Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования — страница 20 из 28

.

В наименованиях «агенсов смерти» еще прослеживается связь с мифологическим мышлением. Они предполагают не чисто вербальную, тропическую смену класса референта, а изменение его природы в мифологическом плане его существования. Естественно поэтому, что данные наименования выступают в хельмингах не как предикатные слова, а именно как «агенсы смерти» данного, названного по имени конунга. В наиболее типичном случае, как мы могли видеть, они занимают позицию субъекта. Сопоставляя мифологизирующие наименования с кеннингами, можно было бы заметить, что они находятся по разные стороны от метафоры: кеннинг в силу своей условности и безóбразности – это уже не метафора, тогда как мифологизирующие наименования – это еще не метафора, т. е. не художественный прием.

От мифологизирующих наименований, в которых проявляется креативная сила языка Тьодольва, следует отличать довольно многочисленные в «Перечне» перифрастические обозначения Хель. Для идентификации Хель в ее исконной и единственной функции достаточно указания на ее родственные связи: «сестра Волка и Нарви» (7.5—6), «дочь Локи» (7.11), «дочь брата Бюлейста», т. е. Локи (31.3—4), «дочь Хведрунга», т. е. опять-таки Локи (32.3). Заметим, однако, что и эти мифологические перифразы тяготеют к внутренним нечетным строкам.

4. Начальные нечетные строки (1, 5, 9) и имена Инглингов

Схемы данных строк определяются словоразделом. Односложное слово в конце строки неизменно аллитерирует, и в этом случае первая (неаллитерирующая) вершина ослаблена или вовсе не выделяется[26]: 2.5. þás í stein «когда в камень», 3.9. ok sá brann, 5.1. Hitt vas fyrr и т. п. Предметом нашего анализа будет, однако, уже рассмотренная выше (с. 121 сл.) схема, отмеченная стыком ударений на двусложном композите. Эта ярко отмеченная схема воспроизводится в 62,5% начальных строк хельминга. Можно предположить, что, подчеркивая внутреннюю форму сложных поэтизмов, она способствует той взаимосвязанности деталей, которая так характерна для «Перечня». Обращает на себя внимание, в частности, неоднократно воспроизводимая схема атрибутивных комплексов, дистанцирующих признак (названный в начальной строке) от его носителя (именуемого во внутренней нечетной строке): 2.5—7. þás trollkund 〈...〉 grímhildr «когда происходящая от троллей... ночная Хильд» (ведьма); 17.1—3. Ok lofsæll 〈...〉 Týs áttungr «И славный... потомок бога».

Именно к данной схеме устойчиво тяготеют двучленные имена[27] конунгов из рода Инглингов. Однотипность строк, вводящих эти имена, можно видеть из материала: 4.1. Ok Vísburs; 6.5. hvar Domars; 11.1. Fell Alrekr; 14.1. Varð Jǫrundr; 19.1. Fell Óttarr; 23.1. Veik Eysteins; 26.1. Varð Ǫnundr; 27.1. Ok Ingjald; 31.1. En Eysteinn; 32.5. þás Halfdanr; 33.1. Varð Goðrøðr, 35.5. réð Áleifr, а также 37.5. es Rǫgnvaldr[28]. Дважды отмеченное имя контрастирует с союзом либо с личной формой глагола в позиции инверсии. Дважды отмеченные имена обычно начинают строфу и весь эпизод, относящийся к называемому правителю.

Но несмотря на однотипность приведенных примеров, может все же возникнуть вопрос, насколько правомерно метрическое отождествление строк с именами, сохраняющими четкую двучленную структуру (такими, как Halfdanr), и именами, подвергшимися опрощению (такими, как Ǫnundr, предположительно к *anda-vandaR «gegenstab» [Vr, 688]). Не подчиняем ли мы трактовку всех генетически двучленных имен как двухвершинных неким абстрактным представлениям о метрических схемах?

Определенным аргументом в пользу данной (и вполне традиционной) трактовки может служить, как представляется, фономорфологическая форма имени отца Рёгнвальда – Áleifr. Эта архаическая форма имени Ólafr (< *Anu-leifaR «наследник предка»; ср. первый компонент в совр. нем. Ahn) сохранилась благодаря тому, что была зафиксирована скальдическим стихом. Корневая морфема -leif в ее трехсложной форме Áleifi (дат. пад.) регулярно маркируется скальдическим хендингом; ср. шаблонные словосочетания типа Skj. 218.5.4. gunnreifum Áleifi; 227.7.4. hugreifum Áleifi; 242.13.2. gnýreifum Áleifi. Канонизованные схемы дротткветта не оставляют сомнений относительно ударности второго компонента и в двусложных формах; ср.: Skj 231. 16.1. Áleifr lét mik, jǫfra (метрический тип 3; см. с. 39 наст. изд.); 247.7.4.Áleifr konungr, mála (метрический тип 2)[29]. Вариант имени с ударным вторым слогом, фиксированный в дротткветте, мы находим и в «Перечне Инглингов». Столь же естественно, что имена (в частности, имена мифологических конунгов), двух членная структура которых не была канонизована метрикой дротткветта, дошли до рукописи в опрощенной форме[30].

Не следует ли в таком случае предположить, что имя, дошедшее до нас лишь в поздней и опрощенной форме, еще сохраняло структурную членимость в IX в., т. е. во времена ранних скальдов? К сожалению, мы не можем обратиться к исторической грамматике скандинавских языков, для того чтобы получить ответ на этот вопрос. Опрощение древнескандинавских двучленных имен определяется не только языковыми процессами редукции и контракции, и не всегда структурно четкий вариант имени более архаичен. В некоторых случаях мы имеем дело скорее с реэтимологизацией имени, т. е. с восстановлением его внутренней формы: так, форма Hroðgeirr (// да. Hrōðgār) сосуществует с формой Hróarr. Двусложная форма имени Alrekr в строфе 11 контрастирует с трехсложной Eiríki (11.1 2. Fell Alrekr \ars Eiríki). Второй компонент обоих имен восходит к *-rīkaR «могучий», и может создаться впечатление, что рукопись отражает редукцию второго слога (и, соответственно, опрощение) в двусложной форме имени, быть может, еще не имевшую места в языке Тьодольва. Однако написание обоих имен в тексте, по видимому, не имеет отношения к их грамматической форме и метрической позиции. Унификация сильного или слабого варианта имени со вторым компонентом < *-rīkaR в большой степени дело случая, и невозможно сказать, почему древнеисландское имя Eiríkr было унифицировано в сильном варианте (хотя в скальдической поэзии изредка встречается и форма Eirekr), в то время как, например, внутренняя форма имени Hárekr (> Hrókr) подверглась полному разрушению[31].

Как бы, однако, ни произносились имена Инглингов в эпоху Тьодольва и в каком бы письменном отражении они ни дошли до нас, мы располагаем надежными свидетельствами в пользу их двухударности в поэтическом языке «Перечня». В квидухатте отсутствует хендинг, но тем примечательнее, что почти в половине случаев второй слог имени, уже выделенного аллитерацией, дополнительно выделяется Тьодольвом посредством звукового повтора, однотипного хендингу. Благодаря этому приему звуковая оболочка имени Vísburr повторяется (с некоторыми вариациями) в следующей строке: 4.1—2. Ok Vísburs / vilia byrgi. Другие примеры «инструментовочного хендинга» у Тьодольва: 14.1—2. Varð Jǫrundr / hinn´s endr of dó; 19.1. Fell Óttarr / und ara greipar; 23.1.Veitk Eysteins / enda folginn; 26.1. Varð Ǫnundr / Jónakrs bura; 11.1—2. Fell Alrekr / þars Eiríki. В последнем, уже рассмотренном выше случае расподобление вторых компонентов имени принимает вид звукового повтора по типу скотхендинга; ср. en snarrœki-slíku у скальда Берси сына Скальд-Торвы (Skj 255.1—3).

Не все имена Инглингов, однако, имеют форму, которая позволяет помещать их в начале хельминга (строфы) и выделять с помощью особых, специально подобранных для этой цели метрических инструментов. Среди имен Инглингов есть и такие, просодическая структура которых определяет для них место в четной строке: 1.4. es at Fjǫlni kom; 2.4. Sveigði velti; 3.4. Vanlanda kom; 5.8. Domalda bar; 17.8. á Agli rauð. Односложные имена (Dagr, Aun, Álfr) не имеют ограничений на метрические позиции. Однако почти во всех «нестандартных» случаях (исключения – 8.1. Frák at Dagr; 29.3. Hræ Áleifs) Тьодольв выбирает для имен Инглингов позицию максимального выделения, а именно, первую вершину в четных строках (позиция «ключевой аллитерации»)[32]. Вторую вершину в этих строках в типичном случае занимает личная форма глагола (см. примеры выше).

5. Четные строки и «предикаты смерти»

Строфы «Перечня» обычно трактуют как повествовательный пусть даже и сверхкомпактный текст, «сюжетная линия» которого размечается некоторой последовательностью действий. Например, в строфе 2: «карлик обманул Свейгдира, он заманил его под камень, который его поглотил». Так трактовал эпизоды и Снорри, развертывая свой прозаический рассказ с помощью дополнительных деталей и разъяснений: «Свейгдир снова отправился на поиски Жилища Богов. На востоке Швеции есть большая усадьба, которая называется У Камня. Там есть камень большой, как дом. Однажды вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он взглянул на камень и увидел, что у камня сидит карлик...» (КЗ, 17). Но отвлечемся от прозы Снорри и от наших собственных стереотипов восприятия эпизодов. Обратимся к объективным показаниям глагольных предикатов.

Легко заметить, что в «Перечне» резко разделены предикаты двоякого рода. Для большинства из них, а именно для личных форм глаголов в претерите, вполне оправдывается та оценка скальдического глагола, которую мы находим, например, у Л. Холландера. «Скальдическая поэзия, – писал Холландер, – это едва ли не исключительно поэзия существительных и в какой-то мере прилагательных: именно они определяют всю пышность и блеск ее формы, в то время как глаголы у скальдов крайне непритязательны и довольствуются чисто служебной ролью» [Hollander 1947, 5]. В «Перечне Инлингов» личные формы встречаются либо в спаде (только в формуле Fell Óttarr), либо (в абсолютном большинстве случаев) на второй (неаллитерирующей) вершине четной строки. Но этими неотмеченными, второразрядными формами не исчерпывается грамматика глагола в «Перечне». Они контрастируют с громоздкими и воспроизводимыми из эпизода в эпизод инфинитивными глагольными конструкциями: 1.8. of viða skyldi (= 21.4; 36.4); 3.6. of troða skyldi; 5.11. of sóa skyldi; 7.8. kjósa skyldi (о Хель); 8.4. of fara («умереть») skyldi (= 28.8); 9.6. of geta skyldi (о вилах), 10.10. temja skyldi (о виселице как коне); ср. также 14.8; 15.6; 21.8; 22.6. К данным конструкциям мы в первую очередь и обратимся.