1–3 — кувшины (Мингечаур); 4–6 — горшки (Шемаха); 7–9 — сосуды с вертикальной ручкой (Шемаха).
Таблица LIV. Керамика Кавказской Албании. Миски и чаши. Составитель Дж. Халилов.
Таблица LV. Керамика Кавказской Албании. Вазы и светильники (Мингечаур, Кабала, Шемаха, Ялойлутепе). Составитель Дж. Халилов.
Таблица LVI. Керамика Кавказской Албании. Составитель Дж. Халилов.
1–4 — крышки (Шемаха); 5–8 — хозяйственные кюпы (Мингечаур, Шемаха); 9-15 — фляги (Шемаха, Мингечаур).
Таблица LVII. Украшения. Кавказская Албания. Составитель Дж. Халилов.
1–6, 9, 10 — браслеты (Мингечаур, Шемаха); 7, 8 — шейные гривны (Мингечаур); 11–18 — кольца (Шемаха, Топрагкала);19–25, 38, 39 — фибулы (Шемаха, Мингечаур); 26–30 — шиловидные булавки; 31–37 — серьги (Мингечаур, Шемаха).
Таблица LVIII. Художественная керамика Кавказской Албании. Составитель Дж. Халилов.
Таблица LIX. Художественная керамика Кавказской Албании. Составитель Дж. Халилов.
Таблица LX. Стеклянные и металлические сосуды. Кавказская Албания. Составитель Дж. Халилов.
1–9 — стеклянные сосуды (Мингечаур, Шемаха, Топрагкала); 10 — серебряная ваза (Топрагкала); 11, 12 — миски (Мингечаур).
Таблица LXI. Печати и оттиски печатей. Кавказская Албания. Составитель Дж. Халилов.
Таблица LXII. Керамика и украшения. Атропатена. Составитель Дж. Халилов.
1, 2, 4–6, 8 — кувшины (Агджебеди, Нахичевань); 3, 7, 9 — горшки (Агджебеди); 10, 11 — фляги (Кале-Зохак); 12–19 — миски и чаши (Агджебеди); 20–24 — фрагменты расписных сосудов (Кале-Зохак); 25 — обломок черепицы (Нахичевань) 26–30 — украшения.
Часть втораяСредняя Азия
Средняя Азия в раннем железном веке
Введение(В.И. Сарианиди, Г.А. Кошеленко)
Средняя Азия представляет собой (в применении к изучаемой теме) достаточно четко очерченный регион: она охватывает области оседло-земледельческой культуры от восточного побережья Каспийского моря до гор Тянь-Шаня. В состав этого региона включаются следующие области: Северная Парфия, представляющая собой цепочку небольших оазисов, протянувшихся вдоль северных отрогов Копет-Дага и ограниченных с севера пустыней Каракум; Маргиана (Мервский оазис) — довольно значительный по размерам оазис, возникший в низовьях р. Мургаб и окруженный со всех сторон песками пустыни Каракум; ряд оазисов в долинах рек Зерафшан и Кашкадарья, представлявших собой в древности единую историко-культурную область Согд (Согдиану); с востока к Согду примыкала Уструшана, занимавшая территорию по течению Сырдарьи в районе Джизака-Ходжента и горы на юг от этой области; несколько областей располагалось вдоль берегов великой среднеазиатской р. Амударьи (и ее притоков): в верхнем течении по обоим берегам лежала Бактрия, далее по среднему течению шла цепочка оазисов (неизвестно, имели ли эти оазисы в древности какое-либо собирательное наименование); наконец, в низовьях Амударьи находился Хорезм. Самую восточную часть древней Средней Азии занимали еще две оседло-земледельческие области: Чач (Ташкентский оазис) и Фергана (Ферганская котловина).
Необходимо отметить, что само понятие Средняя Азия не имеет общепринятых географических границ. В трудах западных ученых чаще всего территория Средней Азии рассматривается не как самостоятельный регион, а как простое продолжение Ирана и обычно называется Восточным Ираном (см., например, Altheim F., 1947). Главный аргумент для такого определения — это то, что в древности основная часть населения Средней Азии — иранские по языку народы. При этом делаются и достаточно важные исторические выводы: Восточный Иран рассматривается не как самостоятельный исторический регион, а как простое периферийное продолжение Ирана, отражающее в своей истории историю Ирана с некоторыми искажениями, порожденными главным образом предполагаемой отсталостью этого региона (по сравнению с собственно Ираном) и большей ролью кочевого элемента в жизни Средней Азии.
Кроме того, сложность проблемы географических границ Средней Азии определяется еще и тем, что в современной зарубежной литературе очень популярным является понятие Центральная Азия, включающее, помимо Средней Азии, также оазисы Восточного Туркестана, Афганистан, Восточный Иран (в частности, Систан и Белуджистан), Пакистан и северную Индию. Это понятие — более широкое, чем Средняя Азия.
Наконец, современные политические границы в некоторых местах проходят таким образом, что они членят древние историко-культурные области. Это касается Парфии и Бактрии. Однако необходимо учитывать некоторые обстоятельства, которые делают возможным рассмотрение в данном томе археологических материалов только определенных частей этой территории. В первом случае граница между Южной и Северной Парфией проходила по горам Копет-Дага, что приводило к известной изоляции северной части страны, порождало ее определенное своеобразие. Кроме того, южная часть Парфии, расположенная на территории современного Ирана, исследована неизмеримо меньше, чем северная. Учитывая эти обстоятельства, мы считаем возможным рассматривать археологию Северной Парфии как особую тему, не привлекая специально южнопарфянских материалов. В некоторых отношениях сходная ситуация наблюдается и в отношении Бактрии, хотя, конечно, Южная Бактрия археологически исследована достаточно хорошо. При всем сходстве археологических материалов юга и севера Бактрии все же определенные различия существовали. Отражением этих отличии является достаточно древняя традиция, согласно которой Амударья делит не Бактрию на две части, а отделяет Бактрию от Согдианы. Во всяком случае определенное историко-культурное единство Северной Бактрии и определенная степень ее отличия от Южной позволяют рассматривать эту область самостоятельно.
Средняя Азия в конце II — начале I тысячелетия до н. э. переживает один из самых сложных периодов своей истории. Значительные изменения происходят как на юге региона, в зоне традиционных земледельческих культур, так и в более северной части его, зоне распространения пастушеского скотоводства.
На юге Средней Азии, где в эпоху бронзы сложились яркие центры протогородской культуры, наблюдается перемещение орошаемых земель. Насколько можно судить в настоящее время, этот процесс прошел через два этапа. На первом этапе происходит угасание культур бронзового века в предгорьях Копет-Дага (центры типа Намазгатепе и Алтындепе). Причины этого упадка определяются по-разному: аридизация климата, истощение и засоление почв в результате долгого непрерывного использования и т. д. Как считают, следствием этого явилось и массовое переселение жителей предгорной полосы в низовья Мургаба, где возникают отдельные оазисы позднебронзовой культуры (так называемый келлелинский комплекс). Практически тогда же отмечается массовое передвижение населения с запада через территорию современного северо-восточного Ирана далее на восток, на территорию Бактрии, где по обе стороны Амударьи возникают яркие центры позднебронзовой культуры: Дашлы на юге (Сарианиди В.И., 1977) и Сапалли на севере (Аскаров А., 1977).
Несколько позднее, предположительно на рубеже II–I тысячелетий до н. э. в южных областях Средней Азии распространяется новый археологический комплекс, лучше всего представленный материалами слоя Яз I, отличительным признаком которого является изготовление лепной, в том числе расписной посуды. Традиционно считалось, что эта культура расписной керамики замещает старую эпохи поздней бронзы. Однако новейшие материалы не исключают частичного сосуществования этих двух археологических комплексов Намазга VI и Яз I. В это время резко возрастает доля лепной, в том числе расписной, изготовленной без применения гончарного круга керамики, полностью исчезает искусство коропластики, сфрагистики, отмечаются изменения в погребальных обрядах. Однако нет оснований преувеличивать глубину этих изменений. Наряду со старыми центрами возникают новые, причем земледельческая основа экономики сохраняется в течение всего периода. Постепенно вновь широко входит в употребление гончарный круг и неуклонно происходит снижение доли лепной керамики, наконец, самое важное — именно в это время появляются и распространяются первые железные орудия труда. По всей видимости, одна из главных причин происшедших изменений — появление новых групп населения на всей территории юга Средней Азии. Именно для этого нового этнического элемента была характерна лепная, в том числе расписная, керамика, ставшая своеобразным индикатором новой эпохи. Проникновение этого нового элемента не означало насильственной гибели старого населения. Материалы новейших исследований на территории Южного Туркменистана, особенно на территории Мервского оазиса, показывают, что на протяжении какого-то периода наблюдалось сосуществование традиционного местного населения и пришельцев.
Эти новые материалы заставляют пересматривать старую, родившуюся еще в начале XX в. концепцию (в результате раскопок американской экспедиции на холмах Анау под Ашхабадом) относительно «эпохи варварской оккупации» древних земледельческих центров, занятых скотоводами-кочевниками, пришедшими из среднеазиатских степей.
Таким образом, южная часть Средней Азии — традиционная зона земледельческих культур, охватывающая предгорную полосу Копет-Дага (в дальнейшем — Северная Парфия), включая Серахский и Мервский оазисы, юг Узбекистана и Таджикистана (территория, которая в античную эпоху стала называться Северной Бактрией), переживала на рубеже II–I тысячелетий до н. э. эпоху глубоких изменений. Однако не менее важные изменения происходят в это время еще в одной зоне — зоне, расположенной к северу и северо-востоку от традиционных земледельческих областей юга: становление земледельческого типа хозяйства на территории Ферганской долины, Ташкентского оазиса (древний Чач) и Уструшаны. Для этих областей характерно было также господство лепной, в том числе и расписной, керамики. Однако характер развития общества в этих областях достаточно отличается от развития общества на юге. Постепенно эти различия стирались, однако в эпоху раннего железного века они были еще чрезвычайно велики.
Чтобы яснее представить общеисторическую картину развития Средней Азии в рассматриваемую эпоху, необходимо указать еще на одно важнейшее явление, происходившее вне двух зон земледельческой культуры. В начале I тысячелетия до н. э. происходит становление особого типа хозяйства — кочевого скотоводства. Хозяйственно-культурный тип кочевого скотоводства четко определен М.Г. Левиным и Н.Н. Чебоксаровым: «Хозяйство… высоко специализировано; как показывает само название этого типа, он связан с кочевым образом жизни, что в свою очередь накладывает глубокий отпечаток на всю культуру кочевников. Разводят главным образом лошадей, крупный и мелкий рогатый скот (особенно овец); в некоторых областях большую хозяйственную роль играет также разведение верблюдов… Основу питания составляет мясная и молочная пища, в связи с чем способы изготовления молочных продуктов очень разнообразны (различные виды квашеного молока и сыр, приготовление из молока опьяняющих напитков и т. д.). Главный тип жилища — переносной шатер (форма его варьирует), крытый полотнищами из шерсти (ткаными или валяными) или, реже, кожей. Утварь преимущественно кожаная; гончарство, как правило, отсутствует» (Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н., 1955, с. 9).
Взаимодействие кочевых племен и оседлых земледельцев стало одной из важнейших особенностей исторического развития Средней Азии. И хотя в данном томе не рассматриваются проблемы истории кочевников Средней Азии, все же необходимо иметь в виду факт наличия кочевнической периферии и ее постоянного взаимодействия с миром земледельческих народов.
Таким образом, на всей территории Средней Азии в начале I тысячелетия до н. э. происходят серьезнейшие изменения, затронувшие все сферы жизни народов, населявших ее территорию. Однако важнейшее из них — постепенное распространение здесь железных орудий труда, оружия и украшений.
Время начала раннего железного века на территории Средней Азии является еще объектом дискуссий. В.М. Массон в 1959 г. относил начало раннего железного века к периоду Яз I, т. е. 900–650 гг. до н. э. (Массон В.М., 1959, с. 108), однако несколько позднее в сводной работе «Средняя Азия в эпоху камня и бронзы» (М; Л., 1966), вышедшей под его редакцией, период Яз I (а также чустская культура Ферганы) помещены среди культур поздней бронзы. Чустская культура ее основным исследователем Ю.А. Заднепровским относится то к позднебронзовой, то к раннежелезной эпохе (Заднепровский Ю.А., 1962а; 1966 — позднебронзовая; 1978 — раннежелезная). А. Аскаров и Л.И. Альбаум полагают, что ранний железный век начался в Средней Азии в период Кучук II (750–600 гг. до н. э.) (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979). Этот список расхождений легко можно умножить (см. Сагдуллаев А.С., 1982).
Недавно А.С. Сагдуллаев составил свод древнейших находок железных предметов на территории Средней Азии (Сагдуллаев А.С., 1982, с. 233).
Северная Парфия:
Анау — IX–VII вв. до н. э.
Анау — V–IV вв. до н. э.
Елькендепе — V в. до н. э.
Согд:
Даратепе VII–VI вв. до н. э.
Лалазар — VI–IV вв. до н. э.
Афрасиаб — VI–V вв. до н. э.
Хорезм и сакские памятники:
Куюсай — VII–IV вв. до н. э.
Уйгарак — VI–V вв. до н. э.
Кюзелигыр — VI–V вв. до н. э.
Дингильдже — V в. до н. э.
Бактрия:
Газимулла — VI–V вв. до н. э.
Кызылча 1 — VI–V вв. до н. э.
Калаи Мир — VI–IV вв. до н. э.
Кызылча 6 — V–IV вв. до н. э.
Фергана:
Дальверзин — VIII в. до н. э.
Ак-Там — V–IV вв. до н. э.
Дашти-Ашт — V–IV вв. до н. э.
Могильники Памира:
Тегермон-Су 2 — VI в. до н. э.
Акбеит — VI–IV вв. до н. э.
Тамды — V–IV вв. до н. э.
Аличур 2 — V–IV вв. до н. э.
Этот свод позволяет прийти к определенным выводам: по-видимому, VI в. до н. э. знаменуется повсеместным распространением железных изделий в Средней Азии в целом, хотя впервые появляются они в различных районах в разное время. Если же рассматривать Среднюю Азию как единый регион, то неизбежным будет вывод о том, что начало раннего железного века в регионе следует относить к IX в. до н. э., как и в Западной Европе и южной части Восточной Европы (Граков Б.Н., 1977).
Как отмечалось выше, в мире земледельческих племен Средней Азии выделяются две зоны. В соответствии с этим в данном разделе тома, посвященном раннежелезной эпохе Средней Азии, материал сгруппирован в две главы. В одной из них исследуются Северная Парфия, Маргиана, Бактрия, Серахский оазис, в другой — Ферганская долина, Ташкентский оазис, Уструшана.
Из обзора выпадают две области: Хорезм и Согд. Материалы для раннего железного века здесь еще очень незначительны и поэтому многие важнейшие вопросы истории этих двух областей еще не могут быть решены. Создается впечатление, что культура Хорезма так называемой архаической эпохи отражает влияние, идущее из более южных областей именно в период раннего железного века. Очень сложна ситуация в Согде. Раскопки в Саразме, кажется, позволяют считать также и Согд страной традиционно земледельческой. Но, во-первых, Саразм находится на периферии этой области, во-вторых, материалы из центральных частей Согда еще очень незначительны. В силу этих соображений тот небольшой материал, который имеется по раннему железному веку, мы включили в соответствующие главы четвертой части тома.
Хотелось бы отметить еще одно обстоятельство. Мы заканчиваем обзор раннего железного века V–IV вв. до н. э. Эта несколько неопределенная дата объясняется недостатком конкретного археологического материала, а также неразработанностью понятийной номенклатуры. Действительно, что считать концом раннего железного века? Для южной зоны мы приняли условную границу — конец периода Яз III и соответствующих ему комплексов в других регионах. Примерно по этой хронологической грани мы провели границу и в истории более северных частей Средней Азии.
Глава седьмаяМервский оазис, Северная Парфия, Серахский оазис, Северная Бактрия
К числу наиболее изученных памятников Средней Азии раннего железного века можно отнести памятники Мервского оазиса (Маргианы) (табл. LXIII). История их исследования очень коротка. Первые памятники этой эпохи в долине Мургаба были открыты еще в начале века экспедицией Р. Пампелли (Яздепе, Арвалидепе, Койнедепе, Учдепе) (Hungtington Е., 1980, с. 219–231). В дальнейшем они также неоднократно обследовались специалистами (Букинич Д.Д., 1924; Ершов С.А., 1944), но настоящее их изучение началось только с 1946 г., с момента организации Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции (Массон М.Е., 1955а). Большие по масштабам работы (раскопки и разведочное обследование) были проведены в 1954–1956 гг. (Массон В.М., 1959). В частности, в результате стратиграфических раскопок на Яздепе была установлена археологическая периодизация слоев раннего железного века: Яздепе I — 900–650 гг. до н. э.; Яздепе II — 650–500 гг. до н. э.; Яздепе III -500-400 гг. до н. э. По проблеме датировок слоев Яздепе имеется обширная литература. Не приводя здесь всех точек зрения и всех соображений, отметим только самое основное: а) исследование памятников подгорной полосы Копет-Дага показало, что в этом районе комплексы типа Яз I начинают существование уже в самом конце II тысячелетия до н. э. (Марущенко А.А., 1959), что, впрочем, не меняет датировки начала комплекса Яз I в Мервском оазисе; б) было доказано, что керамика типа Яз III не исчезает внезапно около 400 г. до н. э. (Усманова З.И., 1963а), а продолжает существовать и позднее, но уже совместно с керамикой «раннеантичного» облика.
С 1972 г. работы по исследованию памятников раннежелезного века в дельте Мургаба были возобновлены — здесь начала работать Мургабская археологическая экспедиция ИА АН СССР, в тесном сотрудничестве с которой (с 1976 г.) работают сотрудники Института истории АН Туркменской ССР. В результате маршрутных исследований был выявлен ряд новых памятников, а также было установлено, что ряд населенных пунктов эпохи поздней бронзы продолжал существовать и в раннем железном веке (Гутлыев Г., 1976; Масимов И.С., 1982).
Поселения. Архитектура. Строительная техника. На территории древней дельты Мургаба выявлен ряд небольших оазисов, каждый из которых орошался водами дельтовых протоков бассейна р. Мургаб. Однако необходимо учитывать одно обстоятельство. Когда в середине 50-х годов В.М. Массон выделил три оазиса, картина географического распределения памятников казалась очень ясной и убедительной. Позднее был открыт еще ряд памятников эпохи Яз I–III, которые не совсем укладываются в предложенную схему. Поэтому границы оазисов имеют несколько условный характер.
1. Тахирбайский, в состав которого входят поселения: Тахирбай 1, 2 и Чурнок (Массон В.М., 1959, с. 63 сл.).
2. Наиболее значительным оазисом является Яздепинский, который включал и самое крупное поселение всей Маргианы рассматриваемого времени — Яздепе. К северу от Яздепе располагались многочисленные поселения: северное Учдепе, среднее Учдепе, южное Учдепе, Сулуджидепе, Отлиятан 1–3, Айрак 1–4, Адам-Басан 1–3, Чоплыдепе 1, 2, Дашлыдепе (Массон В.М., 1959, с. 82 сл.), а также группа поселений, находящаяся на расстоянии 8–9 км к югу от Учдепе (им даны условные наименования Учдепе 4-10) (Масимов И.С. 1982, с. 23).
3. Арвалидепинский оазис. В его состав включаются: Гюмишдепе, Койнедепе, Арвалидепе, Кушбягидепе Дашлыдепе 1–3, Хызлидепе (Массон В.М., 1959, с. 87 сл.), а также группа поселений, расположенная к западу от Дашлы. Памятники этой группы получили условное наименование 4–6 (Масимов И.С., 1982, с. 25 сл.).
4. Таипский оазис, где было обнаружено семь памятников эпохи Яз I–III, условно названных Таип 2–7 (поселения Таип 1, 8-10 относятся к эпохе бронзы), а также два памятника у колодца Хаятлы (Масимов И.С., 1982 с. 21 сл.).
5. Тоголокский оазис, включающий свыше 10 поселений с расписной керамикой. На центральном поселении Тоголок I раскопки установили, что здесь слои времени позднего Яз I перекрывают комплекс типа позднего Намазга VI.
Типология памятников в настоящее время из-за незначительного объема раскопочных работ может быть только условной, поскольку она базируется в большинстве случаев на внешних признаках. Можно выделить три типа памятников. К первому типу относятся крупные по площади поселения, состоящие из ряда оплывших бугров, группирующихся около высокого холма, являющегося остатками цитадели. К этому типу относятся: Тахирбай I (в Тахирбайском оазисе); Яздепе, северное Учдепе, возможно, среднее Учдепе, Чоплыдепе 2, Учдепе 10 (Яздепинский оазис); Койнедепе, Арвалидепе, возможно, Дашлы 4 (Арвалидепинский оазис). Второй тип представлен крупными по размерам поселениями (площадью более 1 га), лишенными цитаделей. Наконец, третий тип — малые поселения (которые по аналогии с памятниками Северной Бактрии можно истолковать как отдельно стоящие усадьбы). В некоторых оазисах имеется несколько поселений с цитаделями; другие, например Таипский, вообще лишены поселений, имеющих цитадели. Это отличает Маргиану от Северной Бактрии, где, насколько можно судить, в каждом отдельном оазисе было одно только поселение с цитаделью.
Сколько-нибудь значительные по масштабам раскопки проводились только на Яздепе. На территории собственно поселения некоторый (довольно незначительный) материал для понимания жилой архитектуры дал раскоп III (Массон В.М., 1959, с. 69 сл.). Здесь были частично вскрыты остатки трех домов и небольшого переулка. Выявлено наличие помещений, служивших видимо, кухней и хранилищами. В качестве строительного материала использовался кирпич-сырец размером 53×28–29×12-13 см. В тесто кирпичей обычно добавляли саман. Стены обычно тонкие: 35–40 см, стены иногда штукатурились глиной, полы также изредка имели глиняную обмазку.
Раскопки производились также и на цитадели Яздепе (Массон В.М., 1959, с. 73 сл.). Здесь были выявлены следующие факты: сама цитадель была возведена на мощной платформе, сложенной из сырцового кирпича. Хотя раскопки не выявили наличия стены по краю платформы, вполне вероятно, что она в древности существовала и позднее была смыта. Во всяком случае стена по краю цитадели, кажется, вполне определенно фиксируется на поселении Учдепе 10 (Масимов И.С., 1982, с. 24). Большая часть цитадели была занята постройками, плохо сохранившимися. Только в южной части цитадели было частично вскрыто здание общественного назначения (дворец или храм). Основными конструктивно-планировочными особенностями этого здания являются: наличие нескольких очень узких коридорообразных помещений, перекрытых сводами, и очень толстых стен. В северо-западной части здания находился большой прямоугольный в плане зал. Восточная стена зала была украшена четырьмя прямоугольными выступами (игравшими декоративную роль), на западной стене — полукруглый выступ (диаметр 4 м). К северу от здания находился двор. На втором этапе ряд помещений был заложен, перестроен большой зал, возможно, над частью здания был построен второй этаж.
Хозяйство. По всей видимости, основой экономики Мервского оазиса рассматриваемого времени было сельское хозяйство. Природные условия Мервского оазиса таковы, что земледелие здесь возможно только на базе искусственного орошения. Высказано предположение, что Яздепинский и Арвалидепинский оазисы орошались водами двух крупных магистральных каналов (Массон В.М., 1959, с. 67 сл.). В Яздепинский оазис подводил воду канал, носящий сейчас название Гати-Акар. Его русло местами достигает ширины в 5–8 м и глубины в 2–3 м. От него в обе стороны отходят арыки (как под острым, так и прямым утлом), непосредственно орошавшие поля. Арвалидепинский оазис орошался каналом Гуияб, русло которого имеет ширину 5–6 м, а глубину 1,5–2 м. Около канала видны следы древних полей, представляющие собой участки, огражденные валиками. Верхние части обоих каналов находятся в зоне современных культурных земель. Можно допустить, что начало древних каналов примерно соответствует головным сооружениям современных. В таком случае длина Гунияба будет около 36 км, а Гати-Акара — около 55 км. Оба канала скорее всего забирали воду прямо из русла Мургаба без устройства каких-либо подпорных сооружений.
Очень незначительны материалы по истории ремесла рассматриваемой эпохи. На поселении Тахирбай 1 и Чурнок обнаружены железные шлаки (Массон В.М., 1959, с. 65), что делает возможным предположение о наличии здесь пунктов металлургического производства. Следы керамического производства обнаружены на большом числе памятников (Тахирбай 1, 2, Чурнок, Яздепе, Учдепе северное, Айрак 2, Чоплыдепе 1, 2, Дашлы, Кушбеги, Учдепе 4, 7, 10). Было раскопано несколько керамических печей (Сарианиди В.И., 1957). Две печи были открыты на поселении Чурнок. Хотя они различались размерами, устройство их было практически идентичным. Топки печей, имевшие в разрезе колоколовидную форму, были вырыты в земле, обложены изнутри кирпичами и покрыты толстым слоем глиняной промазки. Топочный канал чуть понижался к центру, но оканчивался значительно выше дна топки. В верхней части топки было несколько жаропроводящих каналов, подававших горячий воздух в обжигательную камеру, имевшую круглый план и, видимо, перекрытую куполом. Обе эти печи относятся к периоду Яз III. На поселении северное Учдепе обнаружен керамический квартал (найдены остатки восьми печей). Здесь же раскопаны две керамические печи. Они также относятся к периоду Яз III. В принципе их устройство аналогично устройству печей Чурнока, однако имеется отличие: в одной из печей жаропроводящие каналы расположены в виде трех концентрических колец. Помимо круглых в плане, иногда встречались керамические печи и овальные. Печь такого устройства (сохранилась, правда, только топочная камера) была раскопана на поселении Кушбегидепе (Массон В.М., 1959, с. 88). Свидетельством динамики развития керамического ремесла является и сама керамика. В пору Яз I большая часть керамики делается от руки, позднее — почти вся на гончарном круге.
Орудия труда и оружие. При исследовании Яздепе и других памятников было найдено некоторое количество орудий труда и оружия, в частности обнаружены каменные зернотерки и куранты. В слое Яз I найдено довольно значительное количество бронзовых предметов: иголки, прямоугольные в сечении шилья, пробойники с расширением посредине, видимо, отделяющим рабочую часть от черенка, черешковый нож (Массон В.М., 1959, с. 38). В слое Яз II был обнаружен фрагмент железного топора (там же, с. 40). В слое Яз III было найдено шесть аналогичных топоров. Топоры проушные, возможно один конец был у них заострен, другой притуплен (там же, с. 41, 71), в этом же комплексе найдено железное тесло.
Были обнаружены бронзовые наконечники стрел. Для слоя Яз I характерны два типа: а) двухперые черешковые с шипообразно загнутыми концами, б) лавролистые втульчатые. Для слоя Яз II — бронзовые двухперые втульчатые, для слоя Яз III — такие же, но трехперые (Массон В.М., 1959, с. 40, 41). Во всех слоях обнаружены глиняные ядра для пращи, в слоях Яз I они обычно биконические (из обожженной глины и несколько каменных), в слоях Яз III — круглые. В слое Яз I найдена каменная булава.
Керамика. Керамика комплекса Яз I делится на две группы: изготовленную на гончарном круге и сделанную от руки. Первоначально доля гончарной керамики была очень невелика, но с течением времени ее процент увеличивается. Черепки сосудов красноватого цвета, глина хорошо отмучена, обычно без посторонних примесей. Снаружи сосуды, как правило, покрыты зеленовато- или желтовато-белым ангобом. Наиболее распространенные формы: кубки, миски, хумчи. Кубки имеют прямой венчик и скругленный переход ко дну. Ангоб, как правило, нанесен только на верхние две трети сосуда, нижняя часть его сохраняет красный цвет черепка. Хумча имели сравнительно большой диаметр устья, невысокую шейку и отогнутый наружу венчик (иногда в виде валика, иногда приобретающий в разрезе более прямоугольные очертания). Другие формы (небольшие горшкообразные сосуды, глубокие миски) встречаются гораздо реже. Видимо, только к концу периода появились чаши.
Лепная керамика делится на три группы: расписную, нерасписную и с черепком серого цвета. Однако для всех групп характерен один и тот же состав черепка — обычно с большим количеством толченой керамики. Одним из наиболее ярких признаков, определяющих весь комплекс Яз I, является наличие расписной керамики. Ее формы очень ограниченны: 1) различные варианты горшковидных кубков; 2) горшковидные хумы и хумчи с венчиком, слегка отогнутым наружу. Расписывавшиеся сосуды покрывались зеленовато-белым ангобом (изредка желтым и кремовым), игравшим роль фона. Роспись производилась красновато-коричневой, коричневой, изредка темно-красной или темно-малиновой краской.
Мотивы росписи довольно однообразны и почти целиком сводятся к ряду треугольников, обращенных вершиной вверх и образующих фриз в верхней части сосуда. Для крупных сосудов (хумов и хумчей) характерна следующая система: по краю венчика или ниже его шли одна или две прямые линии. Прямая линия проводилась и посредине тулова. Между этими линиями помещались треугольники, образованные сочетанием различных элементов росписи. Характерным является помещение между линиями крупных точек, разделение треугольника на ромбы, заполненные в шахматном порядке или штриховкой и точками, или сплошной заливкой. Те же самые мотивы и в росписи горшковидных кубков.
Сосуды с черепком серого цвета снаружи часто слегка залощены и имеют почти черный цвет. Для керамики этой группы характерны те же формы, что и для расписной посуды.
Среди довольно многочисленной группы нерасписной посуды с розовым или желтоватым цветом черепка выделяется кухонная посуда: котлы и жаровни. Котлы имеют высокое горло, прямой или чуть отогнутый венчик и ниже покатых плечиков почти цилиндрическое тулово. Котлы часто украшались налепными валиками с защепами, сделанными пальцами. Некоторые котлы имели небольшой слив и вертикальные ручки. Жаровни имеют форму больших дисков с невысокими бортиками. Кроме кухонной посуды, к этой группе относятся полусферические чаши с прямым или чуть отогнутым венчиком. Наиболее часто в этой группе встречаются хумы и хумчи, имеющие ту же форму, что и расписные и сероглиняные хумы. Иногда на них появляется лепной декор (как на кухонных котлах). Лепными были и крышки. Изредка встречаются кубки (Массон В.М., 1959, с. 34 сл.) (табл. LXIV).
Яз II. Керамика комплекса Яз II членится на три горизонта, хотя для нее характерно большое количество общих черт. Керамика первого горизонта отличается от посуды комплекса Яз I прежде всего по технике изготовления. Почти вся она выполнена на гончарном круге, исчезает примесь шамота в тесте, черепок сделан из хорошо отмученной глины. Сосуды обычно покрываются беловатым ангобом. Расписная керамика полностью отсутствует. Наиболее популярны банкообразные сосуды со скошенной придонной частью (обычно в археологической литературе эти сосуды называют цилиндро-коническими), как крупных, так и мелких размеров. Стенки сосудов обычно почти прямые, лишь слегка вогнуты в середине, где у некоторых сосудов намечается валик. Горшкообразные сосуды почти полностью повторяют форму лепных горшков, характерных для комплекса Яз I. Чаши, также изготавливавшиеся на гончарном круге, благодаря этой технике у них появилось ребро, разделяющее вертикальную стенку и подкос, идущий к плоскому дну. Верхняя часть ангобирована, нижняя сохраняла красно-кремовый или кремовый цвет черепка (изнутри чаши ангобировались полностью). На гончарном круге изготовлялись хумы и хумчи, они также имели ребро в нижней части. Венчики хумов имели характерный крючкообразный профиль и под ними часто шел налепной валик или иногда делался выем. Хумы и хумча покрывались беловатым ангобом. У мисок, характерных для комплекса Яз I, теперь появился венчик, завершающийся валиком, и перелом стенок при подкосе ко дну.
Лепными были только кухонные котлы, в тесте их присутствуют дресва.
Керамика второго горизонта отличается дальнейшим развитием типов, характерных для первого. Банковидные сосуды становятся как бы более вычурными: подкос ко дну приобретает вид вогнутой выкружки, более заметен прогиб стенок к центру, заостряется ребро, разделяющее две части сосуда. Появляются кубковидные сосуды, имеющие прямые стенки и скошенную придонную часть. У горшковидных сосудов также в средней части ребро (вследствие перехода к технике изготовления на гончарном круге). Чаши и миски сохраняют те же черты, что и в первом горизонте. Хумы и хумчи также прежней формы, но налепные валики ниже венчика почти не встречаются. Иногда у них подчеркнутое ребро и валикообразный венчик (результат все большего загибания клювовидного венчика).
Кухонные котлы по-прежнему изготовлялись от руки и сохраняли старую форму.
Для керамики третьего горизонта характерны те же черты. Однако банковидные сосуды с подкошенной придонной частью получают все более заостренное ребро и придонная часть часто становится невысокой. Появляется новая форма банкообразных сосудов — с расширяющимся верхом. У чаш венчик иногда приобретает изгиб, а иногда исчезает излом, разделяющий вертикальные стенки и скос придонной части. (Массон В.М., 1959, с. 39 сл.) (табл. LXV).
Керамика Яз III продолжает традиции комплекса Яз И. Существовали появившиеся в период Яз II банкообразные сосуды, расширяющиеся кверху. Подкошенная часть у них становится столь небольшой, что практически они близки к плоскодонным сосудам без подкоса. Многие экземпляры имеют резкозаостренное ребро. Посредине тулова обычно проходит несколько рельефных поясков. У чаш теперь нет ребра и они становятся полусферическими. Появились небольшие тарелочки с отогнутым венчиком. Они иногда не покрывались ангобом.
Миски, сохранив свою форму, имеют венчик уже в виде уплощенного валика. Этот характерный для всего комплекса Яз III признак особенно четко выступает у хумов и хумчей. Наиболее распространенным видом хумов и хумча является сосуд с цилиндрическим туловом и подкошенной придонной частью. Иногда наблюдается небольшое сужение у горла, завершающегося венчиком в виде уплощенного валика, сменяющего крючкообразную форму венчиков хумов из комплекса Яз II. Полностью исчезают котлообразные сосуды. Не исключено, что керамика Яз II и III представляет один керамический комплекс. Кухонные котлы были ручными (Массон В.М., 1959, с. 41) (табл. LXVI).
Украшения. В слоях Яз I найдены бронзовые украшения (нашивные бляшки с петелькой, несомкнутый браслет) (Массон В.М., 1959, с. 38). В слое Яз II (горизонт II) обнаружена золотая серьга-подвеска. Она представляет собой изогнутый стержень, на конец которого были напаяны три полых цилиндра, причем их шапковидные навершия во всех трех случаях напаяны отдельно. В вертикальных швах между цилиндриками имеется мелкая зернь, а сверху — три крупных зерна (Массон В.М., 1959, с. 40–41).
В настоящее время можно представить некоторые общие черты развития Маргианы в эпоху Яз I–III. В эпоху Яз I складываются четыре оазиса: Яздепинский, Арвалидепинский, Тоголокский и Таипский. Важную роль играло поселение Яздепе, видимо, бывшее центром всей Маргианы мидийского времени. Здесь рядом с поселением была построена мощная цитадель. Тогда же существовали и почти все крупные поселения Арвалидепинского оазиса. Время Яз II было временем наибольшего подъема этих древнемаргианских оазисов. Продолжают процветать Яздепинский и Арвалидепинский оазисы, возможно, некоторый упадок переживает Таипский. В это время, правда, ветшает монументальное здание на цитадели Яздепе, но это, видимо, — следствие каких-то частных событий, поскольку само поселение продолжает процветать. Яз III несет уже вполне определенные симптомы запустения. Почти полностью забрасывается Арвалидепинский и северная часть Яздепинского оазисов, прекращается жизнь на крупнейшем поселении восточного оазиса — Тахирбайдепе, из восьми поселений Таипского оазиса жизнь сохраняется только на одном.
Этот упадок, по-видимому, связан с миграцией древнего русла р. Мургаб, когда центр переместился южнее — в район городища Гяуркалы. Возможно, в это время создается сложная ирригационная система на Мургабе, в результате чего отпала необходимость в огромных по протяженности каналах.
История изучения памятников раннего железного века этого района начинается в первые годы XX в., когда американская экспедиция под руководством Р. Пампелли провела раскопки на холмах Анау. На верху Южного холма были вскрыты слои с лепной (в том числе и расписной) керамикой. Этот комплекс получил название Анау IV A (Pumpelly R., 1908). Тот факт, что на смену выполненной на гончарном круге керамике пришла главным образом лепная, заставил Е. Шмидта считать, что древние оазисы Южного Туркменистана были захвачены пришлыми скотоводческими племенами, и определить это время как «эпоху варварской оккупации». В дальнейшем археологические разведки А.А. Марущенко и С.А. Ершова привели к открытию еще ряда памятников (Яшиллидепе, Елькендепе), на которых были зафиксированы материалы типа Анау IV А. В послевоенные годы был обнаружен еще ряд памятников этого характера, на некоторых проводились археологические раскопки: Елькендепе (Марущенко А.А., 1959), Улугдепе (Сарианиди В.И., Качурис К.А., 1968; Сарианиди В.И., 1969; Сарианиди В.И., 1971).
В результате этих работ, главным образом стратиграфического характера, были составлены две достаточно близкие друг другу стратиграфические колонки (одна на базе Улугдепе, другая — Елькендепе):
Поселения. Архитектура. Строительная техника. На территории подгорной полосы Копет-Дага выявлено три типа поселений: 1) значительные по размерам, с цитаделями; 2) средние (площадью свыше 1 га), лишенные цитаделей; 3) мелкие (площадью менее 1 га) (Гутлыев Г., 1974, с. 7–8). Поскольку раскопки проводились на очень ограниченном числе памятников, данная классификация имеет, естественно, только предварительный характер.
К числу памятников первого типа относится Елькендепе (Марущенко А.А., 1959). Поселение здесь возникло еще в период поздней бронзы (Елькен I), в эпоху раннего железа (Елькен II) возводится многоугольная в плане цитадель (до 130 м в диаметре), высота ее 6 м, сложена она из сырцового кирпича. Вокруг цитадели развивается поселение (500×290 м), которое предположительно обносится стенами. Хотя предполагается, что стены возведены в эпоху Елькен II (Марущенко А.А., 1959, с. 58), видимо, все-таки строительство их следует датировать периодом Елькен III, т. е. временем наивысшего подъема поселения. Перед стенами располагался ров. В эпоху Елькен III (VII–IV вв. до н. э.) поселение резко увеличилось. Оно было окружено новой стеной, возник пригород, также укрепленный стеной.
Улугдепе III также возникает в эпоху поздней бронзы. В период Улуг II возводится мощная (до 10 м высоты) платформа. Вокруг цитадели располагается поселение, однако в отличие от Елькендепе здесь нет следов стен вокруг самого поселения (Сарианиди В.И., 1969). К числу памятников этого типа также, видимо, относятся поселения Кошадепе I, II (поселения площадью 4–5 га), Бабаязлык I (размеры 550×325 м, предположительные размеры цитадели 30×30 м), Бабаязлык II (того же характера, но несколько меньших размеров), Кошаджа (площадь свыше 5 га, предполагаемая цитадель — 25×25 м), Гараой-депе (размеры 300×200 м), а также Яшиллидепе (Гутлыев Г., 1974б, с. 7–8; Гутлыев Г., 1982) (табл. LXVII, LXVIII).
К числу памятников второго типа относятся Ясыдепе (площадь 250×250 м) (Гутлыев Г., 1977), Дашлыджадепе (площадь свыше 2 га), Агачлыдепе (Гутлыев Г., 1974б, с. 7–8).
К третьему типу можно отнести Крахандепе I, II, III, Елендепе, Овадандепе (Гутлыев Г., 1974б, с. 7–8), наконец, поселение, некогда располагавшееся на вершине южного холма Анау (Schmidt Н., 1908).
Даже предварительное (с очень незначительным объемом земляных работ) исследование этих памятников позволяет сделать ряд наблюдений: во-первых, очень значительное число поселений с цитаделями, чем этот район отличается, например, от Маргианы; во-вторых, соседство памятников, которые возникли еще в эпоху бронзы и продолжали существовать в раннем железном веке, и памятников, возникших только в раннем железном веке; в-третьих, новые работы позволили считать, что это время (ранний железный век) не было периодом упадка, а временем широкого освоения основной части территории подгорной полосы Копет-Дага.
На вершинах кирпичных платформ, видимо, располагались здания монументального характера, однако раскопки их еще не вскрыли. Чрезвычайно незначительны и архитектурные остатки рядовой застройки. Несколько плохо сохранившихся однокомнатных домов было вскрыто на Гараойдепе. Их план обычно был прямоугольным (Гутлыев Г., 1982). В качестве строительных материалов использовалась пахса и сырцовый кирпич, обычно прямоугольный (60×25×10; 60×24×10; 60×30×10 см). Стены и пол обмазывались глиной (часто с добавлением рубленой соломы). В отдельных случаях стены покрывались алебастровой штукатуркой (Гараойдепе — см.: Гутлыев Г., 1982). Изредка находились каменные подпятники для дверей.
Материалы по истории фортификации дает только Елькендепе. Характерной особенностью системы укреплений является наличие двойных стен. Двойная стена эпохи Елькен II, по А.А. Марущенко, (но, видимо, относящаяся к началу периода Елькен III) окружала собственно город. Она сложена из сырцового прямоугольного кирпича, общая толщина ее 10,5 м, ширина внутреннего коридора 6 м (Марущенко А.А., 1959, с. 62–64). Двойная же стена существовала и у цитадели на последнем этапе ее существования. Она имеет любопытную конструкцию: стена двойная, но толщина внешней и внутренней стен несоизмеримы (внешняя стена 1,4 м, внутренняя 6,6 м., коридор между ними 2 м) (Марущенко А.А., 1959, с. 66).
Хозяйство. По-видимому, основой экономики населения подгорной полосы Копет-дага в рассматриваемое время было земледелие. Хотя зерна злаков еще не встречены при раскопках, по аналогии с предшествующим позднебронзовым веком можно предполагать, что в период раннего железа здесь в основном культивировались мягкая пшеница и двурядный ячмень, т. е. традиционные злаки, известные здесь с энеолитического времени (Лисицына Г.Н., Сарианиди В.И., 1971).
Хотя материалов по истории орошения прикопетдагской равнины почти нет, можно предполагать, что главным источником воды были небольшие реки и ручьи, стекавшие с гор (такие, как Душак и Лоинсу). Предполагается, что для многократного полива на этих речках возводились специальные водоразборные сооружения, в том числе типа дамб и плотин, при помощи которых регулировалась подача воды на поля. К концу рассматриваемой эпохи здесь появляются такие специфические сооружения, как кяризы. Один из кяризов прослежен у поселения Улугдепе, он насчитывает 20 колодцев (Лисицына Г.Н., 1978, с. 214).
Ремесленное производство раннежелезного века еще практически неизвестно. При раскопках Елькендепе были найдены очень незначительные остатки меднолитейного и железоделательного производства. О характере эволюции керамического производства позволяет судить керамика поселения. Чрезвычайно незначительны находки орудий труда и оружия. На южном холме Анау были найдены фрагменты железного ножа, железных серпов и бронзовый трехгранный наконечник стрелы со скрытой втулкой (Schmidt Н., 1908, с. 156, 185), в подъемном материале Елькендепе — бронзовые наконечники стрел — листовидные или трехлопастные с открытой втулкой (Марущенко А.А., 1959, с. 67), на Улугдепе и Елькендепе — каменные зернотерки, ступки, пестики, обломок каменной булавы.
Керамика. Керамика подгорной полосы очень близка керамике Маргианы. Однако необходимо указать, что отдельные фрагменты лепной расписной керамики впервые появляются еще в слоях эпохи поздней бронзы (т. е. в слоях Елькен I и Улуг III). Развитие керамики подгорной полосы лучше всего прослеживается на материалах поселения Улугдепе.
Слой Улуг II. Лепная керамика (в том числе расписная) преобладает над гончарной (в соотношении 3:1). Расписная керамика украшена исключительно геометрическими рисунками черной, красной, коричневой, реже зеленоватой краской по розоватому или красноватому ангобу. Основные формы ее — небольшие тонкостенные, полусферические с плоским дном и слабо отогнутым венчиком чаши; орнамент, как правило, в виде фриза опоясывает верхнюю часть таких чаш. Встречаются также горшочки и миски. Крупные сосуды чаще всего украшены небрежной росписью в виде широких лент. Известны также котлы и крышки с округлыми ручками. Материал слоя Улуг II полностью соответствует керамике типа Яз I.
Выделяется десять основных типов орнаментов. Исследование их показательно в нескольких отношениях. Прежде всего, набор орнаментов практически неизменен во все время существования комплекса Улуг II, уменьшение их числа заметно только к самому концу периода. Для ранних слоев комплекса Улуг II характерны орнаменты как заштрихованные, так и со сплошной заливкой, для поздних слоев характерна только штриховка.
Сравнение набора орнаментов Улугдепе с другими памятниками подгорной полосы показывает, что наиболее сложные орнаментальные мотивы имеются только на керамике Улугдепе.
Слой Улуг I. Большая часть посуды выполнена на гончарном круге, светлофонная. Основные формы представлены банкообразными сосудами с характерными округлыми венчиками, верхние части их покрыты светлым ангобом, придонные части несут следы срезов. Сосуды крупных и средних размеров представлены хумами и хумча, преимущественно с клювовидными венчиками. Кухонная посуда лепная, часто с примесью толченой керамики и песка; выделяются котлы шаровидной формы, изредка имеющие вертикально поставленные ручки. Весь этот керамический комплекс полностью соответствует посуде типа Яз II–III. В единичных экземплярах встречены фрагменты лепной расписной керамики, более характерной для нижележащего слоя.
Украшения и предметы быта. Материалы этого типа крайне немногочисленны, зафиксированы каменные подпятники, остатки циновок, из украшений — биконическая каменная бусина (слой Елькен II), бронзовые спиральные и овальные с несомкнутыми концами кольца, обломки тонких круглых в сечении браслетов (слой Елькен III) (Марущенко А.А., 1959, с. 67).
Северная Парфия в некоторых отношениях является ключевой областью для понимания тех процессов, которые происходили в южной исконно земледельческой части Средней Азии. Важнейшим фактом является то, что керамика типа Яз I появляется здесь еще в эпоху поздней бронзы, ранее, чем в Маргиане и Северной Бактрии. Второй важной особенностью этого района является обилие поселений с цитаделями.
Можно полагать, что наиболее важные центры предгорной полосы в конце периода Елькен III, т. е. в пределах IV в. до н. э. переживают гибель. Во всяком случае наличие определенной лакуны между памятниками этого времени и собственно парфянскими кажется несомненным.
Серахский оазис располагается в южной части Туркменистана. Он занимает территорию Серахской дельты р. Теджен и западную часть холмогорья Бадхыз. На юге территория оазиса ограничивается северными отрогами Паропамиза, доходящими до долины р. Теджен. На юго-востоке естественная граница оазиса проходит по Бадхызу. К северу Бадхыз постепенно переходит в пустыню Каракум, составляющую восточную и северо-восточную границу оазиса. На севере и северо-западе граница проходит по степной и пустынной равнине, прорезанной руслом р. Теджен и отделяющей Серахский оазис от Тедженского и небольших оазисов Меана и Чаача. Общие размеры оазиса до 70 км в направлении с севера на юг и 20–25 км — с запада на восток (Оразов О., 1973, с. 3).
Единственным водным потоком, орошавшим Серахский оазис, является р. Теджен. В верховьях она называется Герируд и течет по территории Афганистана. В пределы Туркмении река входит в районе Зюльфагорского прохода.
Есть все основания полагать, что в древности Серахский оазис был теснейшим образом связан с Гератским, т. е. древней областью Ареей, представляя собой северную окраину этой важной историко-культурной области Среднего Востока (Оразов О., 1973, с. 99 сл.). Возможно, что именно с р. Герируд-Теджен связано известное свидетельство Геродота об ирригационном строительстве на р. Акес и финансовой политике Ахеменидов (плата за пользование водой) (Массон В.М., 1967).
История археологического изучения Серахского оазиса очень коротка. В 1953 г. на территории крупнейшего центра оазиса — городища Старый Серахс провел раскопки А.А. Марущенко (Марущенко А.А., 1956), им же были осуществлены небольшие разведки в окрестностях. В 1964–1970 гг. раскопки в Серахсе и детальное разведочное обследование памятников оазиса проводил О. Оразов (Оразов О., 1973).
Заселение оазиса началось в эпоху энеолита; вторичное заселение — в эпоху раннего железа (по стратиграфической шкале Маргианы — в эпоху Яз I). Материалы этой эпохи засвидетельствованы в оазисе, помимо городища Старого Серахса, только на Бешдепе. В середине I тысячелетия до н. э. жизнь засвидетельствована на городище Старого Серахса, на Бешдепе, Мовлекдепе, Акчадепе. На городище Старого Серахса существует поселение на месте цитадели (неправильный пятиугольник со стороной 300–320 м), поселение окружено глинобитной стеной или валом, сохранившаяся высота его 1,8 м. Следы застройки имеются и на территории шахристана, вне цитадели. Поселение Бешдепе состоит из пяти бугров, диаметр каждого 30–60 м. Аналогичный характер имеет и Мовлекдепе. Чрезвычайно показательно, что оба эти поселения находятся на значительном (20–30 км) расстоянии от реки. Возле поселения Мовлекдепе прослежены остатки древнего канала на протяжении более 5 км. Ширина канала до 6 м. Можно предполагать, что в это время в Серахском оазисе существовала ирригационная система, напоминавшая ирригационную систему архаического Хорезма и, возможно, Маргианы — с очень длинными каналами и поселениями, располагавшимися у их окончаний (Оразов О., 1973, с. 97).
Материальная культура оазиса рассматриваемой эпохи изучена еще слабо. Керамика Серахского оазиса очень близка керамике Мервского. Сосуды эпохи Яз I выполнены от руки, часть фрагментов — расписная. Почти вся керамика времени Яз II–III выполнена на гончарном круге. Она делится на хозяйственную и столовую. Характерными являются банкообразные сосуды со скошенной придонной частью, известные в среднеазиатской археологической литературе под названием цилиндро-конических. Чаши характеризуются наличием четкого ребра, разделяющего вертикальные стенки и поднос в нижней части. Ангоб обычно покрывает снаружи только верхнюю часть стенок, изнутри чаши ангобированы полностью. Венчики хумов и хумчей имели типичный крючкообразный профиль. На поселениях также были найдены каменные зернотерки, при исследовании Старого Серахса — железные шлаки и керамические ядра (Марущенко А.А., 1956, с. 175, 196).
Первый памятник эпохи раннего железа в этом районе был обнаружен в начале 50-х годов. Это было городище Калаи-Мир, где были зафиксированы слои VI–IV вв. до н. э. (комплекс Кобадиан I) (Дьяконов М.М., 1953, с. 25; Дьяконов М.М., 1954, с. 121–140; Забелина Н.Н., 1953, с. 131). В дальнейшем на территории Южного Таджикистана исследовался еще ряд памятников: Болдайтепе (Зеймаль Т.И., 1971а), Тамошатепе и Безымянное. Несколько позднее началось изучение памятников эпохи раннего железа и на территории юга Узбекской ССР. В начале 60-х годов были зафиксированы слои VI–IV вв. до н. э. на городище Халчаян (Ханакатепе) (Пугаченкова Г.А., 1966б, с. 32–33). Затем было обнаружено поселение Кучуктепе (Альбаум Л.И., 1969, с. 69–70). В дальнейшем здесь было открыто около двух десятков поселений исследуемого времени, часть из них была раскопана в довольно значительных масштабах (Сагдуллаев А.С., 1978б; Сагдуллаев А.С., 1980; Аскаров А., 1982; Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979; Беляева Т.В., Хакимов З.А., 1973; Заппаров Ш.Х., Ртвеладзе Э.В., 1976; Сагдуллаев Т., Хакимов З., 1976; Ртвеладзе Э.В., 1976). Для понимания истории этого района в эпоху раннего железа очень большое значение имеют также памятники, расположенные на южном берегу Амударьи, в Северном Афганистане, особенно Тиллятепе (Сарианиди В.И., 1972; Сарианиди В.И., Ходжаниязов Т., 1980).
С точки зрения изучения стратиграфии и определения времени существования поселений особенно важны были раскопки двух памятников: Кызылтепе и Кучуктепе. На базе материалов из раскопок их были созданы две стратиграфические шкалы (очень близкие друг другу).
Шкала Кучуктепе (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 48–67): Кучук I–X — первая половина VIII в. до н. э.; Кучук II — вторая половина VIII–VII в. до н. э.; Кучук III — конец VII–VI в. до н. э., Кучук IV — конец VI–V в. до н. э.
Шкала Кызылтепе (Сагдуллаев А.С. 1978а, с. 12–13): Кызыл I — 1000-700 гг. до н. э.; Кызыл II — 700–550 гг. до н. э.; Кызыл III — 550–400 гг. до н. э.
Однако обе эти стратиграфические шкалы вызывают серьезные возражения, в частности относительно дат ранних комплексов. Обе схемы в конечном счете отталкиваются от язовской стратиграфической шкалы, что и естественно, ибо она в настоящее время наиболее твердо установлена и хорошо аргументирована. А.С. Сагдуллаев, А. Аскаров и Л.И. Альбаум сравнивают соответственно слои Кучук I и Кызыл I с комплексом Яз I, но при этом они заглубляют даты бактрийских комплексов по сравнению с комплексом Яз I, по крайней мере, на 100 лет, хотя фактических материалов для этого нет. Более того, сравнение комплексов Кучук I и Кызыл I с комплексом Яз I показывает, что они лучше всего синхронизируются с поздним этапом Яз I. В силу этого мы считаем возможным несколько изменить датировки, предложенные авторами раскопок для различных периодов Кучуктепе и Кызылтепе:
При этом необходимо также отметить, что у нас вызывает сомнение возможность разделить на два периода ранние слои Кучуктепе. Нам представляется, что более правильным было бы объединение двух комплексов: Кучук I и Кучук II в единый (табл. LXIX).
Поселения. Фортификация. Архитектура. В начале рассматриваемого периода (время Кучук I, II, Кызылтепе I, II) на территории Северной Бактрии существует ряд поселений: Джаркутантепе (верхний слой), Буйрачитепе 1 (верхний слой), Буйрачитепе 2, поселение на месте цитадели Кызылтепе, Безымянное тепе (в Миршадинском оазисе), Кучуктепе (нижние слои), Бандыхантепе I (средний слой) (Сагдуллаев А.С., 1978а; 1978б, с. 35; Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979; Сагдуллаев А., Хакимов З., 1976; Беляева Г.В., Хакимов З.А., 1973; Аскаров А., 1976; Ртвеладзе Э.В., 1976). В настоящее время о характере поселений еще судить трудно вследствие недостаточности материала. Можно только отметить, что уже в это время появились крупные поселения, к числу которых относится, например, Бандыхантепе 1, которое состояло из двух частей, разделенных руслом канала. Возможно, что одна из частей поселения представляла собой цитадель (Ртвеладзе Э.В., 1976, с. 95). Кроме того, зафиксированы в это время и отдельно стоящие усадьбы (например, Кучуктепе). В горных районах в настоящее время выявлен только один памятник — в районе Восе. Разведочный шурф в нем выявил расписную керамику типа Яз I (Негматов Н.Н., 1982б, с. 78).
Более определенными становятся наши сведения о характере поселений в следующий период (Кучук III, IV, Кызылтепе III). В это время вполне определенно можно говорить об оазисной системе расселения (Ртвеладзе Э.В., 1975; Сагдуллаев А.С., 1978б). Зафиксировано пять небольших оазисов, находившихся на расстоянии 25–40 км друг от друга. Они располагались в предгорьях Кугитанга и Байсуна, включали на юго-западе Музрабадскую и Шерабадскую степи, далее на северо-запад — Бандыханский массив (Кызырыкдар) и большое холмистое плато, продолжающееся до долины Халкаджардарьи. Поселения всех оазисов располагались на берегах небольших рек ледникового или родникового происхождения (или в непосредственной близости от них), невдалеке от выхода их на равнину. Долины больших рек (Сурхандарьи и Амударьи) в сколько-нибудь значительных масштабах еще не осваиваются. Достаточно отчетливо прослеживается как рост общего числа поселений (по сравнению с предшествующим периодом), так и увеличение площади ряда поселений (возникших в первый период). Кроме того, усложняется общая структура поселений. Выделяются следующие оазисы:
1. Сангардак-Туполангский. Исследован еще недостаточно. К концу исследуемого периода относится нижний слой Халчаяна.
2. Халкаджарский (Миршадинский). Включает городище Кызылтепе, группу мелких поселений вокруг него, разрушенное поселение Ахдакуль, возможно, Буйрачитепе 2 (верхние слои).
3. Ургульский (Бандыханский). Зафиксированы поселения: Газимуллатепе, Киндыктепе, Безымянное тепе.
4. Шерабадский: Джандавляттепе, Пагмантепе, Талашкантепе 1, Безымянное тепе.
5. Уланбулаксайский (Музрабадский) оазис включает: Кучуктепе, Дабилькурган.
Обычно каждый оазис включает группу из трех-четырех поселений, одно из которых является центральным, выделяясь размерами, наличием фортификации и достаточно четким планом (Кызылтепе, Талашкантепе 1, Безымянное в Ургульском оазисе).
Видимо, примером рождающегося города (поселения первого типа) может считаться Кызылтепе (Сагдуллаев Т., Хакимов З., 1976; Ртвеладзе Э.В., 1975, с. 263–264; Сагдуллаев А.С., 1978а, с. 8–9). Поселение здесь возникает в VIII–VII вв. до н. э., в VI в. до н. э. возводятся городские стены. Основная часть городища прямоугольна, общая площадь около 30 га. Юго-западный угол городища (около 2 га) занимает группа крупных холмов (высотой более 10 м), доминирующих над остальной территорией. Предполагается, что здесь находилась цитадель. Рельеф остальной части городской территории довольно ровный, с едва уловимыми следами былых улиц. Городище обрамлено стенами, за пределами стен (в восточном направлении) прослеживаются также остатки былой застройки (более 5 га).
Второй тип: поселения, состоящие из крепости и неукрепленной части, расположенной вокруг нее. К этому типу принадлежит, например Талашкантепе 1 (Заппаров Ш.Х., Ртвеладзе Э.В., 1976). Ядром поселения является круглая в плане крепость (диаметр 125–130 м). Достаточно хорошо сохранились крепостные стены. Вокруг зафиксированы следы неукрепленного поселения (размеры не установлены) (Сагдуллаев А.С., 1978а, с. 8; Ртвеладзе Э.В., 1975, с. 264).
Третий тип: рассредоточенные поселения достаточно крупных размеров, не имеющие укреплении, например Газимуллатепе (площадь до 10 га).
Четвертый тип: мелкие отдельно стоящие поселения (площадью до 0,5 га). К этому типу относится, например, Кызылчатепе 6 (Сагдуллаев А.С., 1981, с. 8 сл.; Сагдуллаев А.С., 1980).
Как отмечалось выше, часть поселений имела укрепления, которые появились уже в первый период.
В частности, возможно, такой характер имела цитадель поселения Бандыхантепе 1. Тогда же появились и укрепленные усадьбы (Кучуктепе). Сведений об укреплениях последующего времени нет. Городские стены зафиксированы и изучались на ряде памятников. Стена Талашкантепе имеет ширину до 5 м, сохранившаяся высота 3 м. Она выложена из прямоугольного сырцового кирпича. С внешней стороны у нее — незначительный уклон, с внутренней — ступенькообразный выступ. Стена представляет собой единовременное сооружение (Заппаров Ш.Х., Ртвеладзе Э.В., 1976). Хорошо прослеживаются остатки городских стен городища Кызылтепе. В основании стены лежит глинобитный монолит, поверх него — пахсовые блоки (шириной от 0,6 до 1 м). Ширина стены в основании 10 м, она сужается кверху (на высоте 4 м ширина ее 4,5 м) (Сагдуллаев Т., Хакимов З., 1976). Характер башен удалось проследить только на городище Бандыхан 2 — округлые в плане с внутренними помещениями (Ртвеладзе Э.В., 1976 с. 97; Сагдуллаев А.С., 1978а, с. 8). В ряде мест зафиксированы рвы, находившиеся перед стенами, лучше всего на Кызылтепе (Сагдуллаев Т., Хакимов З., 1976).
Примером укрепленной усадьбы является Кучуктепе. Основным фортификационным элементом здесь была высокая (до 4 м) глинобитная платформа, по краю которой шла стена усадьбы. На всех этапах жизни усадьбы этот прием сохранялся (кроме, видимо, последнего) (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 18–30).
В настоящее время имеется возможность охарактеризовать только рядовую застройку поселений Северной Бактрии, точнее даже, только один вариант ее — отдельно стоящую усадьбу[6], на примере усадеб Кызылчатепе 6 (Сагдуллаев А.С., 1980, 1981) и Кучуктепе (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979). Усадьба Кызылчатепе 6 располагалась в окрестностях городища Кызылтепе, существовала в период VII–IV вв. до н. э. Все это время она сохраняла один и тот же принцип планировки: в центре располагался двор, по периметру его — длинные коридорообразные помещения. Имелся один вход. На некоторых этапах, помимо внутреннего двора, существовал и внешний. Внешние стены имели значительную толщину (до 3 м), внутренние — гораздо тоньше. На протяжении всего существования усадьбы она включала 8-12 помещений. Зафиксированы прямоугольные и круглые очаги. Часть внутреннего двора получила впоследствии перекрытие, здесь был построен портик-айван. Общая площадь застройки жилого комплекса достигает 880–900 кв. м, из которых примерно 190 кв. м занимает полезная площадь помещений и 200 кв. м — площадь двора.
Выделяются следующие (по функциональному назначению) помещения: жилые (с суфами, остатками циновок на полу, большим количеством находок), хранилища (с большими хумами), производственное помещение (заготовки для каменных орудий или уже готовые, но не использовавшиеся орудия труда), кухня (с большим количеством кухонной посуды и тремя-четырьмя пристенными очагами), общая трапезная (слои органического происхождения и большое количество костей). Таким образом, по мнению автора раскопок, Кызылчатепе 6 представляет собой систему, в которую входило четыре жилых секции (две небольшие по 11–13 кв. м, две значительно большие — по 25–26 кв. м), два больших хранилища, производственное помещение, кухня и столовая. Все это позволяет высказать предположение, что в усадьбе жила большая патриархальная семья (20–25 человек), состоявшая из четырех малых. Аналогичную картину дает и усадьба Кызылчатепе 1 (Сагдуллаев А.С., 1981, с. 10 сл.).
Несколько иные принципы положены в основу планировки усадьбы Кучуктепе (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 18 сл.). Усадьба построена на мощной (4 м) платформе. Само здание было прямоугольным в плане, вход располагался с востока. Внутреннее пространство делилось на три примерно одинаковые по размерам комнаты. В одной из комнат зафиксированы остатки очага. Во втором строительном периоде здание несколько расширяется, появляется небольшой хозяйственный дворик у входа. Для этого этапа авторы раскопок считают возможным выделить внутри усадьбы три отдельных хозяйственно-жилых комплекса. На третьем этапе происходит дальнейшее расширение усадьбы: в составе усадьбы появляется специальное помещение предположительно культового назначения. Четвертый этап связан со временем упадка и планировка читается плохо. Большинство помещений имеет хозяйственное назначение, одно — возможно культовое.
По мнению А. Аскарова, Л.И. Альбаума, Кучуктепе представляет собой укрепленный общинный дом. Они предполагают, что здесь жила семья вождя, однако более справедливым представляется мнение А.С. Сагдуллаева, сравнивавшего это здание с усадьбами Кызылчатепе 6 и 1, и видевшего здесь обычное рядовое жилище большесемейной общины (Сагдуллаев А.С., 1981).
Можно, следовательно, предполагать, что в бактрийском регионе в рассматриваемую эпоху существовало два варианта усадеб, служивших жилищами большесемейных общин. Общим для них является сравнительная изолированность, наличие мощных внешних стен, существование отдельных жилых ячеек, которые могут быть интерпретированы как место обитания малой семьи (как элемента большесемейной общины). Отличия сказываются в различной планировочной структуре: компактная застройка с маленьким двориком у входа в одном случае и застройка по периметру большого двора — в другом.
В качестве строительных материалов используются пахса (битая глина) и кирпич-сырец. Иногда в кладке стены применяются оба материала. Большинство кирпичей прямоугольного формата, размеры различны (40–60×20-30×8-12 см). Используется в строительстве и дерево: на Кызылчатепе 6 засвидетельствованы остатки деревянных столбов, поддерживавших крышу айвана. Видимо, дерево применялось и для перекрытий. В одном случае зафиксировано сводчатое перекрытие, выполненное из сырцового кирпича в технике «ложного свода». Видимо, иногда деревянными были двери, свидетельством чего являются найденные при раскопках Кызылтепе каменные подпятники. В конце исследуемого периода в домах появляется система водоотводов, свидетельством чего являются кобуры, обнаруженные на Талашкантепе 1. Стены штукатурились глиной, в особых случаях специально обработанной, чтобы придать определенный колористический эффект.
Хозяйство. Основной сферой экономической деятельности населения приамударьинского региона в рассматриваемый период было сельское хозяйство (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 81 сл.; Сагдуллаев А.С., 1978а, с. 8). По всей видимости, земледелие базировалось на искусственном орошении. Сухой жаркий климат и небольшое количество атмосферных осадков делали в сущности невозможным здесь богарное земледелие. Хотя остатков каналов обнаружить еще не удалось[7], все же само расположение памятников таково (в непосредственной близости от мелких речных русел), что вполне естественным кажется предположение о том, что именно отсюда бралась вода для орошения. При раскопках ряда памятников (в частности, Кучуктепе) встречались сгнившие остатки соломы слоями до 3–4 см толщиной. О значении земледелия говорит и сравнительно большое количество орудий труда, используемых в сельском хозяйстве и переработке сельскохозяйственных продуктов (зернотерки, ступки, песты, терочники, каменные, бронзовые и железные, в верхних слоях, серпы).
Вторая важная отрасль хозяйства — скотоводство. В настоящее время обработан остеологический материал, полученный только из раскопок Кучуктепе. Его анализ показывает следующее: все время, пока существовало поселение, разводился крупный и мелкий рогатый скот, лошади, свиньи. Поскольку авторы раскопок основную историческую грань проводят между периодом Кучук I, с одной стороны, и Кучук II–IV — с другой, то мы, естественно, попытаемся рассмотреть эволюцию в составе стада с учетом этой границы. Можно отметить следующие изменения: увеличивается доля крупного рогатого скота и падает — мелкого, несколько увеличивается доля свиньи и лошади, во втором периоде появляется осел, кости которого в слоях Кучук I совершенно не зафиксированы. При сравнении с материалами II тысячелетия до н. э. наиболее важное отличие — появление лошади, существование которой среди домашних животных более раннего времени не зафиксировано.
Определенную роль в жизни населения Кучуктепе играла и охота. Здесь также прослеживаются определенные изменения по сравнению со II тысячелетием до н. э. Почти перестает быть объектом охоты кабан, охота на бухарского оленя, имевшая в период Сапалли особое значение, отходит на второй план. Лишь куланы и джейраны стабильно, как и во II тысячелетии до н. э., продолжают интересовать охотников. Видовой состав диких животных, добытых охотниками поселения Кучуктепе, предполагает применение на охоте дальнобойного метательного оружия, такого, как лук. Падение роли охоты по сравнению со II тысячелетием до н. э., видимо, связано с увеличением значения в хозяйстве скотоводства.
Для ремесла рассматриваемого периода характерны следующие особенности. Хорошо заметен прогресс в производстве керамики. Если первоначально основная масса керамики — лепная, то позднее практически вся она изготавливается на гончарном круге. Улучшается тесто, более качественным становится обжиг. Важную роль играет обработка камня, особенно на ранних этапах. Из камня делают серпы, зернотерки, песты, терочники и т. д. На поселении Кызылча 6 выявлено отдельное помещение, где жители занимались изготовлением именно этих предметов. Однако в публикациях никаких подробностей о мастерской не сообщается. Важную роль играет металлообработка. Из бронзы изготовлялись наконечники стрел, серпы, гвозди, заклепки, сосуды, кинжалы. В рассматриваемый период появляются железные орудия труда (в частности, зафиксированы серпы и ножи). Однако поскольку раскопки еще не вскрыли никаких производственных комплексов по обработке металла, наши сведения об этой стороне экономики бактрийского региона остаются очень ограниченными.
Орудия труда и оружие. Значительное место среди орудий труда занимают каменные. Особенно много зернотерок (различных размеров). Они — овальной, удлиненной формы с плоской вогнутой рабочей частью. Встречаются зернотерки во всех слоях. Изготовлялись они из серого гранита, песчаника и мраморизованного кварцита. Ступы округлой формы в глубокими резервуарами, сделаны из гранитных булыжников. Пестики обычно круглые в сечении, небольших размеров, удлиненной формы. Довольно часто встречаются небольшие лощилки округлой, четырехгранной и прямоугольной формы с овальной усеченной плоскостью рабочей части. Возможно, что при помощи этих орудий растирали краски или лощили керамические изделия. Особый интерес представляет топорообразный каменный молот, выточенный из диорита и найденный на Кучуктепе. При раскопках также встречались грузики с боковыми выемками удлиненной и округлой форм, навершия булав, точильные бруски, пряслица. Особую серию каменных орудий составляют серповидные ножи.
Костяные орудия труда использовались мало, зафиксированы только шилья.
Довольно значительно количество бронзовых орудий труда. Обнаружены, в частности, бронзовые ножи. Они представлены следующими вариантами: однолезвийные, серповидные, с отверстием в ручке; однолезвийные, пластинчатые с длинным черешком, на спинке небольшая горбинка, в поперечном сечении одна сторона — ровная, вторая — слегка выпуклая в верхней части. Встречаются также бронзовые шилья.
На поселении Кызылча 6 обнаружен целый железный втульчатый серп с заклепками для крепления деревянной ручки. Здесь же найден и фрагмент железного ножа.
Оружие представлено бронзовыми наконечниками стрел и бронзовыми же кинжалами. Материалы Кучуктепе позволили выявить определенную эволюцию бронзовых наконечников стрел.
К периоду Кучук I относится один вариант: листовидные черешковые двухлопастные с коротким круглым в сечении черешком и двусторонними прожилками посредине пера.
К периоду Кучук II относятся три варианта наконечников стрел:
1) листовидные втульчатые, перья широкие с хорошо выраженной втулкой, продолженной в виде валика до острия. Острие и верхние грани лопастей заточены;
2) двухлопастные, с подтреугольной формой головки и длинным черешком. Черешок у основания лопастей круглый в сечении, внизу с двух противоположных сторон уплощенный. Кончик черешка образует заостренный клин;
3) двухлопастный наконечник с подромбической формой головки и сильно выступающей втулкой, продолжавшейся в виде валика до затупленного острия.
К периодам Кучук III и IV относятся два варианта наконечников стрел:
1) трехперые черешковые, черешки длинные, по основанию лопастей круглые в сечении, с другого конца — двусторонне уплощенные. Характер перьев различен (а — наконечники с треугольной головкой, прямыми основаниями лопастей и заостренным концом; б — наконечники со сводчатой головкой и опущенными жальцами; в — наконечники с треугольной головкой и опущенными жальцами);
2) наконечник башнеобразной формы, втульчатый, с опущенными жальцами.
При раскопках изредка находили и бронзовые кинжалы. Опубликован в настоящее время один — двухлезвийный, с полуовальным навершием ручки, посредине вдоль лезвия с обеих сторон проходит полукруглый выступ, ручка плоская.
При раскопках Кызылтепе и Талашкантепе 1 были найдены глиняные ядра (Заппаров Ш.Х., Ртвеладзе Э.В., 1976, с. 21; Сагдуллаев Т., Хакимов З., 1976, с. 25). Ядра изготовлялись из необожженной глины. Выделяются две группы: биконические, 3,5×6,5 см, с четкой гранью по центру или же яйцевидной формы. Подобного типа ядра предназначались, видимо, для стрельбы из ручной пращи. Вторая группа — крупные ядра округлой формы, диаметром 10–12 см. Довольно значительные размеры и вес ядер данной группы дают возможность предположить, что для стрельбы ими пользовались чем-то вроде катапульт.
Керамика. Керамика приамударьинского региона изучена еще недостаточно. Известна керамика в основном двух поселений: Кучуктепе и Кызылтепе. Поскольку работа по детальному сопоставлению их керамики еще не проведена, мы вынуждены характеризовать их раздельно.
Кучуктепе (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 31–40). Основной границей эволюции керамики, по мнению авторов раскопок, является граница между комплексами Кучук I и Кучук II. В комплексе Кучук I 80 % керамики — лепная. В более поздних комплексах, наоборот, основная часть керамики выполнена на гончарном круге, лепная встречается только среди кухонной. Лепная керамика комплекса Кучук I делится на две группы: орнаментированную и неорнаментированную. Первая группа — невелика, основная часть керамики — неорнаментированная. Орнамент встречается на сосудах всех форм. Формы лепной керамики следующие: чаще всего встречаются горшки разных размеров, форма их вытянутая, яйцевидная, венчик имеет обычно отогнутый заостренный край, дно плоское. Известны также дисковидные крышки от этих сосудов. Широко представлены полусферические чаши и миски с широким открытым венчиком. Они в большинстве случаев плоскодонные, но встречаются также с округлым и уплощенным дном. Чаши обычно покрыты ангобом, у них чаще всего слегка загнутый внутрь заостренный край. У значительного числа полусферических чаш отмечено двустороннее лощение по светлому фону. Большая группа керамики-корчаги и кухонные сосуды. Кухонная посуда — более груба в изготовлении, в тесте большая примесь дресвы.
Роспись обычно наносили на светло-розовый фон черепка красной или темно-красной краской. Орнамент прост, нанесен небрежно, как правило, вдоль венчика, очень редко узоры спускались на тулово сосудов. Характерны следующие узоры: разнообразные треугольники (силуэтные замкнутые и незамкнутые, заштрихованные), каплевидные насечки, ромбы, кружочки, трехзубчатые вилки. В основном орнаментация встречается на столовой посуде.
Ассортимент гончарной керамики комплекса Кучук I довольно однороден и состоит из двух типов: чаши (три варианта), горшки (четыре варианта).
Керамика верхних комплексов (Кучук II, III, IV) охарактеризована исследователями очень суммарно, без членения на отдельные комплексы. Почти полностью исчезает лепная керамика (кроме кухонной). Точно так же полностью исчезает роспись на сосудах. В комплексе Кучук II продолжают существовать некоторые варианты гончарных чаш и горшков, характерных для комплекса Кучук I. Однако основную массу керамики составляют цилиндро-конические сосуды. Среди них значительное место принадлежит кубкообразным тонкостенным сосудам с заостренным краем венчика. Корпус у них обычно слегка изогнут, встречается рифление. Вторую группу среди цилиндро-конических сосудов составляют крупные банкообразные сосуды с округлым или плоским дном. Они подразделяются на несколько вариантов (по оформлению профиля венчика). Изредка встречаются вазообразные тарелки с широко открытым резервуаром на низком кольцевом поддоне или крупные миски с невысокими прямыми стенками и скошенной нижней частью на плоском поддоне.
Керамика Кызылтепе (Сагдуллаев А.С., 1978, с. 10–12). Керамический комплекс Кызыл I. Основная масса (96–97 %) керамики — лепная. Керамика довольно низкого качества (грубая лепка ленточным способом, примесь песка в тесте, слабый обжиг, ангоб светло-желтый и редко красный). Основные формы: хумчи, горшки, котлы, жаровни, чаши, миски, тагора. Встречается в небольшом количестве расписная посуда.
Кызыл II. При переходе к этому комплексу резко увеличивается количество гончарной посуды (более 70 %). Качество керамики улучшается (примеси в тесте незначительны, черепок плотный, красного цвета, ангоб светло-желтый). Основные формы: цилиндро-конические хумчи и хумы с резко выраженным крючкообразным венчиком, цилиндрические миски и чаши с плавным почти округлым ребром, объемные конические и полусферические миски, банки и бокалы. Некоторые станковые цилиндро-конические формы имеют расписной геометрический орнамент.
Кызыл III. Практически вся керамика выполнена на гончарном круге. Распространяется посуда с красным и розовым ангобом (наряду со светло-желтым). Исчезает станковая расписная посуда типа Кызыл II и клювовидный профиль венчика. Хумы и хумчи имеют плоский валикообразный или подтреугольный венчик. Цилиндро-коническая керамика варьирует в размерах от мелких чаш и кубков высотой 6-10 см до крупных хумов высотой 1–1,2 м. Банки и чаши имеют острое ребро, донная коническая часть становится низкой.
Погребальные памятники и обряд. До недавнего времени практически совершенно неизвестным был погребальный обряд жителей приамударьинского района в рассматриваемую эпоху. Сейчас опубликованы результаты раскопок памятника Пшактепа, который, по мнению автора раскопок, является погребальным комплексом (Аскаров А., 1982). Данное сооружение представляет собой здание довольно своеобразной планировки. В центре его находилось узкое коридорообразное помещение, разделенное перегородкой на две части. В это помещение складывался прах кремированных умерших. Каждая кучка пепла покрывалась сырцовым кирпичом. Одно из помещений (судя по сильной ошлакованности стен) предназначалось для кремации. Другое помещение служило для церемониальных обрядов (в том числе и трапез). Датируется комплекс VII–VI вв. до н. э. По предположению автора раскопок, в данном регионе существовал обряд кремации умерших.
Культовые предметы и сооружения. Характер религиозных верований населения данного региона нам практически неизвестен. По предположению А. Аскарова и Л.И. Альбаума, в составе комплекса Кучуктепе в ходе раскопок были обнаружены помещения, имевшие культовое назначение.
В третий строительный период здесь было создано помещение (№ 7), которое авторы раскопок считают культовым (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 24 сл.). В этом помещении поверхность стен обмазана специальной каолиновой глиной, заглаженной до зеркального блеска. В центре помещения находился очаг, напротив него, в южной стене располагалась прямоугольная ниша, оконтуренная глиняным бордюром. В верхней части ниши в стене прямоугольное углубление, а вдоль верхних углов ее расположено два световых отверстия. На полу перед нишей — плотно утрамбованная земля, в центре небольшое углубление, уходящее на 20 см под стену.
Культовое назначение, по мнению исследователей (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979, с. 28), имело одно из помещений (№ 17) и четвертого строительного периода. В одной из стен комнаты на уровне пола сделана ниша размером 50×50 см. С внешней стороны по краям ниши выступает бордюр.
В нише плашмя поставлен гладкий округлый камень, с сужением к лицевой поверхности. В нише над камнем установлен второй полукруглый булыжник. Перед устьем ниши, на полу был сделан круглый бордюрчик из глины, он сильно обожжен.
К сожалению, в настоящее время очень мало материалов по проблеме искусства Бактрии рассматриваемой эпохи. Возможно, что часть предметов так называемого Амударьинского клада может считаться произведенной в Бактрии в самом конце исследуемого периода, но надежных критериев для их выделения нет (Зеймаль Е.В., 1979).
Хотя исследование памятников Северной Бактрии раннего железного века началось недавно, тем не менее, здесь были получены очень важные результаты, позволяющие решить многие вопросы истории всей южной зоны Средней Азии. Этому помогает и то обстоятельство, что памятники раннего железного века Южной Бактрии в настоящее время также активно изучаются советскими археологами. Сопоставив материалы из этих двух районов, можно утверждать, что памятники с расписной керамикой (типа Яз I) появились на левобережье Амударьи раньше, чем в правобережье. Очень важны наблюдения над структурой расселения — наличие в этом районе четкой системы мелких оазисов с центральным поселением, отличающимся от остальных как размерами, так и более сложной структурой.
Глава восьмаяФергана, Ташкентский оазис, Уструшана
Зоной распространения чустской культуры является Ферганская долина. Как и для культур раннего железного века в более южных частях Средней Азии, своеобразным индикатором ее является расписная керамика. Первый памятник с расписной керамикой (Эйлатан) был найден Б.А. Латыниным в 1933–1934 гг. Однако он был датирован тогда эпохой бронзы. Затем Т.Г. Оболдуева в 1939 г. обнаружила аналогичную керамику в ходе археологических наблюдений при строительстве Большого Ферганского канала (Оболдуева Т.Г., 1951). Планомерное изучение этой культуры началось только с 1950 г. Памиро-Ферганской комплексной экспедицией. Изучалось, в частности, Чустское поселение (Спришевский В.И., 1954; 1957а, б; 1958а, б, в; 1963), в 1952 г. было открыто поселение Дальверзин, на котором проведены многолетние исследования (Заднепровский Ю.А., 1962а; 1964; 1978). В эти же годы было обнаружено значительное число новых поселений в различных частях Ферганы. В настоящее время зафиксировано около 80 памятников этой культуры, примерно на четвертой части их осуществлены стратиграфические шурфы и небольшие раскопки. Широкие по масштабам раскопки были проведены на Чустском и Дальверзинском поселениях, полностью раскопано малое поселение Бозтепе.
В настоящее время чустскую культуру принято датировать временем от рубежа II–I тысячелетий до н. э. и до рубежа VIII–VII вв. до н. э. (Заднепровский Ю.А., 1978, с. 33), хотя до 1957 г. (Заднепровский Ю.А., 1957) ее обычно датировали эпохой бронзы (в том числе и III тысячелетием до н. э.). Отметим, что нижняя граница чустской культуры определена еще недостаточно точно. Кроме того, с нашей точки зрения, не исключено, что в хронологические границы этой культуры может быть включен целиком VII в. до н. э. (табл. LXX).
Поселения. Фортификация. Поселения Ферганы времени чустской культуры концентрировались в виде отдельных оазисов. Они связаны с древними руслами рек или их дельтами. Поселения обычно размещались вдоль этих русел или отдельных их протоков. Расстояния между оазисами в среднем составляли 20–30 км. Известны следующие оазисы: Узгенский (9 поселений), Карасуйский (24 поселения), Тава-Кассансайский (8 поселений), Карадарьинский, Хаджибадский. В некоторых из этих оазисов имелись крупные поселения, служившие их центрами (Заднепровский Ю.А., 1981).
Типология поселений носит еще в значительной мере условный характер, она основывается главным образом на их размерах. Выделяются три типа: 1) крупные поселения — 12–25 га (Ашкалтепе и Дальверзин); 2) средние — 4–5 га (Чуст, Дехкан); 3) малые — от 0,02 до 0,9 га (подавляющее большинство поселений).
Среди крупных поселений наиболее изученное — Дальверзин. Оно занимает овальный холм площадью 25 га, состоит из трех частей, каждая из которых имеет свою систему фортификации: цитадель (площадь 2 га), большая часть территории которой была незастроенной, а несколько жилых комплексов располагались вдоль внутренней стены; жилой район (площадь 18 га); район между ними (площадь около 5 га) незастроен и, видимо, служил загоном для скота.
Второй тип (средние по размерам поселения) может быть представлен на примере Чустского поселения. Оно состояло из двух частей. Большая часть его оставалась неукрепленной, укреплена была стеной только северо-западная часть его (площадь около 1,5 га). Точное назначение укрепленной части неизвестно, поскольку раскопки здесь не проводились. Существуют два предположения о функции ее: цитадель или загон для скота в момент военной опасности.
Малые поселения могут быть рассмотрены на примере целиком раскопанного поселения Бозтепе, которое представляет собой большой многокомнатный дом (около 20 комнат), видимо, занятый одной большой семьей.
Имелись также временные поселки, расположенные на хребтах, видимо, связанные с сезонным пребыванием — может быть, для выпаса скота (Заднепровский Ю.А., 1966, с. 197).
Укрепления, как отмечалось, существовали только у крупных и средних поселений (Заднепровский Ю.А., 1976): на Дальверзине и Чусте. В обоих случаях стены появились на втором этапе существования поселений. Дальверзин был окружен стеной (внешней), внутреннее пространство разбивалось двумя стенами (внутренними) на три участка. Внешняя стена была построена следующим образом: глинобитная платформа, сверху слой утрамбованной земли, затем панцирная кладка из сырцового кирпича толщиной до 0,6 м. Толщина стены 4–6 м, высота сохранившейся части 2,5 м. Другой участок этой стены имеет несколько иное устройство: стена сложена из пахсовых блоков, внутри коридор (ширина 2 м), толщина внешней части стены 4 м, внутренней 1,2 м. Позднее коридор был забутован.
Одна из внутренних стен (отделяющая загон от жилого района) имеет толщину 4 м (сохранившаяся высота 1 м). Другая внутренняя стена (отделяющая цитадель) сложена целиком из сырцовых кирпичей, толщина ее 2,5 м, высота 2,6–3 м. Внутренний край стены вертикальный, с внешней имеется глинобитная платформа высотой 1 м, толщиной 5 м, наклонно поднимающаяся вверх (Заднепровский Ю.А., 1976, с. 7). Оборонительная стена цитадели Чуста также сложена из сырцового кирпича, толщина ее в различных местах разная — от 1,5 до 3 м, высота от 2 до 5 м. В обоих случаях и на Дальверзине, и на Чусте башни не зафиксированы.
Архитектура. Известно несколько вариантов жилищ чустской культуры: а) наземные глинобитные дома зафиксированы на Дальверзине, Чусте, Бозтепе. На Дальверзине обнаружено несколько жилых комплексов в цитадели. Они примыкают непосредственно к внутренней городской стене. Один из комплексов состоит из четырех помещений. В середине находился большой зал (размером 7,2×7 м), по краям располагались две узкие комнаты, с севера ко всем этим комнатам примыкало помещение айванного типа. Общая площадь дома около 140 кв. м. На территории жилого района Дальверзина был обнаружен однокомнатный дом (площадь 5×8 м). Остатки похожих домов, но худшей сохранности, были найдены и на Чусте. Особое место занимает Бозтепе, где исследовано большое здание, состоявшее из 20 с лишним помещений; б) землянки зафиксированы на Дальверзине и Чусте. На Дальверзине обычно землянки прямоугольные в плане, на Чусте — овальные. Обычно заглубляются в грунт примерно на 1 м, стены иногда обкладываются сырцовым кирпичом, иногда имеются деревянные столбы, поддерживающие перекрытие; фиксируются хозяйственные ямы; в) легкие наземные постройки каркасного типа.
Ю.А. Заднепровский считает, что одна из землянок, обнаруженных на Дальверзине, имеет культовое назначение. Она четырехугольная, все стены разной длины, общая площадь — 60 кв. м. Стены ее обложены сырцовыми кирпичами, в центре — овальный очаг.
Хозяйство. Основными занятиями населения были земледелие и скотоводство. Возделывались ячмень, пшеница, просо, бобовые (нут), некоторые плодовые растения. Видимо, земледелие основывалось на лиманной системе орошения. Важную роль, видимо, играло и скотоводство, судя по обилию костей домашних животных, найденных на Дальверзине и Чусте. Видовой состав стада на обоих поселениях одинаков, хотя роль различных видов домашних животных различна. На Дальверзине: лошадь — 25 %, крупный рогатый скот — 42 %, овца и коза — 31 %. На Чусте: лошади и крупный рогатый скот — в два раза меньше, овца и коза — в два раза больше. Охота занимала незначительное место. Существовало и рыболовство, о чем свидетельствуют находки рыболовных крючков и костей рыб.
Ремесло жителей Ферганы исследуемой эпохи изучено еще недостаточно. Видимо, широкое развитие получило бронзолитейное производство, для которого хорошей базой были рудные месторождения гор Ферганы (Заднепровский Ю.А., 1966). На Чусте и Дальверзине найдены формы для отливки плоских круглых зеркал, на Чусте — литейная форма для отливки двух серпов. Все процессы вторичной обработки металла производились в пределах поселения. Плавка осуществлялась в обычных сосудах. Хотя преобладают предметы, изготовленные методом литья, но известна была и ковка. Видимо, жители Ферганы начали уже знакомиться и с железом. При раскопках Дальверзина был найден обломок железного ножа, здесь же были встречены и шлаки железных руд (Заднепровский Ю.А., 1966, с. 199–200). Определенную роль играла и обработка камня, поскольку продолжали широко использоваться некоторые виды каменных орудий. На поселениях, в частности, найдены заготовки для каменных серпов. Также значительна была роль и обработки кости и рога. Хорошо документирован еще один вид домашних промыслов — изготовление пряжи и тканей. Найдены костяные гребни для подбивания утка, челнок, пряслица от веретен, отпечатки тканей на сосудах. На основании последних установлено, что наибольшее распространение имели ткани полотняного и репсового переплетения, а ткани саржевого переплетения встречаются редко. Сырьем служила шерсть и лубяные культуры, ткани изготовлялись, видимо, на вертикальном станке (Коробкова Г.Ф., 1962). Большое место в хозяйственной деятельности занимало гончарное производство.
Орудия труда и оружие. Набор бронзовых орудий труда и оружия чустской культуры довольно разнообразен. Он включает: из орудий труда — серпы, долота, ножи, шилья, иглы; из предметов вооружения — наконечники стрел и копий. Серпы имели слабо изогнутое лезвие, закругленный обушок и отверстие. Типичны ножи с узкой рукоятью, составляющие одно целое с клинком и заканчивающиеся круглым навершием, различного размера двухлопастные черешковые наконечники стрел, наконечники копий двух разновидностей (листовидные с центральным ребром и со втулкой, на которой имелось отверстие для закрепления на древке, и листовидные с прорезями) (Заднепровский Ю.А., 1966, с. 199). Среди металлических изделий чустской культуры вычленяются три группы: 1) местные изделия, характерные только для Ферганы; 2) изделия, сходные с формами, распространенными в областях, расположенных от Ферганы на юго-запад (Южная Туркмения, Иран); 3) изделия, формы которых типичны для степных культур бронзового века. Количественно самое большое место занимает третья группа, свидетельствующая о тесных связях Ферганы с миром степных племен (Заднепровский Ю.А., 1962, с. 81–82). Велико было и значение каменных орудий труда. Для обработки почвы использовали массивные мотыги трапециевидной формы со слегка выделенной рукоятью. Типичны для чустской культуры серповидные ножи. Они имеют слегка изогнутую форму, с прямым обушком и массивным рабочим краем, несколько различаются по форме, степени изогнутости лезвия и размерам. Многочисленны находки каменных зернотерок, как правило, больших размеров. Чрезвычайно широко распространены каменные шаровидные отбойники. Встречаются также каменные грузила с центральным отверстием и гитарообразные грузила. Каменное оружие представлено навершиями булав (обычно конической формы, изготовлены из мраморовидного камня белого или черного цвета).
Из кости изготовлялись проколки-шилья, наконечники стрел, пряслица и т. д.
Из бронзы изготавливались двусоставные удила из стержня с кольцами на концах (кольцо располагалось перпендикулярно плоскости удил) и псалии (в виде длинного стержня с тремя отверстиями в одной плоскости на небольшом расстоянии друг от друга, верхний конец которых заканчивается кнопковидной шишкой). Псалии изготавливались и из кости (роговые трехдырчатые) (Заднепровский Ю.А., 1966, с. 199–200).
Керамика. Вся посуда на поселениях чустской культуры изготовлялась вручную, поскольку гончарный круг в Фергане этого времени неизвестен. Всего выделяется шесть групп керамики: 1) с красной облицовкой; 2) расписная; 3) с белой облицовкой; 4) серо-чернолощеная; 5) сероглиняная (кухонная); 6) толстостенная (корчаги, хумы и т. п.). Основную массу составляет керамика трех типов: с красной облицовкой (72 % — в комплексе Дальверзина) и кухонная сероглиняная (17 %), толстостенная (8 %). На долю остальных трех групп приходится всего 3 % (в том числе на долю расписной — 1,7 %).
Керамика с красной облицовкой изготовлена из плохо промешанной массы с примесью дресвы, плохо обожжена. Сосуды снаружи покрыты красной краской, на которой разбросаны пятна различного цвета (от светло-коричневого до черного). Посуда формовалась ленточным способом и на матерчатом шаблоне. Ведущие формы этой группы: круглодонные кувшины, плоскодонные горшки конической формы, миски с перегибом бортика, чаши полусферической формы и с плоским дном. Характерны также чаши и миски с носиком-сливом.
Сероглиняная посуда изготовлена из глины с примесью известняка ленточным способом и на матерчатом шаблоне. Для нее характерны: большие шаровидные котлы, кувшины, жаровни.
Расписная керамика, несмотря на ее относительную малочисленность, очень важна, так как она представляет один из важнейших признаков чустской культуры в целом. С точки зрения техники исполнения и цвета расписной орнамент делится на три разновидности: 1) черная роспись по красному фону; 2) красноватая роспись по светлому и коричневому фону; 3) буро-коричневая роспись по грубой светло-коричневой поверхности кухонной посуды. Преобладают росписи первой разновидности. Роспись занимала главным образом верхнюю часть сосуда. В чустском орнаменте господствуют геометрические мотивы. Основные и наиболее распространенные узоры — ромб и треугольник.
Украшения и предметы быта. На памятниках чустской культуры зафиксировано изготовление круглых плоских с небольшой ручкой бронзовых зеркал (Заднепровский Ю.А., 1966, с. 199) и ажурных украшений типа подвесок (Заднепровский Ю.А., 1962) Бронзовыми были браслеты, кольца, бусы-пронизки, полусферические нашивные бляшки, украшения, состоящие из кованого стержня с головкой и округлой розеткой. Бусы также были каменными, в частности бочонкообразные из лазурита и сердоликовые биконической формы. В качестве украшений использовались и раковины-каури.
Погребальный обряд. У чустских племен был распространен обычай хоронить умерших сородичей на территории поселения, как правило, в скорченном положении на боку. Выделяется несколько вариантов погребального обряда: 1) одиночные погребения без сопровождающего инвентаря (изредка с одним сосудом); 2) коллективные захоронения (в яме — несколько человек с различной ориентацией и в разных положениях); 3) вторичные захоронения костей умерших (особо выделяются захоронения одних черепов — в одном случае зафиксировано комплексное захоронение: лошади, коровы, черепа козы или барана, рядом с которыми находилось пять человеческих черепов).
Следующий период в истории Ферганы получил название Эйлатанского по наименованию городища Эйлатан, при исследовании которого в 1934 г. Б.А. Латыниным был выявлен своеобразный комплекс керамики. Некоторый материал аналогичного характера был получен в 1939–1941 гг. при работах археологического надзора на строительстве ферганских каналов. Значительную роль в изучении эйлатанской культуры сыграла Памиро-Ферганская комплексная экспедиция под руководством А.Н. Бернштама. В ходе ее исследований раскапывались курганы могильника Тулейкен и вновь были проведены раскопки на городище Эйлатан Ю.А. Заднепровским. В дальнейшем на этом городище работала Т.Г. Оболдуева (Оболдуева Т.Г., 1981). Очень значительный материал был получен при исследовании могильников: Кунгайского (Горбунова Н.Г., 1961в), Актамского (Гамбург Б.З., Горбунова Н.Г., 1957; Горбунова Н.Г., 1961б, Горбунова Н.Г., 1962), Суфанского (Горбунова Н.Г., 1969б), Дашти-Ашт (Салтовская Е.Д., 1971, 1975) и др. (табл. LXXI).
Первоначально Б.А. Латынин датировал керамику (поскольку других материалов при исследовании городища Эйлатан не было) данного комплекса III–II тысячелетием до н. э. Однако уже в конце 30-х годов Т.Г. Оболдуева часть материалов этого комплекса датировала периодом раннего железа (Оболдуева Т.Г., 1940, 1951). Работы конца 40-50-х годов с бесспорностью показали, что эйлатанский период должен относиться ко времени раннего железа (Заднепровский Ю.А., 1962а), с этой датировкой согласился и Б.А. Латынин. В настоящее время существуют две несколько различающиеся датировки эйлатанской культуры. Ю.А. Заднепровский относит ее к VII–IV вв. до н. э. (Заднепровский Ю.А., 1962а), Н.Г. Горбунова, ориентируясь в основном на материалы могильников (в первую очередь Актамского), предлагает в качестве даты VI–IV вв. до н. э. (Горбунова Н.Г., 1961б, 1962), хотя не исключает и более поздней верхней даты — III в. до н. э. (Горбунова Н.Г., 1979а, с. 23)[8]. В литературе более принята система датировок Ю.А. Заднепровского (см., например, Литвинский Б.А., 1976, с. 53). Для суждения о времени существования эйлатанской культуры важны следующие факты: она непосредственно сменяет чустскую, являясь в значительной мере ее продолжением; вместе с тем если в чустское время находки железа чрезвычайно редки, то в эйлатанскую эпоху (особенно в могильниках) железные предметы встречаются достаточно часто. Важную роль играют и находки в могильниках бронзовых наконечников стрел скифского типа. Видимо, в связи с малым количеством находок достаточно твердо датируемых предметов время существования эйлатанского периода можно определить VII–IV вв. до н. э. (не исключая, впрочем, возможности и несколько более поздней верхней даты).
Памятники эйлатанской культуры зафиксированы практически на всей территории Ферганы, однако исследованы они очень неравномерно. Исследован ряд могильников, небольшие раскопки проведены на городище Эйлатан, на других поселениях зафиксировано только наличие слоев эйлатанского времени.
Поселения. Застройка. Строительная техника. Исследования (да и то незначительные по масштабам) проводились только на городище Эйлатан (Латынин Б.А., 1935, 1961; Заднепровский Ю.А., 1960, 1962; Оболдуева Т.Г., 1962, 1981). Городище неправильной четырехугольной формы, вытянуто в широтном направлении и имеет два ряда стен. Размеры внутренней части примерно 500×400 м. При раскопках были обнаружены остатки застройки. В частности, было раскопано небольшое помещение размером 3,7×2 м. Стены его были глинобитными, на полу зафиксирован очаг-кострище. Предполагается, что основной тип застройки был представлен небольшими, отдельно стоящими постройками с прилегающими хозяйственными площадками, на которых располагались открытие очаги, хозяйственные ямы, лежали зернотерки, были вкопаны хумы (Оболдуева Т.Г., 1981, с. 189–190). При раскопках Ю.А. Заднепровского была вскрыта часть здания с длинными (более 11 м) и узкими (ширина 3 м) помещениями. Стены были выложены из пахсы и имели ширину 0,8–0,9 м (Заднепровский Ю.А., 1962). Эта часть поселения была окружена стеной. На расстоянии около 60 м друг от друга располагались башни. Раскопки показали (Оболдуева Т.Г., 1981, с. 187), что стена имела ширину 4 м, сохранившаяся высота 2,5 м. Стена сложена из сырцового кирпича и гуваля (округлые комья глины, сформованные от руки). Кладка стены лежит на невысокой платформе из гуваля, перемежающимися слоями глины. Края стены сложены аккуратно, а в середине кладка более небрежная. Размеры кирпичей варьируют от 30–31×35 см до 20–35×45 см. На верхней поверхности некоторых кирпичей пальцем нанесены знаки.
Были проведены раскопки также и в том месте, где предполагалось наличие ворот — на основании наличия двух рядом расположенных башен и проема между ними. Была раскопана южная башня с частью прилегающей к ней стены и часть проема ворот. Городская стена здесь также имеет ширину 4 м, она сложена из сырцового кирпича. Башня выступает за гладь стены на 4–5 м, она прямоугольная в плане (10,5×10 м), сохранилась в высоту на 3,5 м, сложена из крупных (в основном 45×40×8–9 см), реже — несколько меньших размеров сырцовых кирпичей. В основании башни — платформа из крупных плотных гуваля. Кладка башни — сплошная, лишь в северо-западной части (со стороны проема ворот) имелось небольшое (3×2 м) прямоугольное в плане привратное помещение с дверным проемом (ширина 0,9 м) в сторону ворот (Оболдуева Т.Г. 1981, с. 192).
На расстоянии 500 м от внутреннего периметра стен сохранились остатки внешнего. Здесь в 30-е годы также были видны остатки башен. Длина сохранившейся части северного фаса более 2 км, восточного — около 900 м. С других сторон стены не сохранились, причем предполагается, что на юге, там, где городище примыкало к пойме, укреплений вообще не было. На участке между двумя кольцами стен не зафиксировано никаких остатков застройки. Предполагается, что здесь находился загон для скота. Возможно, что существовали и иные типы поселений: небольшие неукрепленные (Сымтепе) и отдельно стоящие усадьбы (Тюря-Курган). Однако бесспорных материалов, подтверждающих это, — нет.
Хозяйство. Предполагается, что основой хозяйства населения Ферганы в эйлатанский период было сельское хозяйство. Об этом, по мнению исследователей, свидетельствует топография размещения и поселений и могильников. Как поселения, так и могильники расположены в непосредственной близости к реке, причем обязательно к заболоченным участкам. Возможно, в это время продолжали возделывать пшеницу, ячмень, просо. Не исключено, что именно тогда же началось освоение культуры риса. О значении земледелия говорит и большое число зернотерок, находимых на поселении (Горбунова Н.Г., 1962, с. 106–107). Значительную роль в хозяйстве играло скотоводство. Сравнение состава стада на предшествующем (чустском) и последующем (шурабашатском) периодах позволяет сделать вывод об их почти полной идентичности и на основе этого предположить, что в эйлатанский период важнейшую роль в стаде играл мелкий рогатый скот, примерно в два раза меньше было крупного рогатого скота, последнее место занимала лошадь (Горбунова Н.Г., 1962, с. 107 сл.). Возможно, именно в это время началось освоение предгорий для выпаса скота.
На протяжении эйлатанского периода наблюдается дальнейший прогресс ремесленного производства в Фергане. Хотя основная часть посуды (как хозяйственной, так и столовой) делалась вручную, все же около 40 % керамики делались на гончарном круге. (Горбунова Н.Г., 1962, с. 108). Важнейшим отличием эйлатанского периода от более раннего чустского является факт появления в это время в Фергане гончарного круга. Видимо, однако, круг был медленного вращения. Высказывалось предположение, что в эйлатанский период гончарное производство уже частично выходит за рамки домашнего производства. Вторым важным отличием, с точки зрения развития производства эйлатанского периода, является достаточно широкое распространение орудий труда из железа и, соответственно, железоделательного производства. Продолжало существовать и развиваться также меднолитейное ремесло. О ткацком производстве можно судить главным образом по отпечаткам тканей на дне сосудов, пряслицам и каменным грузикам. Исследование отпечатков тканей показало, что в основном это были ткани полотняного переплетения. Кроме того, встречались также ткани саржевого и репсового переплетения. Ткани, вероятнее всего, были шерстяными. Большинство их могло изготовляться в каждом доме на простейшем горизонтальном станке (Горбунова Н.Г., 1962, с. 109). Существовала также обработка камня.
Орудия труда. Находок орудий труда очень немного. Наиболее полно представлены ножи. Все найденные ножи (несколько десятков экземпляров) — железные, небольшие однолезвийные. Черенок выделен слабо. Встречаются также каменные грузики для ткацкого станка и глиняные конические пряслица. В могилах находили каменные оселки, на поселении Эйлатан — каменные зернотерки, железные шилья.
Оружие. Предметов вооружения также найдено немного: несколько бронзовых наконечников стрел, каменные навершия булав и роговая пластинка, возможно, служившая накладкой на ножны акинака. Наконечники стрел — бронзовые трехперые, иногда со скрытой втулкой, иногда черешковые (Горбунова Н.Г., 1962, с. 100).
Керамика.Керамика эйлатанской культуры включает четыре группы: 1) лепная крашенная; 2) светлофонная станковая; 3) лепная; 4) сероглиняная кухонная. При раскопках городища Эйлатан зафиксированы все четыре группы керамики, в могильниках представлена главным образом керамика первых двух групп.
Наиболее характерна для комплекса Эйлатана первая группа (на городище — 41–44 %, в погребениях Актамского могильника — до 60 %) — лепная посуда, покрытая жидкой лиловато-красной краской. Преобладающая форма среди керамики Эйлатана — круглодонные чаши со слегка загнутой внутрь закраиной, формировавшиеся на матерчатом шаблоне. Известны также плоскодонные кувшины, сосуды на кольцевом поддоне, кубковидные сосуды. К этой группе относятся и три фрагмента с росписью буро-красноватой краской по лиловому фону. Венчик чаши украшен узором в виде шевронов углами вправо. Среди керамики Актамского могильника этой группы численно преобладают чаши и миски, затем следуют горшки. Примерно 11 % лепных сосудов украшены росписью темно-красной и коричневой краской по светлому фону. Основной мотив орнамента — треугольники, заштрихованные сеткой, косыми линиями, со сплошной заливкой.
Группа II — светлофонная керамика, изготовленная на гончарном круге. Сосуды — тонкостенные и покрыты желтовато-розовым или беловатым ангобом и залощены. Чаши и горшки с резко загнутыми венчиками. Специфическую особенность составляют налепные валики вокруг горловины. Материалы Актамского могильника добавляют еще один тип — кружки с петлевидными ручками.
Группа III — лепная, отличающаяся от первой составом глины (с большой примесью песка, серовато-оранжевым цветом поверхности), а также формами посуды. Для этой группы характерны корчаги — широкогорлые кувшины, хумчи, украшенные круглыми ямками вдоль венчика, а также налепными ручками-выступами конической формы.
Группа IV — чрезвычайно незначительна по количеству обнаруженных фрагментов.
Украшения, бытовая утварь, одежда. Материалы данной категории также незначительны, встречены они главным образом при раскопках некрополей. Наиболее часты находки булавок, главным образом железных (по материалам Актамского могильника соотношение железных и бронзовых булавок следующее: 35 железных, 2 — бронзовые). Железные булавки однотипны: они представляют собой стерженьки длиной 10–17 см с округлой (или, реже, граненой) головкой и заостренным концом. Браслеты также в основном железные. Они согнуты из округлого стержня или из узкой пластины, концы их не сомкнуты, иногда расплющены. Бронзовые браслеты — того же типа. Кольца — все железные, из узких пластин, некоторые из них имеют сверху овальную площадку — перстни. Бусы — в основном, мелкий округлый или рубленый бисер из стекловидной пасты белого и синего цвета или из серпентина. Каменных бус немного (встречаются сердоликовые, агатовые, сделанные из песчаника и серпентина). Встречаются изредка костяные и железные бусины, очень редко — из раковин каури, серьги и подвески — достаточно редки. Серьги — или серебряные, в виде несомкнутого колечка с петелькой, или бронзовые. Подвески — из бронзы, железа, камня.
Очень немногочисленны и костяные пряжки. Они — небольшие, прямоугольные, с одной закругленной стороной, с одним продолговатым отверстием и несколькими круглыми. Имеются пряжки и другой конфигурации. Встречены также железные пуговицы, железные пряжки, сурьматаши (небольшие каменные стерженьки, бывшие предметами косметики).
Погребальный обряд. Наибольший материал для суждения о характере погребального обряда дал Актамский могильник (Гамбург Б.З., Горбунова Н.Г., 1957). Он располагается на краю адыра в 9 км к югу от г. Ферганы. Большую часть курганов составляют малые (диаметром 3–5 м, высотой 0,7 м). Встречаются также и так называемые длинные курганы, они образовались благодаря тому, что могилы располагались одна подле другой и их могильные насыпи сливались в конце концов в одну длинную насыпь, вытянутую в направлении север-юг. В таких «длинных» курганах количество могил варьирует от 3 до 9.
Под насыпью располагались овальные грунтовые могилы, заглубленные в материке (от 0,3 до 0,9 м). Размеры ям: от 1,4×0,4 м до 2,6×1,5 м. Погребальный обряд однотипен: вытянутое на спине трупоположение, головой на запад. В большинстве могил под головами (реже — под ногами) погребенных найдены овальные уплощенные гальки (своеобразные каменные «подушки»). Посуду обычно ставили на уступе ям — «полочке», к югу от головы. В небольшом количестве встречаются украшения и оружие. Могилы засыпались галькой, смешанной с землей. Из этого же материала создавались и насыпи курганов. Количество погребенных в одной яме различно — от одного до четырех. Иногда у ног одного костяка брошены в беспорядке кости другого (что свидетельствует о вторичных захоронениях).
Кроме Актамского, изучались также могильники Кунгайский и Суфанский, а также Дашти-Ашт. При практически полной идентичности погребального обряда имеются небольшие отличия в характере намогильных сооружений. Так, например, в Кунгайском могильнике наряду с захоронениями в грунтовых ямах имеется значительное количество погребений на древней дневной поверхности в наземных каменных сооружениях. В Суфанском могильнике грунтовые ямы окружены каменной выкладкой (Горбунова Н.Г., 1969б).
Предметы искусства. Предметы искусства чрезвычайно редки. Особо необходимо отметить находку в Актамском могильнике роговой пластинки с резным изображением человека (Горбунова Н.Г., 1961б). Возможно, эйлатанскими по происхождению являются некоторые случайные находки. В частности, при строительстве Большого Ферганского канала был найден медный котел с цилиндрическим корпусом и уплощенным дном. По краю корпуса расположены четыре кольцевидные ручки и между ними фигурки козлов влево (своего рода шествие животных) (Оболдуева Т.Г., 1951). Котел датируется VIII–VII вв. до н. э. (Литвинский Б.А., 1972), возможно, происходит из земледельческой среды (Заднепровский Ю.А., 1962). Видимо, к этому кругу относится и котел скифского типа, найденный на берегу Каракульджи (Заднепровский Ю.А., 1962а).
Бургулюкская культура существовала на территории Ташкентского оазиса. Первые материалы бургулюкского комплекса были получены Г.В. Григорьевым в 1934 г. в нижних слоях городища Каунчитепе (Григорьев Г.В., 1937, с. 36–37; 1940, с. 84–86). Как самостоятельная бургулюкская культура была выделена А.И. Тереножкиным в 1940 г. после раскопок по Бургулюксаю. Он вычленил два этапа, датировав первый VI–IV вв. до н. э., второй, перекрываемый каунчинскими слоями, — III–II вв. до н. э. (Тереножкин А.И., 1940, с. 30–33). Впоследствии бургулюкские материалы были обнаружены в Ташкенте (Крашенинникова Н.И., 1960, с. 159–162), Каунчитепе и Чангтепе (Буряков Ю.Ф., Дадабаев Г., 1973, с. 41–48). В течение долгого времени хронологическая шкала А.И. Тереножкина была общепринятой, хотя имелись некоторые материалы, явно выходящие за рамки, намеченные для этой культуры. Позднее была открыта группа ранних бургулюкских поселений в среднем течении р. Ахангаран в зоне Туябугузского водохранилища (Спришевский В.И., 1978, с. 52–53; Бурякова Э.Ю., Буряков Ю.Ф., Алимов К., 1974, с. 453–457; Алимов К., Буряков Ю.Ф., Дуке Х.И., 1976, с. 495–496; Алимов К., Буряков Ю.Ф., Дуке Х.И., 1977, с. 522–523).
Исследование этих памятников дало материалы, позволившие вновь поставить вопрос о ее датировке. Х.И. Дуке на основании аналогий с бронзовыми предметами и керамикой чустской и карасукской культур датировал Бургулюк I IX–VII вв. до н. э. (Древности Туябугуза, 1978, с. 86–87, 89). Однако анализ бургулюкского комплекса показывает, что в его формировании, помимо чустско-эйлатанского элемента, определенную (видимо, довольно значительную) роль играл и сакский элемент (Массон В.М., 1959, с. 62; Буряков Ю.Ф., Дадабаев Г., 1973, с. 46–48; Тереножкин А.И., 1950, с. 153, 155). Необходимо также отметить, что на чустских поселениях наряду с бронзовыми серпами (аналогичными бургулюкским) широко представлены и каменные, совершенно отсутствующие в Туябугузе. Это заставляет думать о несколько более поздней дате бургулюкской культуры по сравнению с чустской. Видимо, ранний период бургулюкской культуры (Бургулюк I) необходимо датировать IX–VII вв. до н. э. (Буряков Ю.Ф., 1982, с. 70) (табл. LXXII).
Материалы позднебургулюкского типа были получены при раскопках Каунчитепе в 1976 г. (Алимов К., Буряков Ю.Ф., Дуке Х.И. 1977, с. 522) и нижних слоев Шаштепе в 1978 г. (раскопки Спришевского В.И., см. Буряков Ю.Ф., Филанович М.И., 1979, с. 50). Керамика этого типа может быть сопоставлена с усуньской керамикой Южного и Восточного Казахстана III–II вв. до н. э. и керамикой актамо-кунгайского и суфанского могильников V–III вв. до н. э. Кроме того, на Шаштепе вместе с бургулюкским материалом были найдены сосуды прохоровского типа, датируемые IV–II вв. до н. э. (Буряков Ю.Ф., Филанович М.И., 1979, с. 50). Все эти наблюдения (с учетом также датировки каунчинской культуры, перекрывающей бургулюкские слои) позволяют датировать комплекс Бургулюк II VI–III вв. до н. э. (Буряков Ю.Ф., 1982, с. 70).
Поселения. В настоящее время известно более 10 поселений бургулюкской культуры. Обычно они располагались в пониженной болотистой части речных долин, низовьях их саевых протоков, удобных для каирного и лиманного орошения. Характер планировки поселений в настоящее время представить еще трудно. Жилища располагались на выдающихся в сторону реки лёссовых мысах и стояли в основном вдоль берега, входом к реке. Между постройками обычно существовали довольно значительные разрывы. Лучше всего сохранилось поселение № 1 Туябугуза. Оно имело овальную в плане форму (размер 260×100 м). С юго-запада, запада и северо-востока оно защищено рвом, выведенным из реки. Ширина рва до 25 м, глубина 2,2 м (Древняя и средневековая культура Чача, с. 171–173). Возможно, что здесь имелся и вал (Буряков Ю.Ф., 1982, с. 67).
Для бургулюкской культуры характерны три типа жилищ: 1) легкие постройки наподобие шалашей. Обычно у них вдоль стен, на полу находили ямки для столбов, поддерживающих легкую кровлю; 2) основной тип — землянки площадью до 22 кв. м (преобладающий размер 12–15 кв. м). Землянки в плане круглые или овальные (лишь одна прямоугольная). В некоторых из них удалось проследить по краю ямы углубления, видимо, предназначенные для деревянных столбов, поддерживающих кровлю. Стенки — глинобитные и каркасные. Лишь в одном случае была выявлена стена из кирпича, но размер его точно установить не удалось (Древняя и средневековая культура…, с. 17). Входы обычно ориентированы в сторону речных русел; 3) землянки крупных размеров, членящиеся пахсовыми перегородками на отсеки, или две землянки, соединенные входами. В этом, наверное, можно видеть зарождение многокомнатного дома. Иногда в землянках имелись пристенные очажки, но чаще использовались открытые очаги, в расположении которых нет никакой системы. В некоторых землянках зафиксировано наличие следов литейного производства.
В самом конце бургулюкского периода отмечается начало процесса урбанизации. Свидетельством этого является строительство Канки — мощной крепости, возведенной на берегу Ахангарана. Площадь ее около 6,5 га, в плане — почти квадрат (со стороной равной 230 м), слегка сжатый, вследствие условий местности. В северном углу — цитадель (также квадратная). И цитадель, и собственно город окружены стенами и рвами (шириной до 50 м), соединяющимися с рекой. Система укреплений цитадели еще не выяснена, система укреплений города — достаточно сложная. На слегка снивелированном лёссовом холме создана платформа (толщиной 3 м) из утрамбованной земли и пахсы, поверх несколько рядов сырцового кирпича (размеры 40×40×10 см). Стена возведена с отступом от края платформы. Ширина бермы до 14 м. Собственно стена имеет в основании пахсовую кладку, выше — из сырцового кирпича. Стена двойная: внешняя стена 2,7 м, коридор 2,2 м, внутренняя стена 4,5 м. Внешняя стена имеет уклон до 70°. Коридор перекрывается сводом (сложенным из трапециевидного кирпича), на высоте 3,4 м — остатки верхнего коридора (второй ярус стены). В месте разреза стены обнаружена башня, примыкавшая к стене. Она в плане овальная, диаметр у основания 9 м, возведена на той же платформе (ширина бермы 4,3 м) (Буряков Ю.Ф., 1982, с. 103; Абдуллаев К., 1973, с. 133). Имелись только одни городские ворота (в юго-западном фасе), видимо, они имели мощные укрепления: удвоение стен и система предвратных башен.
По мнению Ю.Ф. Бурякова, строительство Канки не является результатом спонтанного развития местного общества, а результатом согдийского проникновения и влияния на Ташкентский оазис (Буряков Ю.Ф., 1982, с. 104).
Хозяйство. Хозяйство бургулюкского периода можно определить, как земледельческо-скотоводческое. Земледельцы занимают ограниченные площади низовьев поймы Чирчика и Ахангарана и саев их междуречья, скотоводы — обширные районы адыров, горные и степные районы, сливающиеся со степями средней Сырдарьи. Можно предполагать наличие небольших ирригационных систем (Лиманное орошение, 1970). Скотоводство было оседлым и, возможно, отгонным. В пользу последнего предположения говорит топография поселений — расположение их на границе с адырами. Незначительный остеологический материал свидетельствует о разведении как крупного, так и мелкого домашнего скота, хотя не позволяет определить соотношение видов.
Из ремесел в первую очередь следует отметить металлургию. Изготовление многих орудий производилось на месте. Раскрыты печи-лунницы. Был известен способ отливки методом «утраченной модели». Раскрошившиеся обломки сломанных глиняных форм встречены около лунниц. Способ этот характерен для сакского времени (Копылов И.И., 1957, с. 291–299). Металлургия Чаткало-кураминского района, по данным археологии, развивается со II тысячелетия до н. э. на местной рудной базе (Буряков Ю.Ф., 1974, с. 98). В I тысячелетии до н. э. некоторые рудники, вероятно, функционируют более регулярно, снабжая своим сырьем население Кайраккумов и долины Ахангарана.
Гончарство бургулюкцев развивается без применения гончарного круга. Отмечается два приема в технике изготовления сосудов: лепка ленточным способом и на матерчатом шаблоне. Следует отметить и ткацкое ремесло, многочисленные следы которого сохранились в виде пряслиц, отвесов ткацких станков, отпечатков ткани на крупных и мелких сосудах.
Орудия труда и оружие. Для бургулюкской культуры характерно разнообразие бронзовых предметов. Отмечалось наличие следующих орудий труда и предметов вооружения: двуушковые кельты-лопаты, серпы с закругленной и утолщенной спинкой, ножи с прямой, закругленной и коленчатой рукояткой «типа бритвы», прямоугольные шилья, игла, лопаточковидная ложечка, листовидные черешковые наконечники стрел, бронзовые наконечники копий, фрагмент бронзового кинжала (Тереножкин А.И., 1950, с. 164, рис. 69; Древности Туябугуза, с. 63 сл.; Древняя и средневековая культура…, с. 45 сл.). Большинство этих предметов находит аналогии в материалах из поселений чустской культуры Ферганы, в Кайраккумах, а также памятниках андроновско-тазабагъябского круга (Заднепровский Ю.А., 1962, с. 31; Литвинский Б.А., Окладников А.П., Ранов В.А., 1962, с. 222; Гришин Ю.С., 1960, с. 122; Новгородова Э.А., 1970, с. 67–82; Литвинский Б.А., 1972, с. III, табл. 40, 1). Известны каменные зернотерки.
Керамика. Керамическая посуда бургулюкского периода целиком вылеплена от руки. Почти все сосуды круглодонны, покрыты светлым ангобом с легким марганцевым оттенком. По подсчетам Х.И. Дуке, 99 % керамики не орнаментировано, незначительное количество украшено росписью — залитыми, заштрихованными, прорисованными треугольниками, ломаными линиями и широкими полосами коричневой краски (Древности Туябугуза, 1978, с. 69). Многочисленный керамический материал туябугузских поселений дает очень ограниченное число форм: 1) сосуд со сферическим туловом, прямопоставленной или срезанной горловиной, с овальным носиком с одной стороны и горизонтальной ручкой-налепом — с другой. Сосуды этой формы и миниатюрные (диаметр венчика 12–15 см) и крупные (диаметр венчика до 50 см). Некоторые из них закопчены (так как они выполняли роль котлов), другие несут следы росписи; 2) близкие к ним горшки также сферической формы. Некоторые имели, как и котлы, ручку-налеп, но сливы у них не отмечены; 3) глубокие и мелкие полусферические миски с обрезанной сверху и слегка отогнутой наружу закраиной. Размеры их также различны.
Материалы позднебургулюкского типа были получены при раскопках на Каунчитепе (Алимов В., Буряков Ю.Ф., Дуке Х.И., 1977, с. 522) и нижних слоев Шаштепе В.И. Спришевским (Буряков Ю.Ф., Филанович М.И., 1979, с. 50).
Керамика Бургулюка II в целом незначительно отличается от раннего этапа. Однако в ней наблюдается большая стандартизация форм, уменьшение процента расписной керамики и ухудшение техники росписи. Кроме того, появляются некоторые элементы, развивающиеся в следующем, каунчинском, комплексе. Это — появление плоскодонной посуды, изменение формы носика-слива, окраска сосудов растекающимися мазками (Буряков Ю.Ф., Дадабаев Г., 1973, с. 48–49).
Уструшана была в древности одной из важных областей Средней Азии. Она занимала обширную территорию к северу от Туркестанского хребта: от Джизака до Ходжента (Ленинабада) и горные районы к югу от Туркестанского хребта, между ним и Гиссарским хребтом (Смирнова О.И., 1953б, с. 189). Уструшана была чрезвычайно тесно связана с Согдом.
Письменные источники по истории древней Уструшаны чрезвычайно ограниченны (Негматов Н.Н., 1953). Археологическое изучение памятников рассматриваемой в данном разделе эпохи началось сравнительно недавно и масштабы работ еще очень невелики. Сколько-нибудь значительные материалы получены только при раскопках древнего Ходжента и Нуртепа. Их датировка определяется на базе сравнения с материалами из Ферганы (эйлатанская культура), Ташкентского оазиса (бургулюкская культура), памятниками Северной Бактрии и Маргианы первой половины и середины I тысячелетия до н. э., а также памятниками кайраккумской культуры, входящей в круг степных культур.
Поселения, фортификация, застройка. В настоящее время зафиксировано наличие трех населенных пунктов, существовавших в Уструшане в исследуемое время. Одним из них является Нуртепа (Негматов Н.Н., Беляева Т.В., Мирбабаев А.К., 1982; Негматов Н.Н., 1982), располагавшееся на высокой горной гряде, вклинивающейся в Голодную степь. Общая площадь городища около 18 га. Оно состоит из двух частей: цитадели и собственно города. Каждая часть имеет собственную систему фортификации. Возникновение поселения относится к VII в. до н. э., в VI–V вв. до н. э. возводится внешняя городская стена. Для ее строительства была использована подровненная естественная лёссовая гряда. Толщина ее 4,25 м, высота 1,2–1,5 м. Рядом с этой грядой изнутри была построена пахсовая стена толщиной 2,1 м. Между валом и стеной был оставлен коридор шириной 1,4 м. Видимо, тогда же были построены (внутри города) и укрепления цитадели. Для их строительства также использовался лёссовый останец, на котором была возведена пахсовая стена толщиной 5,5 м, сохранившаяся высота ее 2 м. В IV в. до н. э. поверх остатков пахсовой стены была построена новая — из сырцового кирпича. Для этого строительства были использованы кирпичи двух форматов: квадратные — 33×33×11 см и прямоугольные — 40×28×10, 43×33×11 см.
К сожалению, меньше известно о другом городе Уструшаны, который был зафиксирован в письменных источниках, — городе Курукада (Киресхата, Кирополь). Данные нарративных Источников говорят о том, что городище было окружено стенами «земляными и невысокими» и что, помимо собственно города, отдельные укрепления имелись и у цитадели (Негматов Н.Н., 1982). Обычно Курукада отождествляется с современным городом Ура-Тюбе, в центре которого на естественном возвышении стоит цитадель Мугтепа (площадь 6 га). Городище подвергалось предварительным археологическим обследованиям (Смирнова О.И., 1953б), проводились небольшие по масштабам раскопки (Ранов В.А., Салтовская Е.Д., 1961; Негматов Н.Н., Салтовская Е.Д., 1962), показавшие, что жизнь здесь началась с V в. до н. э.
На стыке Уструшаны и Ферганы на берегу Сырдарьи в VI–V вв. до н. э. возникло еще одно поселение — на территории современного Ходжента (Негматов Н.Н., Беляева Т.В., 1977; Беляева Т.В., 1978; Беляева Т.В., 1979; Негматов Н.Н., 1981; Негматов Н.Н., 1982). Здесь зафиксированы остатки оборонительных валов и стен, городская застройка. Позднее этот город был захвачен Александром Македонским и на его месте был создан греческий полис Александрия Эсхата.
Цитадель имела свою стену, сложенную из пахсы, поверх которой была кладка из сырцового кирпича (размеры: 50×40×13; 50×39×14; 57×37×12 см).
Раскоп в другом месте цитадели дал несколько иную картину: в качестве основы для укреплений был использован естественный лёссовый вал (высота 2 м). Поверх вала — засыпка из мелкого гравия с песком, завершающаяся вверху ровным слоем галечника среднего размера. На поверхность этой площадки укладывались сырцовые прямоугольные кирпичи (размеры: 46×26–28×13; 43×32×13; 42×32×15 см). Эта кладка сохранилась в высоту на 1,3 м.
Характер городской застройки изучен еще недостаточно. На Нуртепа зафиксировано наличие землянок. К сожалению, в большинстве случаев они раскопаны только частично. Можно полагать, что землянки были довольно больших размеров, зафиксирована землянка длиной более 5 м и шириной 3,5 м. Землянки имели легкие перекрытия. Помимо землянок, видимо (судя по некоторым наблюдениям), имелись также и легкие наземные постройки каркасного типа. Найдены остатки очагов и хозяйственных ям. К концу периода появились наземные жилища, выполненные из пахсы и сырцового кирпича.
Хозяйство, орудия труда, оружие. Считается, что основой экономики Уструшаны в рассматриваемое время было сельское хозяйство. Предполагается, что именно в это время на территории Уструшаны совершается переход от лиманного орошения к регулярному искусственному орошению, созданию небольших ирригационных систем, несложных головных сооружений у выхода на плоскость ручьев, саев, появляются небольшие магистральные каналы в результате расчистки русел сбросовых потоков, прорывавшихся в сторону от основного течения горной реки (Билалов А.И., 1980, с. 137). При раскопках Нуртепа и Ходжента находили каменные зернотерки и терочники, были также встречены железные ножи и железные серповидные ножи.
Важнейшими свидетельствами экономического прогресса общества Уструшаны в рассматриваемое время являются два факта: освоение металлургии железа и распространение гончарного круга, ранее здесь неизвестного.
Из оружия при раскопках встречены только бронзовые наконечники стрел. Все они — трехгранные, втульчатые.
Керамика. Подробнее всего изучена керамика Нуртепа (Негматов Н.Н., Беляева Т.В., Мирбабаев А.К., 1982). Керамика Нуртепа делится на две основные группы: лепную и сделанную на гончарном круге.
Лепная керамика представлена главным образом следующими формами: горшочки, чаши, котлы, жаровни. У чаш и маленьких горшочков черепок красный, в тесте заметен мелкий песок, поверхность хорошо заглажена, покрыта либо беловатым, либо в тон черепка ангобом. На чашах — темно-коричневое покрытие с тщательным лощением. Венчики чаш — прямые или слегка загнуты внутрь. Горшки имеют отогнутый край, невысокое горло плавно переходит в яйцевидное тулово, заканчивающееся плоским дном. Котлы имели округлую форму, прямой или чуть загнутый край. Поверхность котлов заглаживалась по верхнему краю с двух сторон, дно же оставалось неровным, часто встречаются отпечатки матерчатого шаблона. У края или немного ниже обычно крепились шишковидные ручки. В глину, как правило, добавляли шамот и кварц. Жаровни — плоские с небольшим вертикальным бортиком, внутри хорошо заглажены.
Лепная керамика Нуртепа близка по формам и технике изготовления лепной керамике кайраккумской культуры степной бронзы, керамике бургулюкской культуры и лепной керамике городищ Северной Бактрии этого же времени. Некоторое удивление авторов раскопок вызывает отсутствие расписной керамики, что они объясняют небольшими масштабами раскопок.
Керамика, выполненная на гончарном круге, имеет, как правило, красный цвет черепка, покрыта беловатым или розовым ангобом. Чаще всего встречаются крупные формы: хумы и хумчи. Хумы и хумчи обычно имеют утолщенный отогнутый наружу край. Иногда их плечи украшает налепная лента с углублениями, сделанными пальцами. Дно хумов достаточно часто имеет слегка округленную форму и следы матерчатого шаблона. Встречаются также и другие формы. Чаши обычно с широким устьем и плоским дном. Для мисок характерны чуть загнутые внутрь края, округлое тулово и плоское дно. Снаружи они иногда украшены горизонтальными рифлеными полосами. Маленькие кувшины — без ручек, с рельефным валиком по плечику. Очень редкой формой являются большие кувшины с одной ручкой у горловины. Встречаются тонкостенные бокалы с прямым краем и округлым туловом и маленьким плоским дном, а также вазы на высокой ножке. Гончарная керамика Нуртепа наиболее близка керамике Северной Бактрии этого же времени, большое сходство имеется и с керамическим комплексом Яз II. Керамика выполнена на круге быстрого вращения.
Для керамического комплекса древнего Ходжента (Беляева Т.В., 1978), несколько более позднего, чем комплекс Нуртепа, характерно также сочетание лепной и круговой керамики.
В целом можно говорить об очень большой близости этих двух комплексов. Необходимо только отметить два обстоятельства. Во-первых, в лепной керамике Ходжента, хотя и в небольшом количестве, представлена расписная керамика. Зафиксированы следующие типы росписи: заштрихованные треугольники и пряжки со сплошной заливкой. Во-вторых, исследователи обращают особое внимание на близость керамики (особенно лепной) Ходжента и ферганской керамики эйлатанского периода.
Погребальный обряд. Погребальный обряд известен только по одному погребению, открытому на Нуртепа (Негматов Н.Н., Беляева Т.В., Мирбабаев А.К., 1982, с. 98). Могильная яма размером 0,8×1,8 м была ориентирована в направлении запад-восток, в северном срезе имелась подбойная камера. Камера была закрыта сырцовыми кирпичами, установленными торцом. Скелет лежал на спине, головой на запад. Левая рука вытянута вдоль туловища, правая согнута в локте, так что кисть лежит на животе. Ноги вытянуты, ступни перекрещены. В ногах стояли два кувшина, у бедра лежал цилиндро-конический бокал с маленьким плоским дном.
Заключение(В.И. Сарианиди, Г.А. Кошеленко)
Как показывает приведенный выше материал, история Средней Азии эпохи раннего железа изучена еще очень неравномерно. Многие важные проблемы на базе имеющегося материала могут быть только поставлены, но не имеют еще однозначного убедительного решения. В силу этого в данном разделе работы и мы не можем дать бесспорных ответов на многие вопросы, а вынуждены ограничиться более или менее убедительными гипотезами.
В частности, не имеет еще бесспорного решения проблема генезиса культур раннего железного века Средней Азии, точнее две тесно связанные проблемы: генезис культур южной зоны (Парфия, Маргиана, Бактрия) и генезис культур северной зоны (Фергана, Ташкентский оазис, Уструшана).
Что касается первой из них, то в настоящее время, естественно, уже не может удовлетворить традиционное решение этой проблемы, появившееся в начале этого века, а позднее поддержанное рядом исследователей (Ганялин А.Ф., 1956, с. 86; Марущенко А.А., 1959, с. 70–72; Толстов С.П., Итина М., 1966, с. 31–35) — сложение комплекса Яз I как результат движения на юг степных андроновских племен. Точно так же и несколько модернизированная точка зрения, некогда защищавшаяся (хотя и без большой убежденности) В.М. Массоном (Массон В.М., 1966, с. 189) также не может быть принята на современном уровне изученности проблемы. И уж совершенно нельзя согласиться с точкой зрения, защищаемой А. Аскаровым и Л.И. Альбаумом (Аскаров А., Альбаум Л.И., 1979), согласно которой возникновение культуры типа Кучук I происходит на базе синтеза местной культуры позднебронзового века и культур степной бронзы. Все эти точки зрения обладают одной изначальной слабостью — для культур степной бронзы не свойственны те типы керамики и ее орнаментации, которые наиболее ярко характеризуют комплекс Яз I и связанные с ним комплексы предгорной полосы Копет-Дага и Северной Бактрии.
Мы полагаем, что при решении проблемы происхождения этих культур необходимо ориентироваться именно на те элементы, которые наиболее специфичны для них. Исходя из этого, представляется, что тем центром, откуда началось движение племен «язовского типа» может быть только приход новых племен, причем северо-восточный Иран являлся промежуточной территорией на этом пути. Движение племен этой культуры имело два направления: через горы Копет-Дага в подгорную равнину и в сторону южной, левобережной Бактрии. В результате этого движения возникают два новых важных центра этой культуры: северопарфянский (важнейшие пункты Улугдепе и Елькендепе) и южнобактрийский (наиболее известен Тиллятепе). Из этих центров началось вторичное движение — из Северной Парфии в Маргиану, а из Южной Бактрии — в Северную. В Маргиане в результате возникли поселения типа Яздепе, а в Северной Бактрии — типа Кучуктепе. Подобная схема движения естественным образом объясняет все хронологические различия между центрами культур племен «язовского» типа. Можно полагать, что Маргиана и Северная Бактрия не были конечными этапами этого движения. Хотя памятники Согда начала I тысячелетия до н. э. еще почти не изучены, отдельные факты, имеющиеся в нашем распоряжении, заставляют думать, что зона распространения южных культур охватила и Согд.
Насколько мы можем судить, движение этих племен нельзя воспринимать как сокрушительное нашествие, сметавшее старые культуры и их центры. Археологические материалы показывают, что движение было относительно медленным и мирным и не сопровождалось гибелью старых центров позднебронэовых культур. В ряде мест зафиксировано сосуществование центров культур поздней бронзы и центров «язовских» племен. В конечном счете формирование культур раннего железного века юга Средней Азии — результат синтеза именно этих двух начал.
В самом деле, когда в 1970 г. в северо-восточном Иране были встречены отдельные расписные черепки, было высказано мнение о существовании особой восточнохорасанской культуры, связанной с культурами раннежелезного века Ирана (Сарианиди В.И., 1973). В последующие годы итальянскими археологами здесь были выявлены уже отдельные поселения этой культуры, относящиеся к концу II тысячелетия до н. э. Наконец, крупномасштабные раскопки Тиллятепе в Южной Бактрии в 1978–1979 гг. выявили представительную коллекцию расписной керамики, давшую такое большое количество типов орнаментов, которое в несколько раз превосходит все известные из южных областей Средней Азии.
Анализ орнаментированных типов посуды Тиллятепе показал их преимущественную связь с расписной керамикой юго-западного Ирана, восходящей в конечном счете к традициям расписной посуды таллибакунского типа. Если упомянутые керамические комплексы разделяет большой хронологический период, то определенную близость обнаруживают синхронные материалы расписной посуды поселения Пирак в Белуджистане. И хотя последнее поселение располагается у боланского прохода, соединяющего между собой Афганистан и Пакистан, думается, что предполагаемая связь имела не прямой, а опосредствованный характер. В этом отношении показательны материалы поселения Нади-Али, расположенного на границе Ирана и Афганистана. Новейшие раскопки показали, что подобно вышеотмеченным столичным центрам и здесь находилась высокая кирпичная цитадель, на верхней плоскости которой располагались здания монументального характера. Найденный здесь археологический материал относит время существования Нади-Али к мидийскому времени, т. е. более позднему, чем Тиллятепе, но в целом одновременному Яз I. Хотя в настоящее время не хватает многих связующих данных, думается, что памятники типа Нади-Али, расположенные на крайнем юго-востоке Афганистана, более тяготеют к поселениям юго-западного Ирана, чем северного Афганистана, где их разделяют горные кряжи Гиндукуша.
Особая проблема — проблема генезиса северных среднеазиатских культур: культур Ферганы (сначала чустской, а затем эйлатанской) и бургулюкской культуры Ташкентского оазиса. Нам представляется, что нельзя (как это иногда делается) уподоблять процесс становления этих культур и культур юга. Различие между ними достаточно велико в силу того, что и чустская культура, и связанная с ней бургулюкская формировались в результате трансформации местных степных племен, ведших ранее пастушеско-земледельческое хозяйство, переходивших на рубеже II–I тысячелетий до н. э. к постоянной оседлости и новому экономическому базису — земледелию. В этом процессе необходимо учитывать не только роль спонтанного развития этих племен, но также и роль влияний, идущих с юга, а также, как это уже неоднократно указывалось в литературе, роль казахстано-сибирских и восточно-туркестанских связей чустских племен (Литвинский Б.А., 1981, с. 159–160). В Фергане и в Ташкентском оазисе ситуация осложнялась тем, что в процессе исторического развития населения этих районов в первой половине I тысячелетия до н. э. большую роль (чем на юге) играли постоянные контакты со скотоводческими племенами. При этом в силу тех или иных причин часть этих племен оседала на землю. Этот процесс нашел свое выражение, в частности, и в формировании эйлатанской культуры, в генезисе которой, помимо чустских элементов, важную роль сыграли племена кайраккумской культуры, а также влияния кочевников Тянь-Шаня, Алая и Семиречья (Литвинский Б.А., 1976).
Процесс исторического развития в двух земледельческих зонах Средней Азии шел в одном и том же направлении, но в рассматриваемый период результаты этого развития были различны, поскольку начиналось оно от разных «отметок»: на юге Средней Азии традиции земледельческой культуры насчитывали уже много столетий и историческое развитие здесь шло быстрее, чем на севере, где общества только осуществили переход к земледелию. При этом необходимо иметь в виду, что и там, и здесь основные факторы, определявшие исторический прогресс, были одни и те же: постепенное распространение железных орудий труда и развитие ирригационного земледелия. Практическое различие между этими двумя зонами сказывалось в том, что на юге общество уже имело определенные навыки и опыт строительства и эксплуатации ирригационных систем (хотя бы и примитивных), в то время как на севере его не было. На юге в первой половине I тысячелетия до н. э. происходит постепенное усложнение социальной структуры общества. Внешне это находит свое выражение в создании оазисной системы расселения, что предполагает существование четкой системы руководства трудовыми усилиями общества в рамках оазиса. Точно так же одним из внешних выражений этого явления было создание различных типов поселений. Дело заключается не только в возникновении поселений с цитаделями (на что обычно обращается внимание и интерпретируется как свидетельство становления государственности), но и в самом факте наличия разнотипных поселений, что явно отражает сложную структуру общества — наличие внутри него разного типа социальных организмов. Это усложнение социальной структуры общества было одним из проявлений процесса перехода от первобытнообщинного строя к строю классовому и государственности. В период Яз I этот процесс активно шел на территории южных областей Средней Азии. Мы полностью согласны с тем мнением, которое стало уже общепринятым в советской науке, — становление государственности здесь происходит путем создания очень мелких примитивных государственных образований (на базе отдельных микрооазисов). В этих условиях особой проблемой является существование «Бактрийской державы», смутные сведения о которой сохранились у античных авторов. Нам представляется, что из всех тех решений этой проблемы, которые предлагались современной наукой, наиболее близко к реальности то, которое видит в ней достаточно рыхлое и примитивное объединение ряда областей Центральной Азии, создавшееся отчасти под влиянием деятельности кочевников в период 650–540 гг. до н. э. (Дьяконов И.М., 1971, с. 144–145).
В северной зоне этот же процесс происходил значительно медленнее. В полном согласии с подавляющим большинством исследователей мы полагаем, что и чустская, и эйлатанская, и бургулюкская культуры (по всей вероятности также и культура Уструшаны этого времени) были культурами эпохи первобытнообщинного строя. Соответственно ни Дальверзин, ни Чуст, ни Эйлатан не могут быть определены как города. Видимо, полностью справедливо то мнение, согласно которому в Фергане в период существования эйлатанской культуры только создавались предпосылки для становления государственности.
Проблемы этнической истории Средней Азии во II — начале I тысячелетия до н. э. активно обсуждаются в последнее время в науке. При всех расхождениях (см., например: Литвинский Б.А., 1981; Грантовский Э.А., 1981) в одном пункте согласно подавляющее большинство исследователей — оседло-земледельческие (как, впрочем, и кочевые) общества Средней Азии с начала I тысячелетия до н. э. были в подавляющем большинстве ираноязычны.
Ахеменидское (для западных частей Средней Азии даже, видимо, мидийское) завоевание прервало спонтанное развитие местной государственности. Однако оно охватило только южную зону, северная же зона (Фергана, Ташкентский оазис) сохранила свою независимость. Это привело к тому, что углубились различия в характере культуры этих двух зон. Вопрос относительно причин очень большого единства культуры южных областей Средней Азии (а также Согда и Хорезма) в середине I тысячелетия до н. э. все еще остается нерешенным.