þás meinþjóf «когда злого врага», 4.9. ok allvald «и владыку», 5.5. ok landherr «и войско страны», 5.9. þás árgjǫrn «когда жаждущее урожайного года».
Абсолютное господство композитов в схеме строгого квидухатта, в свою очередь, позволяет заметить тот обычно упускаемый из виду факт, что так называемое «отсечение» конечного спада в С-стихе не может пониматься как чисто механическая процедура, но радикально меняет метрическую трактовку двусложного композита сравнительно с эддическим стихом.
В самом деле, стык ударений в эддическом С-стихе (× —́ —́ ×) образуется не двусложными, а трехсложными композитами, второй слог которых несет в общем языке второстепенное ударение: Gðr. I.3.4. fyr Guðrúno «перед Гудрун», 22.5. oc þeir Brynhildar «и они (руки) Брюнхильд». «Отсечение» конечного спада в С-стихе – это в сущности нонсенс, поскольку вторая корневая морфема двусложных композитов не может формировать вершины в эддическом стихе: она не обладает достаточным для этого акцентным весом и регулярно занимает (в других метрических схемах) позицию спада. Как можно видеть из эддического примера, двучленное имя Brynhildr не имеет никаких метрических преимуществ перед наречием úti: Sg. 15.1. Ein er mér Brynhildr и Sg. 6.1. Ein sat hon úti (в обеих строках А-стих: —́ × —́ ×).
Отсюда мы приходим к выводу, что двухвершинность композитов типа dagskjarr в квидухатте – это результат их выделения средствами метрики как особых структур, отличных не только от простых двусложников типа úti, но и от словосочетаний типа ǫll þjóð (последние, как было упомянуто, отсеиваются схемой × —́ —́ в начальных нечетных строках «Перечня»). Говоря несколько иначе, канонизованность данной схемы определяется ее языковой избирательностью и вместе с тем определяет ее воздействие на акцентную структуру двусложных композитов.
Напротив, в стихе Эгиля, где заполнение данной схемы варьируется в широких пределах, сами ее границы оказываются текучими. Как трактовать, например, стих 5.1. Þó munk mitt, состоящий из одних служебных слов? Если считать, что два его последних слова связаны аллитерацией, то допустимо признать в нем ритмический вариант обсуждаемой схемы. Но служебный глагол munk может стоять и в спаде (лишь случайно оказавшись созвучным последнему слову). В этом случае мы скорее отнесем стих 5.1 к той же схеме, что и стих 13.1. Opt kømr mér (с аллитерацией на последнем слове). Однако, как бы ни трактовать эти строки, их акцентный рисунок определяется не готовыми метрическими схемами и устойчивым рангом слов поэтического языка. Он принадлежит индивидуальной поэтической речи Эгиля и определяется тем смыслом, который вкладывал в эти слова автор «Утраты сыновей».
Однако не преувеличиваем ли мы, обсуждая схему × —́ —́, различий между строгим и свободным квидухаттом? Ведь, казалось бы, нельзя отрицать того факта, что и в стихе Эгиля двусложные композиты отмечаются двойным ударением. В большинстве случаев это действительно так (на пример, 2.1. Esa auðþeystr). Но заметим теперь, что нежесткая канонизованность данной схемы в «Утрате сыновей» имеет своей оборотной стороной вариативность метрической трактовки композитов. Примером может послужить строка 18.5. burr´s býskeiðs «сын в воздуха (жилье явился)» (так в чтении Финнура Йоунссона; см. комм. на с. 80 наст. изд.). По-видимому, нет основания для сомнений, что два имени, составляющие эту строку, связаны аллитерацией. Но это значит, что второе из них (композит со значением «путь пчелы», т. е. воздух) занимает одну вершину, т. е. второй его компонент помещается в спаде. Так же может быть интерпретирована и строка 14.7. verðk varfleygr, прибл. «становлюсь неспособен к полету». Правда, первое слово в ней – не имя, а личная форма глагола, т. е. слово низкого метрического ранга (в «Перечне Инглингов» личная форма в начале строки всегда безударна, см. ниже). Следует, однако, принять во внимание, что Эгиль далеко не всегда соблюдает метрические ранги слов, и глаголы в его стихе неоднократно участвуют в аллитерации; ср. 14.5.