Глава четвертаяЗападное Закавказье
Со второй половины IV в. до н. э. в развитии материальной культуры Колхиды наступил резкий перелом. Вторая половина IV в. до н. э. — первая половина III в. до н. э., видимо, могут считаться переходным периодом, вторая половина III–I в. до н. э. (иногда не совсем точно называемые позднеэллинистическим периодом) — время, когда в культуре данного региона появляется и развивается ряд новых черт. Уже в переходный период на территории Колхиды начинают вырисовываться два различных культурных ареала — приморская часть и восточные районы. Традиционные черты в культуре сильнее сохраняются в восточной, горной части Колхиды (см. рис. 1).
Источники. Письменные источники по истории Колхиды IV–I вв. до н. э. не очень значительны. Некоторые сведения по началу периода содержатся в «Периегесе» Псевдо-Скимна. Фрагменты из этого труда сохранились в «Перипле Понта Евксинского» неизвестного автора (V в. н. э.) (подробнее см.: Инадзе М.П., 1968, с. 70 и сл.). Наиболее значительная информация может быть получена путем анализа сочинения Страбона (Каухчишвили Т.С., 1957; Инадзе М.П., 1968, с. 75 и сл.), а также античных авторов, описывавших борьбу Митридата VI Понтийского с Римом, особенно последние этапы этой борьбы (подробнее см.: Немировский А.И., 1980, с. 154 и сл.; Шелов Д.Б., 1980, с. 199 и сл.). Некоторые сведения могут дать сочинения географического характера греческих и латинских авторов более позднего времени (Помпоний Мела, Плиний Старший, Клавдий Птолемей). Археологические материалы для характеристики периода получены главным образом из раскопок Вани и Эшерского городища, а также нескольких некрополей.
Поселения (табл. XXI). Хотя наличие значительного числа сельских поселений и городов на территории Колхиды рассматриваемого периода не вызывает сомнения, археологически они исследованы чрезвычайно недостаточно. Сельские поселения практически не изучены. Города еще только начинают изучаться. В приморской части Колхиды сколько-нибудь значительные материалы получены только при раскопках Эшерского городища (Шамба Г.К., 1980). Площадь его 4 га; оно занимало холм, расположенный на расстоянии более 1 км от моря. С двух сторон холм практически неприступен, однако можно предположить, что стены окружали его со всех сторон. Ясно различимы две террасы. Верхняя была заселена и в предшествующее время, нижняя — видимо, только начиная с эллинистической эпохи. Раскопки вскрыли некоторые участки городских укреплений и (частично) несколько зданий общественного назначения. О городах глубинной части Колхиды наиболее полное представление дают раскопки Вани (Вани, I–V). Основные строения (храмы, святилища, алтари, общественные здания) располагались на треугольном в плане холме, разделенном на три террасы и обнесенном мощными стенами (площадь 6-12 га; см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72). В северной части находились городские ворота, построенные в III в. до н. э.; видимо, можно предполагать, что Вани представляли собой город, являвшийся храмовым центром (тип города, хорошо известный по всему Переднему Востоку в эллинистическое время). Обширное поселение, обслуживавшее храмовый центр (Личели В.Т., 1977), открыто в низменной части нынешнего пос. Вани у слияния рек Сулори и Риони (его площадь, видимо, 20–25 га). Можно полагать, что именно этот город имел в виду Страбон (XI, 2, 17), рассказывая о разграблении святилища богини Левкотеи сначала боспорским правителем Фарнаком, затем Митридатом Пергамским (Лордкипанидзе О.Д., 1971; иная точка зрения см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72). Следы двукратного разгрома засвидетельствованы археологически. После первого из них жизнь теплилась только на верхней террасе, которая была поспешно обнесена стеной. Однако после второго нашествия она прекратилась и там.
Фортификация (табл. XXII). Укрепления Вани были возведены в III в. до н. э. (подробнее см.: Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 61 и сл.). Стены «верхнего» города были выполнены из сырцового кирпича, на каменном цоколе, высотой 1,1 м. Кладка его панциря, фасадные части состоят из трех рядов хорошо отесанных и подогнанных квадров, пространство между панцирями заполнено забутовкой (рваным камнем и булыжником на глине). Толщина цоколя 2,80 м, размеры квадров панциря 0,5×0,5×0,3 м. «Нижний» город также, видимо, был обнесен стенами аналогичного устройства (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 72).
В ходе исследования укреплений «верхнего» города выявлены и изучены остатки городских ворот и системы укреплений, прикрывавших их. С запада стены у крепостных ворот примыкали к отвесной скале, а с востока они были фланкированы башней. Поверхность грунта здесь выровнена каменными «подушками». Сохранившаяся западная половина крепостных ворот имела длину 3 м, ширину 2,8 м, сохранившуюся высоту 1,9 м. Возведена она насухо по двухпанцирной системе из хорошо отесанных и подогнанных квадров. Забутовка представляет собой также регулярную кладку, где для нивелировки рядов, возведенных одновременно с панцирями, использован глиняный раствор. Фундамент стены впущен в скальный грунт. Верхняя часть укреплений ворот была выполнена из сырцового кирпича (размер 0,52×0,26×0,09 м).
У входа сохранился мраморный постамент для (несохранившейся) статуи богини-хранительницы. Неглубокий вертикальный паз по боковой стене служил для спуска железной решетки-катаракты, замыкавшей вход во время опасности. Еще дальше, на каменном пороге, сохранились дугообразные царапины от вращения обитых железом деревянных дверей. Северные ворота города были предназначены для пешеходов, т. е. представляли собой так называемые малые ворота. С востока почти вплотную к воротам примыкала полукруглая в плане башня диаметром около 12 м, выступавшая за гладь стены на 4 м. Она также выполнена в двухпанцирной системе, фундамент впущен в скалистый грунт, внутреннее помещение заполнено землей, что придавало башне монолитность. Кладка башни не связана кладкой городской стены (как советуют античные полиоркетики). Вполне возможно, что на верхней платформе этой башни была позиция для катапульт. На расстоянии 30 м от башни выявлена вторая (сохранился только цоколь).
Внутри за крепостной стеной сохранился каменный фундамент удлиненного в плане здания с сырцовыми стенами и черепичной кровлей, служившего, вероятно, казармой или арсеналом для стражи, охранявшей ворота.
Архитектурный комплекс городских ворот построен по всем правилам эллинистической фортификации. Строительная техника, конструктивное устройство ворот, основанное на принципе дипилона, и вся система обороны, несомненно, восходят к греко-эллинистическому началу. Но вместе с тем довольно отчетливо выступают особенности, наличие которых, несомненно, обусловлено местными традициями. К таковым следует отнести статую богини — хранительницы города, воздвигнутую с наружной стороны у входа.
Укрепления Эшерского городища (Шамба Г.К., 1980, с. 13 и сл.) были возведены во II–I вв. до н. э. Они выявлены на двух участках. Стены имеют толщину 1,8–2 м. Цоколь стен выложен из камня (булыжники и рваные известняковые плиты). Камни составляли панцирь, внутреннее пространство заполнялось бутовым камнем, глиной и битой керамикой. Верхняя часть стен была, по всей вероятности, выполнена из сырцового кирпича. С внутренней стороны к стене пристроено несколько небольших помещений, в которых, видимо, располагался караул. Башни имели почти прямоугольную форму. Две из них выступали за гладь стен, одна практически не выступала. Для строительства башен использовались необработанные валуны и известняковые квадры (во вторичном использовании). Наружные части стен башен сложены из камней более крупных размеров. Промежутки между камнями заполнялись глиной, битой керамикой, поверх наливался высококачественный известковый раствор. Расстояние между башнями несколько более 30 м. Можно думать, что перед стенами (на расстоянии 5-10 м от них) находился ров.
Застройка (табл. XXIII, XXIV). Характер застройки поселений Колхиды рассматриваемого времени может быть представлен только на основе застройки «верхнего» города Вани. На территории города открыто несколько сооружений. К основной стене городских ворот с внутренней стороны пристроено небольшое культовое здание, открытое с восточной стороны. У западной стены, точно посередине, воздвигнут каменный алтарь, вокруг которого были найдены приношения — 23 сосуда: миски, одноручные и двуручные кувшины, украшенные красными поясками, и пять амфор. Все сосуды являются местными изделиями. Две амфоры были полны просом, игравшим важную роль у грузинских племен в ритуале, связанном с божеством плодородия. К этому в целом небольшому храмику-святилищу ведет мощенная мелким булыжником мостовая длиной 18 м и шириной 2 м.
На нижней террасе в 100 м к юго-востоку от городских ворот располагался довольно обширный храмовый комплекс, занимающий примерно 800 кв. м. Он состоял из башнеобразного здания, жертвенной площадки, ступенчатого жертвенника, колонного зала и специального помещения для приношений (огромные пифосы, наполненные различными злаками).
Сложный архитектурный комплекс расположен в южной части центральной территории. Главным было святилище с мозаичным полом и каменным столбом-алтарем, вокруг которого обнаружены бронзовые сосуды, украшенные фигурками орлов, великолепной статуэткой крылатой богини Ники и горельефными изображениями божеств круга Диониса и его спутников (Ариадна, Пан, Сатир, менады). Обнаруженные там же огромный колхидский пифос и около 40 амфор для вина (представляющих собой «зедаше», т. е. подношение) свидетельствуют, что святилище было посвящено богу виноделия и виноградарства.
С западной стороны этого святилища обнаружены сильно разрушенные остатки прямоугольных залов, в развалинах которых найдены обломки терракотовой маски (Диониса?) и бронзовых сосудов (канделябры?). В одном из залов сохранились остатки алтаря, сложенного из прямоугольных плит. Обращает на себя внимание, что в некоторых помещениях скала (на которой построены эти здания) оставлена без облицовки и, видимо, являлась объектом почитания.
С северной стороны к «зданию с мозаичным полом», видимо, примыкали монументальный «алтарь» со ступеньками, дошедший до нас в сильно разрушенном виде (сохранились параллельные ряды стен из рустованных квадров), прекрасно обработанные прямоугольные плоские (в среднем 1,00×0,65×0,30 м) плиты (составные части ступенек), довольно крупных размеров хорошо отесанные камни кубической формы (0,8×0,7×0,6 м), архитрав (длиной 2,70 м), базы колонн аттического типа (диаметром 0,5 м) и др. В развалинах же «алтаря» найдены две капители из местного известняка, одна украшенная нетрудным скульптурным изображением богини, а другая — аканфовыми и пальмовыми листьями и рельефной розеткой на выступающем карнизе.
К алтарю направлен (с запада на восток) высеченный в скалистом грунте «канал» (длиной 18 м), замыкающийся множеством ям, овальных и круглых, видимо, ритуального назначения. Некоторые из них (круглые с желобком для слива), возможно, служили для возлияний и представляли собой «жертвенные ямы», предназначенные для культа хтонических божеств. Другие ямы, по всей видимости, являлись хранилищем для приношений («зедаше»), таких, как хлебные злаки. Можно предположить, что весь этот культовый комплекс (еще не раскопанный полностью), составной частью которого был и храм «с мозаичным полом» в честь божества виноделия, предназначался для сложного и многообразного ритуала почитания культа земли, плодородия и всевозможного изобилия.
Целый ряд сооружений открыт в северной части центральной террасы — одной из важнейших частей древнего города. Особый интерес представляет так называемый круглый храм. Установлено, что на этом месте первоначально находилось прямоугольное здание, возможно, аналогичное по плану с привратным святилищем. От этого здания сохранились западные и восточные стены, сложенные из великолепно отесанных прямоугольных, плотно пригнанных насухо плит, а также высеченные в скалистом грунте гнезда для каменных квадров фундамента, по которым удалось восстановить первоначальный план прямоугольного здания: его длина равнялась 11,4 м, а ширина 10,4 м. Толщина стен 3 м. Пол был выложен плитами разных размеров.
В конце III в. до н. э. на прямоугольном фундаменте было построено круглое, видимо, башнеобразное в плане здание (внутренний диаметр 5,4 м). О культовом назначении его свидетельствует вотивный тарапан, найденный при раскопках.
Пока что трудно представить архитектурные формы храма. Однако едва ли было бы правильным восстановить это здание по принципу эллинистических круглых храмов, хотя использование конструктивных особенностей последних вполне вероятно. С этой точки зрения представляют, несомненно, большой интерес находки каменных плит трапециевидной формы с выбранными четвертями (средний размер плит 90×20 см при ширине 12 см) — кессон крыши потолка круглого здания. Совершенно очевидно, что их применение связано с влиянием строительной техники эллинистической архитектуры. С круговым храмом был связан, по-видимому, «священный амбар», где найдены около 40 колхидских амфор с пшеницей и просом. Открыты также остатки «абсидального здания», общественные сооружения с черепичной кровлей. Удалось восстановить и способ перекрытия, оказавшегося довольно оригинальным и неизвестным до сих пор среди памятников классической и эллинистической архитектуры: керамиды (50×60; 52×64 см) сверху перекрываются такой же плоской черепицей, а желобчатые (т. е. калиптеры) уложены лишь по краям в перевернутом виде и тем самым служат водостоком.
В западной части центральной террасы открыто еще одно культовое сооружение — алтарь, довольно оригинальный и необычный. Алтарь представляет собой сложный архитектурный комплекс, состоящий из двух пристроенных к оградной стене (толщиной 1,5 м) великолепно отесанных и тщательно пригнанных друг к другу прямоугольных каменных блоков: к прямоугольной платформе (4,45×3,90 м) с восточной стороны примыкает ступенчатое сооружение — алтарь с шестью прямоугольными и столькими же полукруглыми ступеньками. Восточная часть алтаря дошла до нас в сильно разрушенном; виде, но тем не менее, реконструкция ее не вызывает сомнения.
В развалинах алтаря и по всей прилегающей площади разбросаны многочисленные фрагменты бронзовых скульптур (или скульптурной композиции).
К юго-западу от алтаря зафиксированы развалины небольшого помещения (площадь примерно 6×5 м), сложенного, по-видимому, из деревянных брусьев с глиняной обмазкой. Под завалом глиняных обмазок (с отпечатками деревянных брусьев и досок) найдены самые разнообразные предметы. По всей площади были разбросаны глиняные пирамидальные грузила разных размеров для вертикального ткацкого станка (всего 87 штук), керамика, бусы, наконечники копий, кинжалы, бронзовые умбоны, серебряные украшения (медальоны, статуэтки) и т. д. Можно предположить, что это здание служило сокровищницей.
На центральной террасе было, по-видимому, воздвигнуто еще одно монументальное здание, которому принадлежат скульптурные львиные головы, высеченные из местного белого известняка, две из которых представляют собой часть симы с водостоком. Все они были одинаковых размеров: длина 70 см, высота 45 см, ширина 36 см. Одна сохранилась полностью с конструктивной частью, по которой осуществлялось крепление с карнизом. Аналогичные скульптуры львиных голов характерны для декоративного решения водостока в классической и эллинистической греческой архитектуре. Скульптурные водосточные львы из Вани, несомненно, являются частью карниза монументального сооружения храмового типа и могут служить убедительным доказательством сильного влияния строительных приемов греческой архитектуры.
На самой вершине холма, с самого начала служившей священным участком, в III–I вв. до н. э. был воздвигнут монументальный алтарь, представлявший собой каменную платформу (шириной 16 м и длиной 9 м), к которой вела лестница с восточной стороны (зафиксировано восемь ступенек). Алтарь занимал главенствующее положение на вершине холма, укрепленном мощными оборонительными стенами.
Открытые на Эшерском городище здания общественного назначения имеют гораздо более примитивный характер. Здесь выявлены остатки «казармы» (Шамба Г.К., 1980, с. 10) и плохо сохранившиеся части двух других зданий, одно из которых находилось на нижней террасе и имело деревянные колонны.
Строительная техника и архитектура. В строительстве Колхиды эллинистического времени использовались камень (разных пород), сырцовый кирпич, дерево, черепица. Из камня выкладывали фундаменты (иногда они заглублялись в скалистый грунт) и цоколи практически всех сооружений (здания общественного назначения, башни). Иногда цокольная часть зданий общественного назначения выкладывалась (как и в городских стенах) в виде двух панцирей, пространство между которыми заполнялось бутом. Сами стены обычно делали из сырцового кирпича. На Эшерском городище зафиксирована штукатурка (глиняная) и следы полихромной росписи. Для перекрытий использовали дерево (в Вани зафиксированы остатки балок и стропил) и черепицу (чаще всего местного производства). В Эшерах найдены остатки деревянных колонн, а в Вани — деревянные стояки дверей. Полы делали из каменных плит, иногда они были глинобитными, изредка — мозаичными (выкладывались из гальки). В Эшерах зафиксировано существование водопровода с керамическими трубами.
Изучение архитектурных памятников Ванского городища со всей очевидностью показывает, что местные зодчие были хорошо знакомы с достижениями эллинистической архитектуры и градостроительства. Влияние греческой архитектуры в первую очередь сказывается в строительной технике: рустованные блоки, широкое использование кровельной черепицы, появление мозаичных полов. Можно отметить также внедрение элементов ордерной архитектуры: баз аттического профиля, капителей коринфского (наиболее популярного в эллинистическую эпоху) ордера, архитровов. С этим же связано и использование сим в виде голов львов, кессонных потолков и т. п.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что влияние эллинистической архитектуры шло в первую очередь по линии внедрения элементов ордера в качестве декоративных систем, в то время как сами конструкции оставались часто традиционными. Планировка святилищ и иного типа общественных сооружений Вани не имеет серьезных точек соприкосновения с планировкой греческих храмов. Строительство башнеобразных сооружений в качестве святилищ, возможно, связано с традициями древнего Востока. Кроме того, в самом Вани существует и развивается и местная строительная техника, и кладка стен. Для них характерны разной величины грубоотесанные, в основном плоские плиты, сложенные на глине. Так построено большинство зданий на центральной террасе, в том числе так называемое 17-метровое здание, а также южная стена святилища с мозаичным полом, так называемое сооружение с контрфорсами и др.
Хозяйство. Торговля. Сельское хозяйство продолжало оставаться основой экономики Колхиды. При археологических раскопках неоднократно находили остатки проса и пшеницы (в Вани, окрестностях Кутаиси, Нацихвара, Эшери, Сванетии). Просо традиционно, до широкого распространения кукурузы было основной зерновой культурой западной Грузии. Природные условия Колхиды способствовали высоким урожаям этого злака (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 92 и сл.). Особое место занимали виноградарство и виноделие. Косточки винограда местного сорта «качичи» были обнаружены при раскопках Сухуми (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97). Несомненным является широкое распространение садоводства (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97–98). Видимо, возделывались здесь и оливки (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 97). Из технических культур наиболее популярен был лен, на распространение которого, помимо экономических факторов, оказывало влияние то обстоятельство, что лен был хорошо приспособлен к природным условиям Колхиды (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 95 и сл). Популярной была также конопля (там же, с. 96). Меньшую роль играло животноводство, преимущественной зоной развития которого были предгорья (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 99). При раскопках Вани обнаружены кости коровы, барана, свиньи (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 43).
В ряде мест Колхиды обнаружены следы производства по переработке сельскохозяйственной продукции. В частности, на Эшерском городище выявлены фрагментированные мукомольные жернова (Шамба Г.К., 1977, с. 28; 1980, с. 45), однако в гораздо большем количестве — зернотерки (Шамба Г.К., 1980, с. 44–45). В районе Пичвнари (с. Зенити) была найдена высеченная в скале виноградная давильня (Инадзе М.П., 1968, с. 190). Показательным является тот факт, что при раскопках одного из храмов Вани обнаружен вотивный тарапан. При раскопках Эшерского городища найдены железные ножницы для стрижки овец (Шамба Г.К., 1980, с. 59). Видимо, широко было развито ткачество. Особенно славились колхидские льняные ткани (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 103). В различных местах Колхиды найдены большие пирамидальные грузила, которые служили подвесками вертикального ткацкого станка. Характерно, что в слоях предшествующего времени (VI–V вв. до н. э.) они не встречаются (Инадзе М.П., 1968, с. 195). Можно говорить также о существовании косторезного ремесла.
Важнейшее место в ремесленном производстве Колхиды занимали производство металла и металлообработка. К сожалению, до сего времени не обнаружены остатки металлургических и металлообрабатывающих мастерских того времени. Только при раскопках Вани найдены железные кузнечные клещи (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 102). О характере этих видов ремесла можно судить только на основе многочисленных остатков железных орудий труда и оружия. Не подлежит сомнению высокий уровень колхидского ремесла, мастера которого знали все основные технологические процессы, известные в Средиземноморье. Продолжало развиваться и ювелирное дело (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 102 сл.). Бесспорно развитие камнеобрабатывающего, а также плотницкого и столярного ремесел. Можно говорить о значительном подъеме в IV–I вв. до н. э. гончарного ремесла Колхиды. Керамические мастерские того времени почти не известны, о высоком уровне этого ремесла можно судить на основании изучения местной керамики. С III в. до н. э. наступает резкий перелом в развитии колхидской керамики. Наряду с керамикой, которой присущи чисто местные формы и орнаментация, колхидские (возможно, и приезжие греческие) гончары начинают изготовлять также сосуды греческих типов (миски, рыбные блюда, кубки типа канфаров, веретенообразные бальзамарии, подражания краснолаковой керамике) (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191). Появляются местные расписные сосуды (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12). В это время начинается также выпуск местной керамической тары античного типа. Это так называемые «амфоры коричневой глины». Один из производственных центров по производству керамической тары, видимо, находился на северо-востоке Колхиды, поскольку на Эшерском городище выявлены керамический брак и ошлакованные амфорные фрагменты (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 190–191). Очень большой интерес представляют сведения о находке у устья Шицкуара остатков гончарной печи и обломков амфор, в частности с клеймом Διοσχου на ручке (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191).
Если в IV–III вв. до н. э. колхидские амфоры изготовлялись по синопским образцам, то во II–I вв. до н. э. они приобретают оригинальную форму: их тулово сужается в средней части, что не свойственно греческим амфорам эллинистического времени (Путуридзе Р.В., 1977, с. 68–71; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 190–191). В это же время в Колхиде начали выпускать и местную черепицу, которая распространялась не только в городах, но и в сельской местности (Лордкипанидзе Г.А., 1970, с. 102–103; Толордава В.А., 1977а).
Археологические материалы свидетельствуют о дальнейшем развитии обмена и торговли в Колхиде. В эпоху эллинизма через Колхиду (и другие страны Закавказья) проходил один из больших торгово-транзитных путей, связывавших страны Востока с Западом. Этот путь шел из Индии до Каспийского моря, затем через Закавказье по р. Куре — Сурамскому перевалу — р. Фасис достигал берегов Черного моря у г. Фасиса, далее морскими путями был связан с городами Малой Азии и Причерноморья.
В эллинистический период из Колхиды экспортировались те же товары, что и в предыдущую эпоху. Однако состав стран и отдельных торгово-ремесленных центров, поддерживавших торгово-экономические связи с Колхидой, заметно изменился. Сходит почти на нет афинская торговля с Колхидой. Но с середины IV в. до н. э. активную и все возрастающую роль играют города юго-восточного Причерноморья, особенно Синопа. В III–I вв. до н. э. синопский импорт в Колхиде занял доминирующее положение: обломки синопских амфор (свидетельствующих о ввозе оливкового масла), лутериев, черепиц найдены повсеместно как на поселениях прибрежной полосы, так и во внутренних областях. Наряду с Синопой в торговле с Колхидой участвовала и Гераклея. Известны находки амфор типа Солоха I и Солоха II. Встречаются обломки хиосских («с колпачковыми ножками») и фасосских (с «рюмкообразными ножками») амфор IV и III вв. до н. э. В III–II вв. до н. э. торговые связи с Колхидой поддерживал Родос, как об этом свидетельствуют находки обломков родосских, косских и книдских амфор. В III–I вв. до н. э. в Колхиду поступают черно- и краснолаковая керамика, «мегарские» чаши и другие изделия малоазийских ремесленных центров, главным образом Пергама, Самоса и др., а также, возможно, Александрии. Малоазийский импорт распространялся как в приморской полосе, так и во внутренних районах. По Рионо-Квирильской торговой магистрали через Сурамский перевал малоазийская керамика проникала и в восточную Грузию, а по р. Ингури достигала высокогорной части Колхиды — Сванетии. В III–I вв. до н. э. продолжались экономические связи Колхиды с Северным Причерноморьем, как об этом свидетельствуют находки амфор в Колхиде, а колхидской керамики (пифосы, амфоры) — в Северном Причерноморье.
Оживленные экономические связи эллинистического мира с Колхидой подтверждаются также многочисленными находками золотых статеров сиракузского тирана Гиерона, статеров и тетрадрахм Филиппа II, Александра II и Филиппа III македонских, золотых и серебряных монет Лисимаха, афинских тетрадрахм «нового стиля», понтийских, каппадокийских, парфянских, пантикапейских, ольвийских, херсонесских и других монет.
На смену серебряным «колхидкам», обращавшимся, по-видимому, и в IV–III вв. до н. э., во II–I вв. до н. э. в Колхиде чеканились местные золотые подражания статерам Лисимаха. В восточных областях обращались, как правило, золотые подражания статерам Александра Македонского (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 196).
Изучение распространения античного импорта приводит к выводу, что в процесс международного товарообмена были вовлечены широкие слои населения древней Колхиды как низменных, так и горных районов. Интенсивность внешних торговых связей, несомненно, способствовала росту местного товарного производства и имела важное значение для социально-экономического развития страны (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 191–195).
Орудия труда (табл. XXV, XXVI). Значительное количество орудий труда обнаружено при раскопках Эшерского городища, в частности мотыги, полностью повторяющие типы мотыг VII–VI вв. до н. э. из Нигвазиани, с лезвием дуговидной формы, покатыми плечиками и круглой втулкой (Шамба Г.К., 1980, с. 45–46, табл. LVIII). В Эшерах и Вани найдены топоры с прямой лобной частью, несколько свисающей вниз, плоским четырехугольным обухом и почти прямоугольной втулкой (Шамба Г.К., 1980, с. 46; Лордкипанидзе Г.А., 1979, с. 101). В нескольких местах обнаружены «цалди» (небольшие топорики) (Инадзе М.П., 1968, с. 190). В Вани встречены тесло (Лордкипанидзе Г.А., 1979, с. 101), а в Эшерах — несколько зубил и ножницы (Шамба Г.К., 1980, табл. LXVIII, LXIX, 1–2; LXX, 2). На Эшерском городище обнаружены 15 однотипных (хотя и различающихся в деталях) ножей с изогнутыми спинками. Такие ножи считаются обычно ножами виноградарей, хотя не исключено, что они могли употребляться в качестве оружия (Шамба Г.К., 1980, с. 46–47).
Оружие. По всей видимости, в IV-! вв. до н. э. значительных изменений в характере вооружения населения Колхиды по сравнению с VI–V вв. до н. э. не произошло. В качестве оружия использовались кинжалы, мечи, боевые топоры, копья, стрелы.
Кинжалы обычно железные, изогнутые, длиной 10–16 см (Шамба Г.К., 1980, с. 47, табл. LX, 7, 8), хотя встречаются и прямые (там же, LX, 9). Мечи, как правило, железные. Представлены следующие основные варианты: с прямым навершием, брусковидным и кольцевым. Длина их до 50 см (Шамба Г.К., 1980, с. 47; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77, табл. VIII, 5). Имеются также мечи типа греческих махайр. Они встречены на Эшерском городище и в Ихтвиси, датируются IV в. до н. э. (Шамба Г.К., 1980, с. 47; Лордкипанидзе Г.А., 1978, табл. VIII, 1). При раскопках Эшерского городища обнаружены семь боевых топоров, все они сделаны из железа и очень близки боевым топорам предшествующего времени (Шамба Г.К., 1980, с. 47–48). Точно так же наконечники копий этого времени напоминают копья более ранние (Шамба Г.К., 1980, с. 48–49; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 53, 77, 78). Наконечники стрел в IV–I вв. до н. э. — только железные, как втульчатые, так и черешковые (Шамба Г.К., 1980, с. 49–50). Оборонительный доспех представлен бронзовыми аттическими шлемами (IV в. до н. э.) (Лордкипанидзе Г.А., 1978, табл. V, 3), железными и бронзовыми кнемидами (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 77; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180), бронзовыми чешуйками от пластинчатого доспеха (Шамба Г.К., 1980, с. 50; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 78), бронзовыми обивками от круглых щитов (Шамба Г.К., 1980, с. 50) и железным щитом (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180). Важным нововведением в военном деле было появление катапульт. На территории Вани обнаружено более 200 каменных ядер от катапульт. Использовался и «чеснок» — многогранные железные стрелки, разбрасывавшиеся по полю, — против кавалерии.
Керамика (табл. XXVII). На протяжении рассматриваемого периода происходит резкое изменение характера керамики. Хотя и в третьей четверти IV в. до н. э. все еще сохраняются некоторые формы колхидской керамики, характерные для VI–V вв. до н. э. (пифосы, кувшинчики с трубчатой ручкой, миски с косыми стенками и др.), но вместе с тем появляются и новые: кувшинчики с воронкообразными, трегубыми или круглыми венчиками (иногда с высокой узкой горловиной), сферическими, биконическими или грушевидными туловами и др. В орнаментации преобладают геометрические мотивы (заштрихованные шевроны, зигзагообразные линии, волнистый орнамент с ромбовидной сеткой и т. д.).
Входит в быт и расписная керамика — различные варианты росписей (шевроны, геометрический узор), нанесенных красной краской по светлому ангобу, на кувшинчиках с грушевидным туловом. Такая керамика засвидетельствована также в восточных областях Колхиды (Сачхере, Ихтвиси, Вани), и проникла она сюда скорее всего из восточной Грузии. Широко распространяется керамика, повторяющая формы греческой (см. выше).
Украшения (табл. XXVIII). Хотя в IV–I вв. до н. э. в основном сохраняется традиционный набор украшений, их характер изменяется. В частности, новые элементы появляются и в златокузнечестве: на смену традиционным и столь консервативным на протяжении трех столетий формам (диадемы с ромбовидными щитками, серьги с лучами и т. д.) приходят типологически новые виды, в которых отчетливо видно греческое влияние. Таковы: головной убор «знатного воина», составленный из полых золотых фигурок всадников и птиц, украшенных зернью (Вани, I, с. 203, рис. 166), роскошное ожерелье из Вани (погребение 12) — плетеная цепь, увенчанная сердоликовыми бусинами и миниатюрными головками рогатых львов, и т. д. (Вани, IV, с. 149, рис. 107).
По-прежнему одним из основных видов украшений остаются гривны (серебряные, бронзовые и железные). Гривны находят даже при телах насильственно убитых людей, сопровождавших погребение знатного лица (в Вани). Гривны на своих концах чаще всего имеют стилизованные изображения головок животных. Встречены они в Вани, Пичвнари, Эшерах и других местах (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 80; Лордкипанидзе О.Д., Путурадзе Р.В., Матиашвили Н.Н., 1977, с. 48). Наряду с гривнами иногда на шее у погребенного находилось другое украшение — ожерелье (Лордкипанидзе О.Д., 1980, с. 180). Бусы, как и ранее, были каменными, стеклянными, пастовыми, позолоченными. Они встречаются во всех некрополях Колхиды (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 54). Использовались в качестве украшений и подвески, чаще всего стеклянные: дельфиновидные, амфоровидные, сердцевидные и др. Зафиксированы подвески из голубого стекла с изображением человека (египетского происхождения). Очень редко встречаются золотые подвески, чаще серебряные — кольцевидные, известны также бронзовые — с отверстием в центре и четырьмя ответвлениями (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Шамба Г.К., 1980, с. 53–54). В небольшом количестве встречены височные кольца, серьги (золотые, украшенные зернью с биконическими подвесками), бронзовые пряжки, булавки (серебряные и бронзовые), кольца, нашивные бляшки.
Очень часты браслеты: золотые, серебряные, бронзовые и железные. Для них характерно следование старым традиционным типам. Браслеты бывают как с прямой спинкой, украшенные стилизованными головками зверей или цилиндрическими утолщениями, так и с вогнутой спинкой и стилизованным изображением головы змеи (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180, 181; Кахидзе А.Ю., 1977, с. 11; Толордава В.А., 1977б, с. 49; Шамба Г.К., 1980, с. 44).
На новую ступень поднимается и колхидская глиптика, развивавшаяся под влиянием хеттской (каппадокийской) и ассирийской. Местные резчики изготовляли правовые печати особого назначения — инсигнии (золотой перстень знатного воина — Дедатоса), официальные и личные печати (Лордкипанидзе М.Н., 1975б). Очень широко представлены золотые, серебряные, бронзовые и железные перстни-печати с изображениями, заимствованными из греческой мифологии: силен со свирелью, Психея со светильником, всадник, на шее коня которого подвешена бородатая маска сатира, и т. д. Встречаются перстни с традиционными сценами терзания зверей (орел на зайце и т. п.). Наконец, известны перстни явно официального назначения — с изображением богини, сидящей на троне, и надписью греческими буквами ΔΕΔΑΤΟΣ — именем владельца печати (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 180, 209; Толордава В.А., 1977б, с. 49; Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 41; Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977 и др.).
Бытовая утварь. В связи с тем что жилые комплексы еще практически не исследованы, бытовая утварь изучена слабо. Основное место, естественно, занимала среди бытовой утвари керамика. Кроме керамических сосудов, в быту использовались также металлические — бронзовые греческие блюда (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 183), аттические серебряные килики (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12, Толордава В.А., 1977, с. 49), бронзовые ойнохойи и патеры (Толордава В.А., 1977, с. 50) и т. д. Известны бронзовые зеркала, алабастры из финикийского цветного стекла (Кахидзе А.Ю., 1977, с. 12). Светильники были как привозными (металлические — из Малой Азии и глиняные), так и местные (глиняные). Для освещения пользовались и канделябрами (Шамба Г.К., 1980, с. 39; Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 205, рис. 50). В небольшом количестве, видимо, проникала в Колхиду и греческая мебель: найдены бронзовые ножки сиденья (или ложа).
Погребальный обряд. Как уже отмечалось выше, вторая половина IV — первая половина III в. до н. э. явились переходным периодом. Характерные признаки нового этапа в этнокультурном развитии нашли отражение в погребальных обрядах и в отдельных отраслях материальной культуры. В приморской полосе Колхиды продолжают бытовать грунтовые погребения, но погребальный инвентарь отражает появление новых типологических признаков в материальной культуре, особенно в керамическом производстве, украшениях и т. д.
Интересный в этом отношении могильник исследуется в Кобулети-Пичвнари. Погребения опущены в песчанистый грунт, в основном с ориентировкой на восток (иногда и на север). Длина ям около 2 м, ширина колеблется между 1,5–0,75 м. В песчанистом грунте костяк не сохраняется, что затрудняет точное определение способа погребения. По расположению инвентаря фиксируются как скорченные захоронения, так и вытянутые на спине. Погребальный инвентарь довольно разнообразен. Наиболее многочисленную группу составляет местная керамика, изготовленная, как правило, на гончарном круге (хотя встречаются и лепные сосуды). Наряду с традиционными формами (кувшины с трубчатой ручкой) появляются новые.
Характерными являются кувшины с коричневатым или красным обжигом. Они имеют сферическое тулово, отогнутый наружу венчик и отличаются друг от друга оформлением ручек — плоских или овальных в сечении и двуствольных (новый признак). Большинство сосудов имеет гладкую, неорнаментированную поверхность, но в единичных случаях встречаются каннелированные и даже расписной кувшин. В погребальный инвентарь входят также горшки и миски, сосуды с трубчатым носиком на тулове, фляги, вазы на высокой ножке, канфарообразные сосуды, лутерии и др. Встречается и привозная керамика (лекифы, бальзамарии, арибалловидные сосуды). Довольно разнообразны украшения. В погребениях обнаружены монеты, главным образом серебряные «колхидки» (обычные триоболы), а также синопские. Этот могильник датируется IV–II вв. до н. э. (Вашакидзе Н.В., Кахидзе А.Ю., 1977).
Значительные сдвиги в этнокультурной истории наиболее ярко проявляются в центральной и восточной областях Колхиды. Следы нового в культуре древней Колхиды отчетливо несут богатые погребения IV–III вв. до н. э. из Вани и его округи. Наряду с деревянными погребальными сооружениями, перекрываемыми мелким булыжником или крупными камнями из местного песчаника (тири), появляются деревянные саркофаги с черепичным перекрытием (Толордава В.А., 1976а) и каменные ящики (Хоштариа Н.В., 1972). Новые элементы отмечены и в погребальном инвентаре: в погребения кладут амфоры, покойников снабжают монетами, что, по всей вероятности, связано с влиянием греческих загробных представлений (плата Харону за перевоз души в царство мертвых); распространяется обычай насильственного умерщвления слуг-рабов и т. д. (Вани I, с. 203; Вани IV, с. 147–150).
В этот период изменяется и погребальный обряд рядового населения: в то время как в приморской полосе продолжает бытовать старый обряд грунтовых погребений, в восточных областях Колхиды с IV–III вв. до н. э. распространяется обряд кувшинных погребений. Это, как правило, индивидуальные усыпальницы, и лишь в редких случаях засвидетельствованы парные погребения. Пифос, предварительно распиленный посередине, устанавливался в яму вертикально, горловиной вниз. Донная часть служила своеобразной крышкой. Иногда пифосы уложены горизонтально, с пропилом вдоль продольной оси. В таких случаях одна половина служит крышей. Покойников укладывали в сильно скорченном положении, головой на запад. Погребальный инвентарь, как правило, состоит из глиняной посуды (положенной обычно у изголовья и у согнутых колен), монет — «колхидок» (которые клали в рот или в руки) и украшений и т. д. (Куфтин Б.А., 1941; Толордава В.А., 1975; 1976; Кигурадзе Н.Ш., 1976; Вашакидзе Н.В., 1973).
Культовые предметы и сооружения. Свидетельства о характере религиозных представлений жителей Колхиды получены главным образом в результате раскопок Вани. Видимо, можно думать, что в своей основе они оставались такими же, как и в предыдущее время (см. выше). Вместе с тем в Колхиду проникали и греческие религиозные идеи. Особой популярностью пользовался культ Диониса (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 209 сл.). Греческий культ наслаивался на местные религиозные представления, синкретизировался с ними. С этими религиозными представлениями связано распространение изображений дионисийского круга (бронзовые и терракотовые статуэтки и маски, некоторые мотивы росписи на местной керамике). Видимо, с этим же культом связана и находка вотивного тарапана в одном из святилищ Вани (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 206). Другой греческий культ, который распространялся в Колхиде и также синкретизировался с местными верованиями, — это культ Геракла (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 210). В Вани найдены штамп (глиняный) и медальон с изображением Геракла (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 210). Кроме того, можно считать, что обычай класть с погребенным монету («обол Харона») — также результат влияния греческих религиозных представлений.
Вани, как считает ряд исследователей, являлся храмовым центром. В силу этого большинство сооружений, обнаруженных в «верхнем» городе, в той или иной степени связаны с культом (см. выше). Здесь же находилось значительное число алтарей, как монументальных, так и сравнительно небольших по размерам, имевших самую различную форму (см.: Лордкипанидзе О.Д., 1979, рис. 74). Кроме того, обнаружен ряд приспособлений, которые можно интерпретировать как жертвенники хтоническим божествам — в первую очередь вырубленные в скале жертвенные ямы со специфическими канавами для сброса жертвенной крови (Лордкипанидзе Г.А., 1978, с. 122 сл.). К числу предметов, связанных с культом, относятся также железные курильницы (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 203).
Предметы искусства (табл. XXIX). Сравнительно небольшие масштабы раскопок, естественно, не могли дать значительных коллекций произведений искусства. К сожалению, еще нельзя даже сказать — существовали ли вообще некоторые виды искусства в Колхиде исследуемого периода, например живопись. Не подлежит сомнению наличие монументальной каменной скульптуры. Помимо того, что выявлен постамент статуи, расположенной у городских ворот (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 199), находки архитектурных деталей (фигурной капители и двух сим — голов львов) убеждают в том, что по крайней мере в крупных центрах существовала местная скульптура. Головы львов выполнены из местного известняка, в их трактовке чувствуются определенные влияния традиций искусства Востока, хотя сама принципиальная схема, бесспорно, греческая (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 207). Фигурная капитель, где женская полуфигура занимает место между волютами, входит в общий круг восточноэллинистических «коринфизированных» капителей, являясь, видимо, одним из самых первых образцов этих своеобразных архитектурных деталей.
В Колхиде имелась и бронзовая скульптура. Фрагменты ее обнаружены на Эшерском городище (Шамба Г.К., 1980, табл. LXXVI, 1). При раскопках Вани найдены многочисленные фрагменты бронзовых скульптур (или скульптурной композиции), выделяются отдельные, сильно поврежденные части человеческого тела. Особо следует отметить левую кисть мужской руки, вцепившейся в гриву животного, прекрасно моделированное человеческое ухо, фигурку змеи, отдельные позолоченные фрагменты, украшенные гравированным орнаментом, и др. Известны и небольшие по размерам статуэтки — серебряные, также найденные в Вани, на которых изображены нагие юноши (высота их 8,5 и 7 см). Один из них в правой руке держит фиалу.
Видимо, в эллинистическое время в Колхиде распространяется мелкая терракотовая пластика. Известны сами терракотовые статуэтки (изображение человека в длинных одеждах и рогом изобилия в руках, терракотовая маска и т. п.), а также формы для изготовления фигурок Геракла и Силена (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 73, 210).
Чрезвычайно интересны образцы торевтики, найденные при раскопках Вани: фрагменты огромного бронзового сосуда и украшающие его фигурки — орлы (высота 16 см), богиня Ника (высота 18 см), а также шесть горельефных изображений (высота 10–12 см) голов божеств дионисийского круга (Пан, Сатир, Ариадна, две менады, еще одна головка, сильно пострадавшая, неопределима). Все эти изображения являются прекрасными образцами эллинистического искусства. Наиболее близкие им аналогии имеются в искусстве Пергама середины II в. до н. э. (Лордкипанидзе О.Д., 1979, с. 203 сл.). Интересны также две золотые прямоугольные пластинки, несомненно, служившие обкладками какого-то предмета. Обе они сильно повреждены (размеры полностью сохранившейся пластинки 9,5×5,5 см). На одной из них — тисненое изображение человеческого лица и кружков, обрамленных псевдозернью. На другом — веревочный орнамент и буквенные знаки одной из разновидностей семитского (как предполагают, арамейского) письма.
Монеты и эпиграфические памятники. Монеты, обращавшиеся в Колхиде, обрисованы выше. Эпиграфических памятников этого времени в Колхиде обнаружено немного. Можно отметить надпись на перстне (см. выше). На Эшерском городище обнаружены несколько фрагментов бронзовой плиты с греческой надписью, датируемой концом IV в. до н. э. (Шамба Г.К., 1980, с. 54). На стене предвратного сооружения в Вани начертана вертикальная греческая надпись αρ ω ανασα, которую расшифровывают следующим образом: άράομαι ώ άνασσα («молю (тебе) владычица»). Датируется она IV–III вв. до н. э. Невдалеке обнаружены две надписи — горизонтальные, справа налево, т. е. криптограммы. Они обе читаются: Άρσανς. В них видят имя строителя ворот (Каухчишвили Т.С., 1967б).
Можно думать, что в IV–I вв. до н. э. Колхида прошла сложный путь. Дальнейшее развитие общественных отношений способствовало усилению классовой дифференциации, социальных противоречий, укреплению государственности. С конца IV в. до н. э. Колхида входит в обширную зону периферийных государств эллинистического мира, сохранявших свою самобытность в социальной и политической сфере, но подвергавшихся значительному культурному влиянию со стороны собственно эллинистических государств. Контакты (политические, экономические, культурные) с эллинистическим миром способствовали ускорению развития общества. Вместе с тем вовлечение в «большую» международную политику в конечном итоге оказалось пагубным для Колхиды. Восточные районы ее попали под влияние Иберии (не только культурное, но, видимо, и политическое), а приморские были включены сначала в состав державы Митридата VI Понтийского, а затем и Рима.
Еще на рубеже II–I вв. до н. э. большая часть Колхиды вошла в состав Понтийского царства (Лордкипанидзе Г.А., 1970), но после окончательного поражения Митридата VI Евпатора, нанесенного ему римлянами (63 г. до н. э.), Колхида становится зависимой от Рима (Меликишвили Г.А., 1959, с. 331–333; Ломоури Н.Ю., 1968). Начинается новый этап в истории страны и развитии ее материальной культуры (см. рис. 1).
С установлением римского политического влияния на колхидском побережье Черного моря строятся римские крепости для постоянных гарнизонов, появившихся в Колхиде не ранее 80-х годов I в. н. э., после размещения императором Веспасианом двух легионов — XII Фульминанта и XV Аполлинарис в Каппадокии, командованию которых подчинялись и гарнизоны Колхиды (Левкинадзе В.А., 1965).
Первые века н. э. в то же время — период образования новых местных политических единиц, среди которых ведущее место занимало Лазское царство, позже (с IV в. н. э.), распространившее свое политическое влияние почти на всю западную Грузию — древнюю Колхиду (Меликишвили Г.А., 1959, с. 363–390; Ломоури Н.Ю. 1968). IV в. н. э. является поворотным в истории Колхиды. В это время основная часть римских гарнизонов была эвакуирована.
Источники. Важнейший источник для римского периода истории Колхиды — сочинение Флавия Арриана «Перипл Понта Евксинского», значение которого определяется тем, что в нем сообщаются сведения о приморских городах Колхиды, собранные римским администратором во время посещения этих мест (см.: Инадзе М.П., 1968, с. 90 сл.). Некоторые сведения содержатся и у ряда других авторов римского времени: Плиния, Клавдия, Птолемея, Иосифа Флавия (Инадзе М.П., 1968, с. 86 сл.). Значительную ценность имеют материалы авторов позднеантичного и ранневизантийского времени: Зосимы, Аммиана Марцеллина, Прокопия Кесарийского (Инадзе М.П., 1968, с. 227 сл.). Некоторую крайне отрывочную информацию содержат немногие, как правило, плохо сохранившиеся эпиграфические памятники. Археологические материалы получены главным образом из раскопок римских укрепленных пунктов на колхидском побережье: Себастополиса (бывшей Диоскурии), Питиунта и др. Для глубинных районов основные археологические материалы дала серия богатых погребений или «кладов» (большей частью также являющихся погребальными комплексами) в различных областях Колхиды: в Клдеети (Ломтатидзе Г.А., 1957), Тагилони (Амиранашвили А.И., 1935), Саргвеши (Tschubinaschwili G., 1925), Гонио (Лордкипанидзе О.Д., Микеладзе Т.К., Хахутайшвили Д.А., 1980), Цихисдзири (Хоштариа Н.В., 1962) и др. Однако подробная характеристика материальной культуры местного населения Колхиды первых веков нашей эры затрудняется из-за скудности археологического материала. Поселения еще не раскопаны. «Клады» и погребения лишь в редких случаях были исследованы регулярными раскопками. Тем не менее, можно судить о погребальных обрядах и отдельных видах материальной культуры.
Поселения. Фортификация. Архитектура. На территории Колхиды в первые века нашей эры исследовались только населенные пункты, где стояли римские гарнизоны. Самой южной римской крепостью, расположенной на колхидском побережье, был Апсар — у устья р. Чорох на месте современного с. Гонио, где сохранилась монументальная крепость площадью 4,7 га с 18 башнями и прямоугольной планировкой. Некоторые исследователи (Левкинадзе В.А., 1961) выделяют два основных строительных слоя: I–II вв. и IV–VI вв. н. э. При разведочных археологических раскопках как на территории самой крепости, так и за ее пределами были обнаружены сильно перемешанные культурные слои, содержащие наряду со средневековыми остатками многочисленные фрагменты краснолаковой керамики, амфор и других изделий I–IV вв. н. э. (Гзелишвили И.А., Хахутайшвили Д.А., 1964).
Не найдены еще римские крепости, описанные Аррианом в 134 г. в Фасисе и Себастополисе (на месте древней Диоскурии). Однако остатки более поздних крепостных сооружений Себастополиса открыты в Сухуми на самом берегу моря (Шервашидзе Л.А., Соловьев Л.Н., 1960; Апакидзе А.М., Лордкипанидзе О.Д., 1963; Трапш М.М., 1969, с. 285–362).
Наиболее древними являются остатки кастеллы, от которой фиксируется лишь северо-восточная стена (так как остальная часть сооружения погружена в море). Эта стена (укрепленная позднее пятью контрфорсами и двумя башнями) имела толщину 2,4 м и была построена так называемой «смешанной» кладкой: сложена из голыша на известковом растворе с использованием кирпича, образующего в основном двурядный пояс. Однако в углах прослеживается и пояс из четырех рядов кирпича. Большая часть стены в плане вырисовывается как прямой отрезок, лишь в своем северо-западном конце она закругляется. По реконструкции В.А. Левкинадзе эта кастелла, построенная в конце II или III в., имела параллелограммовидную планировку с закругленными углами. Ее площадь равнялась приблизительно 0,6–0,8 га — соответственно размерам римской нумериальной кастеллы — и была рассчитана примерно на двести солдат. Позднее (конец III–IV в.) на том же месте строится новая римская кастелла площадью 2,0–2,5 га (Левкинадзе В.А., 1966). В 2 км от описанных кастелл обнаружена квадратной формы башня (внутри 5,40×5,47 м, снаружи 6,30×6,45 м), стены которой (толщиной 0,90 м) возведены прямо на грунте из булыжных камней на известковом растворе с морским песком и гравием, местами с включением толченой керамики и обломков черепиц. Судя по археологическим материалам из раскопок внутреннего пространства, башня была построена не ранее последней четверти II в. н. э. и продолжала функционировать в III и IV вв. н. э., контролируя территории на подступах описанных выше кастелл (Трапш М.М., 1969, с. 313–317).
Из римских крепостей в Колхиде наиболее полно изучен древний Питиунт — на месте нынешней Пицунды. Многолетние раскопки выявили (Великий Питиунт, I–III) целый ряд оборонительных, административных, культовых и жилых сооружений в Пицунде и ее окрестностях. Отдельные и незначительные находки (главным образом керамические) относятся еще к I в. н. э. Однако строительство римской крепости следует отнести, по археологическим данным, ко времени не ранее середины II в. н. э. (что подтверждается и указаниями письменных источников: Арриан в 134 г. н. э. еще не упоминает Питиунт). Основные сооружения древнего Питиунта состояли из двух частей — прямоугольной в плане кастеллы и примыкающей к ней канабы, также окруженной оборонительной стеной и башнями. Кастелла площадью 150×130 м, рассчитанная примерно для одной когорты (500 легионеров), была построена во II–III вв. н. э., но затем в IV–V вв. несколько перестроена и даже расширена за счет канабы. Стены толщиной 3,00-3,20 м выложены из конгломерата на известковом растворе. Они укреплены четырехугольными многогранными и полукруглыми башнями. Входные ворота в кастеллу зафиксированы в восточной оборонительной стене. Ворота фланкировались двумя башнями весьма своеобразной формы: их лобовая массивная часть снаружи закруглена, а внутренняя — в плане прямоугольная. Внутри кастеллы открыты сооружения, наиболее важное из которых (преторий) состоит из ряда частей (Левкинадзе В.А., 1968).
С восточной стороны к кастелле примыкало поселение (канабе), возникшее, по археологическим данным, не ранее второй половины II в. Этот гражданский посад был обнесен крепостной стеной с башнями, составлявшей вместе с реставрированной кастеллой единую фортификационную систему. Однако первоначально канабе была, несомненно, изолирована от кастеллы, о чем свидетельствуют наличие вышеописанных двух башен у восточной стены кастеллы, обращенных к канабе, и др. данные (Апакидзе А.М., 1978, с. 62–63). Большинство сооружений, раскопанных на территории поселения, датируются IV–VI вв. (в том числе и христианские базилики с мозаичными полами). К III–IV вв. относятся канализационная система и баня, занимавшая площадь примерно 260 кв. м. Подобно малым римским термам, баня имела пять отделений: аподитерий, фригидарий, тепидарий, калдарий и топочное отделение (Толордава В.А., 1977б).
Отдельные оборонительные сооружения — крепостная стена и круглая башня, входившие в единую фортификационную систему, — обнаружены в окрестностях Пицунды у оз. Инкит (Лордкипанидзе О.Д., 1965; Апакидзе А.М., 1978, с. 48–49).
Хозяйство. Видимо, основой экономики Колхиды в первых веках нашей эры, как и ранее, продолжало оставаться сельское хозяйство. Вместе с тем можно думать, что появляются новые сельскохозяйственные культуры. При раскопках Питиунты были обнаружены, в частности, зерна риса. В Себастополисе найдена ручная каменная круглая мельница обычного античного типа (Воронов Ю.Н., 1980, с. 92). О значении рыболовства свидетельствуют находки рыболовных крючков и рыбозасолочных ванн (Инадзе М.П., 1968, с. 258). Видимо, определенную роль играли садоводство и виноградарство, а также животноводство (там же). Приморские города были важными ремесленными центрами. Большая печь для обжига кирпичей или черепиц найдена при раскопках Себастополиса (Сухуми). Считается, что в одной такой печи одновременно могло обжигаться не менее 1000 штук кирпичей или черепицы (Воронов Ю.Н., 1980, с. 91; Инадзе М.П., 1968, с. 256–257). Керамическая печь обнаружена и в Питиунте (там же). Бесспорно, что в ряде приморских городов Колхиды существовало производство не только керамических строительных материалов, но и керамической тары. Предполагается даже, что здесь изготовляли и краснолаковую керамику (Инадзе М.П., 1968, с. 257). Не исключено наличие в Питиунте мастерских, выпускавших стеклянную посуду и металлические украшения (Инадзе М.П., 1968, с. 258). Видимо, здесь знали металлургию и металлообработку (Воронов Ю.Н., 1980, с. 91). Бесспорным является существование мастеров-каменотесов: в Себастополисе, в частности, найдены орудия их труда (там же). Не подлежит сомнению наличие деревообрабатывающего и косторезного ремесел.
Экономическое влияние римских приморских центров, однако, ограничивалось только районами, непосредственно примыкавшими к побережью. В глубине Колхиды было довольно ощутимо иберийское (восточногрузинское) экономическое, политическое и культурное влияние. Это своеобразное положение иллюстрируется и нумизматическими данными (Голенко К.В., 1964; Дундуа Г.Ф., 1975; 1979а). В I–III вв. н. э. на территории древней Колхиды вырисовываются две обособленные области, в которых основу денежного обращения составляли разные монетные единицы. В приморской полосе, на территории римских крепостей и в соседних с ними районах, с конца I и во II в. обращались кесарийские монеты, поступавшие, как полагают, из Трапезунта, игравшего важную роль в снабжении римских гарнизонов закавказских городов. Однако на внутреннем рынке медные монеты не имели хождения, а обращались дидрахмы и денарии. С конца II в. в монетную циркуляцию внутренних районов включаются денарии общеимперского типа. В то же время в восточных районах Колхиды основу денежного обращения составляли императорские медные монеты, которые, как полагают, проникали из соседней Иберии.
В приморские районы Колхиды попадали товары из различных центров Южного побережья Черного моря, в первую очередь, видимо, из Синопы. Достаточно широко представлены обломки светлоглиняных узкогорлых амфор южнопонтийского происхождения, а также — херсонесских, боспорских, синопских, италийских и других центров (Бердзенишвили К.И., Путуридзе Р.В., 1975). Весьма разнообразна и краснолаковая керамика II–III вв. н. э. (миски, чаши, блюда, тарелки, кубки, одноручные и двуручные кувшины). Особо следует отметить многочисленные обломки блюд овальной формы с округлыми стенками, горизонтально отогнутым краем и плоскими ручками. Края и ручки блюд украшены рельефными изображениями (сцены охоты, цапля, дельфин, рак, рыбы, канфар, растительный орнамент). В качестве украшений встречаются также бугорки и рубчики (Лордкипанидзе О.Д., 1962; Апакидзе А.М., Лордкипанидзе О.Д., 1963; Путуридзе Р.В., 1965). Привозные керамические изделия (краснолаковая посуда, амфоры), столь характерные для приморской полосы этого времени, во внутренних областях Колхиды еще не обнаружены. С I в. распространяется привозная стеклянная посуда, хотя во II–III вв. н. э. во внутренних районах она все еще малочисленна: несколько бальзамариев и колбообразных флаконов найдено в богатых погребениях Клдеети (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 23–24).
Орудия труда и оружие. Орудий труда при раскопках найдено немного. Наиболее обычны железные топоры и согнутые, серповидные ножи. В Цебельдинской долине найдена железная мотыга, повторяющая формы мотыг более раннего времени (Воронов Ю.Н., 1980, рис. 23, 8), в Себастополисе — железное долотовидное орудие (видимо, принадлежавшее каменотесу) с четырехгранным стержнем и широкой рабочей частью (там же, с. 91). Оружие включает: мечи (длинные, двулезвийные, с узким навершием для рукояти), кинжалы (с кольцевидными навершиями — так называемого «сарматского типа»), наконечники копий (с листовидным удлиненным пером с продольным ребром и конусовидной втулкой), боевые топоры (традиционной формы), наконечники стрел (железные трехлопастные, черешковые). Засвидетельствованы находки фрагментов шлема, бронзовых и железных кольчуг, круглых, овальных и многоугольных щитов (римского типа с железным умбоном).
Керамика. Большим разнообразием отличаются амфоры I в., а особенно II–III вв. н. э. Широко распространены красно- и коричневоглиняные амфоры удлиненных пропорций с перехватом в средней части, считающиеся местным, колхидским, типом амфор. Керамика других типов однообразна. Наиболее типичны: одноручные и двуручные кувшины (часто с трегубым венчиком), кубышки и небольшие миски на высоких поддонах, вазы в форме усеченного конуса на высоких полых поддонах (также в форме усеченного конуса), одноручные горшки, пифосы и другие хозяйственные сосуды (дерги). Наряду с этими общими формами засвидетельствованы кувшинчик с раздвоенным туловом и трегубым венчиком, канфарообразные миски и др.
Бытовая утварь. Естественно, что самую важную роль среди бытовой утвари играет керамика. Кроме керамики, распространена была в приморских районах стеклянная посуда.
В богатых погребениях и «кладах» весьма часто находят металлические сосуды, большей частью привозные или изготовленные на месте по античным образцам: каннелированные золотая фиала (Гонио) и серебряные кубки (Тагилони, Бандза), различные серебряные кубки с богато декорированной поверхностью, на литых ножках (Хаиши, Тагилони, Саргвеши), серебряные орнаментированные литые блюда и тарелки (Тагилони), серебряное блюдо с центральным медальоном, изображающим Тихе-Фортуну (Цихисдзири), серебряная фиала с черновой инкрустацией (Квашхиети), украшенная рельефным изображением юноши в восточном одеянии и фригийским шлеме, ручка от серебряного канфарообразного сосуда (Цихисдзири) и др. (Мачабели К.Р., 1976). Кроме того, среди находок встречались бронзовые и костяные ложечки (Воронов Ю.Н., 1980, рис. 20). Часть глиняных светильников производилась на месте. Особенно интересен светильник из местной глины с греческой надписью: «Соверши поклонение Гермесу-Меркурию ради спасения» (Воронов Ю.Н., 1980, с. 92).
Украшения. Украшения достаточно разнообразны: золотые (часто декорированные вставками из разноцветных камней, стекла или пасты), серебряные и бронзовые. Наиболее характерны одночленные подвязные фибулы с верхней тетивой (плоской, круглой или квадратной в сечении). Такие бронзовые фибулы, датированные II–III вв. (Анхазава Н.И., 1979, с. 9), найдены в Чхороцку, Лия, Дзеври, а золотые (украшенные цветными вставками) — в Клдеети.
Золотые украшения представлены серьгами в виде виноградных гроздьев, браслетами с перевязанными и несомкнутыми концами (Путуридзе Р.В., 1959, с. 79–86). Разнообразны и перстни-печати, среди которых выделяют как привозные, так и местные изделия (Лордкипанидзе М.Н., 1961). Особенно разнообразны многочисленные предметы украшения одежды и головного убора. Среди них выделяются сложные золотые бляхи, составленные из украшенных цветными камнями и зернью прямоугольных пластинок, увенчанных одним или двумя треугольниками, на которых припаяны изображения птиц или животных. На нижней части пластинок — круглые золотые пластинчатые подвески (Ломтатидзе Г.А., 1957, с. 30–36; Лордкипанидзе О.Д., Микеладзе Т.К., Хахутайшвили Д.А., 1980).
Погребальные памятники и обряд захоронения. К югу и западу от оборонительных стен канабы Питиунта обнаружен довольно обширный могильник, частично разрушенный в средневековый период. Основным типом погребения были грунтовые погребения, в которых для III–IV вв. н. э. зафиксированы скорченные захоронения, возможно, в деревянных гробах. Встречаются и захоронения в амфорах — как ингумационные, так и кремационные. Зафиксировано наличие гробниц, выложенных морским конгломератом на известковом растворе или глиняными плитами. Погребальный инвентарь немногочислен (Апакидзе А.М., 1978, с. 50–51).
Погребальные обряды местного населения первых веков нашей эры отличаются некоторым разнообразием. Наиболее распространены грунтовые погребения, в которых костяки встречаются как в согнутом или скорченном, так и в вытянутом положении (Путуридзе Р.В., 1959). В с. Лия (по среднему течению р. Ингури) зафиксированы грунтовые погребения с каменной насыпью, обложенные вокруг булыжником. Покойники лежали в вытянутом положении на спине. Каждое погребение содержало несколько (2–4) глиняных сосудов. В женских погребениях преобладают украшения, а в мужских — оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий, ножи). В обоих случаях встречаются фибулы и поясные бляхи. В мужских погребениях найдены серебряные римские монеты I–II вв. н. э. (Цитланадзе Л.Г., 1973). Эти погребения принадлежали среднему слою местного общества. Богатые грунтовые погребения II–III вв. н. э. раскопаны в с. Клдеети на восточной окраине западной Грузии (находившегося, как предполагают, под политическим влиянием Иберии). Покойники захоронены в грунтовых ямах, без каких-либо сооружений. Погребения засыпаны кучей крупных камней и валунов. Покойников укладывали на боку, головой к западу, с согнутыми конечностями. Зафиксированы погребения с конем и собакой, а в одном случае — кости мелких домашних животных (остатки мясной пищи). Погребальный инвентарь довольно богат и разнообразен: золотые, серебряные и бронзовые украшения с цветными вставками (бляхи, фибулы, пряжки, перстни), глиняная металлическая и стеклянная посуда, железное оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий и др.), монеты (Ломтатидзе Г.А., 1957).
Наряду с грунтовыми погребениями в различных областях существуют и другие виды погребений: каменные ящики (в горных районах — с. Брили, Шошети), захоронения в пифосах (с. Бандза, Дзвери, Сайрхе), продолжающие традиции кувшинных погребений (Путуридзе Р.В., 1959, с. 67; Надирадзе Д.Ш., 1975, с. 128–130).
В с. Чхороцку (на берегу р. Очхамури — левого притока р. Хоби) засвидетельствована кремация покойников с захоронением пепла вместе с предметами в урнах (Хоштариа Н.В., 1941). Эти погребения датируются II–III вв. н. э. Этим же временем датируются ранние погребения так называемой цебельдинской культуры (на территории нынешней Абхазии, в ущелье р. Кодори), достигшей наивысшего расцвета в V–VII вв. Здесь засвидетельствованы грунтовые погребения — как ингумационные, так и кремационные (Трапш М.М., 1971; Шамба Г.К., 1970; Гумба М.М., 1978; Воронов Ю.Н., 1975).
Религиозные верования. Важнейшее явление в религиозной сфере в рассматриваемое время — постепенное распространение христианства в Колхиде. Вместе с тем на протяжении всего периода существовали как древние местные верования (свидетельством чего, например, является обнаруженная в Питиунте итифаллическая фигурка «рыболова» или терракотовая местная статуэтка с лентовидной налепной полосой через правое плечо и лепешкой в руке из Сухуми), так и чисто греко-римские представления, распространенные среди гарнизонов римских укреплений (свидетельством чего является уже упомянутый светильник, связанный с культом Гермеса). Распространяется христианство первоначально в прибрежных районах. Крупнейшим центром его становится Питиунт, епископ которого принимает участие в первом Вселенском соборе. Из приморских центров христианство проникает и к ближайшим племенам. В Цебельдинской долине, в частности, в погребении обнаружен нательный крест из тонкого золота. Кроме того, необходимо отметить, что здесь же распространяются привозные стеклянные и глиняные сосуды с изображением креста (Инадзе М.П., 1968, с. 262–263).
Предметы искусства. Находки произведений искусства на территории Колхиды пока не значительны. Наиболее яркие из них сделаны в Питиунте. Особо необходимо отметить мозаичные полы в одном из храмов. Представляется, что более справедливо мнение тех исследователей, которые считают, что эта мозаика (изображения тритона, рыб, дельфинов, геометрический орнамент) относится ко второй половине IV в. н. э. и имеет близкие аналогии в мозаиках Антиохии на Оронте (Мацулевич Л.А., 1956). Явные черты позднеантичного периферийного искусства несет известняковый бюст женщины, поднятый в море возле Сухуми (Воронов Ю.Н., 1980, с. 78). Широко распространена художественная рельефная керамика, особенно интересен светильник с изображением трех граций. Достаточно широко представлены, особенно в глубинных районах Колхиды, произведения торевтики (см. выше).
Эпиграфические находки. Эпиграфические памятники чрезвычайно ограниченны. Особенно важен фрагмент известняковой плиты с остатками латинской надписи, буквы которой глубоко врезаны в камень и окрашены в красный цвет. В надписи сохранились часть имени императора Адриана, часть имени и титула (легат) Флавия Арриана (Ельницкий Л.А., 1964, с. 138–140). Важна посвятительная мозаичная надпись из Питиунта, видимо, датируемая IV в. н. э. На некоторых местных (по производству) кирпичах и черепицах также имеются надписи; встречены граффити на сосудах (Инадзе М.П., 1968, с. 248; Воронов Ю.Н., 1980, с. 81). О местном светильнике с греческой надписью мы писали выше.
Установление римского контроля над побережьем Колхиды имело далеко идущие последствия. Одним из них было превращение небольших приморских городов в типичные римские пограничные населенные пункты со всеми чертами римской провинциальной культуры. С другой стороны, на месте Колхидского царства возникло несколько мелких «варварских» государственных образований, в той или иной степени зависимых от Рима и подверженных влиянию античной культуры. Одновременно усиливались (намечавшиеся еще в прошлом историческом периоде) процессы культурного расчленения Колхиды. Восточные, глубинные, районы ее и экономически, и политически, и культурно оказались более тесно связанными с Иберией, чем с приморскими центрами.
Глава пятаяЮжное Закавказье
Крушение Ахеменидской державы создало необходимые условия для образования независимого армянского государства Еруандидов, в состав которого вошли все земли Армянского нагорья. Вскоре Армения попала под влияние Селевкидов, пытавшихся окончательно подчинить ее себе. В первой половине III в. до н. э. страна раскололась на две части. На западе образовалось объединенное царство Софены и Коммагены. Поражение селевкидского царя Антиоха III в битве при Магнезии позволило Арташесу I — основателю новой династии — провозгласить независимость страны, снова объединить все армянские земли и заложить основы политического и социально-экономического подъема. При Тигране II Армения стала державой, игравшей важную роль в системе эллинистических государств Передней Азии. Римское вмешательство положило конец политической мощи Армянского государства, но оно продолжало сохранять свою независимость. Независимость была утрачена в конце I в. до н. э. Династия Арташесидов перестала существовать (см. рис. 3).
Источники. Число письменных источников, позволяющее обрисовать историю страны в рассматриваемое время, значительно возросло по сравнению с предшествующим периодом. Это преимущественно греко-римские авторы: Полибий, Диодор, Помпей Трог, Дион Кассий, Аппиан, Арриан, Плутарх и др. У них имеется обширная информация по политической, социально-экономической и культурной истории страны. Новым видом источников для Армении рассматриваемого времени являются лапидарные надписи армянских царей, составленные на арамейском и греческом языках. Интересную информацию можно почерпнуть из «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци и других армянских историков раннего средневековья. Важнейшую роль играют археологические материалы, полученные при раскопках Гарни, Армавира, Арташата и других центров древней Армении.
Поселения. Термин «урбанистический взрыв», характеризующий явление, распространенное в обширных районах Передней Азии в эллинистический период, применим и к Армении. Сочетание результатов археологических исследований и данных письменных источников позволяет выявить облик многих городов Армении эллинистического времени.
Армавир. В основном раскапывалась цитадель. Собственно город изучен хуже (Аракелян Б.Н., 1969). Он был вытянут в западном направлении, занимая пространство между Армавирским холмом и его отрогами на востоке, руслом р. Араке на юге и восточным краем норармавирских холмов на западе. Северная граница определяется с трудом, но она не могла располагаться слишком далеко от Армавирского холма. К югу от холма находился культовый комплекс города, возможно, включавший платановую рощу, служившую прорицалищем (Мовсес Хоренаци. История Армении, I, 20). Наличие здесь греческих надписей конца III в. до н. э. подтверждает это предположение. На западной окраине эллинистического города были обнаружены каменные основания жилищ (Мартиросян А.А., 1974, с. 58–69). Первичные данные позволяют говорить об их прямоугольном плане, что вполне соответствует планировке жилищ эллинистического времени на западном участке цитадели Армавира. Таким образом, мы получаем первые, но самые общие сведения об архитектуре городских строений. Обращают на себя внимание пристроенные к стенам жилищ отопительные очаги-камины, напоминающие очаги в поселении эллинистического времени Карчахпюр на юге Севана (Карапетян И.А., 1979, с. 505) и камины эллинистического города в Ай-Хануме (Афганистан) (Bernard Р., 1973, табл. 83в, 84а, в). Здесь же была обнаружена виноградная давильня домашнего пользования (Кочарян Г.Г., 1978).
Аршамашат. Точное местонахождение города было определено археологическими раскопками, произведенными в связи со строительством Кебанской плотины на Евфрате. Цитадель была локализована на холме Шимшат-Калеси у самого берега Восточного Евфрата (Арацани), близ селения Хараба, между Элязыгом и Палу (Ögün В., 1971, с. 43–44; 1972, с. 77–78). Холм, господствующий над равниной по обеим сторонам реки, ввиду своей стратегически выгодной позиции вполне мог служить местом для цитадели такого эллинистического города, каким являлся Аршамашат. Древнейшие слои холма были отнесены к хеттскому и урартскому времени, часть открытых на холме стен, вернее, их фундаментов, может быть датирована эллинистическим и римским периодами. Из строительных остатков, несомненно эллинистического времени, особого внимания заслуживают остатки прямоугольной в плане башни оборонительной стены цитадели.
Еруандашат. Местоположение его долгое время являлось предметом споров. Хотя на предполагаемой территории города раскопки не производились, но вполне определенно устанавливается наличие развалин древнего города у слияния р. Араке с ее левобережным притоком Ахуряном, по левому берегу каждой из них (Аракелян Б.Н., 1965). Город расположен на двух террасах, одна — обширная — повыше, другая — пониже, вдоль реки; эта терраса значительно возвышается над уровнем реки. Создается впечатление, что здесь было две части города: нижняя и верхняя. Город был опоясан длинными крепостными стенами с башнями, следы которых видны во многих местах. Наблюдения показывают, что в черте города также имеется несколько толстых стен, параллельных руслу Аракса, деливших город на ряд участков — кварталов. Не исключена возможность, что возникновение этих кварталов связано с переселениями жителей эллинистических городов, предпринятыми при Тигране II и Артавазде II, из соседних стран.
Арташат. Хотя собственно территория города в общем не оказалась затронутой раскопками, работы в цитадели и в некрополях города позволяют определить границы его территории: древний город тянулся в основном к востоку и северо-востоку от хорвирабских холмов, образовывавших в древности цитадель. Его южную границу составляла р. Араке, восточная доходила до теперешнего селения Лусарат и до пашен селения Нор-Кянк, северо-восточная — до селения Покр-Веди (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 59). К западу от цитадели застройка отсутствовала из-за болотистой местности. Здесь на имеющихся возвышенностях зафиксированы погребения, современные существованию города и составлявшие отдельный некрополь. Зафиксированы еще два некрополя — восточный и юго-восточный, простиравшиеся на довольно большое расстояние (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 59).
Ряд данных позволяет утверждать, что древнеармянские города были основаны по всем правилам эллинистического градостроительства. Артаксата-Арташат, например, был назван по имени царя-основателя, построен при помощи синойкизма (Кркяшарян С.М., 1970; Саркисян Г.Х., 1960, с. 69–70). Для армянских городов этого времени характерна регулярная планировка, типичная для эллинистического времени. Однако вполне возможно, что здесь сказывались и урартские традиции, поскольку некоторые урартские города (например, Зернакитепе) также имели регулярную планировку. Они состояли из цитадели, собственно города и, возможно, полусельского пригорода (Кошеленко Г.А., Акопян А., 1978, с. 6). В некоторых городах (например, Еруандашат) существовала система отдельных районов со своей особой планировкой, что характерно для больших селевкидских городов (например, Антиохии на Оронте). Встречается в Армении и система, зафиксированная в ранней Парфии: сочетание собственно города и рядом расположенной царской цитадели (Кошеленко Г.А., Акопян А., 1978, с. 6). Города Армении являлись политическими, экономическими и культурными центрами страны.
Наряду с городами началось археологическое изучение поселений эллинистического времени, так называемых «аванов», древне армянских источников. Один из них, по всей вероятности, упоминаемый в «Истории Армении» (II, 46) Мовсеса Хоренаци — Еруандаван, находится на левом берегу р. Ахурян к югу от современного г. Ленинакан. Поселение занимает площадь около 4 га, расположено на плоской возвышенности, огибаемой неглубокими ручьями (Караханян Г.О., Тер-Мартиросов Ф.И., 1978, с. 506–507). Обращают на себя внимание культовые, по всей вероятности, комплексы с вымосткой из плит и каменным алтарем на ней, с каменными базами под деревянными колоннами. Большое значение имеют производственные комплексы, судя по находкам, стеклоделательные и металлообрабатывающие мастерские. К северу был обнаружен могильник эллинистического времени.
Второе поселение находится на южном берегу оз. Севан, около современной дер. Карчахпюр (Карапетян И.А., 1977, с. 500; 1979). Поселение защищено оборонительной стеной, сложенной из больших грубо обработанных камней. Внутри поселения раскрыт ряд прямоугольных в плане жилищ с хорошо прослеживаемыми проходами и связывающими их между собой коридорами. Особый интерес представляет большое прямоугольное помещение с четырьмя базами в середине под деревянными колоннами, поддерживающими шатрообразно-уступчатое перекрытие, образец армянского народного дома — глхатуна (Карапетян И.А., 1979). За крепостной стеной, на возвышенности с юга, находился некрополь. Археологический материал указывает на развитость земледелия и рыболовства.
Фортификация (табл. XXX, XXXI). В более ранних городах (Армавир) использовались оборонительные сооружения урартского времени. Как известно, эти сооружения приспособлены к особенностям рельефа. Они местами состояли из двух рядов стен, имели хорошо защищенный вход, были снабжены прямоугольными контрфорсами, мощными угловыми башнями. Цитадель Армавира была сравнительно уязвима с северо-западной стороны. Здесь в эллинистическое время была воздвигнута почти полукруглая в плане башня, от которой остался нижний ряд кладки с характерными углублениями в виде ласточкина хвоста для специальных скреп, пригонявших квадры друг к другу.
Город Арташат, согласно письменным источникам, находился на полуострове, защищенном с трех сторон водами Аракса и Мецамора, а с четвертой, где находился перешеек, — рвом и валом. Хотя обе реки, довольно глубокие, и могли служить естественной защитой города, он был обведен мощными оборонительными стенами, идущими вдоль водных преград. Археологические раскопки подтвердили данные письменных источников. Установлено, что многочисленные холмы, входившие в состав цитадели, были также включены в общую систему оборонительных сооружений (Аракелян Б.Н., 1975, с. 14). Крепостные стены, опоясывавшие каждый холм в отдельности, были связаны между собой узкими коридорами, которые защищались высокими стенами, расположенными на седловинах между холмами. Как правило, стены были оснащены выступами — контрфорсами и башнями, прямоугольными (Аршамашат) или полукруглыми. Укреплялись не только города, но и некоторые небольшие поселения (Карчахпюр). Толщина каменных стен достигала 2–2,5 м.
Застройка. Строительная техника.Раскопки Армавира не выявили каких-нибудь монументальных зданий эллинистического времени. Здесь зафиксировано использование урартских зданий, в некоторых случаях слегка переделанных, в эллинистическое время. Два больших здания урартского времени были раскопаны на восточном склоне холма. У них общее направление (восток-запад), они примыкают к оборонительной стене: одна к южной, другая к северной. Разделены узким коридором. Большое здание состояло из пяти помещений, малое — из трех помещений. По всей вероятности, они служили царским дворцом армянских Еруандидов, правивших в Армавире с IV в. до н. э. до конца III в. до н. э. На вершине Армавирского холма уже в начале раскопок виднелись остатки большого здания, имевшего, по-видимому, исключительно важное значение. Это, по всей вероятности, храмовое здание урартского времени. Следы переделок послеурартского времени позволяют предположить, что храм продолжал существовать и действовать как таковой и в эллинистический период. Это, видимо, был храм Солнца и Луны (упоминаемый Мовсесом Хоренаци). К эллинистическому времени относятся остатки жилищ, раскрытых на западном конце цитадели, — прямоугольные в плане рядовые постройки. Наблюдается стремление приспособить их к древней урартской стене. Отдельно стоящие жилища замечены и ниже по склону. Раскопки Арташата также не выявили следов каких-нибудь монументальных зданий. Раскопки холмов I, V, VII, VIII выявили остатки жилищ, мастерских, помещений хозяйственного назначения и т. д. Остатки богатого дома были обнаружены на территории самого города, но пока не удалось выяснить его планировочные особенности. Некоторые сведения об архитектурных сооружениях Арташата имеются в письменных источниках (мосты, царские дворцы, тюрьма, храмы, монетный двор и т. д.).
Остается открытым вопрос о существовании в Арташате театра (Гоян Г., 1952, с. 165–166).
В письменных источниках содержатся важные данные о другом известном городе древней Армении — Тигранакерте. Аппиан, Плутарх и другие историки пишут о Тигранакерте как о большом, хорошо застроенном и богатом городе. Среди зданий, некогда украшавших город, особое место занимает театр. Не вызывает сомнения, что театр в Тигранакерте должен был быть построен по примеру эллинистических театров Малой Азии и Сирии.
Жилища исследованы еще недостаточно. Можно только отметить, что в тех случаях, когда они обнаружены, они имеют прямоугольную планировку. В одном случае зафиксировано сочетание в едином комплексе жилых и хозяйственных помещений (Армавир).
В эллинистическое время наблюдается дальнейшее развитие строительной техники. Наряду с традиционными строительными материалами применялись новые. Вошли в обиход новые приемы и способы строительства. Крепостные стены Армавира (башня эллинистического времени) и Арташата построены, как правило, из грубо обработанных камней; оборонительные сооружения Еруандашата сложены из необработанных камней, напоминающих памятники первобытнообщинного времени. Остатки прямоугольной в плане башни цитадели Аршамашата показывают, что она была воздвигнута из ровных рядов прямоугольных, хорошо обработанных камней средней величины. Хорошо обработанные блоки зафиксированы в Еруандакерте. Верхние ряды стен, во всяком случае в Армавире и Арташате, были выполнены из сырцового кирпича. Входившие в кладку стен каменные блоки скреплялись между собой металлическими или деревянными скрепами в форме ласточкина хвоста. Эта особенность строительной техники проникла в Армянское нагорье из западной части Малой Азии и стала повсеместно распространяться в эллинистическое время. Примеры такого способа крепления камней зафиксированы в Армавире, Хасанкале, Ташбуруне, Ани, Зернакитепе и т. д. (Тирацян Г.А., 1976). Жилые дома и другие здания, но не монументального облика построены из рваных камней на глиняном растворе. Верх стен был уложен из кирпича-сырца. Полы жилищ состояли из утрамбованной земли. Из гальки был сложен двор на западном участке цитадели Армавира. Здесь же обнаружены следы мозаичного пола, состоявшего из разной по цвету гальки. Стены домов более состоятельных людей, как это видно на примере остатков, обнаруженных на городской территории Арташата, были покрыты росписью и украшены хорошо профилированными архитектурными деталями из гипса. Перекрытие таких жилищ было плоским, оно состояло из деревянных балок и камыша. Начиная с I в. до н. э. все больше распространяется черепичное перекрытие, засвидетельствованное в Арташате. Здесь найдены солены и калиптеры малоазийского типа. Перекрытия целого ряда домов, а также зданий общественного значения покоились на колоннах, как правило, деревянных, о чем свидетельствуют многочисленные каменные базы. Они обнаружены в Арташате, в Еруандаване, Пайтакаране, Двине и Гарни. Эти торовидные базы восходят, по всей вероятности, к традициям древнеперсидской архитектуры (Пасаргады, Персеполь). В отличие от простых баз, имеющих форму неправильного квадрата, обнаруженных в Карчахпюре (Карапетян И.А., 1979), и тем более от баз аттического профиля, засвидетельствованных в Армении пока только в Гарни (храм) и Двине (случайная находка), они имеют квадратное основание, иногда ступенчатое, с плоской круглой подушкой (тор) под деревянным стволом колонны. Рассматриваемый тип баз встречается в эллинистический период на широкой территории, границы которой совпадают со сферой влияния ахеменидской культуры (Пичикян И.Р., 1978).
Хозяйство. Основой экономики Армении эллинистического времени являлось сельское хозяйство. О высоком уровне его упоминают древние авторы. Известно, что в Армении сеяли зерновые культуры, развивались виноградарство и виноделие (известны домашние давильни винограда в Карчахпюре, Двине, Каурашеке — см.: Кочарян Г.Г., 1978), садоводство. Большую роль играло животноводство, особенно в горных районах — на альпийских лугах. Высоко ценились армянские кони. О некоторых из ремесел — деревообделочном, ткачестве — можно говорить лишь в самой общей форме, так как имеющиеся данные явно недостаточны. О металлообработке, гончарном деле, обработке камня собран более богатый материал, позволяющий несколько подробнее охарактеризовать уровень их развития.
Обилие керамического материала в Армавире, разнообразие и устойчивость ведущих форм, типологическая связь с керамикой предшествующих эпох, главным образом с урартской и ахеменидской, его отличия от привозных форм указывают на то, что уже на рубеже IV–III вв. до н. э. в Армавире должно было начаться массовое производство керамики. Армавир является одним из первых центров производства керамики в Армении эллинистического времени (Тирацян Г.А., 1973а, с. 49–100). То же самое можно сказать о древнем Арташате с его поразительно богатым керамическим материалом. В эллинистическом слое холма VII найден гончарный ручной массивный круг из туфа (Хачатрян Ж.Д., 1978б, табл. I, 1). Здесь, по-видимому, было развито производство такого специфического вида городской керамики, как кровельная черепица, а также глазурованной керамики и стекла.
Обилие металлических изделий, прежде всего из железа, а также из бронзы и драгоценных металлов позволяет рассматривать города древней Армении как центры металлопроизводства. Остатки кузницы (наковальня и другие принадлежности) обнаружены на выровненном в эллинистическое время полу урартской комнаты, пристроенной к западной стене армавирской крепости с наружной стороны (Аракелян Б.Н., 1969, с. 166). Хорошо вырисовываются планы двух металлообрабатывающих мастерских на первом холме арташатской цитадели. Они состояли из трех отделений: одно для горна, второе для горючего и третье общее (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 4). Следы металлообрабатывающей мастерской выявлены и в малом поселении — Еруандаван (см. выше). Всестороннее использование камня в строительстве, хозяйстве и быту не оставляет сомнения в наличии каменщиков и каменотесов в рассматриваемое время. В слоях эллинистического периода встречается (изготавливавшаяся на месте) каменная посуда в виде чаши на расширяющейся книзу ножке. Два цельных сосуда известных из Гехадира (Котайкский район) и из Нагорного Карабаха (Хачатрян Ж.Д., 1966, рис. 2, 3). Многочисленные фрагменты таких сосудов были найдены в Гарни, Армавире, Ацаване, Севане. Изготовлены они из конгломерата или порфирита синевато-сероватого цвета часто с черными крапинками. Стенки чаш, а также ножки сглажены, отполированы. Их широкое распространение, главным образом в слоях древних поселений, не исключает возможность их применения в быту. Восходят они к урартским прототипам (Тирацян Г.А., 1968а). Видимо, уже в эллинистическое время было налажено производство стеклянных изделий (бусы, застежки, геммы, амулеты, видимо, некоторое количество посуды), развито ювелирное дело (см. ниже).
Города древней Армении известны по письменным источникам как центры торговли и обмена. Находки привозных предметов в Армавире и Арташате, а также в Гарни, Сисиане и т. д. наглядно демонстрируют существование торговых связей Армении с сопредельными и более далекими странами. Керамические находки, например, указывают на связи с городами западной Малой Азии, островами Эгеиды и даже с материковой Грецией, с Аттикой. Привозные сосуды служили главным образом тарой: малые сосуды — для перевозки благовоний и мазей, большие — для перевозки масла и вин. Малые сосуды представлены бальзамариями-унгвентариями, амфорисками и пиксидами. Чернолощеный бальзамарий III в. до н. э., найденный в Армавире, происходит, как и указанные сосуды, из одного из городов западной Малой Азии. Большие сосуды — это амфоры, клейменые и неклейменые. Клейменые ручки трех таких сосудов найдены в Арташате. Установлены их родосское происхождение и дата — конец III — начало I в. до н. э. Там же обнаружены обломки неклейменой амфоры, привезенной также из Родоса, датируемой концом I в. до н. э., обломки косских неклейменых амфор I в. до н. э. и хиосской (?) амфоры того же времени (Зардарян М.О., 1977). Очень важной представляется находка фрагмента чернолакового сосуда аттического происхождения в Аршамашате (Тирацян Г.А., 1976, с. 137). О торговых связях говорят и находки (хотя и редкие) монет. Родосская монета IV–III вв. до н. э. найдена в Армавире (Мушегян Х.А., 1975, с. 11). Удается установить вероятные пути проникновения указанных предметов. Эллинистический Тарс на киликийском побережье, южнопричерноморские колонии Синопа, Амис, Трапезунд — вот основные центры, через которые проходили каналы этих связей, а также и дорога во внутренние районы Малой Азии. Устанавливаются более или менее прочные связи с Сирией. Включение (на короткий период при Тигране II) Антиохии в состав Армянского царства не могло не способствовать усилению сношений Армении с этой страной. Сиро-финикийское стекло, предметы торевтики по торговым путям доставлялись в Армению. Стеклянные изделия происходят из эллинистических слоев Армавира и Арташата, а также из погребения Сисиана, Ошакана, Меградзора (сосуды финикийского стекла — алабастры, чаши и т. д.) (Хачатрян Ж.Д., 1975а). Известно, наконец, что торговые пути шли из Армении и Закавказья на Северный Кавказ и Приазовье. Страбон (XI, 5, 8), например, указывает на наличие караванной торговли индийскими и вавилонскими товарами, которые при посредничестве армян и мидян, с одной стороны, и аорсов, с другой стороны, поступали в Боспорское царство и Приазовье. Единственной пока и потому чрезвычайно важной археологической находкой, позволяющей говорить о связях Армении с Боспорским царством в эллинистический период, является бронзовый перстень с изображением армянского царя, найденный в Фанагории (Марченко И.Д., 1956, рис. 4, 16а).
Орудия труда. Оружие (табл. XXXII). Орудия труда, главным образом железные, дают определенное представление о хозяйственной деятельности населения Армении эллинистического времени (Зинджирджян В.К., 1978а, б). Известны мотыги, найденные в Арташате, нижняя рабочая часть которых широкая, верхняя — с изогнутыми краями — предназначалась для прикрепления древка. Лопата с широкой нижней частью и глубокими пазами в рукавах — для прикрепления древка — была найдена в Армавире. Серпы засвидетельствованы в эллинистических слоях Армавира. Они имеют характерную изогнутую форму с узким выступом для насаждения деревянной рукоятки. Виноградарские ножи, имеющие хорошие аналогии среди материалов античного мира (Кругликова И.Т., 1975, рис. 84), найдены в Армавире и Арташате. Большой интерес представляют железные орудия из Армавира, Арташата и Гарни. Один конец их длинного стержня имеет топоровидное окончание, другой изогнут крючком. Вполне вероятно, что это орудие применялось для выпечки хлеба. Крючковидным концом хлеб извлекался из очага-тондыра, а топоровидным концом скребли дно и стенки очага. Особого внимания заслуживает напоминающий секиру железный предмет, найденный в нижних горизонтах эллинистического холма Армавира. По примеру аналогичных предметов из западной Грузии и Северного Причерноморья (Коридзе Д.П., 1965; Кругликова И.Т., 1975, рис. 88) его можно считать орудием для вырубания кустарников. Довольно богато представлены ножи, употреблявшиеся не только в домашнем хозяйстве, но и в отдельных ремеслах. Найденные топоры и тесла применялись не только в домашнем хозяйстве, но и деревообделочном ремесле. Большой интерес представляют тесло из Армавира с широкой рабочей частью и приспособлением для прикрепления ручки и зубило с рукоятью, найденное на первом холме Арташата.
Оружие Армении эллинистического периода разнообразно. Особенно богато представлены виды наступательного оружия. Наконечники копий относятся к двум основным типам. Один из них (существовавший еще в ахеменидское время) представляет наконечники с подтреугольным лезвием, широким у основания и постепенно сужающимся к концу. Все они имеют ярко выраженное серединное ребро и полую втулку. Из Арташата и Армавира происходят наконечники другого типа — тоже с подтреугольным лезвием и полой втулкой, но отличающиеся от первых тем, что их лезвие непосредственно продолжает втулку и напоминает кинжал (Тирацян Г.А., 1973а, рис. 7).
Раскопки Армавира и Арташата выявили также довольно большое количество разнотипных наконечников дротиков: с плоским подтреугольным лезвием без ребра и трубчатым обухом; двухперьевые наконечники с срединным ребром; стержневидные, суживающиеся к концу.
Найденные на территории Армении наконечники стрел эллинистического времени относятся к нескольким основным типам. Все они повторяют ранее существовавшие типы (некоторые даже с урартского времени) (Тирацян Г.А., 1971б, с. 226–227).
Трехлопастные черенковые стрелы эллинистического периода найдены в Армавире, Арташате, Кармир-блуре, Айгешате. Появление железных трехлопастных наконечников с черенком приходится на позднеассирийское время: они бытуют до первых веков н. э., а возможно, и позже. Листовидные железные наконечники стрел выявлены в Армавире, Арташате. Увеличивается количество четырехгранных наконечников стрел. Найденные в Гарни, Гехадире, Армавире, Арташате экземпляры хорошо датируются эллинистическим временем.
Мечей известно только два: из Арташата и Армавира — оба с односторонним острием. Более многочисленны кинжалы. Они имеют двустороннюю заточку и относятся к нескольким типам. Одной из редких, но интересных форм наступательного оружия является трезубец. Первый железный экземпляр трезубца случайно найден еще в 50-х годах в Гарни (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 14). Второй обнаружен в кургане раннеэллинистического времени в западной Армении — недалеко от Эрзерума, в Канберкее (Mellink М., 1966, с. 153).
Керамика (табл. XXXIII–XXV). Для изучения керамики Армении основные материалы дали раскопки Армавира (Аракелян Б.Н., 1969; Тирацян Г.А., 1971а; Карапетян И.А., 1971), Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976), Двина (Кочарян Г.Г., 1974а), Арташата, особенно первого холма его (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., Канецян А.Т., 1974), а также Гехадира, Ошакана, Ахбаша и некоторых пунктов западной Армении.
Обилие и разнообразие керамического материала позволяет приступить к работе по его систематизации и общей характеристике.
Древнеармянская керамика, например, Армавира засвидетельствована следующими видами: карасы или пифосы, горшки, кувшины, миски, тарелки, полушаровидные и полуяйцевидные кубки, чаши-фиалы, сосуды со сливообразным носиком, фляги, вазообразные сосуды, светильники и т. д.
Горшки. Форма их не претерпела каких-либо существенных изменений, начиная с периода железа вплоть до средневековья, что затрудняет их датировку. Кувшины встречаются разного размера и разной формы: с расширяющимся туловом, низкой шейкой и дугообразной, как правило, круглой в сечении ручкой, прикрепленной одним концом к краю венчика, а другим — к плечику. Сосуды отличаются друг от друга главным образом формой венчика, который бывает круглым, остроносым и в виде трилистника.
Кувшины с венчиком в виде трилистника засвидетельствованы на территории Армении в ахеменидское и эллинистическое время, но встречаются они и позже. Вероятно, часть подобных кувшинов восходит к урартским прототипам, но не исключена возможность также прямого или опосредствованного влияния греческих и эллинистических сосудов типа ойнохой.
Наряду с типичными для рассматриваемой эпохи образцами имеются сосуды, восходящие к прототипам (Урарту, раннеармянский период) или отражающие культурные отношения с древневосточным миром (Двуречье, ахеменидский Иран). В этом богатом и разнообразном материале вырисовывается группа керамики, выявляющая прямые или косвенные связи с античным миром (Тирацян Г.А., 1978б, с. 145–146): полушаровидные и полуяйцевидные кубки, кувшины с венчиком в виде трилистника, расписанные фляги и т. д. Ареал распространения упомянутых форм действительно очень велик — он охватывает большие регионы эллинистического мира. Такую общность трудно объяснить наличием одного-единственного центра, вырабатывавшего эти формы для всех периферийных районов.
Фигурная зооморфная керамика. Для керамики эллинистического времени Армении, как это видно на примере раскопок Армавира, характерными следует считать фигурные зооморфные сосуды, в целом ряде случаев представляющих собой ритоны. Были найдены протомы таких сосудов в виде барана, медвежонка, лошади. Эти сосуды напоминают, с одной стороны, зооморфные металлические сосуды ахеменидского времени, с другой стороны, — глиняные фигурные сосуды Малой Азии, в частности Каппадокии, дожившие чуть ли не до эллинистического времени. Фигурные сосуды-ритоны встречаются в рассматриваемое время также в соседнем Иране.
Черная и чернолощеная керамика. Черепки этой керамики украшены семячковидными углублениями, горизонтальными и вертикальными каннелюрами, зигзаговидными и концентрическими вдавлениями и врезными линиями. Они очень сходны с древнейшей керамикой эпохи железа, бронзы и даже ранней бронзы (прекрасным характерным образцом является сосуд в виде барана). Несмотря на данное обстоятельство, стратиграфические условия залегания этой керамики не позволяют сомневаться в ее датировке эллинистическим временем.
Поливная керамика. Находки глазурованной посуды урартского времени (Ошакан), эпохи железа (Айгеван) и даже бронзы (Лори) указывают на древние корни этой керамики, получившей особое развитие, как известно, в развитом средневековье. Поливная керамика представлена двуручными сосудами типа канфара (Армавир, Арташат), флягами (Арташат, Сисиан, Армавир), тарелками (Армавир, Арташат) и другими формами (Хачатрян Ж.Д., 1977а). Они все изготовлены из желтоватой или красноватой глины и покрыты голубовато-зеленой глазурью. Аналогичные сосуды засвидетельствованы в Иране.
Расписная керамика древней Армении представлена самыми разнообразными формами, многие из которых имеют точные параллели среди массовой нерасписной керамики Армении того же периода (Тирацян Г.А., 1965). Большая часть сосудов покрыта светлым ангобом (желтый, розовый, охристый, светло-коричневый), поверх которого наносилась роспись. В некоторых случаях роспись сделана прямо на поверхности глиняного сосуда, часто темноватого (серого, бурого) оттенка. Оттенки росписи разнообразны: это главным образом коричневые и красные, желтые, серые и даже черные цвета. Узоры, исполненные росписью, располагались по-разному: в зависимости от форм сосудов они покрывали внешнюю или внутреннюю поверхность сосуда, имеется несколько случаев двусторонней, внешней и внутренней, росписи. Орнаментальные мотивы в большинстве случаев носят геометрический характер: распространены прямые пояски, как правило, они нанесены в виде отдельных или параллельных горизонтальных линий. На флягах они образуют концентрические круги с крестообразным орнаментом в середине. В некоторых случаях пояски нанесены под самым венчиком с внутренней или внешней стороны. Прямые горизонтальные пояски встречаются также в сочетании с другими узорами. Следует упомянуть еще волнистые линии, спирали, а также орнаментальные мотивы более усложненного характера: горизонтальные полосы, заполненные сеткообразным орнаментом, ряды из двуцветных вписанных друг в друга треугольников, свободно выполненные пятилучевые звезды, ряд из примыкающих друг к другу ромбов, заштрихованных сеткой, и т. д. Встречается также растительный орнамент: гирлянды, листовидные узоры, завитки, стилизованное дерево или орнамент в виде елочки. В некоторых случаях имеются и зооморфные мотивы.
Орнаментальные мотивы и другие особенности этой керамики выявляют некоторые связи с расписной керамикой древнейшей и древней Передней Азии, Ирана, Урарту, Фригии, Армении и Закавказья. Особенно важными представляются конкретные связи с синхронной керамикой Малой Азии из позднефригийских слоев и рядом групп расписной керамики Ирана, передатированной в последние годы более поздним временем, а также с керамикой древней Иберии и Албании. Традиция расписной керамики, засвидетельствованная на Армянском нагорье с древнейших времен, продолжалась и в исследуемое время, т. е. по крайней мере с V в. до н. э. до первых веков н. э., и дожила, по всей вероятности, до средних веков.
Украшения. За последние годы накопился интересный материал, позволяющий охарактеризовать ювелирное дело Армении эллинистического времени. Медальоны, найденные в Армавире, изготовлены из тонких дисковидных листиков золота, украшенных рельефными изображениями женских головок (Тер-Акопян С., 1935, рис. 4). Припаянные к верхней части ушки указывают на то, что они служили подвесками для ожерелий. Потертый вид медальонов, нечеткость изображений затрудняют их изучение. Черты лиц позволяют сблизить их в какой-то мере с античными, хотя стилистически они тяготеют к художественным изделиям местного, переднеазиатского, круга (Тирацян Г.А., 1978а, с. 145). Серебряные медальоны были найдены в гробнице I в. из Сисиана. Они обрамлены растительным орнаментом, а в центре помещено рельефное изображение орла с повернутой назад головой. Орел держит в когтях животное (Аракелян Б.Н., 1976, табл. 18; Хачатрян Ж.Д., 1977б, табл. 1). Хотя оборотная сторона медальонов повреждена, не исключена возможность, что они служили застежкой для прикрепления концов одежды.
Золотые подвески выявлены в канберкейском кургане V, недалеко от Эрзерума. Найденная в одном из курганов монета Александра Македонского позволяет датировать всю группу курганов раннеэллинистическим временем. Одна из подвесок — дисковидная, с орнаментом в виде двойной петли (так называемых парик Хатор), другая — полукруглая, с тремя висячими маленькими дисками. Эти предметы не имеют связи с греческим ювелирным искусством, являясь, скорее всего, произведениями местного стиля (Mellink М., 1966, с. 153).
Золотые нагрудные украшения найдены в Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976, табл. XX, рис. 41). Они состояли из целого ряда бляшек, которые располагались в определенном порядке и нашивались на одежду. В центре находилась круглая бляха с чеканным изображением лотоса посередине, по бокам бляхи в специально припаянные крестовидные гнезда вставлены гранатовые камни. Вокруг центральной бляхи расположены щитовидные бляшки, украшенные зернью, и треугольные в виде птичьих голов. Аналоги этих золотых украшений имеются среди ювелирных изделий эллинистического времени с юга России, из Северного Причерноморья, Грузии, Армении. Части золотого венка были найдены в Арташате на поверхности первого холма (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 18). Здесь оказалось 22 листика, похожих на платановые, и четыре листика, напоминающих листья оливкового дерева. В сисианском склепе I в. до н. э. было найдено золотое навершие со вставными, камнями (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XIX). Бляха выполнена в зверином стиле и сходна с сарматскими изделиями юга России и Северного Кавказа. Она, безусловно, свидетельствует о связях Армении с северокавказскими племенами.
Остальные украшения происходят в основном из погребений и представляют собой главным образом принадлежности туалета. Среди них много браслетов. Они делятся на несколько типов и подтипов. Общей особенностью браслетов является вогнутость посередине. Как уже было отмечено, подобные изделия характерны для археологических памятников Армении и всего Закавказья ахеменидского времени. Прототипами таких браслетов принято считать золотые браслеты с выгибом, бытовавшие в ахеменидском культурном мире. Б.А. Куфтин совершенно правильно указал на существование украшении этого типа в Закавказье и в последующие века. Дальнейшие раскопки на территории Армении подтвердили это обстоятельство: браслеты с выгибом часто встречаются в погребениях эллинистического времени (Гарни, Гехадир, Ахбаш, Кармир-блур и т. д.). Один из кармир-блурских браслетов имеет пять утолщений на равном расстоянии друг от друга (Вайман А.А., Тирацян Г.А., 1974, табл. II). Очень характерны для погребального инвентаря эллинистического времени браслеты с концами в виде змеиных и львиных голов, стилизованных и переданных при помощи тонких врезов (Гарни, Гехадир и т. д.). Они продолжают традиции древнейших времен. Браслеты со змеиными головами были распространены начиная с I тысячелетия до н. э., а со львиными — в урартский период (Игдир). Нельзя при этом не учитывать и некоторого влияния ахеменидской культуры.
Упомянем также скрученные из одной проволоки и свитые из нескольких проволок браслеты, найденные в погребениях Гарни, Гехадира, а также в Армавире (Хачатрян Ж.Д., 1966, табл. I). Они напоминают витые изделия более раннего времени (витые гривны бытовали начиная с эпохи бронзы) и характерны для ахеменидского (Сидон, Персеполь) и эллинистического периодов. Наконец, отдельную группу образуют простые проволочные браслеты с разомкнутыми концами без украшений.
Перстни встречаются в погребальном инвентаре захоронений и в археологическом слое, в первом чаще золотые и серебряные, во втором — бронзовые и железные. Бронзовые и железные перстни имеют щитки, иногда с врезными изображениями, серебряные и золотые — вставные камни (сердолик). Заслуживает внимания пара золотых серег, найденных в Арташате вместе с монетой Тиграна II (Хачатрян Ж.Д., 1977б, табл. II, 3; III). Они образуют разомкнутый круг с концом в виде женской головки. Такие серьги встречены в Армении впервые, хотя они очень характерны для эллинистического времени и распространены на довольно большой территории.
Бусины из могильников эллинистического времени, как правило, невелики по размерам. Преобладание мелких бус над крупными характеризует не только кармир-блурский могильник, но и другие современные ему могильники Армении и Закавказья. Чаще всего эти бусины пастовые (в виде подвески) или стеклянные (шаровидные, биконические), встречаются и каменные — сердоликовые (шаровидные, бочкообразные, биконической формы), из горного хрусталя, агата, гишера. Стеклянные бусины часто имеют внутри золотую обкладку; пастовые обычно окрашены в красный, желтый или синий цвета. Наличие большого количества стеклянных бусин, а затем и явное их преобладание — характерная особенность погребального инвентаря Армении и Грузии в ахеменидское и эллинистическое время. В этот период большое распространение получают позолоченные стеклянные бусы.
Погребения (табл. XXXVI). Накопившийся за последние годы материал показывает большое разнообразие погребальных форм и обрядов рассматриваемого времени по сравнению с предшествующим, раннеармянским, что можно объяснить усложнением общественных явлений. Наряду со скромными захоронениями сравнительно небольших размеров, обильно зафиксированными в предшествующий период, встречаются погребения курганного типа, башневидные погребения и склепы, вмещающие останки знатных или состоятельных людей (Тирацян Г.А., 1976, с. 147).
Разбор типов погребений начнем с каменных ящиков; они делятся на несколько подтипов, из которых основной, как правило, — прямоугольный, среднего или малого размера, выполненный по краям каменными плитами разной толщины и перекрытый также каменной плитой. Такие ящики засвидетельствованы в Гарни (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 21) и в Ошакане (Есаян С.А., Калантарян А.А., 1976б, с. 27, табл. I)[4].
Своеобразными каменными ящиками являются погребения эллинистического времени, обнаруженные в 1948 г. в развалинах урартского города Тейшебаини (Кармир-блур) (Вайман А.А., Тирацян Г.А., 1974, табл. I). Могилы образуют в плане не четырехугольники, а, скорее, вытянутые пятнили шестиугольники. Сложены они из грубо обтесанных плит. Подобная форма могильного сооружения не случайна: она очень удобна для перекрытия способом так называемого ложного свода, потому что увеличивает опорную поверхность первого ряда перекрывающих плит.
Такие погребения характерны и для раннеармянского времени (V–IV вв. до н. э.; см. выше). Об устойчивости этого вида гробниц свидетельствуют раскопки в Паракаре и Гарни, где были найдены сходные погребения, датируемые I в. до н. э. Интересно, что в одном их них (гарнийском) скелет находился почти в сидячем положении (Аракелян Б.Н., 1957, с. 15–17).
Грунтовые погребения эллинистического времени встречаются в Гарни и в Арташате (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 23–28). Гарнийские — обычного типа, вырытые в земле, с вытянутыми костяками. В Арташате в грунтовые могилы помещалась урна с прахом кремированного покойного. Над могилами лежало по два или три бесформенных камня.
Раскопки в Гарни, Калайчике (западная Армения), Ошакане показывают, что погребения в кувшинах (карасах) бытовали в первых веках до н. э. Кувшины имеют довольно устойчивую форму — косо срезанный или округлый венчик, продолговатое тулово и плоское дно с круглым отверстием посередине. Помимо карасных захоронений, встречаются и карасы, предназначенные для кремации (Арташат), которые зарывались в стоячем положении (Хачатрян Ж.Д., 1975б, с. 60–61). Появление карасных захоронений следует связать с областями Двуречья на юге Армянского нагорья. Если это так, то проникновение этого вида, засвидетельствованного в древнейшей Ассирии, следует приурочить ко времени, намного предшествовавшему эллинистической эпохе. При раскопках в Аргиштихинили на древнем могильном поле, заложенном еще во времена Аргишти I, были найдены погребения в кувшинах, что говорит о большой древности указанных захоронений на Армянском нагорье (Мартиросян А.А., 1974, с. 50–53, рис. 15).
Довольно распространены были в эллинистической Армении погребения в каменных саркофагах, хорошо датируемые образцы которых найдены в Гехадире. Они изготовлены из туфа и имеют форму не совсем правильного прямоугольника. Саркофаги покрывались плитой (Хачатрян Ж.Д., 1966, рис. 1). Раскопки последних лет показывают, что и этот казавшийся столь специфическим для эллинистического времени вид погребений в Армении может иметь урартское происхождение. Наряду с каменными саркофагами встречаются и глиняные. Хорошо сохранившийся глиняный саркофаг был найден в античном склепе I в. н. э. в Сисиане.
Переходим к погребениям больших размеров, построенных более тщательно и основательно, с большей затратой труда. Это склепы, курганы с внутренней погребальной камерой и башневидные сооружения. Склеп, обнаруженный в Сисиане (юго-восточная Армения), сложен из хорошо обтесанных известняковых камней (Хачатрян Ж.Д., 1975б, рис. 2). В плане он образует прямоугольник. Перекрытие уступчато, камни двух стен, начиная с четвертого ряда, постепенно сходятся, образуя верх камеры. Насыпной курган в Хасанкале, в верховьях р. Араке, в центре Басенской долины, имеющий склеп и дромос, был срыт в 1917 г. в ходе земляных работ при проведении Эрзерумской железной дороги (Тер-Аветисян С.В., 1926). Склеп имел стены, сложенные сухой кладкой из очень чисто тесаных известняковых плит светло-серого цвета длиной примерно в 0,5 м. На полу камеры стоял ящик из каменных плит с перекрытием (саркофаг).
В 1965 г. турецкие археологи К. Кошай и Г. Вари раскопали группу курганов около Канберкея (Алачасирт, Икизтепелер), примерно в 20 км к северу от Эрзерума. Из имеющихся здесь пяти курганных погребений изучены три (Mellink M., 1966, с. 153). Курганные погребения Эрзерумского района, датируемые раннеэллинистическим временем, представляют интерес с точки зрения как их устройства, так и найденного в них погребального инвентаря. Курган, опоясанный камнями, напоминает кромлехи первобытнообщинной эпохи. Кромлеховидные погребения с характерным каменным кругом вокруг засвидетельствованы в последние годы и на территории Армянской ССР. Высеченные в скале камеры могут восходить к многочисленным урартским скальным погребальным сооружениям, хотя наличие дромоса, скорее, указывает на греческое влияние.
Отдельную значительную группу образуют башневидные погребения. В 1961 г. в с. Паракар, вблизи дороги из Еревана в Эчмиадзин, были раскопаны развалины интересного каменного сооружения, в которых нашли монеты, все без исключения датируемые I в. до н. э. Сооружение представляло собой, судя по остаткам, круглую башню или камеру на каменной платформе, которая образует в плане многогранник, приближающийся к кругу (поперечник около 10,5 м). Платформа имеет ступенчатый вид, поверхность ее покатая (Тирацян Г.А., 1970, рис. 1).
Переходя к погребальным обрядам и обычаям Армении эллинистического времени, заметим, что мы располагаем сравнительно немногочисленными данными по этому вопросу. Установлено, что в рассматриваемое время наряду с трупоположением практиковалась и кремация (Хачатрян Ж.Д., 1975б). Фиксируется несколько видов трупоположения — с вытянутым костяком, скорченным на боку и даже сидячим. Выявить закономерность ориентации могил не удалось. Встречаются могилы, обращенные с юга на север, с востока на запад или имеющие промежуточные ориентации, причем в одном и том же некрополе при наличии однотипных погребений можно увидеть погребения с различной ориентацией.
Особый интерес вызывает обычай класть монету в рот покойника, засвидетельствованный в разных точках древней Армении (Гарни, Канберкей, Калайчик) и связанный с греческими религиозными представлениями.
Кремация — не только вид захоронения, но и обряд. Ж.Д. Хачатрян установил многочисленные случаи кремации в некрополях древнего Арташата. Судя по месту нахождения обгорелых человеческих костей, она производилась на месте, в могиле или рядом. Кремация наблюдается также в урнах и карасах, вкопанных в землю в вертикальном положении. Этот обряд встречается в Армении с древнейших времен — с эпохи ранней бронзы. Изучение арташатских некрополей дает представление также о таких сторонах погребального обряда, как похоронная церемония и трапеза (поминки), которые в целом ряде случаев сопровождали и кремацию, и обычное погребение (Хачатрян Ж.Д., 1975б, с. 59 и сл.)
Сравнительно большое разнообразие погребальных форм трудно объяснить этническими отличиями населения древней Армении. Важно то, что большинство их восходит к ранним эпохам. Известно, например, что грунтовые захоронения, каменные ящики, карасные погребения, саркофаги, склепы и курганы встречаются и в эпоху бронзы, и в урартский период и доживают до эллинистического и более позднего времени. Следует отметить вместе с тем однородность погребальных обрядов, что, конечно, указывает на большую общность, чем это могло показаться на основе данных форм погребений.
Памятники искусства (табл. XXXVII, XXXVIII). Видимо, можно говорить о наличии нескольких направлений в культуре Армении эллинистического времени. Произведения скульптуры немногочисленны, но именно здесь можно проследить различные художественные направления. Первое из направлений — это развитие форм, издревле существовавших на территории Армянского нагорья. Единственным образцом его можно считать голову статуи из Двина (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XVIII). Она изготовлена из серого туфа. На голове — своеобразная, украшенная сетчатым узором тиара, верхняя часть которой отбита, так что трудно сказать, оканчивалась она зубцами, или была плоской. Схематичность и грубоватость передачи — расположение на одной плоскости частей лица, горизонтальность бровей, угловатость граней носа — сближают голову из Двина с местной скульптурой предшествующих эпох.
Второе направление, видимо, занимавшее ведущее место, должно было быть представлено скульптурой, выросшей на основе слияния эллинских и местных художественных традиций: ее можно с полным правом назвать армянской эллинистической. Однако образцы армянской эллинистической скульптуры до нас не дошли, но для установления ее характера нам представляется возможным привлечь коммагенские скульптуры и рельефы I в. до н. э. на Нимруд-Дага, Арсамеи и т. д. Среди верхушки армянского общества была популярна такая чисто эллинистическая скульптура. Она представлена двумя образцами: головой бронзовой статуи — так называемой Анаит, — найденной в западной Армении, черты лица которой сближают ее с типом Афродиты, относимым к кругу работ Праксителя, а также мраморной статуэткой Афродиты, найденной в Арташате (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XXI, XXII). Для изучения армянской эллинистической скульптуры следует привлечь также армянские монеты эллинистического времени, главным образом Тиграна II и Артавазда II. Стилистический анализ портретов армянских царей на монетах выявляет, с одной стороны, индивидуальные черты, способствующие характеристике портретности, с другой стороны, идеализирующие, восходящие к заранее выработанным схемам. Выточенный профиль царя со спокойными, возвышенными и облагороженными чертами выполнен целиком в духе эллинистической портретности.
В Армении в эллинистическое время развивалась и коропластика. Найденные в Армавире и Арташате терракоты представляют женские и мужские фигурки всадников, музыкантов и другие статуэтки. В исполнении статуэток наблюдается наличие двух направлений. Одно — восходящее к традициям эллинистического искусства, а другое — к традициям искусства Востока. В общем, армянская коропластика имеет много общего с коропластикой Малой Азии, Сирии и Междуречья (Тер-Мартиросов Ф.И., 1973а; Хачатрян Ж.Д., 1977а, б).
Среди художественного металла заслуживает внимания серебряная фигурка козла из Арташата. По своему облику она напоминает изделия ахеменидского времени. Несмотря на это, допустима и несколько заниженная датировка статуэтки, тем более что она найдена в слое II–I вв. до н. э. (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XCVI). В Арташате обнаружены также художественно оформленные ручки серебряных сосудов. Одна из них, завершающаяся амуром, была прикреплена к сосуду вертикально, другая ручка, горизонтальная, позолочена и изображает гиппокампа с рыбьей чешуей. Обе фигурки имеют эллинистический облик. Третья ручка, отлитая из бронзы, завершается головкой дракона: как и статуэтке козла, ей присущи восточные черты (Аракелян Б.Н., 1976, табл. XCVII, XCVIII). Серебряные чаши, покрытые узорами или с гладкими стенками, найдены в склепе I в. до н. э. в Сисиане. Одна имеет арамейскую надпись (Perikhanian А., 1971), другая — полушаровидная, на наружной стороне узоры в виде продолговатых листьев, поднимающихся к венчику. Этим она полностью тождественна чаше из найденного в Иране так называемого клада Карена, что указывает на тесные культурные контакты между Арменией и Парфией (Herzfeld Е., 1921).
Монеты (табл. XXXIX). Случайные находки монетных кладов (Мушегян Х.А., 1973), отдельных монет, а также нумизматический материал, полученный в ходе планомерных раскопок (Аракелян Б.Н., 1975; Тирацян Г.А., 1970 и т. д.), позволяют охарактеризовать денежное обращение в Армении эллинистического времени. В стране обращались монеты как местного, так и иностранного чекана. Местный чекан представлен монетами царей западноармянского государства Софены (III в. до н. э.) и монетами Арташесидов, царей Великой Армении (II–I вв. до н. э.). Появление монет Софены свидетельствует о политической самостоятельности царей этой области, о ее социально-экономическом прогрессе. Сохранились медные монеты с изображением царей Аршама, Абдисара, Ксеркса. Портреты, а также изображения на оборотной стороне выполнены в традициях эллинистического искусства. Надписи — на греческом языке. Монеты были предназначены для обращения только в пределах страны (Мушегян Х.А., 1975, с. 11). Тем интереснее представляется находка монеты Ксеркса, царя Софены, в Иране, в Сузах (La Fuje, A. de, 1927, рис. 144).
Местный чекан переживает значительный подъем при Арташесидах и главным образом связан с именами царей Тиграна II (95–55 гг. до н. э.) и Артавазда II (54–34 гг. до н. э.). Монеты выпускали и их преемники — вплоть до конца существования династии (Тигран V, 6 г. н. э.). Что касается монет Тиграна I — предшественника и отца Тиграна II, то их атрибуция представляется до сих пор спорной. Монеты Тиграна II выпускались в столицах Армении — в Тигранакерте и Арташате, в сирийских городах, в Антиохии на Оронте и в Дамаске, а также, вероятно, в Экбатане. Они быстро получили международное признание, о чем свидетельствуют находки этих монет за пределами Армянского нагорья: в Сирии, Междуречье, в Иберии и Албании. Армянские монеты Арташесидов представлены медными и серебряными экземплярами. На лицевой стороне — изображение головы царя в своеобразной тиаре, на оборотной — богини Тюхе, восседающей на троне, квадриги, Геракла, слона и т. д. Здесь же помещены надписи на греческом языке: «царь Тигран», «царь царей Тигран», «царь великий Тигран, бог» и т. д.
Самые ранние монеты иностранного чекана, найденные в Армении, — это драхмы и тетрадрахмы Александра Македонского. Для Армении характерны серебряные монеты, выпущенные в Вавилоне, Милете, Эфесе, Кардии, Абидосе (Мушегян Х.А., 1975, с. 10). С III в. до н. э. в Армению поступают монеты Селевкидов. Особенно часто встречаются монеты селевкидских царей II–I вв. до н. э., указывающие на тесные политические и экономические связи двух стран. В Армении обращались монеты Каппадокии, Парфии, а также Римской республики.
Эпиграфические находки. До создания своей письменности в начале V в. н. э. армяне пользовались языком и письмом соседних стран. От Ахеменидов и Селевкидов, с которыми Армения поддерживала тесные политические и культурные связи, были переняты арамейский и греческий языки и письменность. Греческий и арамейский языки часто параллельно применялись в Армении. Однако между ними наблюдалась существенная разница. Будучи языком царской канцелярии, государственно-административного аппарата, греческий являлся одновременно разговорным языком верхушки общества или его части. Арамейский язык был заимствован только в качестве административного языка (Тирацян Г.А., 1971в, с. 907–915; Саркисян Г.Х., 1978).
На территории Армении обнаружено небольшое количество надписей эллинистического времени: арамейских и греческих. Среди арамейских наиболее важны надписи Арташеса I, являющиеся межевыми камнями (Борисов А.Я., 1946; Дьяконов И.М., Старкова К.В., 1955; Perikhanian А., 1971), среди греческих — серия из семи надписей, происходящих из Армавира и датируемых концом III–I в. до н. э. (Тревер К.В., 1953, с. 105 сл.) В них содержится информация о событиях конца III в. до н. э., связанных с личностью царя Еруанда IV, о статусе городов, о культе царей и других религиозных верованиях армян эллинистической эпохи.
До недавнего времени наше знание культуры эллинистической Армении основывалось главным образом на материале, известном с территории восточных областей исторической Армении. Введение в научный оборот и интерпретация новых (хотя и малочисленных) материалов из памятников западной Армении доказывают общность культуры на всем Армянском нагорье в эллинистическое время, тождество форм и явлений, позволяющее вместе с данными письменных источников говорить о едином характере исторического процесса, этнической и социальной структуры древней Армении. Вышеотмеченные особенности развития армянской культуры являются наглядной иллюстрацией истории вступившей в эллинистический период страны, дважды ознаменовавшейся объединением армянских земель: в последней четверти IV в. до н. э. при ранних Еруандидах и в начале II в. до н. э. при Арташесе I и его наследниках.
Археологическое изучение городов позволяет более обоснованно говорить о расслоении населения Армении эллинистического времени, о строгой дифференциации среди самих горожан. Социальное расслоение, хорошо прослеживающееся и на погребальном материале, усилилось в раннеэллинистическое время в условиях образования армянского государства Еруандидов.
В 60-х годах I в. н. э. кончилось кризисное состояние, в котором находилось армянское государство более полувека. Воцарением Тиридата I в 66 г. н. э. было положено начало армянской династии Аршакидов. Хотя Армения продолжала оставаться главным объектом парфяно-римского соперничества и нередко опустошалась войсками противоборствующих сторон, ей удавалось сохранять относительную самостоятельность, предопределявшую дальнейшее социально-экономическое развитие и успехи культурного строительства (см. рис. 3).
Источники. Главным источником для воссоздания исторической картины страны продолжают оставаться греко-римские историки, дополненные раннеазиатскими и раннесредневековыми армянскими авторами. В трудах Корнелия Тацита, Арриана, Кассия Диона, Евтропия и других сохранились данные, позволяющие воспроизвести основные события исторического развития Армении в первые века н. э. Важное значение имеют и надписи, найденные на территории Армении (греческие, латинские, арамейские), освещающие как внутреннюю, так и внешнюю историю страны (строительная деятельность армянских царей и римских оккупационных войск, армяно-римские отношения и т. д.). Археологические материалы представлены результатами раскопок в Гарни, Арташате, Двине и других центрах.
Города. Поселения. Арташат. В 66 г. н. э. г. Арташат вступил в новый этап своего развития, длившийся несколько веков. Вместе с тем как раз в этот период на долю города выпали многочисленные испытания (был разрушен в 58–59 гг. Корбулоном, сильно пострадал в ходе римско-парфянской войны в 60-е годы II в. н. э.).
Событием, оказавшим роковое последствие на судьбу не только Арташата, но и остальных городов Армении, явился поход сасанидского царя Шапура II, разрушившего древние города и угнавшего их население. Арташат больше не оправился от этого удара и из большого города, бывшего около 600 лет столицей Армении, постепенно превратился в поселение сельского типа. Характерные для второго периода существования города невзгоды не могли остановить дальнейшего его роста, расцвета его экономической и культурной жизни. Об этом свидетельствуют как известные раньше письменные источники, так и ставшие доступными в последние годы археологические материалы. Строительные остатки первых веков н. э. на восьмом холме показывают, что застройка территории осуществлялась по единому плану. Внутренняя планировка крепости сходна с планировкой предшествующего периода, хотя наблюдается некоторое смещение общей ориентации (Аракелян Б.Н., 1975, рис. 6). В основе плана на восьмом холме лежат параллельные между собой улицы.
Валаршапат (находился на территории современного г. Эчмиадзина). Установлено, что Валаршапат был основан в первой половине II в. н. э. армянским царем Валаршем (117–140) на месте древнего поселения Вардгесаван. Возникновению одного из последних античных городов Армении способствовали благоприятные для экономического развития страны условия, сложившиеся после походов Траяна на Восток. В 163 г. после взятия римлянами г. Арташата и подавления восстания армян Валаршапат, переименованный в Норкалак или Кайнеполис, был объявлен столицей Армении и продолжал оставаться ею вплоть до потери страной независимости (вместе с Арташатом, а затем Двином). Данные археологических работ и письменных источников позволяют следующим образом представить структуру города (Калантар А., 1935; Тирацян Г.А., 1976). Сейчас уже нет сомнения в том, что территория цитадели-крепости в общих чертах совпадает с территорией, занимаемой Эчмиадзинским монастырем. Подобно другим городам Передней Азии (например, Хатра), это был прямоугольный в плане обширный дворцово-храмовый укрепленный комплекс. Здесь, на месте кафедрального собора, стоял античный храм, посвященный, вероятно, богине Анаит-Артемиде. Недалеко от него находились царский дворец, известный только по письменным источникам, а также здание бани, частично раскопанное в начале 30-х годов. Собственно город располагался вокруг цитадели, т. е. примерно на том месте, где находится сейчас г. Эчмиадзин. Источники упоминают о его оборонительных сооружениях и воротах. Они же позволяют определить приблизительные границы города: южные находились в районе храма Гаяне, восточные — примерно на полпути (или даже менее) расстояния от центра города (цитадели) до возвышенности, где впоследствии был воздвигнут храм Рипсиме, северные — в районе храма Шогакат. Данные письменных источников и результаты археологических работ позволяют говорить о загородном храме, некрополе и о производственных пунктах, расположенных вне города. На севере города, за пределами городских стен, по свидетельству Агафангела, простирались виноградники (История Армении, с. 150, 162, 192 и т. д.). Здесь же имелись виноградные давильни и стеклодельная мастерская. Более чем вероятно, что образующие пригородную обрабатываемую территорию сады входили в характерный для эллинистических городов земледельческий пояс, которым они были окружены. Такие пояса упоминаются историками при древнеармянских городах Арташат, Еруандашат и при ряде крепостей того же времени. Окружавшая город земледельческая территория состояла из деревень и частновладельческих имений — агараков и дастакертов, принадлежавших частично городской общине.
Двин широко известен как город средневековой Армении. Археологические раскопки выявили его многослойный характер. Предпринятые в последние годы работы по целенаправленному изучению слоев античного времени позволяют сделать первые выводы (Кочарян Г.Г., 1976, с. 209–210). Было установлено наличие античных слоев как в цитадели, так и на территории собственно города. Большого внимания заслуживают каменные остатки архитектурных сооружений, торовидные базы, фрагмент фуста колонн, плита-солен для перекрытия (Кочарян Г.Г., 1974а, б). Каменный алтарь с рельефными изображениями митраистического характера и другие данные указывают также на культовый характер поселения, а базальтовая плита-тарапан позволяет говорить о производственной жизни Двина, виноделии (Кочарян Г.Г., 1977; 1978). Путем сличения данных античных авторов о святилищах иранских Аршакидов в восточных областях Парфянской державы с данными «Армянской географии» VII в. н. э. С.Т. Еремян пришел к выводу о существовании в Двине в первые века н. э. святилища, основанного Тиридатом I в честь своих аршакидских предков (Еремян С.Т., 1971, с. 764, 824). Были обнаружены остатки некрополя античного времени с кувшинными погребениями (Кафадарян К.Г., 1953, с. 82, рис. 57, 58).
Ацаван. Древняя крепость находится у дороги, ведущей из Еревана в Гарни. Предпринятые здесь в 60-е годы раскопки выявили остатки крепостной стены и жилых зданий (Тирацян Г.А., 1962; 1963; 1968б). Первые наблюдения показывают, что жилища примыкали, по-видимому, по всему периметру к крепостной стене. Они, вероятно, были построены по единому плану одновременно с крепостной стеной. Стены жилищ выложены из необработанных камней прямыми рядами. Имеются стены с кладкой в виде елочки. Стены изнутри замазывались известью и отделывались гипсовыми лепными рельефными поясами. Местами сохранились остатки пола из утрамбованной глины, уложенной прямо на материк. Каменные простые базы, остатки деревянных балок указывают на то, что перекрытия комнат подпирались деревянными столбами. Найденный археологический материал дает некоторое представление о быте жителей. Изучение крепости показывает, что она существовала долгое время. Древней крепости Ацаван была отведена роль форпоста Гарни. Через Ацаван или вблизи нее шли древние дороги из Араратской долины в Гарни.
Фортификация. Согласно сообщению Мовсеса Хоренаци, фортификационные сооружения Валаршапата состояли из стены, вала и рва. По аналогии с другими городами можно предположить, что стена (каменная) и вал (земляной) шли параллельно, а между ними находился ров. Первоклассным памятником фортификационного искусства древней Армении является гарнийская крепостная стена. Построена она была, по-видимому, во II в. до н. э., разрушена в 59 г. н. э. и целиком восстановлена в 77 г. н. э., как об этом гласит греческая надпись царя Тиридата I. Стена состоит из больших базальтовых блоков, хорошо обработанных и связанных между собой железными скобами. Стена преграждала путь неприятелю с северной и частично с восточной стороны. Остальными сторонами треугольный по плану мыс, на котором расположена крепость, был обращен к глубоким ущельям. Стена оснащена 14 квадратными в плане башнями.
Оборонительная стена Ацаванской крепости огибала со всех сторон возвышенность, на которой она была расположена. Северная, наиболее уязвимая часть крепости была защищена тремя полукруглыми башнями (две угловые, одна в середине), остальные участки стены были усилены прямоугольными в плане контрфорсами. Вход в крепость выявлен в юго-западном углу. Плановое его решение напоминает особенности входов древнейших циклопических и урартских крепостей Армянского нагорья. В отличие от оборонительной стены гарнийской крепости, царской по существу, стена рядовой крепости, каким был древний Ацаван, построена из необработанных камней средней величины на глиняном растворе.
Архитектура. Строительная техника (см. табл. XXXI). Храмовая архитектура Армении первых веков н. э. представлена античным храмом в Гарни (Тревер К.В., 1953). Это периптер ионического ордера, стоящий на высоком подиуме. Прямоугольные в плане наос и пронаос окружены 24 колоннами, несущими двускатную крышу с фронтонами. В ходе восстановления храма выяснено, что перекрытие самого наоса было сводчатым (Саинян А.А., 1969, с. 193). Архитектурные детали храма, капители, плиты плафона, элементы антаблемента — архитравы, фризы и карнизы — богато украшены резьбой и скульптурными головами львов. Излюбленным мотивом декора храма является аканфовый лист. Плиты по сторонам лестниц украшены рельефами с изображением нагой мужской фигуры типа атланта. Уже давно было показано, что, как с точки зрения архитектурной композиции, плановой и объемно-пространственной, размеров и пропорций, так и с точки зрения декора, существуют многие элементы соприкосновения между памятниками Малой Азии и гарнийским храмом (Тревер К.В., 1953). В последнее время были выявлены новые материалы, позволяющие наметить связи с кипрскими памятниками античного времени. Что касается датировки храма, то многие из исследователей останавливаются на I в. н. э. как на вероятном времени его сооружения. Тщательный анализ храма приводит к возможному заключению о том, что храм мог бы быть посвящен богу Михру. О других храмах рассматриваемого времени судить трудно, так как они были безжалостно уничтожены. Однако находки отдельных камней, украшенных античным орнаментом, позволяют говорить о наличии храмовых зданий и в других местах древней Армении. Под пилястрами купола раннесредневековой церкви Рипсиме были обнаружены хорошо обработанные фрагменты из туфа, обладающие поразительным сходством с аналогичными камнями гарнийского храма (Саинян А.А., 1964, рис. 16). Капители коринфского стиля имеются в кладке средневековой церкви из Багарана (Токарский Н.М., 1961, с. 36–37). Архитектурный фрагмент античного времени был найден в с. Анна на склонах Арагаца (Саинян А.А., 1964, с. 71).
Менее изучены постройки, открытые раскопками за последние годы к западу и северо-западу от храма в Гарни. В этот большой строительный комплекс входят три сооружения: в южной части — большой зал с пилонами, в северной — баня, а между ними — остатки третьего большого здания. В плане здание бани представляет собой удлиненный прямоугольник, ориентированный с востока на запад, с выступающими и примыкающими друг к другу четырьмя полукруглыми апсидами с южной стороны (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 4). Стены бани так же, как и другие постройки комплекса, сложены из рваного камня (базальта), связанного раствором. В кладке применялись тесаные туфовые квадры и кирпич. Внутренние стены бани были оштукатурены. Баня состоит из пяти помещений, четыре из которых расположены по одной оси. Первое помещение — предбанник — имеет богатый мозаичный пол, на южной стороне — полукруглую нишу. Следующие три помещения отапливались. Пятое помещение в северо-восточной части бани представляло собой раздевальню. Здание дошло до нас в разрушенном виде, вследствие чего утрачены некоторые очень важные черты его устройства, которые приходится дополнять по аналогиям (Тирацян Г.А., 1959а).
Детальное изучение раскопанных остатков и приводимые аналогии позволяют определить назначение каждого из отделений бани. Топка находилась в проеме, устроенном в западной наружной стене четвертого помещения. Нагретый воздух и дым из нее поступали в подпольное пространство примыкающего помещения и направлялись по подпольным проходам к остальным двум помещениям. Отапливаемые помещения имели два пола, в пространство между ними поступали горячий воздух и дым. Нижний пол состоял из утрамбованного раствора, на котором во всех помещениях были установлены столбики из круглых кирпичей, скрепленных раствором. Столбики, сохранившиеся в двух комнатах (36 в одной и 43 в другой), поддерживали верхний пол. Изучение его остатков, а также привлеченный сравнительный материал показывают, что в отапливаемой первой комнате пол был толщиной около 0,18 м и сделан из чередующихся слоев керамических плит и раствора. Основную часть пола составляли крупные, почти квадратные плиты (0,65×0,60×0,06), каждая из которых опиралась углами на четыре столбика. Поверхность пола была образована из толстого слоя раствора с примесью щебня, толченого кирпича и туфа. Высота подпольного пространства определяется примерно 0,75-0,70 м. Помещение у топки было горячим отделением. В прямоугольной нише этого помещения вблизи топки, вероятно, находилась ванна. Остальные два помещения относились, очевидно, к теплым отделениям бани. Холодным отделением являлась отгороженная стенкой глубокая полукруглая ниша в южной части «комнаты с мозаикой». По двум сторонам стенки, в предбанной комнате и в нише, были устроены узкие скамьи. Детальное исследование гарнийской бани с очевидностью показывает, что она обслуживала ограниченный круг людей. Группировка помещений, размещение их по одной оси напоминают сходные банные сооружения в крепостях античного мира, но в то же время отличаются от них простотой как плана, так и отделки. В гарнийской бане особенно выдержан принцип симметрии, а южная сторона здания оживлена четырьмя апсидами, имевшими, безусловно, и функциональное назначение. Два помещения были украшены мозаичными полами. Таким образом, гарнийская баня имеет характер усадебной, судя по аналогичным баням вилл античного мира. Особенности плана позволяют отнести гарнийскую баню к III в. Баня была обнаружена в цитадели г. Валаршапат. От нее сохранились два помещения, сообщающихся подпольными отопительными каналами, образованными низкими продольными стенами (Тирацян Г.А., 1976, с. 85–88). Сохранились стены здания, сложенные из прямоугольных или квадратных сравнительно толстых кирпичей на растворе. Нижний пол бани образован из утрамбованной земли и раствора. На нем расположены столбики, несущие верхний, второй, пол, по которому шли посетители. В качестве столбиков здесь использованы большие керамические трубы.
Особенности плана одного из зданий, расположенного на восьмом холме Арташата, сохранившиеся отдельные его детали дают некоторое представление о рядовых банях Арташата первых веков н. э. Баня состояла из трех отделений, одно из которых могло служить для подогрева воды. Остальные отделения имели подпольную систему отопления. На нижнем полу помещения бани расставлены прямоугольные в сечении трубы, служившие опорой для второго, верхнего, пола (Аракелян Б.Н., 1975, с. 18–19, рис. 7). Имевшиеся в боковых стенках труб-опор отверстия служили для проникновения горячего воздуха в сами опоры.
Среди различных сооружений, раскрытых на восьмом холме Арташатской цитадели и датируемых первыми веками н. э., обращают на себя внимание тщательно выстроенные бассейны для хранения питьевой воды. Каменные и кирпичные стены бассейнов покрыты толстым слоем раствора. Пол выложен из прямоугольных хорошо обожженных кирпичей, покрытых слоем известнякового раствора (Аракелян Б.Н., 1975, с. 19).
Постройки первых веков н. э. продолжают воздвигаться из камня — хорошо отесанного или необработанного, рваного. Применение рустовки и железных скоб характеризует строительную технику первоклассных памятников, какими являются оборонительная стена крепости Гарни или сам античный храм. Железные скобы в Армении приходят на смену металлическим или деревянным скрепам в виде ласточкина хвоста, господствующим, как было показано в предшествующем разделе, в первых веках до н. э. Все больше начинает использоваться раствор из песка и извести, служивший прекрасным вяжущим материалом для камней средней и малой величины. Наконец, сравнительно большое распространение получает кирпичная кладка, при этом не только в банях (Гарни, Валаршапат, Арташат), но и в зданиях дворцового типа, как это видно на примере жилой части дворца и крепости Гарни. Очень характерно здесь сочетание кирпичной кладки с каменной.
Хозяйство. Основой экономики Армении в первые века н. э. оставалось сельское хозяйство. По-прежнему, видимо, важнейшую роль играли зерновые культуры. Существование садоводства также бесспорно, свидетельством чего являются (помимо письменных свидетельств) находки садовых ножей (см. ниже). В некоторой степени мы осведомлены о виноделии рассматриваемой эпохи. Раскрытая в нижнем этаже жилой части дворцового комплекса Гарни давильня датируется, как и все здание, в котором она расположена, концом III в. н. э. Она представляет собой маленькое помещение (2×2,5 м), пол которого образован из уплотненного слоя водонепроницаемого раствора. Стенки помещения были тщательно оштукатурены (Аракелян Б.Н., Караханян Г.О., 1962, с. 37–38). Давильня отгорожена от соседней комнаты низкой стенкой, позволявшей наполнять ее виноградом. Здесь виноград растаптывался ногами. По вделанной в низкую стенку на уровне пола глиняной трубе сусло стекало в соседнее помещение, в глиняный сосуд, стоявший на более низком полу, покрытом слоем раствора. Гарнийская давильня, видимо, напоминает виноградные давильни древнего Валаршапата, о которых упоминает раннесредневековый историк Агафангел.
Это первое документально засвидетельствованное долговременное сооружение виноградной давильни позднеантичного времени. Интересно отметить, что гарнийская давильня как по своему устройству, так и по объему отличается от античных виноделен, известных нам по раскопкам Боспора (Гайдукевич В.Ф., 1958). Она больше напоминает давильни материковой Греции.
Находка обжигательной гончарной печи III в. н. э. в Арташате имеет важное значение для изучения гончарного дела Армении первых веков н. э. (Тер-Мартиросов Ф.И., 1975). Мастерская расположена в двух смежных помещениях. В одном из них была раскрыта ванна, сложенная из камней на глиняном растворе, покрытых известковой обмазкой, а рядом с ней раскопана прямоугольная яма с низкими стенками из камня, заполненная песком. Во втором помещении находилась сама обжигательная печь, образующая неправильный круг. От задней стенки по направлению к двери печи шла опорная стена, как будто делившая печь на две части. У двери в наружной части печи был раскрыт длинный топочный канал, заканчивающийся небольшой ямой, заполненной пеплом, черепками и обломками черепиц. Печь построена из сырцовых кирпичей, топочный канал устроен в земле с облицовкой боковых сторон из черепичных плит. Печь состояла из двух частей: нижняя, образующая топочное помещение, и верхняя, представляющая собой обжигательную камеру. Топочная часть имела сводчатое перекрытие. Для укрепления перекрытия в топочной части была построена дополнительная подпорная стена. Этими своими особенностями арташатская печь напоминает римские небольшие печи (Гайдукевич В.Ф., 1934). Находки штырей (для подвешивания сосудов), разного типа подставок, прокладок дополняют наши представления о керамическом производстве первых веков н. э. в Арташате. Анализ керамического материала рассматриваемого времени показывает, что значительно увеличился удельный вес керамики, производимой на гончарном круге. Вместе взятые, эти данные говорят о рыночном характере сбыта глиняной посуды, обусловленном ростом спроса внутри страны. Отмеченный перелом в керамическом производстве, безусловно, отражает дальнейшие сдвиги, наблюдаемые здесь в первые века н. э. в экономической жизни.
Изучение стеклянных изделий показывает, что, хотя подавляющая часть их привозная, можно выделить и сосуды, изготовленные на месте (Аракелян Б.Н., Тирацян Г.А., Хачатрян Ж.Д., 1969, с. 20–21). Эта группа определяется при помощи типологического анализа. Речь идет как о сосудах изготовленных способом свободного выдувания, так и о сосудах, изготовленных способом выдувания в форме. Факт местного производства подтверждается как находками бракованных сосудов, так и тем обстоятельством, что некоторые их типы встречаются только в Армении. Техника стеклоделия была заимствована из Сирии, вероятно, благодаря переселению в Армению мастеров-ремесленников. По-видимому, стеклоделие было сконцентрировано в городах. Более чем вероятно, что в Арташате и Валаршапате имелись стеклодувные мастерские (Аракелян Б.Н., 1957, с. 69). Это предположение находит свое подтверждение и в письменных источниках. К числу сосудов местного производства можно отнести колбовидные флаконы с яйцевидным туловом, шаровидные сосуды с вертикальными каннелюрами, ряд сосудов с вдавленными стенками и т. д.
На наличие ювелирного ремесла указывает находка маленького железного молотка в погребении, точно датируемом III в. н. э. (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 18; 3, с. 116–117). Находки предметов торевтики, а также золотые и серебряные украшения первых веков н. э. уже приводили к мысли, что ювелирное дело и художественная металлургия продолжали развиваться, хотя сравнительный анализ части предметов не говорит в пользу их местного производства. Находка молотка ювелира в Гарни одновременно указывает на то, что развитие ремесел не ограничивалось городскими центрами, что в поселениях и крепостях также была налажена работа ремесленников, что, конечно, как нельзя лучше согласуется, например, с «городским обликом» жителей античного поселения Гарни (Аракелян Б.Н., 1951, с. 53–54). Исследование железных орудий труда и оружия показало, что армянским мастерам того времени были также известны следующие операции: ковка, сварка железа и стали, пайка двух кусков железа с помощью меди.
Документальным подтверждением существования местных ремесленников-каменщиков следует считать находки самих орудий, бесспорно, относящихся к первым векам н. э. (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 23; 1957, рис. 5). Способ обработки базальтовых камней и мрамора показывает, что могли применяться и другие типы молотков, металлических сверл, разных орудий для резьбы по твердому базальту.
Направление торговых путей, по-видимому, продолжало оставаться неизменным. Они по-прежнему шли в Малую Азию, к Эгейским островам, Греции и Италии, в Сирию, Двуречье, Иран, в страны Закавказья, Северный Кавказ, Приазовье и Боспор, в города Южного Причерноморья. Однако многие из упомянутых торговых путей не подтверждены археологическими данными. Но о двух или трех направлениях можно говорить с уверенностью. Так, например, сейчас совершенно очевидно, что наличие сирийского стекла в Армении явление не случайное. Установлено, что Сирия и Финикия были важными центрами стеклоделия античного мира, откуда стеклянные изделия торговыми путями доставлялись в Армению (Тирацян Г.А., 1959а). Археологические изыскания свидетельствуют, что стеклянные предметы в Армении получили широкое распространение в первых веках н. э. (Аракелян Б.Н., Тирацян Г.А., Хачатрян Ж.Д., 1969), что отражает общие тенденции развития торговли Ближнего Востока: к периоду ее процветания, к I–II вв., относится наибольшее количество привозных образцов, а ко времени затухания, к III в., — лишь отдельные предметы. Возможность выявить динамику развития торговых связей создается благодаря тому, что многие стеклянные сосуды можно достаточно точно датировать. Ряд флаконов датируются первыми двумя веками. В их числе — большая часть колбовидных флаконов, небольшие флаконы с шаровидным туловом, флаконы с выпуклыми гранями. Из флаконов, выдутых в форме, первыми двумя веками н. э. датируются яйцевидные сосуды с двумя ручками и горизонтальными каннелюрами, чаша молочно-белого цвета с расширяющимися краями и т. д. К III в. относятся: из сосудов, изготовленных методом свободного выдувания, — большой грушевидный сосуд со шлифованным узором, чаша с накладными сетчатыми узорами; из сосудов, выдутых в форме, следует упомянуть шестигранный сосуд. Значительная группа сосудов может быть датирована также более общим образом — II–III вв., как то: флакон с длинной шейкой, шаровидные сосуды с двумя ручками и выгравированными узорами, сосуд с одной ручкой и вдавленными стенками, сосуд с накладными узорами. К этим же векам относится ряд сосудов, изготовленных в форме, — шаровидные флаконы с конусообразными рельефными узорами, цилиндрообразный флакон. III–IV вв. н. э. можно датировать большой шаровидный сосуд с выгравированными поясками, флаконы с вдавленными стенками, флакон с одной ручкой с накладным узором, сосуды с выпуклыми узорами. Изучение стекла убедительно показывает, что основным поставщиком стекла в Армению являлась Сирия (Тирацян Г.А., 1959б). Это обстоятельство не следует считать случайным, поскольку, как уже говорилось, Сирия вместе с Финикией была одним из самых известных центров стеклоделия античного мира. Наиболее яркие образцы сирийского стеклоделия, обнаруженные в Армении, — характерные сидонские бальзамарии, изготовленные методом выдувания в форме, амфориски, принадлежавшие к кругу производства известного в античном мире стеклодела Энеона, шаровидные сосуды с одной ручкой и вертикальными каннелюрами — как по количеству, так и по мастерству выполнения могут украшать лучшие собрания античного стекла.
Интересно отметить, что параллели нескольких образцов древнего стекла Армении указывают на Египет и Кипр как на возможное место их происхождения, хотя они, несомненно, привезены в Армению вместе с сирийским стеклом. Два первоклассных сосуда некоторыми своими особенностями напоминают изделия стеклодувного производства Рейнской области римского времени, но обстоятельства их ввоза в Армению еще нуждаются в дополнительном освещении.
Второе направление торговых связей, прослеживаемое тоже благодаря археологическим раскопкам, — западное. Сухопутными дорогами через всю Малую Азию или морским путем через Антиохию доставлялись в Армению, например, косские амфоры, наполненные, по-видимому, оливковым маслом. Почти целая косская амфора была найдена в погребении вместе с двумя монетами императора Траяна.
Фрагмент горлышка амфоры с ручками красновато-коричневой глины в Арташате может указать на связи с южнопонтийскими центрами (Зардарян М.О., 1977, с. 269), а некоторые образцы поливной посуды, найденной в Арташате, Армавире и других центрах, — на связи с парфянским Ираном и Двуречьем (Тирацян Г.А., 1974а, б, с. 62–63; Хачатрян Ж.Д., 1977а, б, с. 192). Данные, относящиеся к первым векам н. э., позволяют более конкретно поставить вопрос о связях, возможно торговых, Армении с Боспорским царством. Речь идет о монетах царей Рескупорида II (68–92) и Рескупорида VI (318–332), найденных в окрестностях Двина (Мушегян Х.А., 1962, с. 10–11 и 108). Важно также установить, что именно вывозила Армения в обмен на ввозимые товары. Античные авторы упоминают краски, растения, камни. Однако эти товары, по-видимому, не являлись основными предметами экспорта (Манандян Я.А., 1954, с. 107). В настоящее время мы еще не располагаем ни письменными, ни археологическими данными, чтобы судить, какие именно товары были главными в экспорте Армении.
Орудия труда. Железное зубило для обработки камня и железный молоток каменотеса были найдены в Гарни (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 23; 1957, рис. 5). Молоток использовался с обоих концов, один из которых имеет вид топора с узким лезвием, а другой — тесловидный. Орудие сильно изношено: один конец его обломан. Железное зубило имеет широкое лезвие, размер которого соответствует вытесанной ленте, окаймляющей рустованные камни гарнийской оборонительной стены I в. н. э. Металлографический анализ позволяет выяснить технологические особенности изготовления молотка — путем сварки трех отдельных слоев металла. Применение распространенного в античном мире так называемого пакетного металла повышало механические свойства данного предмета, этой же цели служила его цементация, следы которой как будто сохранились на поверхности. Что касается зубила, то его состояние не позволяет выявить каких-либо следов цементации или холодной обработки (Зинджирджян В.К., 1978а, с. 64–68). Железный молоток малых размеров был найден в гарнийском погребении, датируемом III в. н. э. Один конец молотка тонкий и широкий, другой — плоский и узкий. По всей вероятности, молоток принадлежал мастеру-ювелиру (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 18, с. 116). Сравнительно лучше представлены ножи рассматриваемого времени: один тип имеет плоское лезвие со скошенным концом, другой — ланцетовидный клинок с кольцевидной головкой — для подвешивания ножа. Особого внимания заслуживают кривые ножи из Гарни, представляющие собой дальнейшее развитие традиций изогнутых ножей предшествующих эпох. Важно отметить, что эти ножи использовались также в садоводстве (Хачатрян Ж.Д., 1974, рис. 16, 3; 21, 2, с. 115–116).
Оружие. Некоторое представление о предметах вооружения первых веков н. э. дают нам наконечники копий и стрел, кинжалы, меч, найденные главным образом в могильниках Гарни.
Наконечники копий представлены двумя типами — с подтреугольным и листовидным лезвиями. Все они имеют полую втулку с прорезью по одной стороне, с дырками для его прикрепления гвоздями к древку (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 10). Наконечники стрел можно классифицировать следующим образом: двуперые железные и костяные наконечники с острыми опущенными концами и с длинным черенком для насадки на древко. На черенке имеются утолщения или выступы, мешающие древку примкнуть вплотную к лезвию наконечника (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 27; Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 48). Трехлопастные черенковые наконечники стрел представлены в погребениях первых веков н. э., обнаруженных недавно недалеко от Нахичевана. Все они изготовлены из железа (Алиев И., Алиев В., 1976, рис. 6, с. 183). В некрополе Гарни, а также на территории крепости найдены черенковые, четырехгранные, в основном железные, наконечники стрел (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 13). Не исключена возможность, что часть из них относится к первым векам н. э., что указало бы на развитие этого типа и в последующие века. Большой интерес представляет железный меч со сравнительно узким, обоюдоострым клинком. Подобные мечи найдены в Грузии и Азербайджане и датируются I–II вв. н. э. (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 49, 1).
Сравнительно большую группу образуют остроконечные кинжалы с обоюдоострыми клинками и металлическими черенками. На черенке одного из кинжалов сохранился гвоздик для прикрепления обкладки (Аракелян Б.Н., 1951, рис. 40; 1957, рис. 11).
Керамика первых веков н. э. (см. табл. XXXV) изучена главным образом на основе материалов из некрополя Гарни и отчетливо делится на две группы: грубые сосуды черно-серого цвета и светлые сосуды, главным образом кувшины с ручкой, покрытые ангобом.
Первая группа представлена сравнительно немногочисленными формами, в основном это горшки с широким и невысоким венчиком и плоским дном (Аракелян Б.Н., 1951; 1957; Тирацян Г.А., 1956, с. 10–11; Хачатрян Ж.Д., 1976). Горшки отличаются друг от друга степенью расширения в средней части, размерами венчика, но в основном это обычная форма бомбовидных сосудов с широким горлом без ручек, связанная с древними традициями закавказской керамики. Они относятся к сосудам так называемого кухонного назначения.
Вторая группа (имеющая близкие аналогии в Иберии) представлена кувшинами светлого цвета, поверхность которых покрыта светлым ангобом. Все кувшины имеют ручку, как правило, прикрепленную на плечике и к краю венчика. По формам эта керамика разнообразнее, чем в первой группе. Что касается назначения сосудов второй группы, то следует полагать, что они могли употребляться и как настольная посуда, в частности для воды и вина. К этой же группе относится сферический сосуд с плоским дном и с низким, отогнутым наружу венчиком. Кольцевидная маленькая ручка прикреплена в его средней части. Черепок в изломе плотный, светло-красный и привлекает к себе внимание качеством глины. Она мелкозернистая, очищена от всяких примесей и хорошо отмученная. Примечательной деталью всего сосуда является обработанность его туловищных стенок. Они украшены тремя рядами косо поставленных выпуклых шишечек. Несколько черепков с подобной орнаментацией были найдены на территории крепости Гарни, подобные сосуды известны и из других районов Закавказья. К этой же группе принадлежат глиняные бальзамарии — два редких для Армении образца сосудов, обнаруженные в Гарни (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 21). Один из них, поменьше, отчетливо выявляет морфологические сходства с античными колбовидными стеклянными бальзамариями, другой весьма своеобразен и не имеет известных нам аналогий в стеклянных сосудах.
В Гарни была найдена краснолощеная тарелка с плоским днищем, на кольцевой ножке, с чуть скошенным невысоким бортиком. О распространенности таких тарелок в самом Гарни говорят находки обломков сходной керамики в разных частях крепости. Сосуд, видимо, является местным подражанием краснолаковой средиземноморской керамике типа терра сигилята.
Керамика из Гарни в некоторой степени дополняется керамикой из раскопок Арташата. Восьмой холм Арташата дает интересный керамический материал (Аракелян Б.Н., 1975; Хачатрян Ж.Д., Канецян А.Г., 1974). Следует учесть то обстоятельство, что керамика первых веков н. э. Арташата довольно хорошо делится на две хронологические группы I–II вв. и III–IV вв., каждая представлена новыми, ранее не встречающимися формами. Особую группу образуют многочисленные блюда на ножке или без ножки, которые также являются подражаниями керамике терра сигилята. Все они покрыты красноватым или коричневым ангобом и тщательно вылощены. Обращает на себя внимание двуручная кружка на круглом поддоне. Ее ручки характерной формы — кольцевидные с горизонтальным выступом. Параллели этой форме встречены в Малой Азии и Северном Причерноморье. Керамика I–II вв. из Арташата включает также полушаровидные чаши на круглом поддоне. Они являются дальнейшим развитием местных полушаровидных чаш эллинистического времени, хотя имеют аналогии среди керамического материала Малой Азии, Северного Причерноморья и т. д.
Керамика III–IV вв. Арташата представлена леканами, блюдами, стаканами, горшочками, кувшинами и т. д. Все они являются дальнейшим развитием предыдущих форм и имеют мало аналогий в синхронной керамике как Армении, так и сопредельных стран.
Украшения. Украшения представлены бусами, серьгами и перстнями, булавками и шпильками, зеркалами и другими предметами. Это самые обыкновенные обиходные предметы, встречающиеся часто в погребениях первых веков н. э. на широкой территории. Они довольно скромного облика — золотые вещи, например, редки. Бусы встречаются в большинстве погребений первых веков н. э. и представляют собой довольно характерную группу вещей. Они разнородные по материалу и разнообразные по форме, но в основном хронологически не расходятся с инвентарем некрополя. В то же время надо отметить, что среди гарнийских бус, безусловно, бытуют и древние формы, идущие с эллинистического и более раннего времени. Найденные бусы изготовлены из стекла или стеклянной пасты. Встречаются самые разные формы: чечевицевидные, бочонкообразные, в виде приплюснутых шаров, двойные и тройные и др.
Зафиксированы бусы из цветных камней: сердолика, халцедона, горного хрусталя, агата, а также металлические: из серебра и железа. Следует упомянуть еще бусы в форме животных. Одна из бусин изготовлена из белой пасты и напоминает лягушку. Эти бусы служили не только украшением, но и талисманами (Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 125–126). Среди бус гарнийского некрополя сравнительно древнюю группу образуют бусы из так называемой египетской пасты, особенно шарообразные, рифленые, с жилками и «глазками». Что касается происхождения бус, то пастовые и часть стеклянных следует считать привозными. Относительно остальных (сердоликовые, каменные и т. д.), которые встречаются на территории Армении и в предшествующую эпоху, можно предположить, что они изготовлены на месте.
Отмечены металлические булавки, костяные шпильки. До нас дошли несколько булавок, бронзовых, очевидно, для закрепления плаща. Они имеют кольцевидные головки со жгутообразным орнаментом или просто в виде завитка. Было найдено большое число костяных шпилек, часто встречающихся в погребениях первых веков н. э. Размеры цельных экземпляров от 10 см до 14,5 см. Все они имеют головки, украшенные в виде шариков, колец, чередующихся валиков и шаров. Они служили, очевидно, для поддержания волос.
Представлены также зеркала. Это бронзовые диски, с одной стороны гладкие, посеребренные. Они были снабжены выступообразными ручками, которые, однако, обычно отбиты.
Характерны металлические подвески. Встречаются пирамидальные полые подвески с треугольными прорезями в стенках, затем — конусообразные, тоже полые, но без всяких прорезей. Особый интерес представляют ажурные подвески из бронзовой проволоки, овальные в сечении, украшенные точечным узором довольно древней формы. В отдельных погребениях встречаются морские раковины, безусловно привозные, а также маленькие речные раковинки. Они служили украшением для волос. Широко представлены застежки — каменные, стеклянные, глиняные. Здесь надо упомянуть металлические фибулы, одна приблизительно полукруглая по форме, другая — дугообразная, напоминающая фибулы первых веков н. э., найденные в Грузии и в Крыму (Калантар А., 1935, рис. 14, 6; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 117, табл. VII, 6). Серьги изготовлены из различных материалов: железа, бронзы и меди, серебра и золота. Они представлены самыми разными формами. Очень много было найдено бронзовых серег, но так как они дошли в обломках, восстановить их форму трудно. Однако заслуживает внимания серьга, изготовленная из проволоки круглой формы с тремя колечками, к которым прикреплены проволочки, завершающиеся стеклянными шариками (Хачатрян Ж.Д., 1976, рис. 52). Она напоминает золотые подвески из Грузии. В Гарни и Ашнаке были найдены серебряные и золотые серьги в виде колечка с несомкнутыми концами и пирамидкой из четырех шариков черни внизу (Тирацян Г.А., 1957, с. 88; Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 8). Такие серьги встречаются в Грузии и Азербайджане и датируются первыми веками н. э. Серебряные серьги в виде виноградных гроздей обнаружены в Валаршапате (Калантар А., 1935, рис. 14, 7, 8). Заслуживают внимания золотые серьги, например образующие почти правильный круг полые серьги с приспособлением на шарнирах для прикрепления к уху. Поверхность орнаментирована четырьмя рядами зерни. Интересны серьги из пластинчатого кольца с несомкнутыми суживающимися концами, найденные в Ашнаке и Айгешате. Они украшены узорами из зерен и гранатовой вставкой (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 5, 6, 7; Торосян Р.М., Тер-Мартиросов Ф.И., 1976, рис. II, 8). Следует еще упомянуть серьги-подвески, состоящие из треугольных пластинок, украшенные альмандинами и зернью, со свисающими с нижнего края пластинок колоколообразными полыми подвесками. Они совершенно аналогичны паре золотых серег из Борийского некрополя, большинство вещей которого, как известно, датируется I–II вв. н. э. (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 1, 2, с. 52–58).
Перстни и геммы образуют интересную группу вещей некрополей первых веков н. э. Среди них выделяется довольно четкая группа, проявляющая большое сходство с подобными же римскими изделиями. Перстни делали из железа, меди, бронзы, серебра и золота. В жуковинах или щитках некоторых из них вставлены литики или камни с врезными изображениями рыбы (?), петуха, крылатой фигуры, возможно, богини Ники, Афины в шлеме и со щитом, Деметры со снопом колосьев в руке, Пана и т. д. К сравнительно ранним изделиям относится маленькая тонкая пластинка из камня желтоватого цвета с изображением мухи или пчелы, найденная на территории гарнийской крепости (Аракелян Б.Н., 1957, рис. 50). Геммы с такими изображениями не редки для эллинистическо-римской эпохи. Обращают на себя внимание золотые перстни со вставными камнями, найденные в Гарни, Ашнаке, Атамхане. Первые два более ранние (I–II вв.), третий более поздний (III–IV вв. н. э.). Гарнийский перстень — трубчатой формы, постепенно расширяющийся кверху. В перстень вправлены три камня из сердолика (Хачатрян Ж.Д., 1976, табл. X, 5, с. 122–124). Такой же приблизительно формы перстень найден в Атамхане, недалеко от западного берега Севанского озера. Дужка золотого перстня из Ашнака состоит из трех проволочек. В гнезде перстня вставлен овальный выпуклый гранат (Кинжалов Р.В., 1961, рис. 1, 9).
Широко представлены также кольца из полудрагоценных камней, сердолика, горного хрусталя и стекла. Происходят они из погребений Валаршапата, Гарни, Армавира, Ланджахпюра. На некоторых из них имеются изображения быка Зебу, рыбы и скорпиона и т. д. (Калантар А., 1935, рис. 14, 3–5; Хачатрян Ж.Д., 1976, с. 122–123).
Погребальный обряд (см. табл. XXXVI). Отдельные погребения или небольшие группы погребений первых веков н. э. встречаются довольно часто в разных местах Армении. Большие некрополи были раскрыты при раскопках Валаршапата, Гарни и Арташата. Они позволяют выявить основные тенденции развития погребальных форм, а также погребальных обрядов в позднеантичную эпоху. Характерной чертой этого развития являются сохранение и дальнейшее продолжение основных форм предшествующего периода, хотя наблюдаются некоторые изменения. Гарнийский некрополь первых веков н. э. был обнаружен на территории к северо-западу от крепости (Аракелян Б.Н., 1951; 1957; Тирацян Г.А., 1956; Хачатрян Ж.Д., 1976). Раскопано до 100 погребений, из которых большое число составляют каменные ящики — каждый из 6 плит. Встречаются захоронения овальных форм, выложенные из булыжника и покрытые плитами, грунтовые погребения, также прикрытые плитами, и, наконец, захоронения в кувшинах (карасах), иногда в двойных. Не представляется возможным пока провести какую-нибудь хронологическую дифференциацию погребений по их типу. Каменные ящики, например, встречаются на протяжении всех трех веков. Только по отношению к карасным погребениям можно сказать, что они представляют более ранние типы среди погребений гарнийского некрополя и датируются I в. или началом II в. Не существует единой ориентации погребений по странам света. Хоронили или в скорченном положении, или в вытянутом на спине. Предварительный анализ погребального инвентаря наглядно демонстрирует, что речь идет о рядовых захоронениях.
Погребальный инвентарь в основном состоит из стеклянных и глиняных сосудов, украшений, в том числе бус, перстней, зеркал, шпилек, булавок. Найдены также предметы вооружения этого времени, главным образом наконечники копий и кинжалы. Что касается датировки некрополя первых веков н. э., то точки опоры дают римские монеты, выявленные в отдельных погребениях: около восьми монет Августа (серебряные динарии), одна монета Адриана, одна Люция Вера (тоже серебряная) и одна Арташира I.
Разрослись в рассматриваемое время и некрополи г. Арташат, существовавшие уже во II–I вв. до н. э. Наряду с грунтовыми погребениями обычного типа и погребениями с обложенными камнями стенами и дном в Арташате появляются и захоронения в деревянных гробах. Грунтовые погребения обоих типов в рассматриваемое время в Арташате связаны с обрядом кремации, засвидетельствованным здесь уже в эллинистический период (Хачатрян Ж.Д., 1975б). Античный некрополь г. Валаршапат находился за городскими стенами, к востоку от них (Калантар А., 1935). Раскопками установлено наличие четырех основных видов погребений на территории некрополя: каменные ящики, грунтовые и карасные погребения, глиняные гробы двух подтипов. Погребальный инвентарь, хотя скромен по облику, довольно разнообразен по составу. Заслуживают внимания стеклянные сосуды, металлические и каменные перстни — некоторые с резными изображениями, украшения и т. д. Хорошо датирующим элементом для начального времени существования античного могильника служит серебряная монета Тита или Веспасиана. Особое внимание привлекают глиняные ваннообразные гробы. Они характерны для Двуречья уже со II тысячелетия до н. э. В Армении они, видимо, появляются с I в. н. э. Однако не исключена возможность, что этот тип погребения, так же как и ряд других, считавшихся до сих пор характерными для эллинистического времени (саркофаги, погребения в карасах), могли иметь более древние истоки, восходящие к урартскому периоду. Находки глиняных гробов в Сисиане (I в. до н. э.) и в Ошакане (рубеж VII–VI вв. до н. э.), а также, возможно, в самом Аргиштихинили делают вероятным такое предположение (Тирацян Г.А., 1978в, с. 8–9).
В первые века н. э. искусство Армении переживает подъем. Имеющиеся материалы позволяют говорить о развитии ряда отраслей искусства (см. табл. XXXVII).
В предбаннике античной бани из крепости Гарни был раскрыт мозаичный пол, образующий квадрат (2,9×2,9 м). Он выложен из мелких разноцветных камней (до 15 оттенков) местного, гарнийского, происхождения (Аракелян Б.Н., 1957, с. 23–41). Мозаичный пол состоит из трех частей: довольно широкого бордюра, окаймляющего всю мозаику, центрального почти квадратного панно и основного поля мозаики, между бордюром и панно. Бордюр выложен из сравнительно больших камней квадратной формы розоватого цвета. Поле мозаики в виде широкой полосы, идущей вдоль бордюра, обрамляющее панно, выложено, как и само панно, из камней более мелких, имеющих разные формы. На поле мозаики представлены мужские и женские фигуры-нереиды, божества, рыбак, а также изображения рыб, ихтиокентавров и т. д., многие из них с пояснительными надписями на греческом языке. Центральное панно, южная часть которого сильно пострадала, обрамлено разноцветным плетеным орнаментом. В нем имеются изображения океана (бюст мужчины с рогами) с надписью «Океан» (на греческом языке) и моря (бюст женщины) с надписью «Таласса» (море). Если учесть, что основное поле мозаики изображает море в виде зеленого фона, на котором наряду с отмеченными морскими существами (нереиды, ихтиокентавры и др.) имеются многочисленные изображения рыб, то станет ясным, что основной сюжет мозаики связан с водой. Датировка мозаики — III в. н. э. (Аракелян Б.Н., 1976, с. 93). В мозаике сочетается техника opus tessillatum (применение сравнительно крупных прямоугольных камушков) с техникой opus vermiculatum (применение мелких камушков различных форм). В гарнийской мозаике исследователями отмечается сохранение традиций эллинистического искусства и малое влияние римского (там же, с. 95). По всей видимости, в Армении рассматриваемого времени существовала и монументальная живопись, однако до нас дошли только незначительные фрагменты ее, обнаруженные при раскопках в Арташате.
В Армении развивалась и каменная скульптура. Несколько фрагментов мраморной скульптуры найдено при раскопках Гарни: торс статуи (часть декора саркофага II–III вв. н. э. — Аракелян Б.Н., 1976, с. 24–25, табл. XXIX), часть постамента со стопой одной и пальцами другой ноги статуи (там же, табл. XXX, 2) и т. д. Имеют место скульптурные произведения, выполненные и из местного камня: мужская голова (из желтоватого туфа) (Аракелян Б.Н., 1976, с. 26, табл. XXXI), женская голова (там же, табл. XXXII). Оба эти произведения явно принадлежат местным мастерам, но в первой чувствуется влияние римских художественных вкусов, а во второй — парфянских. В общем русле развития местной культуры находятся и рельефы храма в Гарни: полуколенопреклоненные фигуры атлантов, высеченные в низком рельефе на лицевой стороне выступов подия, по обеим сторонам лестницы (Аракелян Б.Н., 1976, с. 28, табл. XLIV, XLV).
Имеется также значительное число произведений декоративно-прикладного искусства исследуемого времени: серебряная чаша с греческой надписью «От царя Пакора» и рельефными изображениями дионийского цикла (Аракелян Б.Н., 1976, с. 84), бронзовая маска Диониса, служившая, видимо, украшением ситулы (там же, с. 85), бронзовая обкладка деревянного ложа с изображением крылатой женской фигуры и головки собаки (там же, с. 85–86) и т. п. (см. табл. XXXVIII).
Археологические работы последних лет позволили выявить характер еще одной отрасли искусства античной Армении — коропластики (Хачатрян Ж.Д., 1979). Становление ее приходится на I в. до н. э., а расцвет — на первые века н. э. В настоящее время обнаружено более 30 терракотовых статуэток и их фрагментов. Все они изготовлялись в одностворчатой форме, затем обжигались. Часть терракот покрыта желтовато-зеленой глиняной обмазкой, на трех красной краской нанесены горизонтальные прямые и волнистые линии. Стилистически все статуэтки делятся на две группы: первая из них характеризуется очень подробной передачей фигур с тщательной отделкой деталей, вторая — стремлением к обобщенности. Наиболее типичными являются следующие изображения: сидящая женщина, держащая на руках ребенка, второй ребенок сбоку (вариант — в обрамлении колонн и свода); обнажающаяся женская фигура; женщины с музыкальными инструментами; большая группа статуэток изображает всадников; имеются также воспроизведения фронтально стоящих всадников, Силена и т. д. Коропластика Армении имеет много общих черт с коропластикой соседних народов античного периода (особенно Парфии), сохраняет эллинистические традиции, но в то же время является одной из локальных школ искусства малых форм Переднего Востока в античную эпоху.
Монетные находки. Состав монетных кладов показывает, что в первом веке н. э., когда многие из эллинистических монархий уже не существовали, их монеты еще находились в обращении и обслуживали потребности торговли (Мушегян Х.А., 1975, с. 17). Армянские Аршакиды, пришедшие к власти в 66 г. н. э., своих монет не выпускали. Право монетной чеканки принадлежало парфянской ветви рода Аршакидов, однако в самом конце II в. н. э. появились местные монеты. Столичный город Армении — Арташат стал выпускать свои медные монеты, предназначенные для внутренней торговли. Они датируются 181–183 гг. н. э. Типологический анализ монеты Арташата свидетельствует о сохранении эллинистических традиций в монетном деле Армении (Мушегян Х.А., 1975, с. 20–21). Преобладающими в составе денежного обращения Армении в рассматриваемое время были римские монеты общеимперского типа. Кроме того, на армянский рынок стали поступать парфянские, а затем сасанидские монеты. Самая ранняя сасанидская монета, найденная в Армении, относится к эпохе царствования Арташира Папакана.
Эпиграфические находки. Использование лапидарных иноязычных надписей продолжалось и в первые века н. э. Что касается судьбы греческого языка в это время, то непосредственно из царской канцелярии исходят надписи I в. из Гарни и Апарана (Тревер К.В., 1953, с. 174 сл., 271 сл.) и надпись III в. из Тигранакерта (Саркисян Г.Х., 1960), составленные на этом языке. Вместе с тем о живучести арамейского языка свидетельствует обнаруженная в Гарни надпись II–III вв. н. э. (Периханян А.Г., 1964). На этом же языке составлены надписи на предметах из лазурита, смальты, а также граффити на обмазке жилища, часть которых может быть отнесена к первым векам н. э. Возможно, что некоторые из надписей связаны с говорившей на арамейском языке частью переселенных Тиграном II жителей. Новым явлением в первых веках следует считать составленные на латинском языке надписи. В отличие от арамейских и греческих надписей латинские связаны исключительно с пребыванием римских войск в Армении (Тревер К.В., 1953, с. 212 сл., 262 сл.) В целом надписи первых веков н. э. проливают свет на ряд аспектов жизни страны. Найденные в Харберде, Эчмиадзине, Тигранакерте и Арташате греческие и латинские надписи имеют значение для исследования армяно-римских отношений (Тревер К.В., 1953; Аракелян Б.Н., 1967). Греческая надпись из Тигранакерта содержит важный для характеристики городской жизни термин — «политея», обозначающий городскую общину. Эта надпись сообщает необходимые сведения об автономном статусе города в составе государства, о взаимоотношениях царя и города, о правах и обязанностях города и т. д. Известен ряд строительных надписей. Особенно велико значение греческой надписи Тиридата I для изучения истории крепости Гарни.
Археологические материалы являются свидетельством дальнейшего социально-экономического развития Армении в первые века н. э. Городская жизнь была в достаточной мере развитой в предшествующий период. И если все же в течение 50–70 лет, приходящихся на последние десятилетия I в. — начало II в. н. э., были построены три крупных города — Арташат-Неронея, Мцурн и Валаршапат, то это немаловажный показатель поступательного движения общества (Манандян Я.А., 1954, с. 117). В рассматриваемое время город стал подлинным, хотя и не единственным, центром ремесленного производства. На археологическом материале удается раскрыть неизвестные ранее аспекты производственной жизни горожан. Вместе с тем раскопки показывают, что ремесла развивались не только в городских центрах, но и в поселениях и крепостях.
Со всей уверенностью можно говорить о развитии в рассматриваемое время виноделия, гончарного дела, стеклоделия, металлообработки и других отраслей. Одним из показателей экономического преуспеяния Армении первых веков н. э., прежде всего ее городов, является выпуск городских монет.
Глава шестаяВосточное Закавказье
Иберией греко-римские авторы называли Восточногрузинское царство античной эпохи (III в. до н. э. — III–IV вв. н. э.) (см. рис. 4). Средневековые грузинские источники называют его Картли. Иберия занимала главным образом нынешнюю восточную Грузию (Картли, Кахети), южногрузинские области (Самцхе, Джавахети, Кола, Артаани, Кларджети). В дальнейшем она распространила свой контроль на юго-западные и восточные области западной Грузии (древней Колхиды): Аджара, Аргвеши, Эгриси. Политическое влияние Иберии постепенно распространялось на восток — в сторону Албании. Уже в III в. до н. э. территория исторической Эрети (восточная окраина нынешней Кахетии) входит в состав Иберии. Одновременно ей удается подчинить некоторые горские племена и осуществить контроль над перевалами Кавказа (Дарьяльское ущелье и т. д.). Периодом наивысшего подъема Иберии являются первые века н. э. Опираясь на союз с Римом, Иберия укрепила свои внешнеполитические позиции. Хотя царь Иберии официально считался «другом и союзником римского народа» (что обычно указывало на подчиненное положение этого союзника), римско-иберийский союз в действительности был равноправным, основанным на взаимной заинтересованности. Ослабление Иберии начинается с IV в., а в V в. она уже подчиняется царям Сасанидского Ирана. Основным населением Иберии были карты (восточногрузинские племена), но в горных районах проживали и северокавказские племена (подробнее см.: Меликишвили Г.А., 1959, с. 266–298; Мусхелишвили Д.Л., 1978б, с. 146–200).
Источники. Письменные источники по истории Иберии ограниченны и отрывочны. Среди античных авторов важнейшее место занимает Страбон, у которого имеется развернутая характеристика социальной структуры Иберийского царства. Однако существуют значительные трудности, связанные с вопросом о том, какого времени источники используются Страбоном: отражают ли они историческую ситуацию, близкую ко времени жизни Страбона, или много более раннего (см., например: Болтунова А.И., 1947; 1956; Лордкипанидзе О.Д., 1957). Помимо Страбона, определенную информацию об Иберии можно почерпнуть из трудов Плиния Старшего, Тацита, Плутарха, Птолемея, Диона Кассия, Аммиана Марцеллина (Новосельцев А.П., 1980, с. 16–28). Особенно ценны свидетельства Тацита (для эпохи ранней империи) и Аммиана Марцеллина (для поздней). Имеется также некоторый эпиграфический материал: как надписи (греческие и арамейские), найденные на территории Иберии (подробнее см.: Апакидзе А.М., 1968, с. 178 сл.), так и латинские надписи, происходящие с территории Римской империи (Новосельцев А.П., 1980, с. 169). История Иберии отражена и в грузинских средневековых исторических сочинениях («История царей» Леонтия Мровели, «Обращение Картли»). Однако эти источники чрезвычайно трудны в интерпретации, поскольку восходят по времени не ранее VII–VIII вв. н. э. и отражают более эпическую традицию, чем реальные исторические события. Однако и из этих источников может быть извлечена (при тщательном анализе) значительная информация (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 39 и сл.). Некоторые сведения об Иберии содержатся и в древнеармянских сочинениях, в частности у Мовсеса Хоренаци.
Археологические материалы достаточно обильны, но, к сожалению, ограничены тематически: исследовано значительное количество некрополей, проводятся раскопки ряда городских центров, но иберийская деревня остается практически неизученной.
Поселения. Начиная со второй половины IV в. до н. э. Восточная Грузия переживает период, который некоторые исследователи называют «урбанистическим взрывом» (Хахутайшвили Д.А., 1973).
В это время вновь начинается активизация хозяйственной жизни в долине р. Куры и возникает целый ряд городов. Города эти, часто появлявшиеся внезапно (без непосредственно предшествующих им поселений), отличались друг от друга в функционально-типологическом отношении.
Обширное городище IV–II вв. до н. э. открыто у слияния рек Куры и Ксани. На правом берегу р. Куры в местности, называемой Самадло, на двух холмах была расположена цитадель, большая часть которой полностью разрушена (уже с 1907 г., когда началось добывание глины для Ксанского керамического завода). Город был основан на перекрестке двух важнейших дорог; одна из них шла вдоль р. Куры (являясь составной частью транскавказской торгово-транзитной магистрали), другая связывала Ксанское ущелье с южными областями Грузии — Триалети.
Раскопками установлено, что раннее поселение здесь существовало еще в VII–V вв. до н. э. В конце IV в. до н. э. начинается новое строительство цитадели. В настоящее время невозможно точно восстановить планировку цитадели. Крепостные стены не сохранились, так же как и главные здания дворцового или храмового типа. Склоны холмов были искусственно террасированы. На западном холме открыты семь таких террас (шириной 5–9 м при высоте до 3 м), ступенчато поднимающихся от основания холма к его вершине. На самой вершине находился дворец или храм, на нижележащих террасах зафиксированы отдельно стоящие здания хозяйственного назначения, видимо, связанные с ним. На одной из террас был обнаружен также склеп IV–III вв. до н. э. Здесь в 1912 г. случайно раскопали очень богатое женское погребение. Нахождение погребений на террасах Самадло заставляет думать, что здесь же находились и жилища знати. Цитадель в Самадло была разрушена не позднее середины II в. до н. э. (подробнее см.: Гагошидзе Ю.М., 1979).
В III в. до н. э. городское поселение возникло на противоположном от Самадло левом берегу р. Куры, на Настакисском поле. Городище занимает площадь длиной до 1 км и шириной 0,5 км вдоль берега р. Ксани. Поселение городского типа просуществовало здесь вплоть до конца VII в. н. э. Сооружения и культурные слои III и II вв. до н. э. сильно потревожены интенсивным строительством позднего периода. Однако обнаруженные здесь материалы свидетельствуют о городском характере этого поселения (Бохочадзе А.В., 1977, с. 93–95). Принято считать, что два городища — Самадло и Настакиси — представляли собой две части одного города: в Самадло находился акрополь, а в Настакиси — собственно город (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 24; Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 25–30). В целом город представлял собой крупный центр ремесла, особенно керамического. Здесь изготовлялись строительные керамические материалы, в первую очередь черепица.
Самадло-Настакиси одновременно был и крупным торговым центром, на что указывает множество привозных изделий, в том числе и античный импорт — малоазийские чернолаковые и краснолаковые изделия (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 23).
В функционально-типологическом плане от описанного выше города отличается открытое западнее, в 8–9 км от него, в долине р. Кавтура, городище (на левом берегу р. Куры у с. Кавтисхеви). Местность эта называется «Цихиагора» (что по-грузински означает «холм-крепость») и представляет собой холм высотой в 12 м, площадью 40×100 м. Раскопками (начавшимися в 1972 г. и продолжающимися в настоящее время) установлено, что холм был заселен еще в раннебронзовую и позднебронзовую эпохи. Затем следует лакуна. А в IV–III вв. до н. э. на холме строится весьма интересный и сложный архитектурный комплекс, вокруг которого в низменной части разрастается обширное поселение с могильником.
Мощность культурного слоя IV–III вв. до н. э. на холме местами достигает 5 м. Открывается храмовый архитектурный комплекс довольно сложной планировки. Вершина холма была обнесена оградой. Центральное место занимал храм, обнесенный особой оградой. О функции Цихиагора в IV–III вв. до н. э. высказываются разные предположения. Некоторые рассматривают ее как крепость — административный центр одной из областей, входивших в состав XVIII сатрапии Ахеменидского государства (Цкитишвили Г.Г., 1977, с. 92). Другие (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 21) считают, что Цихиагора была религиозным и политическим центром общины Кавтисхеви — отдельной политико-экономической территориальной единицы в предгосударственный период. Действительно, весь комплекс с главенствующим положением храма, со своими амбарами, хлебопекарнями и другими помещениями скорее напоминает хорошо засвидетельствованную на Древнем Востоке ситуацию, когда сельские общины группировались вокруг святилища. Наличие этого явления в древней Грузии подтверждается этнографическими данными о пережитках храмовой общины в Горной Грузии (Бардавелидзе В.В., 1949; 1952).
Все упомянутые выше городища и синхронные им поселения и могильники расположены по обоим берегам Куры и между ее притоками Ксани и Арагви. Однако еще не известно местонахождение городского поселения IV–III вв. до н. э. на территории Мцхета[5], которому, согласно древнегрузинской исторической традиции (подтверждаемой данными иных источников), было суждено сыграть решающую роль в объединении отдельных территориально-административных единиц в единое царство — Иберию и стать ее столицей на протяжении всей истории этого государства (Меликишвили Г.А., 1959, с. 284–290; Лордкипанидзе О.Д., 1968б). Между тем, существование поселений IV–III вв. до н. э. в окрестностях нынешнего Мцхета доказывается тем, что здесь обнаружены два могильника — один в Камарахеви (на левом берегу р. Арагви, у с. Цицамури), а другой в Мухатгверди (на правом берегу р. Куры, в 10 км к востоку от Мцхета).
Следующий этап в развитии городов Иберии падает на последние века до н. э. — первые века н. э. Ко II в. до н. э. относится возникновение городов на холме Багинети, в Армазисхеви, в местности Цицамура, Саркине, в с. Дзалиси, Урбниси. Согласно древнегрузинской исторической традиции, сохранившейся у Леонтия Мровели, первый царь Иберии Парнаваз начал строить свою резиденцию на горе Армази, где воздвиг также «идола» в свою честь. Согласно этой же традиции, последующие цари продолжили здесь строительство. Гора превратилась в акрополь. Грузинская традиция согласуется с данными античных авторов, называвших главный город Иберии Армозикой (Страбон) или Гермаст (Плиний). Этот город убедительно локализуется на треугольном холме Багинети, возвышающемся на правом берегу р. Куры, напротив нынешнего пос. Мцхета, к северу от Карснисхеви. Раскопками 1943–1948 гг. здесь открыты оборонительные стены, дворцовые и общественные сооружения, гробницы (Апакидзе А.М., 1968, с. 33–43).
Выбор места для строительства царской резиденции диктовался в первую очередь весьма удачным расположением холма, контролировавшего основные магистрали и вместе с тем отвечавшего всем требованиям успешной обороны. Однако нет данных о наличии регулярной планировки. Предполагается, что укрепленный город имел четыре входа, фланкируемых воротами. На самой вершине холма, имеющего форму треугольника, обнаружены остатки кладки из хорошо отесанных каменных блоков, принадлежащих зданию предположительно культового назначения. Общая площадь горы, занимаемой акрополем, достигает 30 га. Ее вершины и склоны были обнесены мощными оборонительными стенами, укрепленными башнями и контрфорсами.
К периоду не ранее II–I вв. до н. э. следует отнести и другие сооружения, открытые внутри крепостной стены. В первую очередь следует отметить большой архитектурный комплекс, основным сооружением которого является так называемый колонный зал. К более позднему времени, скорее всего II–III вв. н. э., относятся другие архитектурные сооружения с широким применением известкового раствора: баня, хозяйственные помещения, погребальные сооружения.
Можно полагать, что на холме Багинети располагался первоначально укрепленный город, резиденция царей Иберии, который по мере развития городского поселения постепенно выходил из крепостной стены и вскоре превратился в обширный город, занимавший правобережье р. Куры (между его правыми притоками Армазисхеви и Карнисхеви). На основе греческой надписи 75 г. н. э., найденной у селища Мухатгверди в местности Накулбакеви (Апакидзе А.М., 1968, с. 178–194), можно полагать, что и эта вновь возникшая часть города была обнесена оборонительной стеной. У устья р. Карнисхеви выявлены жилые и хозяйственные здания, керамические обжигательные печи и могильник I в. до н. э. — первых веков н. э. (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н. и др., 1978, с. 8–32).
На правом берегу р. Куры, у устья ее правого притока — речки Армазисхеви, находилась резиденция высших сановников Иберии. Раскопками 1937–1946 гг. вскрыты остатки дворцового комплекса и усыпальницы II–IV вв. н. э. Архитектурные сооружения дошли в сильно разрушенном виде, например баня. Здесь же располагалось винохранилище.
На левом берегу р. Арагви (левого притока Куры) в местности Цицамури локализуется «укрепленный город», упоминаемый Страбоном как Сисамура (Севсамора). Раскопками здесь выявлены стены и ряд сооружений (в том числе и остатки круглого в плане здания).
На левом берегу р. Куры, в 8-10 км к западу от нынешнего Мцхета, на склонах Саркинетского холма открыты остатки сооружений, построенных на искусственных террасах. В одном из зданий найдены великолепные терракотовые маски и статуэтки, изображающие Диониса и его спутников (Бохочадзе А.В., 1977, с. 95–96). Несколько западнее (местечко, называемое Грдзели Миндори) обнаружены остатки железообрабатывающего производства (Апакидзе А.М., 1968, с. 257).
В 20 км к северо-западу от Мцхета, в Мухранской долине, на берегу р. Нареквави, в с. Дзалиси открыто городище, идентифицируемое с г. Дзалисса, упомянутым Клавдием Птолемеем (Бохочадзе А.В., 1978б). Раскопками, начавшимися с 1971 г., установлено, что городище занимало площадь свыше 70 га. В северо-западной части находится искусственное возвышение (площадью 6–7 га), обнесенное стеной, служившее, вероятно, цитаделью. Разведочные раскопки подтвердили наличие на холме монументальных зданий.
В «нижней» части города открыты остатки различных по назначению сооружений: дворца, бань, святилища и т. д. По стратиграфическим данным наиболее ранний культурный слой содержит материалы II–I вв. до н. э. Но основные сооружения относятся к I–IV вв. н. э. (время расцвета города). В IV в. н. э. город был сожжен и разграблен. Хотя жизнь на нем продолжалась и в VI–VII вв. н. э., однако уже в гораздо более скромных размерах. Окончательное разрушение города связано с арабским нашествием в 30-е годы VIII в. (Бохочадзе А.В., 1977; 1979).
На левом берегу р. Куры, в западной части Иберии, в 12 км к западу от г. Гори открыты остатки городища Урбниси, упомянутого в древнегрузинских источниках («История царей» Леонтия Мровели, «Обращение Картли») среди древнейших городов Грузии. Археологическими раскопками 1953–1962 гг. выявлены памятники различных эпох, начиная от периода ранней бронзы до 30-х годов VIII в. н. э. Зафиксированы мощный слой пожарища IV–III вв. до н. э., а также различные сооружения первых веков н. э.: часть оборонительных сырцовых стен, остатки бани с калориферной системой отопления III в. н. э. и могильник (Чилашвили Л.А., 1964; Закарая П.П., 1965).
В Иберии существовали и так называемые пещерные города. Таковым считают Уплисцихе (на левом берегу р. Куры, в 15 км к северо-востоку от г. Гори), представлявшее грандиозный комплекс, высеченный в скалистом массиве и защищенный высеченным в скале рвом и сырцовой стеной на каменном фундаменте, построенной вдоль рва. Раскопками выявлены культовые, общественные и жилые комплексы античной эпохи, а также сельскохозяйственные поселения, расположенные в равнинной части (подробнее см.: Хахутайшвили Д.А., 1964; 1970).
Таким образом, города Иберии, возникшие в IV–III вв. до н. э. и достигшие расцвета в первые века н. э., представляли собой, как правило, центры окружающей сельской территории (в политическом, экономическом и культурном отношении). Несомненна роль городов как центров ремесленного производства и торговли. Для городов правилом была двухчастная система организации пространства застройки: цитадель (акрополь) — обычно на естественном (или реже искусственном) холме и «нижний» город. Основные общественные сооружения располагались в цитадели, хотя (в случае значительного расширения города) ряд зданий общественного назначения мог возводиться и среди рядовой городской застройки (подробнее см.: Меликишвили Г.А., 1959, с. 439–453; Апакидзе А.М., 1968; Хахутайшвили Д.А., 1966; Лордкипанидзе О.Д., 1968б).
Фортификация. Города в большинстве случаев имели двойную систему обороны: укрепления «нижнего» города и цитадели. Лучше изучены укрепления цитаделей. Наиболее ярким образцом стен цитадели являются стены Багинети. Стены, проходившие иногда по довольно крутым склонам, возведены следующим способом: в скалистом грунте высечены гнезда, в которые вставлены каменные квадры, представляющие нижний ряд каменного основания стены. Это основание имеет от одного до шести горизонтальных рядов камней (в зависимости от рельефа местности) и построено по панцирной системе: квадры снаружи и изнутри, пространство между которыми заполнено мелкими камнями и глиной. На каменном основании возвышается кладка из сырцовых кирпичей. Для крепления массивной сырцовой стены внешние ряды основной стены через каждые 5 м с обеих сторон укреплены контрфорсами четырехугольной формы. В сырцовой массе вдоль кладки и поперек уложены деревянные брусья. Высота стен, должно быть, достигала 6–8 м, ширина варьирует от 2,80 до 3,20 м. Засвидетельствованы остатки башен. Цитадель Цихиагора обнесена стеной, выполненной только из сырцового кирпича (ширина 1,5 м, оштукатурена с внутренней стороны). Сырцовые стены засвидетельствованы и в Урбниси.
Застройка (табл. XL, XLI, XLII). Археологические раскопки выявили значительное число сооружений общественного характера (различного назначения), производственных и жилых построек.
При раскопках Самадло установлено, что вершину холма занимало какое-то монументальное здание — дворец или храм. От него сохранились только хорошо отесанные квадры белого известняка. Множество обломков черепиц и фрагментов скульптурного рельефа.
Храм IV–III вв. до н. э. был обнаружен при раскопках Цихиагора (см. выше). Он находился в центральной части холма цитадели и был окружен особой оградой. Храм был почти квадратным в плане (8×7,5 м). Между стеной храма и оградой устроены помещения, в которых были найдены глиняные диски с рельефными крестами и глиняные буллы. Во дворе перед храмом выстроен высокий квадратный каменный алтарь. К храмовой ограде с восточной стороны примыкает «священный амбар», состоящий из восьми помещений, шесть из которых представляли собой зернохранилища. К северной стене храма примыкает двухэтажное прямоугольное продолговатое здание (18×4,5 м). У дверей (устроенных в западной стене помещения) вдоль южной стены сооружены из сырцовых кирпичей три квадратных закрома. В одном из них обнаружены обуглившиеся зерна ячменя, а в двух — маленькие пифосы. Вдоль одной из стен вышеописанного помещения были устроены четыре хлебопекарные печи — «торне» (подробнее см.: Цкитишвили Г.Г., 1977). Некоторые исследователи (например, Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 22) считают это сооружение храмом огня.
Храмовый комплекс II–I вв. до н. э. раскапывается в 3 км западнее с. Арадети Карельского района, в междуречье Восточной и Западной Проне — левых притоков р. Куры, в местности, называемой Дедоплис Миндори («Поле царицы»). Раскопками выявлена грандиозная система одновременных построек, представляющих собой прямоугольник площадью около 6 га, ориентированный продольной осью с юга на север, с небольшим отклонением, и обнесенный стеной. В южной части комплекса находился главный храм (46×30 м) — четырехколонная квадратная целла с четырехугольной платформой для алтаря в центре. Целла и ведущий к ней обширный открытый портик с трех сторон окружены системой коридоров. К основному прямоугольнику храма с севера примыкает помещение типа айвана — открытый портик с двумя колоннами. В 90 м к северу от главного храма расположен малый храм с открытым с юга портиком, почти квадратной целлой с алтарем в юго-западном углу, двусторонней обходной галереей.
Строго симметрично по отношению к храмам находятся восточные и западные ворота, представляющие собой обширные пропилеи с шестью колоннами, состоящими из двух неравных портиков — наружного и внутреннего. По обе стороны последнего расположены небольшие прямоугольные помещения, связанные с ним дверьми. Ворота ведут во внутренний квадратный двор и ряд других помещений, в том числе и вне основного прямоугольника. В северо-восточной части теменоса выявлены три изолированных друг от друга храма с собственными дворами.
Святилище погибло от сильнейшего пожара, вероятно, после объявления христианства государственной религией в Грузии. Высказано предположение, что этот обширный храмовый комплекс был посвящен маздейским богам, в значительной степени смешавшимся с местными грузинскими астральными божествами, и что Главный храм был посвящен богине плодородия типа авестийской Ардвисуры Анахиты (см.: Гагошидзе Ю.М., 1977; 1978).
При исследовании городов Иберии выявлен ряд дворцовых комплексов. На холме Багинети, там, где, видимо, располагалась царская резиденция II–I вв. до н. э., исследован обширный архитектурный комплекс, основным сооружением которого был «колонный зал», представлявший собой четырехугольное продолговатое в плане помещение (20,82×8,87 м). По продольной оси храма расположено шесть торовидных баз колонн. Здание, видимо, имело двускатную черепичную кровлю. Главная фасадная стена расположена на восточной стороне и имеет по краям два антообразных выступа, а в центре устроена широкая четырехступенчатая лестница (по которой спускались в зал). Перед «колонным залом» обнаружена часть П-образной кладки с сильными следами огня — «жертвенник» (см.: Апакидзе А.М., 1968, с. 37–41).
К более позднему периоду, скорее всего II–III вв. н. э., относятся другие архитектурные сооружения с широким применением известкового раствора. Таковы баня с подпольной системой отопления и остатки водопровода.
Интересные результаты получены и при исследованиях в районе Армазисхеви, там, где находилась резиденция высших сановников Иберии. Раскопками 1937–1946 гг. вскрыты остатки дворцового комплекса и усыпальницы II–IV вв. н. э. Архитектурные сооружения дошли в сильно разрушенном виде, и их исследования еще не закончены, поэтому невозможно судить о планировке дворцового комплекса. Стены отдельных зданий возведены из рваного камня на известковом растворе. Здания имели черепичную кровлю. Находки орнаментированных капителей, каменных баз, профилированных карнизов и других архитектурных деталей свидетельствуют о богатом убранстве дворцовых сооружений. Общая длина всего комплекса достигает 22,0 м при ширине 3,8 м. Баня, построенная по гипокаустической системе отопления, состояла из пяти помещений: раздевальни, топочного отделения, горячей, теплой и прохладной (с бассейном) бань. Лучше сохранилась горячая баня (площадь 12,1 м), нижний ярус которой представляет собой типичный калорифер. Его горизонтальный пол покрыт гидравлическим раствором (толщиной в 20 см) из извести и толченой керамики. Над полом возвышаются подпорные столбики из круглых кирпичей, а вдоль стен — из квадратных и продолговатых прямоугольных кирпичей. Столбики сверху перекрывались специальными квадратными керамическими плитами, скрепленными огнеупорным раствором. Эти плиты, замазанные сверху известковым раствором с примесью толченого кирпича, служили полом для верхнего яруса. Для нормальной циркуляции воздуха в углах гипокауста, а также в теплой бане в толще стен заложены вентиляционные керамические трубы.
В горячей бане сохранились две цистерны, обмазанные с внутренней стороны гидравлическим раствором и служившие для горячей и теплой воды, а в северной части — полукруглая ниша (экседра); засвидетельствовано применение для термоизоляции плоских черепиц с сегментообразными вырезами в загнутых бортах. Они попарно прикреплялись к капитальной стене железными Т-образными гвоздями и создавали между капитальной стеной и внутренними помещениями своеобразную сеть взаимно перекрывающихся (вертикально и горизонтально) каналов для свободного обращения по ним горячего воздуха, поступавшего снизу. На уровне пола верхнего яруса помещения холодной бани зафиксирована керамическая труба (диаметр 0,12 м), служившая для отвода в коллектор грязной воды. Коллектор, сложенный из рваных камней и желобчатых черепиц на известковом растворе, был сооружен вдоль фундамента восточной стены бани (длина канала 5,50 м, ширина 0,23 м, высота 0,30 м).
Несмотря на то что типологически армазисхевская дворцовая баня относится к широко распространенным в первые века н. э. баням с гипокаустической системой отопления, многие вопросы, связанные с конструкцией и функционированием (система освещения, водораспределительная сеть, детали черепичного перекрытия и др.), остаются еще спорными или не выясненными из-за плохой ее сохранности в целом.
На городище Дзалиси открыто здание дворцового типа, ориентированное на юго-запад, длиной 30 м. Хорошо сохранилась задняя стена. По фасадной стороне имеются базальтовые базы, служившие опорой для деревянных колонн (диаметром 28 см). Расстояние между задней стеной и колоннами 10 м. Пол (толщиной 5–7 см) сделан из хорошо утрамбованной гаджи. Под полом и стеной здания проходит водопровод для питьевой воды из глиняных труб (длиной 45 см, диаметром 17 см), скрепленных известковым раствором. Канава, в которой уложены водопроводные трубы, заполнена глиной для изоляции.
К дворцовому комплексу примыкает прямоугольная в плане (12,5×6,5 м) баня с тремя отделениями (горячее, теплое и холодное) одинаковых размеров (5×2,5 м) с хорошо сохранившимся гипокаустом, калориферы которого составлены из прямоугольных (27×27×4 см; 27×13,5×4 см) и круглых (диаметром 17, 22,5 и 23,5 см) кирпичей, перекрытых квадратными керамическими плитами (58×58×5 см), залитыми сверху известковым раствором.
Баня построена из обожженных кирпичей на известковом растворе. Стены с внутренней стороны облицованы керамическими плитами (27×27×2; 40×36×2 см), имеющими в углах выступы (5–9 см) для скрепления стенок. Пространство между стенами и облицовочными плитами было использовано для циркуляции горячего воздуха, поступавшего из гипокауста посредством калориферов через глиняные трубы, вмонтированные вертикально в стенах абсид. Многочисленные находки черепиц (соленов и калиптеров) дают основание предположить черепичное перекрытие.
В холодном отделении бани в его северной абсиде устроена ванна с мозаичным полом, составленным из мелких разноцветных кубиков. Мозаичным был пол в раздевальне бани, построенной из сырцовых кирпичей. Описанный банный комплекс входит в состав дворцовых сооружений и соединяется с прямоугольным сооружением (8,1×6 м) с мозаичным полом, атрибутированным как храм Диониса. Проводящий раскопки данного комплекса А.В. Бохочадзе описанное выше сооружение с мозаичным полом датирует II в. н. э. Эти здания были разрушены и сожжены в IV в. При раскопках зафиксирован мощный слой пожарища, в частности остатки обрушившихся деревянных балок от черепичного перекрытия.
К этим строениям примыкает еще один сложный архитектурный комплекс, не раз перестроенный и расширенный в разное время. Первоначальным принято считать так называемое здание с алтарем — прямоугольное сооружение, разделенное на две части проходом между двумя колоннами. В северной цокольной стене в полукруглой нише сохранилась выемка (диаметром 0,45 м) — предположительно для установки алтаря. Стены и пол этого здания выложены из хорошо отесанных блоков туфа. С восточной стороны здание соединяется открытым в плане четырехугольным (7,75×6,95 м) двориком-атриумом, пол которого также выложен хорошо отесанными плитами туфа. В центре устроен четырехугольный бассейн (предположительно для фонтана) глубиной 0,17 м, площадью 2×1,8 м. В 1,70 м от юго-восточного угла бассейна зафиксировано наличие люка (диаметром 0,40 м) для контроля канализации. Здание с алтарем и атриум были сооружены в I–II вв. н. э. В дальнейшем (II–IV вв.) к алтарной части и атриуму с западной и восточной сторон были пристроены бани и весь комплекс превратился в единое целое. Расположенная в западной части баня состояла из трех основных отделений (холодное с бассейном, теплое и горячее с хорошо оформленными абсидами в южной части). Все три отделения одинаковы по форме и размерам (6,3×3,65 м) и соединяются между собой проходами. Хорошо сохранился гипокауст, калориферы которого сделаны преимущественно из плоских кирпичей разных размеров (36×27×4; 30×32×8; 41×30×9; 29×29×6 см). Засвидетельствовано также использование круглых кирпичей (диаметром 30 см, толщиной 4 см). Нижняя часть бани построена из булыжника на известковом растворе, а верхняя — из плоских прямоугольных кирпичей, оштукатуренных известковым раствором (в некоторых местах зафиксировано несколько слоев штукатурки, указывающих на неоднократный ремонт). Таким же способом сооружена топка в северо-восточном углу горячей бани. Вторая баня пристроена к атриуму с западной стороны и также сделана по принципу гипокауста. С восточной стороны к атриуму пристроено еще одно здание с гипокаустом, отделенное от него стеной из сырцовых кирпичей, но соединенное с проходом. Калориферами служили здесь в отличие от западной бани круглые кирпичи. Они перекрыты большими керамическими квадратными плитами (58×58×5 см), залитыми известковым раствором. Таким же способом сделан пол и в небольшом помещении, считающемся раздевалкой. С восточной стороны к ней примыкает отопительное помещение, выстроенное, как и гипокауст, на булыжнике с известковым раствором.
Ряд сооружений из сырцовых кирпичей пристроены к атриуму с северной стороны, а с южной сохранился фундамент, внешние панцири которого выложены из булыжника, а пространство между ними заполнено обломками кирпичей, черепицы и мелким булыжником. Под фундаментом засвидетельствован канализационный коллектор. Ниже уровня бани обнаружены остатки более ранних сооружений, построенных из сырцовых кирпичей разных размеров (длиной 52 см при толщине 9-10 см; 48×12 см, а также квадратных 58×58×16,5 см); на булыжном основании зафиксирован и культурный слой II–I вв. до н. э. (Бохочадзе А.В., 1977; 1978б).
К сожалению, еще мало исследованы рядовые жилища городов Иберии. Несколько жилищ изучены в Карнисхеви (возле Багинети). Жилые комплексы представлены четырехугольными в плане сооружениями, стены и фундаменты которых выложены из рваного камня на глиняном растворе. Кровля была черепичной. Полы глинобитные с очагами в центральной части. К жилищу примыкали легкие крытые постройки хозяйственного назначения, в каждой из которых также обнаружены очаги. Здесь же, к югу от жилых комплексов, находился производственный участок с керамическими обжигательными печами. На рядом расположенном могильнике открыты захоронения в черепичных ящиках и грунтовых ямах, принадлежащих, вероятно, мастерам-керамистам (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н. и др., 1978, с. 8–32).
Археологически исследованы некоторые производственные и складские помещения. В Самадло выявлены здания хозяйственного назначения, некоторые из них, возможно, были двухэтажными. Размер их обычно 4×4,5 м, стены из сырцовых кирпичей, черепичные покрытия. Иногда в центре находился деревянный подпорный столб.
В состав дворцового хозяйства Армазисхеви входило винохранилище, занимавшее площадь примерно 45×90 м. Вино хранилось во вкопанных в землю глиняных пифосах. Всего найдено свыше 50 пифосов.
Монументальный характер имели некоторые гробницы, представлявшие собой значительные по размерам наземные сооружения, включавшиеся в застройку городов (или пригородов). Наиболее яркий пример этого — погребальное сооружение в районе Багинети (у подножья северного склона Багинетского хребта, у Мцхетской станции железной дороги). Оно представляет собой однокамерное квадратное в плане (4,00×4,00 м) сооружение, ориентированное с запада на восток. Стены воздвигнуты из больших квадров песчаника, уложенных насухо, но местами заделанных или замазанных известковым раствором. Полукруглый свод выложен из длинномерных клинообразных блоков толщиной 0,45-0,50 м. Внутренняя площадь склепа равна примерно 4,2 кв. м (2,33-2,37×1,75-1,80 м) и полностью оштукатурена известковым раствором с примесью толченой керамики. Пол выложен хорошо тесаными камнями. Гробница обращает на себя внимание ярко выраженным фасадным решением в восточной части, облицованной различного размера квадрами из желтоватого песчаника и увенчанной фронтоном, но без горизонтального карниза (особенность, широко распространившаяся позже в Грузии). Еще одна особенность — блоки свода выходят на фасад торцами (отражая на нем клинообразный профиль самих блоков), создавая тем самым устойчивую конструкцию перевязки блоков. В центре устроена дверь с невысоким порогом и четко профилированным обрамлением. Дверь была плотно заложена большой каменной плитой (1,03×0,69×0,20 м). Склеп имеет двускатное перекрытие, составленное из плоской с загнутыми краями и желобчатой черепицы. На полукруглом своде черепица укреплена на известковом растворе. Перед гробницей устроен двор, обнесенный вместе со склепом оградой, выложенной на глиняном растворе и оштукатуренной глиной с внутренней стороны. Высота стен достигает 1,6–2,1 м.
Строительная техника. Архитектура. Археологические исследования, проведенные в Иберии, свидетельствуют о высоком уровне строительного дела и архитектуры. Уже в ранних городских центрах, например в Самадло, применялся такой сложный строительный прием, как террасирование склонов холма. Террасы имели ширину 5–9 м, в одном случае до 11,5 м, высота их достигала 3 м. Для укрепления краев террас создавались подпорные стены. Они возведены из камня на глиняном растворе и армированы бревнами, уложенными в толще стен вдоль и поперек кладки. Облицовка выложена ритмично чередующимися плоскими камнями и крупными квадрами местного необработанного песчаника. Забутовка составлена из смеси галечника с глиной. В некоторых местах подпорные стены укреплены мощными контрфорсами. Одна из таких стен подпирала платформу шириной 11,5 м и высотой 2–3 м. Фундамент был опущен в глинистый грунт на глубине 0,3 м. Толща субструкции платформы использовалась для устройства помещения подвального типа (4,5×9 м). Террасы существовали и в Саркинети. Иногда сравнительно небольшие по размерам цитадели возводились на искусственных холмах (например, Дзалиси).
В Иберии при строительстве использовали камень, обожженный кирпич и кирпич-сырец, дерево, терракоту. В более ранних сооружениях в качестве связующего раствора применялась глина (или он вообще не использовался). С первых веков н. э. в употребление широко входит известковый раствор. Камень использовался различных видов: известняк, песчаник, туф, базальт и т. д.; применялись различные виды его обработки: от грубой оббивки до полировки. Из камня делали фундаментные и цокольные части стен, иногда стены целиком, базы и стволы колонн, капители, плиты, обрамлявшие дверные проемы, выкладывали своды. В строительстве правилом было сочетание камня и сырцового кирпича. Интересные варианты сочетания этих двух строительных материалов демонстрирует Цихиагора. При строительстве священного амбара цоколь был выложен из больших камней в один ряд. Собственно помещение святилища имело комбинированные стены: на высоту 2 м — каменные, выше (сохранившаяся высота 4,25 м) — из сырцовых кирпичей. В двухэтажном здании с закромами и печами для хлеба стены первого этажа (высота 3,5 м) были каменными, а второго (сохранившаяся высота 1,5 м) — сырцовыми. При строительстве бань, естественно, сырцовый кирпич практически не употреблялся, кроме стен в сухих помещениях типа раздевален (например, в Дзалиси). Сырцовые кирпичи применялись даже в очень монументальных сооружениях (например, во дворце Дзалиси или «колонном зале» Багинети). Иногда для увеличения прочности сырцовых конструкции использовали поперечные и продольные прокладки из бревен. Этот прием зафиксирован, в частности, в городских стенах Багинети, в склепе IV–III вв. до н. э. в Самадло и других местах. Обычные размеры сырцового кирпича 52×52×12 см, встречаются и иные: 42×48×12 см; 58×58×16,5 см; 50×50×12 см; 50×25×12 см. Стены, выложенные из сырцовых кирпичей, имели различную толщину: в Дедоплис Миндори — у обычных зданий 1,10 м, у главного храма 1,6 м, у «колонного зала» и других сооружений Багинети 1,45-1,70 м, и т. д. Обожженный кирпич в основном использовался там, где невозможно было применение сырцового. В целом ряде бань, столь популярных в Иберии первых веков н. э. использовался жженый кирпич, причем стены, как правило, делали традиционным способом: цоколь — из камня, верхняя часть стен — из кирпича (квадратного и прямоугольного) (27×27×4; 27×13,5×4; 36×27×4; 32×30×8; 41×30×9; 29×29×6 см). В банях же, учитывая сложность их внутреннего устройства, употреблялись достаточно часто и круглые кирпичи (17; 22,5; 23,5; 30 см в диаметре). Иногда стены выполнялись из рваного камня на известковом растворе (например, в Армазисхеви), фундамент — из булыжника. Аналогичная техника была использована также при строительстве местного дворца. Очень широко, особенно в банях, пользовались обожженными керамическими плитами.
Перекрытия были как деревянными, так и черепичными. При раскопках в Дедоплис Миндори были зафиксированы остатки сгоревших балочных конструкций, скрепленных железными гвоздями. Черепицы использовались как плоские с вертикальными бортами, так и желобчатые (длина до 57 см), их часто окрашивали в красный цвет; на черепицах из Дедоплис Миндори и Цихиагора зафиксированы знаки, нанесенные по сырой глине. Довольно часто крыша была двускатной. Изредка использовались сводчатые покрытия.
Стены обычно штукатурили (чаще всего глиной), иногда расписывали (остатки росписи зафиксированы в «колонном зале» Багинети). В склепе в Багинети II–III вв. н. э. стены, сложенные из рваного камня, облицованы тщательно обработанными мраморными плитами. Полы устраивались различным образом. В Цихиагора пол был глинобитным, в склепе в Самадло тоже глинобитным, но лежал на специальном слое мелкого галечника, смешанного с глиной. В «колонном зале» (Багинети) зафиксирован утрамбованный пол из толченого туфоидного песчаника розоватого цвета. На памятниках первых веков н. э. постоянно встречаются водопроводные и водоотводящие системы, при строительстве которых использовались металлические трубы, помещенные в специальные каналы, выложенные из камня и перекрытые сверху каменными же плитами.
В архитектуре Иберии античного времени довольно широко использовались колонны. Стволы колонн обычно бывали деревянными, базы — каменными. Достаточно широко были распространены торовидные базы. Они зафиксированы в «колонном зале» Багинети, Цихиагора и ряде других пунктов. В Дедоплис Миндори и в Шиомгвиме (см. Гогошидзе Ю.М., 1979, с. 22) обнаружены фрагменты украшенной рельефом базы «персеполитанского» типа. В ряде простых построек, где в центре помещения располагался подпорный деревянный столб, в качестве примитивных баз употребляли оббитые камни. Капители известны самого различного типа: дорийские (в Дзалиси и Багинети), ионийские (в Саркиси), персидско-ахеменидские (с протомами быков) (в Цихиагора).
Планировочные решения архитектурных комплексов весьма различны, они явно восходят к различным традициям. По всей видимости, храм в Цихиагора близок древнейшим иранским храмам, еще более концепции иранской религиозной архитектуры сказываются в храмовом комплексе Дедоплис Миндори. Однако здания терм, столь популярных в Иберии первых веков н. э., воспроизводят римский архитектурный тип. Своеобразно здание «колонного зала» в Багинети, упрощенным вариантом которого можно считать здание общественного назначения в Кабале (Кавказская Албания). Возможно, в подобных сооружениях отражается живучесть местных, закавказских, архитектурных традиций. Наконец, в Иберии встречаются также и круглые в плане здания, напоминающие греческие толосы (например, в Цицамури).
Хозяйство. Основой экономики Иберии последних веков до н. э. — первых веков н. э. было сельское хозяйство. Определенные свидетельства этого содержатся в письменных источниках. Некоторую информацию дают и археологические материалы. Значительное количество обуглившегося зерна было найдено в «зернохранилище» Цихиагора (Цкитишвили Г.Г., 1977, с. 87). В ряде мест (например, в Настакиси — см.: Бохочадзе А., 1977, с. 93) открыты винохранилища. Определенную информацию по этому вопросу дают и сельскохозяйственные орудия труда. К началу исследуемого периода относится широкое развитие орошаемого земледелия (о чем свидетельствуют как письменные, так и археологические источники) (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 18–19). Строительство больших оросительных каналов (Тирипони, Урбниси, Мухрани, Алазани), видимо, совпадает с периодом становления в Иберии классового общества и государственности. Эти каналы, проводимые в горах, были для своего времени грандиозными и очень сложными гидротехническими сооружениями, включавшими плотины, насыпные акведуки, деревянные лотки и т. д. (Киквидзе Я.А., 1963).
В Иберии первых веков до н. э. — первых веков н. э. активно развивается ремесло. Основными центрами его являлись города (Лордкипанидзе О.Д., 1957). Наибольшее количество археологических материалов имеется по керамическому производству. В IV–III вв. до н. э. крупным центром ремесленного производства, особенно керамического, выступал Настакиси. Здесь изготовлялись строительные керамические материалы и в первую очередь — весьма многочисленная черепица, представленная тремя видами: плоская с вертикальными бортиками (так называемая керамида, солен), желобчатая (т. е. калиптер), а также специальная широкая желобчатая черепица, использовавшаяся для покрытия коньков двускатных крыш. Она изготовлена вручную из высококачественной мелкозернистой глины и хорошо обожжена. Поверхность окрашена красной краской (охрой) — от желтовато-красного до темно-пурпурного оттенков. Черепица довольно больших размеров. Длина соленов колеблется от 57,5 до 73 см (но наиболее часто встречающаяся длина 58 см), а калиптеров — от 47 до 66,5 (наиболее часто встречается — 60 см). Длина конькового калиптера 97 см. На бортиках некоторых соленов нанесены по сырой глине различные знаки (углубленная точка, угол, косой крест, насечки). Имеются греческие буквенные обозначения (ΛΖΣΘΧ) которые рассматриваются (Хазарадзе Н.В., Цкитишвили Г.Г., 1980) как знаки ионийской буквенной системы нумерации, использовавшейся для учета изготовленных мастерами черепиц (см.: Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 53–61). Здесь же изготовлялась и керамическая посуда (горшки, фиалы, миски, ритоны, кувшины, пифосы и др.) на гончарном круге. Специальные петрографические исследования керамики из Самадло показали, что все керамические сосуды, как и черепица, изготовлены из одной и той же глины монтмориллонит-гидромусковитного типа, зафиксированного богатейшими выходами на территории Самадло и Настакиси (Морчадзе Т.А., 1979, с. 38–45).
Крупнейшим центром ремесленного производства в первые века н. э. являлась Мцхета (Лордкипанидзе О.Д., 1957). Наличие прекрасной сырьевой базы — огромных карьеров высококачественной глины — обусловило развитие гончарного ремесла в Мцхета с очень ранней эпохи. Уже с конца II тысячелетия до н. э. в мцхетских гончарных изделиях засвидетельствовано применение гончарного круга, что в свою очередь ускорило развитие гончарного ремесла. На правом берегу р. Куры, у устья Карнисхеви, обнаружен ремесленный квартал керамистов с их жилыми, хозяйственными и производственными сооружениями, а также могильником первых веков н. э. Производственные сооружения представляют собой печи, устроенные на склоне невысокого холма (Апакидзе А.М., Каландадзе А.Н., 1978, с. 24–32). В керамических мастерских Мцхета изготовлялись кувшины, миски и тарелки, горшки, миниатюрные сосудики, пифосы (квеври), глиняные подвески. В целом керамические сосуды I–III вв. н. э. не отличаются особым разнообразием и изяществом форм и в этом отношении значительно уступают керамике позднебронзового и раннежелезного периодов. Снижение художественного достоинства произошло, по-видимому, за счет увеличения количества производства продукции. Специалисты-гончары работали уже на широкий рынок для удовлетворения запросов не только городского, но и массы земледельческого населения, жившего в местностях, прилегающих к городам.
Вопрос об организации производства в Иберии вообще (и керамического в частности) является весьма сложным, так как мы не располагаем сведениями письменных источников. Учитывая размеры производства и различные технические приемы, требовавшиеся для изготовления сосудов разного назначения, можно предположить дифференцированность гончарного ремесла. Можно с уверенностью сказать, например, что в I–III вв. изготовление огромных сосудов хозяйственного назначения — квевров (т. е. «меквевроба») выделилось уже в самостоятельную отрасль керамического ремесла. В основе производства сосудов домашнего обихода и сосудов хозяйственного назначения лежало мелкое ремесло. Работники, изготовлявшие эти предметы, были, по-видимому, мелкими свободными ремесленниками, работавшими на рынок. Как показывают находки в сел. Земо-Авчала, Дигоми, Дампало, Ничбиси, изделия мцхетских гончаров сбывались и за пределами Мцхета, в прилегавших к городу сельских областях. Обмен носил, вероятно, в основном натуральный характер.
Видное место занимало производство строительных керамических материалов (черепиц, кирпича, керамических плит, водопроводных труб). Изготовление этих предметов в Мцхета подтверждается одинаковым минеральным составом глины черепиц и глин мцхетских карьеров, находками в Багинети бракованных черепиц. Некоторые особенности в конструкции черепиц, несомненно, также указывают на их местное производство. В Мцхета производились черепицы как желобчатые (калиптеры), так и плоские (керамиды). Мцхетский калиптер, имеющий в разрезе форму полукруга, по своей конструкции и технике изготовления (Апакидзе А.М., 1968, с. 67–105) значительно отличается не только от греческих калиптеров с граненой наружной поверхностью, обычных для Греции, Боспора и района Эгейского моря, но и от желобчатых калиптеров, известных из Синопы, Гераклеи Понтийской, Ак-Алана (Понт) и др. Мцхетские калиптеры обладают одной характерной деталью, выделяющей их в совершенно особую группу: на наружной части, ближе к узкому краю, имеется пальцеобразный выступ, благодаря которому осуществляется крепление верхней черепицы с нижней. Плоские черепицы Мцхета типологически близки плоским черепицам, применявшимся и в других районах древнего мира.
Помимо керамического, в Иберии исследуемой эпохи были развиты и другие виды ремесел. Бесспорным является существование ремесел, связанных со строительством. Можно отметить, в частности, каменотесное, значительное развитие и высокий уровень которого засвидетельствованы рядом памятников (например, капитель ионийского ордера из Саркине или фрагменты архитектурных деталей со следами обработки на станке — Апакидзе А.М., 1968, с. 47 сл.); каннелированные колонны из Надарбазеви и Абулети (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 24–25 и т. д.).
Важную роль, бесспорно, играли металлургия и обработка металлов. К сожалению, они еще недостаточно исследованы. В Грдзели Миндори были найдены остатки мастерской по металлообработке (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23; Апакидзе А.М., 1968, с. 257): огромное здание, в котором обрабатывалось не только железо, но свинец и медь, золото. Здесь же были найдены заготовки (для массивных кирок, топоров), просто слитки металла, а также множество готовых железных изделий (скобы, петли и т. д.). Очень высокого уровня достигли ювелирное дело и торевтика, что доказывается не только очень большим количеством произведений этих ремесел, найденных при раскопках городищ и особенно некрополей Иберии, но и остатками самого ремесленного производства (Апакидзе А.М., 1968, с. 249 сл.): металлических орнаментированных штампов, частей тиглей, а также полуфабрикатов. Проведенные исследования показали некоторые особенности техники изготовления предметов из драгоценных металлов. Серебряная посуда производилась путем выдавливания при вращении на быстром станке (Товадзе Ф.Н., Варкая В.Ф., 1954). Сам давильный инструмент был из дерева, кости или рога. Окончательная отделка производилась с помощью штампа. Засвидетельствованы и другие технические приемы: позолота серебра, чеканка, пайка и т. д. С этим ремеслом была тесно связана обработка драгоценных и полудрагоценных металлов, поскольку в ювелирном деле Иберии широко использовались вставки из камней (Апакидзе А.М., 1968, с. 254 сл.). Бесспорно, существовали местные камнерезные мастерские. М.И. Максимова в свое время отметила, что в Мцхетском могильнике имеются геммы античного облика с надписью греческими буквами, но местными именами. Это привело ее к убеждению, что в Мцхета должны были существовать собственные камнерезные мастерские (Максимова М.И., 1950). Вероятно, в Иберии развилось и собственное стеклоделие. Уже в достаточно раннее время (возможно, в IV в. до н. э.) здесь стали производиться стеклянные многогранники-печати (Максимова М.И., 1941). В дальнейшем на территории Иберии появилась иноземная стеклянная посуда (Апакидзе А.М., 1968, с. 260), после чего началось и местное производство ее (Угрелидзе Н.Н., 1961; Сагинашвили М.Н., 1970). Можно также говорить о развитом деревообрабатывающем ремесле (Апакидзе А.М., 1968, с. 261 сл.), монетном деле (там, же, с. 262) и ряде других ремесел.
Археологические материалы свидетельствуют о широком развитии обмена в Иберии. Уже в Самадло-Настакиси имеется античный малоазийский импорт — чернолаковые и краснолаковые сосуды (Бохочадзе А.В., 1978б, с. 23). В дальнейшем экономические связи усиливаются (Лордкипанидзе О.Д., 1957; Лордкипанидзе О.Д., Мусхелишвили Д.Л., 1970). Среди импортных предметов большое место занимают различные украшения в виде каменных бус, подвесок, среди которых встречаются в большом количестве подвески из голубой египетской (александрийской) пасты — фигурки лежащего льва и скарабея. Широко распространены также каменные бусы малоазийских и сирийских мастерских. К предметам восточного импорта (Средняя Азия, Индия, Аравия, Сирия) следует отнести драгоценные и полудрагоценные камни (жемчуг, гранат, альмандин, рубин, бирюза и др.), которые обильно применяли местные ювелиры для украшения полихромных изделий. С I в. н. э. на территории Иберии широко распространяются стеклянные изделия, находки которых в настоящее время засвидетельствованы почти во всех значительных городских центрах, а также в сельских местностях (табл. XLIII). Стеклянные сосуды являются обязательным компонентом погребального инвентаря. Абсолютное большинство их — продукция сирийского производства (Лордкипанидзе О.Д., 1957б; Сагинашвили М.Н., 1970). Наиболее распространены колбообразные бальзамарии, отличающиеся между собой отдельными типологическими деталями, цветом и фактурой стекла. Кроме них, широко представлены и бальзамарии других типов (фигурные двуручные кувшинчики с рельефными орнаментами, двуручные и одноручные кувшинчики с вертикально каннелированным туловом, многогранные двуручные сосудики, амфориски, фляжковидные двуручные сосудики и др.). Весьма разнообразны также сосуды типа бутылок, использовавшиеся для транспортировки ценных вин, масел, лекарств. Эти сосуды засвидетельствованы в Иберии почти повсеместно (Сагинашвили М.Н., 1970; Угрелидзе Н.Н., 1961). Однако встречаются и единичные образцы высокохудожественных изделий. Уникальными для Грузии являются чаша из голубого стекла, украшенная белыми нитями, нанесенными холодным способом эмалевой краской (так называемый тип Zarten Rippenschalen), найденная в комплексе I в. н. э. в Урбниси (Сагинашвили М.Н., 1970, с. 16–17), блюдо с рельефной греческой надписью III–IV вв., бальзамарии из фиолетового стекла, выдутого в форме, с двойной маской Силена сирийской работы II в. и чаша с фасетками сирийского типа, найденные в Згудери (Немсадзе Г.М., 1977). В Тбилиси обнаружен веретенообразный полихромный алабастр египетской работы I в. н. э. (Сагинашвили М.Н., 1977).
Среди многочисленных импортных изделий римского периода выделяется также группа бронзовых сосудов разных форм и назначений (кувшины, патеры, виночерпальный ковш, чернильница). Они покрыты обычно темно-коричневой, реже — темно-зеленой патиной. Почти все сосуды отлиты, а затем окончательно обработаны и отточены на станке, о чем свидетельствуют рельефные концентрические кружки разной величины на донышке, а посредине — маленькая дырочка для прикрепления сосуда к станку. Общепризнано, что в I–II вв. главными центрами производства подобных изделий были южноиталийские города, особенно Капуя.
Устанавливая факт импорта италийских бронзовых изделий (и других предметов), следует также поставить вопрос о путях их проникновения на территорию Иберии. При отсутствии такого рода находок в соседней Колхиде нужно полагать, что италийский импорт шел в Иберию не морскими путями через Колхиду, а по сухопутной магистрали (отмеченной на Tabula Peutingeriana) — из Малой Азии через Армению. Несомненно, что эти товары доставлялись сначала в Мцхета, в столицу Иберии — один из самых крупных торгово-экономических центров страны, оттуда они распространялись в различные районы: на юго-запад (Ничбиси), запад (Хандаки, Згудери и даже в Бори, Клдеети), на север (Атоци) и на восток (Ахмета).
Ввоз италийских импортных изделий (Лордкипанидзе О.Д., 1964) совпадает со временем, когда складываются и укрепляются новые взаимоотношения между Римской империей и Иберией. Эти взаимоотношения, основанные на добровольном союзе, были обусловлены как политической, так и, вероятно, экономической заинтересованностью обеих сторон.
Рассмотренные выше импортные предметы первых веков н. э., найденные на территории Иберии (монеты, стеклянные изделия, памятники глиптики, бронзовые сосуды и др.), свидетельствуют о тесных и оживленных взаимоотношениях римского мира с Иберией (Лордкипанидзе О.Д., 1968б).
Весьма интересно (а для экономической истории очень важно), что в этот период в международную торговлю включается не только городское, но и сельское население. Импортные предметы довольно часто обнаруживаются не только на территории городов (Мцхета, Урбниси, Уплисцихе) или значительных политических и административных центров (Згудери, Бори, Клдеети), но и сельских поселений (Ничбиси, Хандаки, Атоци и др.). Обращает внимание и тот факт, что в первые века н. э. в среде сельского населения Иберии интенсивное распространение получает денежное обращение. Об этом красноречиво свидетельствуют весьма частые находки монет (главным образом денариев Августа и драхм Готарза) в сельских районах (Ничбиси, Дампало, Дигоми, Диди Лило, Ржиси, Хандаки и т. д.). Важным доказательством развития экономических связей является и распространение на территории Иберии иноземных монет (см. ниже).
Орудия труда и оружие. К сожалению, орудия труда и оружие Иберии исследованы еще недостаточно. Это объясняется (в значительной мере) тем, что в некрополях описываемого времени в сопроводительном материале эти находки почти не встречаются.
В Цицамуре обнаружено железное долото, использовавшееся в резке камня (Апакидзе А.М., 1968, с. 114), в одном из погребений Армазисхеви — железный топор (там же, с. 175), железные топоры и терки — в Грдзели Миндори (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23). Значительное число железных изогнутых ножей виноградарей найдено в Самтавро (Толордава В.А., 1963), однолезвийные прямые железные ножи — в Камарахеви.
Обнаружено сравнительно небольшое количество оружия: короткие железные парадные кинжалы (из некрополей Мцхета — Апакидзе А.М., 1968, с 165–166), железные втульчатые наконечники копий (Давлианидзе Ц.О., 1977, с. 24–25), бронзовые (скифского облика) и (в памятниках начиная со II в. до н. э.) железные трехлопастные черенковые наконечники стрел (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 23; Давлианидзе Ц.О., 1977, с. 24–25; Бохочадзе А.В., 1977, с. 95).
Керамика (табл. XLIV). Керамика первых веков до н. э. наиболее полно представлена материалами из раскопок Настакиси — Самадло. Керамические изделия довольно разнообразны: горшки, фиалы, миски, ритоны, кувшины, пифосы и др. Все они изготовлены на гончарном круге. Как правило, — светлоглиняные, но встречаются несколько образцов фиал и мисок с блестящей черной лощеной поверхностью, покрытой ангобом светло-кремового цвета или высококачественной красной краской (охрой). Той же краской выполнялась и роспись. Среди расписной керамики особо выделяются сосуды типа колоколовидных кратеров и пифосы. Кратеровидные сосуды расписаны красной краской по кремовому или красноватому фону. Наряду с геометрическим орнаментом встречаются изображения мужского хоровода, всадников с копьями, птиц и животных. Расписные пифосы из городища Самадло довольно крупных размеров (высота 1,80 м, диаметр венчика 0,70 м, наибольший размер диаметра тулова 1,60 м) с широким раструбным горлом, яйцевидным туловом и узким плоским дном. Роспись сюжетная, расположена фризами и выполнена в обычной для Самадло манере красной охрой по желтоватому фону. На одном из пифосов представлены: на верхнем фризе — сцены сражений (три всадника и один пеший пронзают дротиками поверженного врага, изображенного в остроконечном шлеме, с мечом и щитом) и конной охоты на оленей и козерогов; на втором фризе этого же пифоса изображаются мужской хоровод и шествие птиц, а на третьем — шевроны. Нижняя часть сосуда до самого дна покрыта тройными поясами красной краски.
Расписная керамика из Самадло явно носит следы влияний восточноанатолийского, в частности позднефригийского, стиля (Гагошидзе Ю.М., 1979). Отдельную группу составляют кувшинчики и сравнительно крупные двуручные кувшины с горизонтальными параллельными полосами, нанесенными белой краской. Для украшения поверхности сосудов использовался также врезной и рельефный декор. Вышеописанные группы керамики широко представлены почти на всех синхронных поселениях внутренней Картли (Гагошидзе Ю.М., 1979 с. 76–95).
В первые века н. э. важнейшим центром по производству керамики становится Мцхета. В керамических мастерских Мцхета изготовлялись кувшины разных форм (наиболее характерны кувшинчики с отверстием в виде трилистника и витой или дугообразной ручкой), миски и тарелки (с поддоном или без поддона разных форм и величины), горшки (без ручек или с двумя ручками), разнообразные миниатюрные сосудики, глиняные подвески и др. Особое место занимало изготовление больших глиняных пифосов (квеври) для подземного хранения вина или других сельскохозяйственных продуктов. Сосуды, как правило, выполнены на гончарном круге. Они обычно красного или светлого обжига и часто украшены (особенно миски) красно-бурым ангобом, иногда сочетающимся с лощением. Некоторые виды кувшинов расписаны красными поясками или простым геометрическим орнаментом.
Украшения. Раскопки (особенно многочисленных некрополей) дали обильный материал для суждения об украшениях, бытовавших в Иберии. Они весьма разнообразны и включают: пояса, фибулы, булавки, подвески, браслеты, пуговицы, бусы, диадемы, ожерелья, медальоны, кольца, колокольчики, бляшки, перстни, гривны, кулоны. Специфическим видом украшений являются золотые погребальные венки.
Для многих украшений характерна полихромия — искусственное применение разноцветных камней. В этом отношении они сближаются с «сарматскими» или «греко-сарматскими» ювелирными изделиями (Лордкипанидзе О.Д., 1957б).
Браслеты бывают как бронзовыми, так и золотыми. Наиболее типичны браслеты с вогнутой спинкой и утолщенными концами (Самтавро, Армазисхеви, Дедоплис Миндори) или змеиными головками (Камарасхеви). Для первых веков н. э. наиболее типичны браслеты с перевитыми концами (Немсадзе Г.М., 1977, с. 110). Иногда в качестве браслетов использовались золотые цепочки (Згудери). Очень разнообразны и по форме, и по материалу бусы (стеклянные, пастовые, костяные, каменные: гагат, сердолик, гранат, альмандин, янтарь, мрамор, агат, хрусталь). Серьги были золотыми, серебряными и бронзовыми. Часты простые серьги в виде незамкнутого колечка (Самтавро, Камарасхеви, Самадло), встречаются серьги с вставками из драгоценных и полудрагоценных камней (гранат, бирюза, жемчуг), в том числе и составные. Ожерелья чаще всего делали в виде золотых витых эластичных цепочек, к которым прикреплялись медальоны (с камеями или инкрустированные камнями — альмандином, украшенные эмалью — Немсадзе Г.М., 1977, с. 111; Рамишвили Р.М., 1977, с. 116, 118). Бляшки, как правило, штампованные, золотые. Известны бляшки с изображениями лиц и масок Силена (Самадло), бюста богини с полумесяцем над головой (Гагошидзе Ю.М., 1977, с. 110), бляшки с инкрустацией (Рамишвили Р.М., 1977, с. 118).
В античное время были очень широко распространены в Иберии перстни-печати. Самые ранние печати из обожженной глины появляются на территории восточной Грузии уже с XIV в. до н. э. Далее, в IX–VIII вв. до н. э., они постепенно сменяются печатями из песчаника, змеевика, мрамора, гишера и кости. В это же время появляются бронзовые печати. С VI в. до н. э. входят в моду перстни-печати со щитком, а со второй половины V в. до н. э. рядом с ними бытуют стеклянные многогранники и скарабеи (Лордкипанидзе М.Н., 1969).
По мере развития частной собственности широко распространяются как среди высших слоев общества, так и среди рядового населения перстни-печати различного назначения. Уже с позднеахеменидского времени в Иберии отливаются синие стеклянные многогранники, которые принято считать копиями малоазийских печатей (Максимова М.И., 1941; Лордкипанидзе М.Н., 1963).
С I в. до н. э. по всей Иберии широко распространяются резные камни, вправленные в перстни и украшения (Максимова М.И., 1950; Лордкипанидзе М.Н., 1954–1961; Джавахишвили К.А., 1972). Большая их часть привезены из различных античных и восточных центров («греко-римские», италийские, римские, малоазийские, боспорские, парфянские, сасанидские и др.). Однако уже с I в. н. э. подтверждается наличие и местных камнерезных мастерских, где наряду с приезжими работали и местные мастера, владевшие техникой станка (Максимова М.И., 1950; Лордкипанидзе М.Н., 1958, с. 102). В местных мастерских была освоена своеобразная техника отделки интальи золотой фольгой способом тиснения (Лордкипанидзе М.Н. 1969, с. 150–154). Среди местных изделий встречаются и высокохудожественные образцы, среди которых выделяются портретные геммы (иногда с именами владельцев) из Армазисхевского некрополя высших должностных лиц Иберии (Лордкипанидзе М.Н., 1958).
Погребальные памятники и обряд захоронения. Ряд могильников, исследовавшихся на территории Иберии, относится к IV–III вв. до н. э. Одним из них является некрополь в Камарасхеви (район Мцхета). В камарасхевском могильнике засвидетельствованы погребения трех видов: грунтовые (перекрытые каменными плитами, земляной или каменной насыпью), каменные ящики и погребения, стены которых выложены из песчаных плит и булыжника. В основном это индивидуальные погребения. Покойник уложен в скорченном положении на правом или левом боку. У изголовья лежит булыжный камень, на котором покоилась голова покойника. Погребения содержат довольно разнообразный инвентарь, однако встречаются и безынвентарные захоронения, но они, как правило, детские. В некоторых случаях вокруг погребений засвидетельствованы разбитая посуда и кости животных, предположительно — следы погребальной трапезы.
Большая часть керамических изделий изготовлена на гончарном круге, но встречаются (в основном в сравнительно бедных захоронениях) и лепные от руки сосуды. Обжиг сосудов — красного или сероватого цвета (гораздо реже встречается черная керамика). Их поверхность не орнаментирована, в редких случаях встречается орнамент из насечек. Несколько обособленно стоят светлоглиняные кувшинчики, украшенные орнаментом в виде треугольников, нанесенных красной краской.
Наиболее характерны кувшины грушевидной формы с круглым или трехлепестковым венчиком, миски — плоскодонные или на трех ножках, кружки и горшки. Оружие представлено железными наконечниками копий с открытой втулкой и стрел, секачом. Довольно, многочисленны однолезвийные согнутые железные ножи. Украшения состоят из бронзовых браслетов, булав с массивными цилиндрическими или конусовидными головками, колокольчиков, фибул, бус, серег, многочисленных сердоликовых и стеклянных бусин.
Синхронные могильники и отдельные погребения засвидетельствованы в различных частях восточной Грузии (Рамишвили Р.М., 1959, с. 39–52). Сравнительно хорошо они изучены в юго-восточных областях (могильники Кущи и Гомарети — Давлианидзе Ц.О., 1978; Квиэнадзе К.Д., 1975). Ведущим типом захоронения здесь являются каменные ящики небольших размеров. В большинстве из них было уложено по одному покойнику в скорченном положении, однако засвидетельствованы и парные захоронения. Изредка встречаются грунтовые погребения. Погребальный инвентарь каменных ящиков довольно разнообразен. Керамика представлена кувшинами (с круглыми или трегубым венчиком, трубчатым носиком), мисками (среди которых выделяются одноручные со сливом), горшками (одноручные или без ручек) и др.
В этот период наряду с каменными ящиками появляются и погребения в пифосах — «кувшинные погребения», которые засвидетельствованы как в юго-восточной Грузии (Абелиа, Горисисгора) (Квиэнадзе К.Д., 1975, с. 9), так и во внутренней — в Картли, на правобережье р. Куры. Погребальные пифосы уложены в горизонтальном положении, но зафиксированы и вертикально стоящие. Изготовлены они из хорошо отмученной глины красного или желтого обжига. Шея пифосов украшена косыми насечками. Встречаются и расписанные красной краской пифосы. Покойники уложены в скорченном положении. Наряду с индивидуальными засвидетельствованы как парные, так и коллективные захоронения (семейные усыпальницы). Погребальный инвентарь состоит главным образом из керамики, металлических украшений и каменных или пастовых бус (Цкитишвили Г.Г. и др., 1979).
В IV–III вв. до н. э. бытовали и каменные склепы. Один из них обнаружен в Самадло (см. выше). В погребальной камере лежали два деревянных саркофага, сильно потревоженных еще в древности. В одном из них оказалось семь скелетов, уложенных на боку, с согнутыми конечностями, лицом к югу (лишь один — к северу). Сохранившийся инвентарь небогат (серебряные колечки, красноглиняная плоскодонная крашеная миска и бронзовый двуперый втульчатый наконечник стрелы с шипом). Предполагают, что это было захоронение слуг знатного лица, для которого предназначался столь внушительный склеп, а погребальный инвентарь которого был разграблен. О богатстве погребального инвентаря знатных лиц можно судить по случайно найденному в 1912 г. в Самадло женскому захоронению в деревянном саркофаге, от которого сохранились золотые серьги, разнообразные подвески от ожерелий, штампованные бляхи, серебряные фигурные обкладки железного ложа, серебряная и бронзовые гривны, бронзовые колокольчики, миниатюрные статуэтки баранов, стеклянные и каменные бусы и др. Для более позднего времени (особенно первые века н. э.) очень показательны некрополи в Армазисхеви и Самтавро.
Важнейшую часть армазисхевского археологического комплекса представляет собой обширный могильник, где выделяются обособленные богатые захоронения представителей высшей служилой знати Иберии. К этой группе принадлежат девять погребальных комплексов в каменных гробницах (в основном двух типов): а) гробницы, высеченные из цельных глыб, т. е. саркофаги, и б) гробницы, составленные из каменных плит. Зафиксированы гробницы с плоским или двускатным перекрытием. Все захоронения ингумационные. Гробницы ориентированы с востока на запад, а покойники лежат, как правило, головой к западу. Из-за плохой сохранности костяка не удается точно установить позу покойников. Однако в одном случае зафиксировано захоронение на правом боку со слегка согнутыми коленями, а в другом — вторичные захоронения (кости покойного лежали на серебряном блюде). В большинстве покойники уложены непосредственно на пол гробницы, но иногда — на специальное деревянное погребальное ложе (найдены серебряные обкладки резных ножек ложа).
Погребальный инвентарь отличается исключительным разнообразием золотых (большей частью богато украшенных цветными вставками из драгоценных и полудрагоценных камней), серебряных, стеклянных и глиняных предметов: золотые инсигнии (парадные кинжалы, именные перстни-печати, пояса, диадемы), серебряная посуда (винные кувшинчики, декоративные блюда, чаши со скульптурными изображениями и др.), различные украшения (браслеты, кулоны, гривны, ожерелья, застежки, перстни, подвески), погребальные венки, амулеты и талисманы, зеркала и другие предметы туалета, железное оружие, стеклянная посуда и др. (Апакидзе А.М., Гобеджишвили Г.Ф., Каландадзе А.Н., Ломтатидзе Г.А., 1958). Аналогичные погребения имеются и в Багинети (II–III вв. н. э.). Здесь, в частности, обнаружен каменный саркофаг с двускатным перекрытием с весьма богатым погребальным инвентарем (золотые ожерелья, браслеты, кольца, серебряные обкладки погребального ложа, кубок с изображениями сцен охоты и театральных масок, фиала, украшенная стилизованными изображениями виноградных гроздьев и листьев, ковши и ложка с «армазской» надписью, римские золотые ауреусы и серебряные денарии и др.) (Апакидзе Г.А., 1973).
Такие саркофаги, судя по богатству погребального инвентаря, принято считать захоронениями представителей правящих кругов и членов их семьи. В Багинети (у Мцхетской железнодорожной станции) обнаружен каменный склеп, сильно разрушенный и разграбленный в древности (Апакидзе А.М., 1968, с. 144–148). Принято считать, что склеп принадлежал представителю правящих кругов или, возможно, даже царской семье (Ломтатидзе Г.А., Цицишвили И.Н., 1951; Апакидзе А.М., 1968, с. 149–151; Лежава Г.И., 1979, с. 21).
Следует отметить, что аналогичные и синхронные армазисхевским и багинетским погребальные комплексы, принадлежавшие высшим сановникам Иберии, открыты и в других областях Иберии: Бори (Придик Е., 1914), Згудери (Немсадзе Г.А., 1977), Арагвском ущелье (Рамишвили Р.М., 1977). Это были правители административных областей, которые упоминаются в надписях, найденных в Армазисхеви (так называемая Армазская билингва), под названием «питиахши» (Церетели Г.В., 1942). Эти надписи интересны и тем, что впервые была засвидетельствована особая разновидность арамейской письменности — армазская (Церетели Г.В., 1942; 1948).
Для характеристики культурного и социально-экономического развития населения Мцхета в первые века н. э. особенно большое значение имеют результаты многолетних раскопок многослойного (середина II тысячелетия до н. э. — VII–VIII вв. н. э.) обширного могильника на Самтаврском поле (на северной окраине нынешнего пос. Мцхета). После определенного перерыва в V–IV вв. до н. э. на указанном могильнике в последние века до н. э. вновь появляются захоронения, свидетельствующие о возрождении интенсивной жизни (хотя поселения этого и последующих периодов все еще не открыты). Погребения последней трети I тысячелетия до н. э. представлены главным образом так называемыми кувшинными погребениями, т. е. захоронениями в глиняных пифосах. Принято считать, что обряд кувшинного погребения появился на Самтаврском могильнике с III в. до н. э. и дожил до конца I в. до н. э. Одновременно этот погребальный обряд распространился и в других (особенно в восточных) областях Иберии (Толордава В.А., 1963).
Кувшинные погребения на Самтаврском могильнике фиксируются отдельными группами. Погребальные пифосы зарыты преимущественно горизонтально. Все захоронения ингумационные. Покойники уложены в сильно скорченном положении на левом или правом боку. Большинство погребений ориентировано с севера на юг, горлом пифоса, которое обычно прикрывалось плоской черепицей, реже — плитой песчаника или обломком большого сосуда, — к югу. Используемые для погребений пифосы (обычно бывшие до того в употреблении) довольно крупных размеров. Детей хоронили в пифосах меньших размеров, а младенцев — в разнообразных сосудах, чаще всего — в высоких горшках с двумя ручками.
Инвентарь кувшинных погребений Самтаврского могильника не отличается особым разнообразием и обычно состоит из глиняных сосудов и весьма разнообразных бус (каменные, костяные, стеклянные и пастовые). В поздней группе погребений встречаются и монеты (плата Харону) — аршакидские драхмы. Боевое оружие полностью отсутствует, а из сельскохозяйственных предметов представлены только железные изогнутые ножи, служившие для обреза виноградной лозы (Толордава В.А., 1963). Одновременно с кувшинными погребениями на Самтаврском могильнике бытуют и грунтовые погребения.
Несравненно разнообразнее становятся погребальные сооружения на Самтаврском могильнике с I в. н. э. В это время выделяются следующие типы погребений: а) грунтовые ямы с перекрытиями из каменных плит, черепиц или кирпичей; б) каменные ящики, сложенные из больших плит песчаника; в) гробницы, сложенные из черепиц («черепичные погребения») или из больших квадратных кирпичей («кирпичные погребения»). Иногда встречаются и комбинированные: кирпичные ящики с черепичным перекрытием или черепичные ящики с каменным перекрытием и т. д. Наиболее распространенными в I–III вв. н. э. являются черепичные погребения, стенки которых составлены из плоских черепиц, установленных (с бортиками наружу) поочередно то широким, то узким концом вниз (продольные стенки погребений средних размеров составлены обычно из четырех черепиц). Однако встречаются и другие способы возведения продольных стен, когда черепицы укладывались на их длинные стороны или, как обычно, вертикально на их короткие ребра, а стыки прикрывались желобчатыми черепицами. Полы выкладывались в большинстве случаев также из плоских черепиц, уложенных либо в один ряд поперек ящика, либо в два ряда вдоль ящика. Встречаются также полы из каменных плит или из квадратных кирпичей. Перекрытия состояли из дерева, каменных плит или из больших кирпичей, но в большинстве случаев — из плоских черепиц, прикрытых желобчатыми. В последнем случае простые перекрытия состояли из одного (преимущественно в детских погребениях) или двух рядов черепиц. Наиболее характерно, однако, следующее устройство. На деревянных стропилах укладывали два ряда плоских черепиц, опиравшихся одним концом на стенки ящика, а другим на балку. Стыки прикрывали желобчатыми черепицами также в два ряда. Единственный способ захоронения на Самтаврском могильнике в I–III вв. н. э. — трупоположение. В наиболее ранних сериях погребений все еще встречается архаический обряд погребений в скорченном положении, который, однако, постепенно сменяется вытянутой на спине позой. Погребения I–III вв. в основном индивидуальные, но засвидетельствованы и сопогребения двух и более покойников, а также случаи последовательного захоронения. Ориентировка костяков разнообразна, но преобладают все-таки лежащие головой на восток.
На основе анализа состава погребального инвентаря некоторые исследователи утверждают, что наиболее состоятельных представителей общества хоронили в каменных ящиках, особенно в ящиках с двускатным перекрытием, людей среднего достатка — в черепичных ящиках, а бедных и детей — в грунтовых ямах (Иващенко М.М., 1980, с. 219).
Абсолютное большинство погребений содержит погребальный инвентарь, однако засвидетельствованы случаи и безынвентарных, преимущественно детских (хотя в редких случаях и взрослых).
Инвентарь погребений I–III вв. на Самтаврском могильнике состоит из глиняных и стеклянных сосудов, изделий из металла (золото, серебро, бронза, железо), в том числе различных украшений (перстни с геммами, диадемы, серьги, браслеты, бусы, пуговки и бляшки, погребальные венки), принадлежностей одежды и туалета (поясной набор, фибулы и булавки, коноушки, бронзовые зеркала), сосудов и утвари (бронзовые ойнохои и патеры, серебряные кубки, тарелки, ложки и черпаки), каменных, пастовых и стеклянных бус, изделий из кости и раковин (принадлежности женского туалета), монет (парфянских драхм и римских денариев). Характерно почти полное отсутствие в погребениях боевого оружия и хозяйственных орудий (Иващенко М.М., 1980).
Синхронные могильники с аналогичным способом захоронений (грунтовые погребения, каменные ящики, «черепичные» и «кирпичные» погребения) засвидетельствованы во многих пунктах древней Иберии, но главным образом в долине р. Куры, где были расположены наиболее развитые городские центры. Обращает на себя внимание, что столь характерные для этого региона «черепичные» и «кирпичные» погребения пока что не зафиксированы в юго-восточных областях Иберии — в Триалети, где продолжают фиксировать захоронения в каменных ящиках или грунтовых ямах (Куфтин Б.А., 1941, с. 24–30).
Произведения искусства (табл. XLV–XLIX). Произведения монументальной скульптуры практически неизвестны в Иберии. Можно только отметить фрагменты каменного рельефа из Самадло (Гагошидзе Ю.М., 1979, с. 65), на котором, видимо, изображалась сцена конной охоты на горного барана. Хотя этот памятник и относится к эллинистической эпохе, все же стилистически он восходит к произведениям ахеменидского искусства.
Среди произведений монументального искусства первых веков н. э. особое внимание привлекают мозаики из Дзалиси. В бане (в холодном отделении) располагалась ванна с мозаичным полом (составленным из мелких разноцветных кубиков). Бордюр выведен двумя полосками (ширина 4,8 см), между которыми располагался растительный орнамент (цветы и стебли). В основном поле (сильно поврежденном) сохранились изображения рыбы, головы дельфина, удлиненной раковины. Мозаичным был пол и в раздевальне бани, где зафиксированы растительный и геометрический орнаменты. В соседнем — дворцовом — помещении находилось большое мозаичное панно (8,1×6 м). На мозаике изображены сидящие на троне Дионис и Ариадна, а также персонажи дионисийского круга, богатые растительный (с преобладанием виноградной лозы и плюща) и геометрический орнаменты, пояснительные надписи. А. Бохочадзе датирует этот комплекс II в. н. э.
При раскопках Саркине обнаружены прекрасного качества терракотовые маски и статуэтки. Одна терракотовая статуэтка (высота 38,5) представляет собой погрудное изображение молодого Диониса с небольшими рогами на лбу, другая (высота 38 см), видимо, Ариадну. На принадлежность найденных там же трех масок к мифологическим персонажам дионисийского круга указывает то, что у одной из них на ушах, оформленных в виде виноградных листьев, висят виноградные гроздья. По стилю от описанных масок отличается изображение мужского лица с крупными чертами и угрюмым выражением. Маски и статуэтки изготовлены в формах из хорошо отмученной глины, хотя и с неравномерным обжигом, и окрашены в красный цвет. Если изображения Диониса и Ариадны связаны с образами эллинской мифологии, то некоторые из терракотовых масок, видимо, изображали представителей местной знати. Наиболее вероятным кажется то, что терракотовые маски служили для украшения интерьера здания общественного назначения и были расположены в один ряд, о чем свидетельствуют небольшие дырочки для шнура, которыми они подвешивались к стене. Дата их — II в. н. э. (Бохочадзе А.В., 1977, с. 95 сл.).
Наибольшее количество произведений искусства — прикладные изделия (от расписной керамики до глиптики; см. выше). Общие тенденции в этой области искусства ярче других отражает торевтика (Мачабели К.Р., 1980). Особый подъем здесь наблюдался в первые века н. э. I в. н. э. представлен незначительным количеством произведений, особенно высокохудожественных. Можно отметить лишь кубок с двойными стенками, украшенный орнаментом в виде виноградной лозы из Гори. Основная масса серебряных сосудов этого времени (цилиндрические сосуды, разнообразные блюдца, кубки, овальные каннелированные сосуды) — продукция местных мастерских, но следуют они греко-римским образцам. II в. н. э. представлен памятниками торевтики гораздо шире. Привезены из Рима чаша с рельефным портретом Антиноя, чаша со скульптурным бюстом мужчины, чаша с горельефным изображением богини Фортуны-Тихи (все из армазисхевского некрополя питиахшей). Эти серебряные сосуды принадлежат к группе роскошного декоративного серебра, часто служившего для почетных императорских даров. К этой же группе относятся ритуальная серебряная патера, украшенная графическими изображениями павлинов с гофрированной ручкой, увенчанной головкой барана (из Армазисхеви). Подобные сосуды обычно выполнялись почти исключительно из бронзы. Активно работают и местные торевтические мастерские, в творчестве которых в полной мере отражается эллинистическо-римское художественное влияние.
Довольно велико количество произведений торевтики, датируемых III в. н. э. Один из ярких образцов привозных (видимо, являвшихся подарками императоров) серебряных сосудов — блюдо, найденное в царском погребении в Багинети (Мцхета), с золотым медальоном, содержащим рельефный портрет римского императора Марка Аврелия. Среди серебра этого времени имеется также группа кубков и блюд александрийского происхождения с разнообразным рельефным декором со сценами охоты, масками, морскими сюжетами. Засвидетельствовано некоторое количество произведений восточного происхождения (серебряные чаши с портретным изображением сасанидского вельможи из Армазисхеви, с символическим изображением из Эрцо). Продукцией местных мастерских, видимо, являются чаши с графическим изображением коней перед жертвенником, фигурные ножки погребальных лож или тронов. Особенно яркое изделие этого типа — ножки трона из Багинети, где представлено фантастическое существо. Для всех произведений характерна оригинальная трансформация влияний западного и восточного искусства на базе традиционного местного искусства (Мачабели К.Р., 1980; Немсадзе Г.М., 1977; Рамишвили Р.М., 1977).
Монетные находки. Включение городов Иберии в международную торговлю лучше всего иллюстрируется нумизматическими находками. Особое внимание привлекают найденные в Мцхета и других районах Иберии золотые «подражания статерам Александра Македонского».
Продолжительность обращения всех этих монет — I в. до н. э. — II в. н. э. Почти одновременно в Иберии обращались драхмы Готарза, а также денарии Августа. Ко II в. н. э. здесь начинается чеканка и местных «подражаний» этим монетам. На регулярные связи с внешним миром указывают также находки монет римских императоров (от Нерона до Валериана) и парфянских царей (от Артабана до Вологеза) (Капанадзе Д.Г., 1955а, б).
Эпиграфические находки. Хотя эпиграфических находок на территории Иберии сделано немного, они достаточно разнообразны и включают в себя как памятники лапидарной эпиграфики, так и надписи на вставленных в перстни драгоценных камнях, на металлических или стеклянных сосудах (Апакидзе А.М., 1968, с. 178 сл.). Основная часть надписей — на греческом языке. Это строительная надпись (времени Веспасиана) и надгробная. Кроме того, чрезвычайно важны надписи на перстнях и сосудах, дающие имена и номенклатуру должностей высшего слоя иберийского общества. Особое внимание привлекает так называемая Армазская билингва, т. е. надпись, выполненная на греческом и арамейском языках. Все эти надписи датируются I–III вв. н. э. К несколько более позднему времени относятся две еврейские надгробные надписи.
На основе представленных выше материалов довольно отчетливо вырисовываются характерные черты экономики Иберийского царства в I–III вв. н. э.: многоотраслевое ремесленное производство, в котором значительное место занимали ремесла крупного масштаба (черепичное и металлообрабатывающее, строительные работы); города и рынки, которые играли значительную роль в процессе торговли и товарообмена; развитие денежного обращения и вместе с тем дальнейший рост товарного производства. Археологические материалы свидетельствуют о далеко зашедшей имущественной дифференциации, усложнении социальной структуры иберийского общества.
Албаны, видимо, аборигенное население, заселявшее с древнейших времен территорию Азербайджанской ССР, приморского Дагестана и часть Алазанской долины Грузии. Впервые албаны в письменных источниках упоминаются в связи с событиями конца IV века до н. э. — походом Александра Македонского. Арриан сообщает, что в сражении при Гавгамеле в состав армии Ахеменидов входили отряды воинов-албанов. Видимо, албаны находились тогда в зависимости от Ахеменидской державы. После падения ее, вероятно, возникло независимое государство Албания (рис. 6).
Рис. 6. Памятники Кавказской Албании и Атропатены. Составитель Дж. Халилов.
1 — Таркинский могильник; 2 — Карабудахкентский могильник; 3 — могильник Сергокала; 4 — Шаракунский могильник; 5 — городище Таргу; 6 — катакомбные погребения Паласасырт; 7 — городище Урцех; 8 — поселение и могильник Рустов; 9 — городище и могильник Джанахар; 10 — городища и могильник древней Шемахи; 11 — поселение у с. Малгам; 12 — поселение у с. Маразы; 13 — поселение и могильник Чахнаг; 14 — кувшинные погребения в Геогчайском районе; 15 — могильник и поселение Даг-Коланы; 16 — могильник Моллаисаклы; 17 — городище и могильник Шихдерекеллеси; 18 — могильник Нюди; 19 — Кабала; 20 — Ялойлутепинский могильник; 21 — поселение Таркеш; 22 — поселение Шорнабуль; 23 — поселение и могильник Еддичинардиби; 24 — кувшинные погребения у г. Шеки; 25 — катакомбные погребения (Кахский район); 26 — городище Торпак-кала; 27 — Алазанский могильник; 28 — Джафарханский могильник; 29 — сырцовые гробницы в Ханларском районе; 30 — кувшинные погребения в Мир-Баширском районе; 31 — городища и могильные поля Мингечаура; 32 — кувшинные погребения у Узеиркенда; 33 — кувшинные погребения Мильской степи; 34 — кувшинные и грунтовые погребения Узерликтепе; 35 — городище Каратепе; 36 — катакомбное погребение в Акстафинском районе; 37 — городище Сарытепе; 38 — городище Тазакент; 39 — городище Гяуркала; 40 — поселение Каракепектепе; 41 — городище Огланкала; 42 — городище Кала-Заринкух; 43 — городище Калаоглу; 44 — городище Билавар; 45 — городище Кала-Чахмаглы; 46 — городище и могильное поле Каракюбер; 47 — городище Гасанлу; 48 — городище Геохаркала; 49 — городище Лейланкала; 50 — городище Кала-Зохак; 51 — городище Мианийе; 52 — городище Кяфтарлу; 53 — городище Тахти-Сулейман; 54 — городище Занджан.
Границы Албании не были стабильными. Письменные источники и археологический материал позволяют определить, что приблизительно в середине I тысячелетия до н. э. Албания (союз родственных племен) занимала территорию, ограниченную приблизительно средним и нижним течением р. Куры и междуречьем Куры и Аракса. В этой зоне находятся археологические комплексы, характеризующие ранние периоды культуры Албании. В начале н. э. в ее состав вошло население приморского Дагестана, и северная граница Албании протянулась почти до р. Сулак.
Источники. Письменные источники по истории Кавказской Албании чрезвычайно ограниченны. Среди них в первую очередь должно быть названо сочинение Страбона «География» (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 20 сл.). Сложность интерпретации сведений этого автора определяется тем, что до сего времени остаются дискуссионными вопросы о том, какого времени источники легли в основу сообщений Страбона о Кавказской Албании. Важны также свидетельства, содержащиеся в «Географии» Птолемея (подробнее см.: Новосельцев А.П., 1980, с. 22), «Естественной истории» Плиния Старшего (там же, с. 23). Некоторая информация по исследуемой проблеме имеется и у других античных авторов, в частности у Диона Кассия и Аммиана Марцеллина. Для поздних периодов истории Кавказской Албании важны сообщения древнеармянских историков (Лазарь Парапеци, Мовсес Хоренаци и др.). Эпиграфические памятники практически отсутствуют. Известны две надписи — греческая и латинская (подробнее см. ниже). Археологические материалы довольно обильны: они включают результаты раскопок городов и некрополей. Раскопкам подвергались города Кабала, Хыныслы, Шемаха и ряд других. Для изучения истории Кавказской Албании важны результаты раскопок некрополей данных городищ, а также могильных полей в Мингечауре, Ялойлутепе и других (см. ниже).
Поселения. На территории Албании выявлен и изучен ряд поселений. Многочисленные могильные поля часто помогают локализации поселений, которым они принадлежали. Археологическими исследованиями установлено, что обычно поселения возникали на экономически и стратегически выгодных местах, большей частью на холмах, у рек или вблизи других водных источников.
В начальный период Албании поселения, в основном сельского типа, занимали небольшую площадь. Жители их в зависимости от естественных условий занимались земледелием, скотоводством и некоторыми видами ремесла. Строения этих поселений одноэтажные. В них почти не зафиксированы большие постройки общественного назначения. Каждый дом имел небольшой дворик с хозяйственно-бытовыми сооружениями. К исследованным поселениям этой группы можно отнести: поселение на холме Каратепе в Мильской степи (Исмизаде О.Ш., 1962; 1965), средний 1,5-метровый слой которого относится к албанскому периоду; поселение на холме Каракепектепе около г. Физули, где ниже метрового раннесредневекового слоя выявлен мощный слой IV–III вв. до н. э.; поселение Сарытепе у г. Казаха, верхний слой которого частично относится к раннему этапу истории Албании (Нариманов И.Г., 1960а, б); поселения Мингечаур (Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959), Ялойлутепе (Шарифов Д.М., 1927; Исмизаде О.Ш., 1956), Даг-Коланы (Халилов Дж. А., 1965а), Маразы, Малгам (Нуриев А.Б., 1961), Чирахлы Шемахинского р-на, Моллаисаклы (Пахомов Е.А., 1957), Гаджигатамлы (Османов Ф.Л., 1964) Исмаиллинского района, ряд поселений на северо-восточных склонах Большого Кавказского хребта и на территории Дагестана (Исаков М.М., 1959).
В дальнейшем некоторые поселения укреплялись, вокруг них возникли оборонительные сооружения. Обычно поселения расположены на холмах. Почти всегда холмы со всех сторон окружены широкими рвами, которые, вероятно, во время опасности заполнялись водой, а также стенами. Часто вокруг укрепленного холма возникало собственно поселение. Вероятно, укрепленная часть (цитадель) была местожительством знати, вокруг располагались дома и хозяйственные строения основной массы населения.
В середине I тысячелетия до н. э. в Албании создались предпосылки для возникновения городов. Письменные источники отмечают здесь большое количество городов. Так, Птолемей говорит о 29 городах и населенных пунктах, особо выделяя четыре города: Телеба, расположенный в устье р. Гарр; Гелда — в устье р. Касий; Албана — в устье р. Албана и Гетера — в устье р. Кир. К сожалению, в настоящее время точная локализация их невозможна.
По Плинию Старшему, на рубеже н. э. главным городом Албании была Кабала. Археологическими исследованиями установлено, что остатки этого города находятся вблизи с. Чухур-Кабала Куткашенского района Азербайджанской ССР, в междуречье Карачая и Гочаланчая. Общая площадь его 50 га. Город имел оборонительные сооружения, о чем свидетельствуют остатки оборонительного вала с его южной стороны. Вал сохранился на пространстве более 1 км (Халилов Дж. А., Бабаев И.А., 1974, с. 100). Культурный слой на городище отражает жизнь города с конца IV в. до н. э. по II в. н. э. Приблизительно в начале II в. н. э. город по неустановленной причине на этой территории был разрушен и переместился на место, где в настоящее время сохранились остатки средневекового города Кабалы. Раскопки городища Кабалы античного времени дали большое количество остатков материальной культуры (фрагменты различных керамических и стеклянных сосудов, украшения, монеты, буллы, кровельные черепицы, обожженный кирпич и т. д.). Выявлены остатки большого здания общественного назначения с обширными залами и подсобными помещениями.
Другим крупным городом Албании была Шемаха, упоминаемая у Птолемея как Кемахея или Мамахея. Ее руины находятся к западу от современного города Шемахи и занимают площадь более 50 га. Мощный культурный слой (до 5 м) и раскопки некрополя дали значительное количество материала, который позволяет характеризовать город и определить его место в экономике и культуре страны (Халилов Дж. А., 1962а; 1965а; Халилов Дж. А., Бабаев И.А., 1974). Археологические исследования показывают, что приблизительно в конце IV в. до н. э. здесь на поселении эпохи ранней бронзы появилось новое поселение, которое, развиваясь, расширило свою территорию и к концу III в. до н. э. приобрело городские черты. Установлено, что в течение тысячелетнего периода здесь часто происходили разрушительные события. Вследствие этого участки, занятые в свое время городскими строениями, после разрушения использовались под могильники. Были периоды, когда участки с забытыми могильниками вновь занимали городские кварталы. Поэтому культурные слои здесь сильно пересечены многочисленными могильными ямами, остатки сооружений уничтожены. Сохранившиеся части стен, базы колонн, черепица и т. д. при сравнительном изучении с другими вещественными материалами, добытыми из культурных слоев и погребений (керамика, стекло, орудия труда, оружие, украшения, монеты, печати), характеризуют албанский период истории г. Шемахи.
Многочисленные археологические памятники, особенно поселения и могильники албанского периода, а также место расположения Мингечаура не оставляют сомнений в том, что здесь существовал значительный город, игравший важную роль в экономике и культуре страны. Исследователи локализуют в этом районе города Осика (Osica) и Самунис (Samunis) упомянутые в письменных источниках (Яновский А., 1846, с. 110; Казиев С.М., 1949, с. 12).
Следы города сохранились у с. Тазакент Ждановского района, в Мильской степи, где возвышаются два прямоугольных в плане холма, окруженные рвами (Иессен А.А., 1965, с. 33; Щеблыкин И.П., 1946, с. 258). Подъемные и добытые из разведочного шурфа материалы (Ахмедов Г.М., 1972) дают основание считать, что здесь был город, существовавший приблизительно с IV в. до н. э. до первых веков н. э. Среди зафиксированных и частично обследованных поселений к городам можно отнести и остатки больших населенных пунктов — Шихдерекеллеси в Исмаиллинском и Джанахар в Хачмасском районах. Первый занимает площадь около 30 га, на нем был собран большой подъемный материал, в том числе обломки кровельной черепицы (Османов Ф.Л., 1972а, с. 25–26; 1972в, с. 484), свидетельствующий о зданиях с черепичными крышами, характерных для городов Албании. Разведочным шурфом здесь установлен 1,2-метровый культурный слой, под которым находились погребения в глиняных гробницах. Городище Шихдерекеллеси датируется в целом последней четвертью I тысячелетия до н. э. (Османов Ф.Л., 1972в, с. 484). Городище Джанахар занимает большую площадь — в основном на поверхности около десяти холмов и у их подножий. Установлено, что некоторые части городища были обведены оборонительными стенами. Разведочные археологические работы (шурф на территории городища и раскопки некрополя) заставляют думать о существовании здесь города от первых веков н. э. до средневекового периода.
Для изучения городов и городской культуры Албании важное значение имеют городища, обследованные на территории Дагестана, особенно Урцекское, севернее от г. Дербента, в Ленинском районе. Первоначально здесь существовало поселение VIII–II вв. до н. э., которое впоследствии превратилось в город. Планировка его подчинена рельефу и подразделяется на цитадель, шахристан и посад (Котович В.Г. и др., 1972, с. 153–154; Магомедов М.Г., 1970, с. 7). Городище Урцек отождествляется со столицей царства гуннов в Дагестане Варчаном (Котович В.Г., 1965, с. 155), существовавшей до первой половины VIII в. Площадь городища 35–40 га. К рубежу н. э. этот город превращается в один из крупных ремесленных, торговых и политических центров на прикаспийской дороге. К нему примыкала обширная (более 200 га) сельскохозяйственная территория, защищенная системой «длинных стен» (Котович В.Г., 1974, с. 191).
Фортификация. Как отмечалось выше, рождение городов в Кавказской Албании сопровождалось и развитием их фортификации. Можно думать, что правилом для городов Албании было наличие стен и рвов. Иногда (как в Кабале) вместо стены для обороны города использовался вал (шириной до 6 м). Стены обычно имели каменный цоколь, верхняя часть выкладывалась из сырцового кирпича, иногда (как на Урцекском городище) стены сложены только из крупных камней (толщиной 1–1,5 м).
Застройка. Строительная техника. Архитектура (табл. L). Рядовые жилища исследованы еще недостаточно. Можно думать, что они были одноэтажными, в единый комплекс объединялись хозяйственные и бытовые помещения. К каждому дому примыкал дворик. В городах дома были больше по размерам, иногда встречаются крупные здания общественного назначения. Примером одного из них является выявленное основание большого общественного здания в Кабале (Бабаев И.А., 1977). Это здание представляло собой большой комплекс, состоявший из просторных залов, вестибюлей, подсобных помещений и коридоров, общая площадь которых составляет более 580 кв. м. Здание построено из сырцового кирпича. Толщина стен 2,1 м. Помещения отапливались специальными печами и переносными очагами. Остатки двухкамерной печи были расчищены у входа одного из коридоров восточной части здания. В средней части залов на полу обнаружены по две базы колонн из плотного ракушечника. Квадратный двухступенчатый плинт этих баз завершается округлым тором. В середине базы — круглое углубление для установки деревянных колонн, на которые опирались перекрытия черепичной крыши, состоявшие из плоских соленов, калиптеров и желобчатых коньковых черепиц. Помещения освещались через специальные проемы, которые в холодное время года закрывали коврами или тканями (Бабаев И.А., 1977, с. 218–225).
Находки местных баз колонн, кровельной черепицы, остатков больших строений в Шемахе, Тазакенте, Шихдерекеллеси свидетельствуют о наличии и в других городах Албании зданий общественного назначения. Бытовые постройки сложены в основном из сырцового кирпича на булыжном основании, местами использовался известняк. Стены штукатурили глиной с примесью соломы. Полы утрамбованы и обмазаны глиной. Источниками дневного освещения чаще всего, вероятно, были, как в Кабале, специальные проемы, закрываемые в холодное время года коврами, паласами или холстом. Крыши бытовых построек в основном плоские, слегка наклонены в одну или две стороны. Большие помещения, видимо, имели двускатную крышу. Перекрытия лежали на балках, покрытых хворостом, ветками и землей, и сверху обмазаны глиной, перемешанной с соломой. Не исключено, что в городах некоторые дома зажиточных людей имели черепичные крыши (Бабаев И.А., 1974, с. 48–59). В зданиях общественного назначения использовались колонны. Базы колонн обычно каменные, сами колонны деревянные, изредка — целиком каменные (например, в Шемахе; см.: Халилов Дж. А., 1974а, с. 12).
Раскопки городищ и поселений выявили остатки производственных сооружений. Среди них особое место занимают гончарные печи Мингечаура (Ионе Г.И., 1951) и Худжбала (Халилов Дж. А., 1965в). В Мингечауре многочисленные гончарные печи были сосредоточены вне поселения в одном пункте (район гончаров). Мингечаурский ремесленный квартал существовал до средних веков. Здесь были не только гончарные, но, судя по археологическим наблюдениям, также и другие производственные сооружения.
В числе последних археологически изучены в Шемахе остатки некоторых строений, связанных с виноделием: большие постройки с многочисленными хозяйственными кувшинами, вкопанными в землю, предназначенными, вероятно, для хранения вина. Недалеко от них обнаружены обломки больших ваннообразных виноградодавилен из монолитного известняка. Число их было значительным.
Выявлены также незначительные остатки кузнечных мастерских. В одном случае расчищены остатки помещения, часть пола которого вымощена плоским булыжником. Поверхность пола была покрыта толстым слоем золы и кусочков угля. У стены в углу стоял большой хозяйственный кувшин, предназначенный, вероятно, для воды. Недалеко от него находились большие ржавые бесформенные куски железа (Халилов Дж. А., 1962а, с. 212–213). Выявлены остатки кузни — место меха и фрагменты глиняной установки очага. Рядом с ними в неглубокой, круглой большого диаметра яме находился довольно значительный слой шлака. Подобные остатки зафиксированы в Шемахе, в Мингечауре и на других памятниках.
В городах Албании и, может быть, в некоторых других населенных пунктах имелись мастерские по изготовлению черепицы и обожженного кирпича. Так, в Кабале находки многочисленной цельной черепицы и ее фрагментов, в том числе с клеймом, свидетельствуют о наличии здесь специальных мастерских по производству черепицы (Бабаев И.А., 1974, с. 56).
Хозяйство. Основой экономики Кавказской Албании было сельское хозяйство.
Территория Албании (по особенностям почвы) разделяется на несколько зон, каждая из которых в зависимости от климатических условий благоприятна для определенной отрасли хозяйства. Хорошо орошаемые плодородные массивы, а также не нуждающиеся в искусственном орошении предгорные, увлажненные достаточным количеством осадков районы благоприятствовали развитию земледелия. Горные районы с альпийскими лугами, почти не знающими в зимние месяцы снега, степные пространства Кура-Аракской низменности и прикаспийские степные районы давали возможности для широкого развития отгонного скотоводства.
По своим природно-климатическим условиям земледельческие районы Албании делятся на две зоны — предгорную и низменную. Предгорная зона не нуждалась в искусственном орошении, для низменных районов оно было необходимо.
В настоящее время в некоторых степных районах, особенно в Муганской степи, из-за недостатка поливной воды большие массивы не используются под земледельческие культуры. Однако археологические памятники — остатки поселений, городищ, особенно многочисленные следы оросительных каналов, а также письменные источники — позволяют установить, что в рассматриваемое время некоторые современные степи имели другой облик: использовались под земледельческие культуры и были густонаселенными. В то время в Кура-Аракской и Прикаспийской низменностях широкое развитие получило орошаемое земледелие. Эти районы обеспечивались достаточным количеством поливной воды такими магистральными каналами и оросительными системами, как Гявурарх в Мильской степи и ирригационная система Муганской степи, время сооружения которых относят к древности (Пассек Т.С., 1946, с. 186). О развитии орошаемого земледелия в Кура-Аракской низменности свидетельствует и заключение почвоведов (Почвы Азербайджанской ССР, 1953, с. 210).
Свидетельством существования орошаемого земледелия на Прикаспийской равнине являются сохранившиеся многочисленные остатки больших и малых каналов, именуемых населением «нова» (овраг), «гобы» (канал), гявурарх (канал неверных). Основными водными источниками для каналов служили горные речки, изобилующие в этой зоне. Все это подтверждает сообщение Страбона о том, что равнинная часть Албании орошалась лучше, чем вавилонская и египетская земли. О развитом земледелии в Албании говорят и археологические находки — различные орудия труда и остатки хлебных злаков (пшеницы и ячменя), ягод и др. Древние земледельцы-албаны применяли деревянный плуг, молотильную доску, бронзовые и железные серпы и другие орудия труда, которые на почве Албании были известны еще до изучаемого времени. В пахоте, молотьбе и транспортировке зерновых культур широко использовалась тягловая сила.
Одной из развитых отраслей хозяйства было виноградарство и связанное с ним виноделие. Албания входит в зону, которая считается одним из древних очагов виноградарства (Вавилов Н.И., 1932, с. 7; 1931, с. 93). Многочисленные археологические находки виноградных семян, обуглившихся ягод винограда, остатков вина, сосуды для хранения вина и сообщения древних авторов свидетельствуют о сравнительно высоком уровне этого вида хозяйства (Гуммель Я.И., 1940а, с. 750; Негруль Л.М., 1960, с. 117). В Шемахе открыты остатки давилен для винограда (см. выше).
Почвы Албании давали возможность получать большой урожай винограда. По сообщению Страбона, «виноградные лозы там (в Албании. — Дж. X.) никогда не окапывают до конца, а только раз в пять лет подрезают. Молодые лозы уже плодоносят на второй год, а достигнув зрелости, дают так много гроздей, что значительную часть их приходится оставлять на ветвях» (Страбон, кн. XI, IV, 3).
Археологические материалы и сведения древних авторов показывают, что в исследуемый период в хозяйстве албанцев немалое место занимало садоводство. Обнаружены остатки фруктов — грецкого ореха, граната, семена айвы, обуглившиеся ягоды маслины; орудия труда садоводов — секачи, ножи. По сведениям Страбона, Албания была богата дикими плодами деревьев, выращенных человеком, и вечнозелеными растениями — здесь росла маслина (Страбон, кн. XI, IV, 4).
Богатые летние и зимние пастбища Албании благоприятствовали развитию здесь другого основного вида хозяйства — скотоводства. Благоприятные условия для развития скотоводства отмечены древними авторами (Страбон, Элиан).
Для изучения состояния и масштабов скотоводства в Албании решающее значение имеют археологические материалы. Находки костей и изображений различных животных, сосуды и утварь, связанные со скотоводством, дают основание считать, что скотоводство Албании достигло значительного развития. Археологические материалы и этнографические наблюдения показывают, что эта территория весьма благоприятна для выращивания мелкого рогатого скота. Не последнее место в скотоводстве принадлежало коневодству. Оно имело, помимо хозяйственного, и военное значение. В источниках упоминается, что Албания располагала многочисленной конницей (Страбон, кн. XI, IV, 5).
Таким образом, население Албании в зависимости от природно-климатических условий занималось различными видами хозяйства. В низменной зоне благодаря искусственному орошению основу хозяйства составляло земледелие. В предгорной части преобладало скотоводство. Определенное место в хозяйстве населения имели виноградарство и виноделие, садоводство, огородничество и др.
Важную роль в экономике играло ремесло.
В Албании получили развитие металлургия и металлообработка, ювелирное ремесло, гончарное производство, стеклоделие, обработка камня, кости и дерева, кожевенное ремесло, ткачество и т. д. Богатые сырьевые базы и наличие подсобных материалов для различных ремесел были основными объективными условиями этого развития.
Археологические материалы свидетельствуют, что в числе металлических орудий труда и оружия (табл. LI) широко были распространены изготовленные из железа, которые производились в основном ковкой. Крупные кузнечные мастерские городов Албании удовлетворяли потребность в этих изделиях не только городского населения, но отчасти и сельского. Остатки мастерских по обработке металла зафиксированы в ряде мест.
Албанские кузнецы изготовляли разнообразные орудия труда (лемехи, сошники, секачи, ножи, серпы), оружие (мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел, боевые вилы), конскую сбрую, различные бытовые предметы и украшения. Ковка не была единственным техническим приемом обработки железа. Албанские мастера для придания своей продукции необходимого вида применяли закалку, заточку, клепку и пайку.
Большого мастерства достигли албанские гончары. Керамические обжигательные печи зафиксированы в Мингечауре. Они делятся на три основные группы: двухъярусные прямоугольные в плане с продольно-поперечной системой жаропроводных каналов; двухъярусные эллипсовидные и прямоугольные в плане с подпорными стенами внутри топочной камеры; круглые печи (Ионе Г.И., 1951, с. 32). Всего на территории Мингечаура найдено 37 разновременных гончарных печей. Печи, обнаруженные в других местах Кавказской Албании, не отличаются от мингечаурских.
Изделия албанских гончаров характеризуются изяществом выделки, крепким и равномерным обжигом, сложными формами и богатой орнаментацией. Основным мотивом орнамента являются геометрические рисунки, нанесенные прямыми, волнистыми, кривыми линиями, насечками, углублениями, кружка́ми, налепами и прочими элементами. В больших городах действовали специальные мастерские, изготовлявшие черепицу и кирпич.
Имеются данные о наличии в городах Албании стеклодельческих мастерских. Сначала было распространено привозное стекло. Затем албаны овладели мастерством изготовления стеклянных изделий и начиная с первых веков изготовляли стеклянные бусы, а приблизительно с начала III в. — стеклянные сосуды. Сравнительно высокого развития в изучаемое время достигло ювелирное искусство. Наряду с привозными ювелирными изделиями широко были распространены изделия местных ювелиров. Албанские мастера применяли почти все известные тогда приемы ювелирных работ — литье по восковой модели, чеканку, штамповку, тиснение и ряд других. Одним из основных ремесел в Албании было и ткачество. Свидетельствами этого являются остатки различных шерстяных, льняных, шелковых тканей из раскопок Мингечаура (Казиев С.М., 1946; Ваидов Р.М., 1961), Шемахи (Халилов Дж. А., 1974б), Ялойлутепе (Исмизаде О.Ш., 1956) и др., а также сообщения древних авторов. Определенное развитие получили здесь деревоотделочное и костерезное ремесла. Обнаружены деревянные миски и фрагменты других изделий (Нариманов И.Г., Асланов Г.М., 1962; Алиев В., 1969). На мисках отчетливо видны концентрические круги, симметричность которых дает основание предполагать, что в деревообделочном ремесле применялся станок с вращающимся устройством. Археологические раскопки дали ручки ножей и кинжалов, изготовленных из кости. Ремесла в Албании не исчерпываются отмеченными. Однако состояние археологических и нарративных источников не дает возможности подробно характеризовать кожевенное, сапожное, портняжное.
Торговля. Экономические предпосылки развития торговли в Албании создавались еще в начале железного века. С середины I тысячелетия до н. э. Албания включилась в международную торговлю (Меликишвили Г.А., 1959, с. 269).
Обнаруженные привозные предметы, клады и отдельные находки привозных монет и монет местного чекана, сведения письменных источников, уровень развития ремесла и других видов хозяйства документируют внутреннюю и внешнюю торговлю Албании. В сельских местах, вероятно, преобладал натуральный обмен. Отдельные области Албании славились своими традиционными товарами. Из Албании, видимо, могли вывозить продукцию сельского хозяйства, рыбные продукты и некоторые ремесленные изделия. В албанском экспорте наряду с готовыми продуктами, вероятно, было и сырье. Взамен вывозимых товаров в Албанию ввозились предметы ювелирного ремесла, бусы, изделия из стекла и пр.
Среди привозных вещей довольно много изделий из стекла. По форме стеклянные сосуды делятся на пять основных групп: бальзамарии, флаконы, бокалы, кувшины и чаши.
Количественно преобладают бальзамарии. Они поступали в основном с Боспора. Предполагается, что флаконы завозили в I в. н. э. из Сирии. Бокалы — с кольцевым поддоном — различны по величине и высоте поддона. Все они малоазиатского происхождения. Стеклянные кувшины представлены единичными экземплярами. Они изготовлены дутьем, поверхность покрыта врезным орнаментом. Их ближневосточное происхождение не вызывает сомнений. Стеклянные чаши поступали из Сирии.
В целом особенно интенсивная торговля шла с Северным Причерноморьем. Известны следующие торговые пути: дорога, идущая на север по прикаспийской низине, примыкающей к Северному Кавказу; магистраль Кура — Рион и берега Черного моря.
Орудия труда. Применялись каменные, металлические и деревянные. Каменные орудия использовались в различных отраслях хозяйства: жернова, зернотерки, ступки, виноградодавильни, точильные бруски и др. Из металлов для изготовления орудий труда наиболее широко применялось железо. Находки свидетельствуют о применении железных топоров, серпов, секачей, ножей, ножниц, вил, крючков и других изделий. Топоры представлены легкими и тяжелыми видами. Они клиновидной формы. Обушковая часть их молотовидная. Отверстие для черенка треугольное, расширяется в одну сторону. Большое место среди железных орудий занимают серпы различных размеров с деревянной или костяной ручкой. Археологическими находками засвидетельствовано, что в III в. н. э. в Албании появляются железные зубчатые серпы (Казиев С.М., 1962а, табл. XXXIV, 7; Асланов Г.М., 1963, с. 5). Секачи были различной формы, применялись в садоводстве и полеводстве (для очистки полей от кустов). Самыми распространенными железными орудиями труда являлись ножи различных типов. Не исключено использование некоторых из них и в качестве оружия. Ножи представлены несколькими разновидностями: с остроконечным лезвием, чаще с загибающимся кверху концом, с прямым лезвием. Ручки этих ножей обкладывались деревянными или костяными пластинками. Деревянные ручки не сохранились, костяные имели различные врезные инкрустированные украшения (Асланов Г.М., 1955, с. 67; Халилов Дж. А., 1975, с. 476). Мотивы орнамента различные: часты геометрические фигуры, есть изображение всадника. Среди ножей были распространены серповидные, по всей вероятности, применявшиеся в садоводстве.
Заметное место занимали ножницы (Асланов Г.М., 1963, с. 6; Казиев С.М., 1962а, с. 25). Можно предполагать, что в изучаемое время употреблялись проушные ножницы. Но, может быть, существовали и более примитивные — из двух частей, не соединенных между собой. Ножницы применялись при стрижке шерсти и в портняжничестве.
О ткачестве свидетельствуют пряслица, главным образом керамические, часто биконической формы или приплюснутой шаровидной. Встречаются пряслица, изготовленные из обломков гончарных сосудов.
Оружие. Оружие и военное снаряжение представлены в большом количестве: железные мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел, боевые вилы, кольчуги и т. п. Мечи имели несколько разновидностей. Одну составляют узколезвийные, длинные, с заостренными концами, рукоятки с костяными или деревянными обкладками. Лезвие таких мечей обоюдоострое. Ножны были деревянными, обтянутыми кожей (Халилов Дж. А., 1961, с. 46; Асланов Г.М., 1963, с. 7). Другую (немногочисленную) группу мечей составляют сравнительно короткие мечи с кольцевым навершием. Они имеют сарматское происхождение (Казиев С.М., 1962а, табл. XXXV, 1, 5).
Еще одной разновидностью являются длинные с широким лезвием железные мечи (Халилов Дж. А., 1974а, с. 30). Длина их достигает более 1 м, ширина лезвия в верхней части 6–8 см. Концы заострены. Судя по сохранившимся остаткам, рукоятки были в деревянных обкладках, ножны также деревянные, обтянутые кожей. Предполагается, что эти мечи находились главным образом на вооружении тяжелой конницы или военачальников.
Кинжалы железные, отличаются от бронзовых предыдущего исторического периода сравнительна коротким и широким лезвием. Они представлены несколькими разновидностями: кинжалы с разъединителем, с односторонним лезвием; без разъединителя — мечевидной формы; кинжалы с очень коротким, почти треугольным клинком и сравнительно длинной ручкой. Рукоятки всех кинжалов, видимо, были деревянными, ножны тоже деревянными и обтянутыми кожей.
Наконечники копий железные, в основном втульчатые, очень длинные, треугольной формы, с выпуклой жилкой по всей длине. Реже встречаются наконечники копий листовидной формы.
Наконечники стрел изготовлялись из кости и железа. Костяные наконечники — трех-четырехгранные, ромбические в сечении. Подобные обнаружены в Мингечауре. Вне территории Албании такие наконечники стрел почти неизвестны. Их следует считать характерными для Албании, особенно для ее северных приморских районов. Железные наконечники стрел трехгранные и трехлопастные, черешковые, отличаются только размерами. По своей форма такие наконечники стрел очень сходны с железными наконечниками стрел из сарматских памятников Северного Кавказа и Поволжья (Смирнов К.Ф.,1951а, с. 259; Анфимов Н.В., 1951, с. 197–198). В некрополе древней Шемахи обнаружены шилообразные утолщенные в средней части наконечники стрел.
На вооружении албанских войск были также четырех-, трех- и двузубые железные боевые вилы (Ионе Г.И., 1955, с. 59, рис. 23, 1–4; Казиев С.М., 1951, табл. V, 6).
В составе защитных доспехов албанских войск письменные источники отмечают панцири, щиты, шлемы из звериной кожи (Страбон, кн. XI, IV, 5). Археологические раскопки последних лет выявили бронзовый шлем (Османов Ф.Л., 1972б, с. 71–74) и кольчуги (Халилов Дж. А., 1975, с. 476). Больше четверти албанского войска, по сообщениям древних письменных источников, составляла конница — 60 тыс. пехоты, 22 тыс. конницы (Страбон, кн. XI, IV, 5). Археологически обнаружены удила, пряжки и другие приспособления конского снаряжения.
Керамика (табл. LII–LVI). Албанская керамика представлена весьма разнообразно. Это бытовые, хозяйственные сосуды и художественно-декоративная посуда. Они изготовлены в основном без применения гончарного станка, из хорошо отмученной глины, симметрично, с большим мастерством. Реже среди известного керамического материала встречаются экземпляры, формованные на гончарном станке. Керамика древней Албании состоит из нескольких групп. В каждой из них выделяются типы, иногда подтипы.
К первой группе относятся кувшины. Эта группа сосудов по форме делится на четыре типа. Первый тип представлен кувшинами с круглым венчиком. Они характерны для более ранних периодов. В рассматриваемый период, хотя и уменьшается число таких кувшинов, они продолжают бытовать. Эти кувшины имеют шаровидный корпус, трубчатую горловину с воронкообразным венчиком, одну, редко — две ручки, иногда ручки зооморфной формы. Последние характерны для сарматской керамики Северного Кавказа и Поволжья (Смирнов К.Ф., 1951б, с. 263). В Албании они большей частью происходят с северной, смежной с Сарматией территории. Второй тип составляют кувшины со сливом, в основном красного обжига. Встречаются окрашенные красной краской или покрытые беловатым ангобом, расписанные красной краской. Нередки, особенно из смежных с Сарматией районов, кувшины серого или бурого цвета. Сливы кувшинов этой группы по расположению, величине и по форме различны. Встречаются трехлепестковые с коротким или удлиненным сливом венчики. Иногда основание слива имеет сетчатую перегородку. Кувшины этого типа распадаются на два подтипа — с плоским дном и на кольцевом поддоне. Первые более традиционны, они были широко распространены. Им присущи локальные особенности. Так, например, в кувшинах со сливом и плоским дном из Дагестана, особенно из его северных районов, слив имеет не трехлепестковую, а клювообразную удлиненную форму, характерную для сарматских кувшинов Северного Кавказа и Поволжья. Кувшины второго подтипа — на кольцевом поддоне — занимают заметное место среди керамических сосудов из южных и центральных районов Албании. Они появляются на рубеже н. э. Эти кувшины отличаются симметричностью формы и богатством орнаментальных мотивов. Поверхность их лощеная, покрыта красноватой краской или белым ангобом.
Третий тип представлен кувшинами с носиком. Они укладываются в несколько подтипов. Первый подтип включает маленькие кувшины с округлым корпусом, плоским дном, круглым венчиком, с одной ручкой. Трубчатый носик расположен на их корпусе и наклонно поднимается до плечика сосуда. Они характерны для бассейна р. Куры и южных склонов Большого Кавказа (от II в. до н. э. до II в. н. э.). Вторым подтипом являются кувшины средней величины с носиком на плечике и с одной ручкой. Среди них — кувшины с расписной поверхностью. Красной краской сделан орнамент, состоящий из рисунков птиц, животных, деревьев и геометрических фигур. Встречается также орнамент, нанесенный врезными линиями, налепными фигурками и выпуклыми шишечками. Некоторые кувшины имеют кольцевидный поддон. Они характерны для центральных районов Албании. Кувшины, у которых носик соединен с венчиком, составляют третий подтип. Эти кувшины богато орнаментированы налепными пуговками, врезными штрихами и точечками, иногда — рельефным орнаментом. Известны также расписные кувшины этого вида. Часто на верхней половине их поверхности изображен сюжет, выполненный темно-красной краской. Эти кувшины появляются с IV в. до н. э. Четвертый подтип кувшинов с носиком составляют те из них, у которых носик расположен у венчика овальной формы. Поверхность большинства их имеет окраску. Они встречаются в центральных районах Албании и могут считаться для этой зоны локальной разновидностью. Последний подтип составляют кувшины с комбинированной ручкой, являющейся одновременно и носиком. У этих кувшинов полая ручка соединяет плечико сосуда с краем венчика. Подобные сосуды характерны для центральных и северных районов Албании I–III вв. н. э.
Третью группу составляют разнообразные по форме горшки. Являясь основной посудой для приготовления пищи, хранения продуктов питания и других бытовых нужд, горшки в течение почти тысячелетнего периода, начиная с раннего железного века, сохраняли традиционные формы. Горшки албанского периода представлены несколькими разновидностями. К первому подтипу относятся многочисленные горшки с одной или двумя ручками. Орнамент почти отсутствует или очень бедный, состоит из врезных линий, насечек, лепных несложных фигурок. Второй подтип составляют горшки с шарообразным корпусом и несколькими ручками. На плечиках расположены три или четыре петлеобразные ручки и одна, реже — две вертикально поставленные большие ручки, выступающие выше краев венчика сосуда. У некоторых подобных горшков петлеобразные ручки отсутствуют. Поверхность горшков этого подтипа часто окрашена красной краской. Нижние части ручек у соединения завершаются усикообразными налепами и резным орнаментом. Такие кувшины характерны для Ширвана. В других районах они пока не обнаружены, их, видимо, можно считать локальной группой Ширвана.
Четвертую группу бытовых сосудов составляют несколько разновидностей мисок. Наиболее распространенными среди них являются миски в виде срезанного опрокинутого конуса, поверхность некоторых покрыта краской. Верхние края их иногда загибаются внутрь, иногда они вертикальны и образуют кольцеобразный бортик. Встречаются миски с ушкообразными ручками, на кольцевидном поддоне. Поверхность этих мисок лощеная с обеих сторон, иногда покрыта белым ангобом. Другую разновидность мисок составляют более емкие сосуды, известные в Азербайджане под названием «хейрэ». Миски встречаются повсеместно. Только миски с загнутыми вовнутрь краями локализуются в северных районах Албании. Они близки сарматской керамике Поволжья и Прикубанья I–II вв. н. э. (Смирнов К.Ф., 1951б, с. 208).
Пятую группу гончарных сосудов составляют разнообразные чаши. Чаши первого типа — без ручек, имеют форму срезанного опрокинутого конуса. Некоторые из них окрашены красной краской. Чаши второго типа снабжены ручкой. На них встречается орнамент, нанесенный врезными линиями, пуговками, точечными углублениями, насечками. Некоторые чаши этого типа имеют кольцевидный поддон. Они светлого тона, поверхность их сглажена. Характерны для центральных районов Албании, датируются III–I вв. до н. э.
Третий тип чаш — с вдавленным внутрь дном — как бы имитирует урартские и ахеменидские металлические парадные чаши. Ранние экземпляры этих чаш — более симметричные, с каннелюрами по поверхности. Начиная со II в. до н. э. их форма становится более грубой. Эти чаши — красноглиняные, без каннелюров, некоторые имеют четырехлепестковый верх. В начале н. э. они распространяются и на территории приморского Дагестана, входившего в состав Албании.
Вазы различных видов составляют шестую группу гончарных сосудов. Они на одной или на трех цилиндрических ножках. Прототипы этих ваз выявлены на памятниках середины I тысячелетия до н. э. (Ивановский А.А., 1911, табл. XI, 21; XII, 7, 9; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, табл. 43, 4, 7, 9). Вазы изучаемого периода включают четыре типа (Исмизаде О.Ш., 1956, с. 50, 51). Первый из них датируется III–II вв. до н. э. Это — вазы-тарелки на одной высокой ножке, завершающейся дисковидной опорой, с резким изгибом венчика; локализуются они в центральной части Албании.
Вазы второго типа — округлой формы, на одной ножке, имеют более широкий ареал, охватывают почти всю Албанию, включая приморский Дагестан. Вазы третьего типа — округлой формы, на трех конических ножках, по ареалу совпадают с вазами первой группы. Среди этих ваз имеются экземпляры со сквозными отверстиями на корпусе. Вероятно, они применялись в качестве дуршлагов. Последний, четвертый, типа — вазы-тарелки на трех ножках, они встречаются в центральных и южных районах Албании.
Седьмую группу гончарных сосудов составляют тарелки. Они имеют широкий бортик, плоское дно, иногда снабженное кольцевидным поддоном. Эти тарелки лощеные, некоторые покрыты беловатым ангобом.
Восьмая группа керамических сосудов включает так называемые молочники. Часто они имеют шаровидный корпус, плоское, иногда вдавленное внутрь дно, удлиненный желобчатый слив, верхним концом поднимающийся немного выше краев сосуда, ручку. Некоторые сосуды на кольцевидном поддоне. Ареал их распространения охватывает территорию, расположенную в бассейне р. Куры и по южным склонам Большого Кавказа. Они датируются II в. до н. э. и I в. н. э.
Памятники, расположенные на южных склонах Большого Кавказского хребта, дали своеобразные сосуды — с шаровидным корпусом, плоским, иногда низким кольцевидным поддоном. Поверхность их лощеная, чаще покрыта красной краской. Тулово орнаментировано наклонными неглубокими каннелюрами, ручка петлеобразная. Эти миниатюрные сосудики составляют девятую группу керамических сосудов.
Десятая группа — светильники. Все они черного цвета, имеют полушаровидный, открытый сверху корпус. Края верхнего проема загибаются внутрь, трубчатый носик — для фитиля. На боку их расположена ручка. Имеется светильник со специальной подставкой на лентообразных ножках, ладьевидной формы, с желобчатым носиком. Он обнаружен в комплексе III–II вв. до н. э.
Встреченные среди керамического материала многочисленные крышки составляют одиннадцатую группу. Они различные по форме, цвету и орнаментации. Некоторые окрашены красной краской. Имеются крышки тарелкообразной формы с ручкой, расположенной внутри, на краю.
К двенадцатой группе относятся хозяйственные кувшины разного размера. Они красного обжига. Края венчика орнаментированы нарезами, щипками, а корпус — рельефными кручеными или украшенными нарезами поясками.
Тринадцатую группу гончарных сосудов составляют разнообразные фляги. По назначению они делятся на два типа — поясные и вьючные. Они изготовлены из хорошо отмученной глины, имеют симметричную форму, в основном черепаховидную: одна сторона их выпуклая, другая плоская. У них узкая трубчатая горловина, иногда со сливом. Изредка встречаются фляги с трубчатым носиком. Часто выпуклая сторона фляг орнаментирована. Ареал их распространения охватывает бассейн р. Куры и прилегающие к нему с северо-востока и востока районы предгорной полосы Большого Кавказа. Датируются III в. до н. э. — I в. н. э.
Таким образом, на протяжении всей истории Албании на ее территории не было стабильности в типологии гончарных изделий. Это, видимо, зависело от уровня развития гончарного производства, который в центральных областях Албании был выше, чем на ее окраинах. Традиционные формы сосудов получили свое дальнейшее развитие именно в этих районах.
Украшения (табл. LVII). В качестве украшений использовались браслеты, гривны, кольца, фибулы, булавки, серьги, подвески, пряжки, бляхи, бусы. Браслеты делали из бронзы и железа, реже встречаются золотые и серебряные. Бронзовые браслеты делятся на ручные и ножные. Ножные браслеты более массивные и грубые, на них отсутствует орнаментация, встречаются они в более ранних комплексах. Ручные браслеты отличаются от ножных легкостью и более изящной формой. Они имеют некоторые разновидности. Одну из них составляют браслеты с несомкнутыми, обрубленными концами, другую — браслеты с утолщенными концами, иногда утолщение имеется и в середине. Еще одна разновидность — браслеты с утолщенными концами и вогнутостью в середине. Эти браслеты характерны для центральных районов Албании. Они датируются II–I вв. до н. э. Распространены были браслеты с зарубками на поверхности, с несомкнутыми и сомкнутыми концами, а также браслеты, концы которых спирально заходили один за другой. Они считаются типичными украшениями первых веков н. э. Железные браслеты, как обычно, сохранились в земле очень плохо, во фрагментах, по которым видно, что они изготовлены ковкой из проволоки круглого сечения. Серебряные браслеты редки. По форме они не отличаются от бронзовых. Золотой браслет представлен единственным экземпляром. Вероятно, он привозной. Изготовлен из проволоки круглого сечения, концы обрубленные.
Шейные гривны делали из бронзы и железа. Они характерны для ранних периодов истории Албании. Большое место среди них занимают гривны со сплющенными, спирально свернутыми концами. Иную разновидность составляют шейные гривны с утолщенными, несомкнутыми концами.
Разнообразны перстни. Одна из разновидностей их — бронзовые из тонкой проволоки с круглой линзообразной вставкой. Они относятся ко II–III вв. н. э. Некоторые перстни имеют овальную каменную или стеклянную вставку. Другой вариант — перстни с нарезной поверхностью. На них вставку заменяет ромбовидная пластинка. Выделяются перстни со щитком из проволочной спирали. Они характерны для I–II вв. н. э. Встречаются железные и бронзовые перстни с двумя завитками на концах. Известны золотые привозные перстни, они редки.
Фибулы двух основных групп: арбалетные и фибулы-броши. Они изготовлены из серебра, бронзы и железа. Встречаются раннеримские шарнирные фибулы, фибулы с выступом на конце ножки, с треугольной или круглой спинкой, шарнирные дужковые, с эмалью, сильно профилированные причерноморских типов, лучковые подвязанные. Железные фибулы сохранились плохо. Но можно допустить, что в большинстве случаев они изготовлены на месте по образцам привозных. В целом фибулы, обнаруженные на памятниках Албании, за исключением железных, по происхождению являются римскими.
Фибулы-броши, известные из раскопок памятников Албании, покрытые эмалью, имеют четыре разновидности: дисковидные, ромбические, прямоугольные и трапециевидные. Количественно преобладают дисковидные. Известна также шарнирная фибула-брошь в форме орла. Щиток отлит из бронзы и покрыт тонкой золотой фольгой. Эти фибулы имеют галло-римское происхождение.
Среди украшений много булавок из бронзы и железа. Они различаются между собой по форме головки. Имеются булавки с шарообразными, кубковидными, рогообразными и другими формами головок, они изготовлялись на месте.
Серьги очень разнообразны по форме. Они изготовлены из золота, бронзы, серебра. Иногда они комбинированные, имеют каменные вставки. Встречаются золотые серьги в форме калачика, ладьевидные, подково- и кольцеобразные с подвеской и др. Серебряные серьги также разнообразны по форме: с яйцевидной подвеской и с четырьмя пирамидально расположенными, припаянными снизу шариками. Есть серьги кольцевидные с несомкнутыми концами и с грушевидной подвеской. Бронзовые серьги по форме сходны с серебряными. Подвески выполнены в виде фигурок животных, птиц, бубенчиков, колокольчиков, ажурных шаров и дисков. Подвески, пряжки, бляшки изготовлены, как и другие предметы украшений, — из бронзы, железа, иногда из серебра.
Самым распространенным украшением являются бусы. Они нанизывались в виде ожерелий, ими украшали пояса, обувь, одежду, булавки, серьги, браслеты. Материал для изготовления бус использовался самый разнообразный: глина, сердолик, янтарь, мел, известь, стекло, паста, перламутр, ракушки, кость, металл. Формы бус отличаются большим разнообразием: округлые, усеченно-округлые, ребристые, цилиндрические, ромбовидные, бипирамидальные, конусовидные, зубчатые, эллипсовидные, многогранные. Многие виды бус изготовлялись в самой Албании. Среди импортных преобладали бусы городов Северного Причерноморья.
Погребальные памятники и обряд захоронения. Исследуемый период истории Албании характеризуется разнотипностью погребальных памятников. Установлено восемь типов погребений: грунтовые, ямные, ванночные, кувшинные, сырцовые, срубные, катакомбные, погребения в каменных ящиках. Встречаются и различные локальные варианты этих памятников. Многотипность погребальных памятников, вероятно, можно связать с исходной многоэтничностью Албании. В частности, Страбон пишет о том, что в Албании жило 26 этнических общностей, говоривших на различных языках (Страбон, кн. XI, IV, 6). Однако, несмотря на резкие различия погребальных обрядов Албании, они имеют много общего в инвентаре и в ряде деталей самого обряда погребения. Почти во всех погребениях (за очень редким исключением) захоронения одиночные, на правом или левом боку в скорченном положении, ориентация их произвольная. Все это заставляет думать о близости материальной культуры и идеологии различных племен Албании. Разные типы погребальных памятников часто встречаются одновременно на одной территории, иногда даже на одном могильном поле. Это, возможно, объясняется тем, что в крупных центрах жило разноплеменное население. Близость религиозных представлений способствовала тому, что люди хоронили своих покойников на одном могильном поле.
Грунтовые погребения имеют некоторые разновидности. Одну из них составляют грунтовые ямы четырехугольной или овальной формы без перекрытия и наземных признаков. Эти погребения характерны для центральных районов Албании. Другая разновидность — грунтовые ямы, перекрытые каменными плитами четырехугольной формы. Такие погребения зафиксированы и исследованы на южных склонах Большого Кавказского хребта. В приморской части Албании и в Дагестане исследованы и другие варианты грунтовых погребений. Они обложены камнями и плитами, имели каменные ограды, погребальные камеры покрывались камнями. Встречаются грунтовые погребения, частично обложенные камнями. Здесь также преобладают грунтовые погребения без перекрытий (Крупнов Е.И., 1951; Смирнов К.Ф., 1951 а, б; 1961).
Ямные погребения Албании пока исследованы только на могильном поле древней Шемахи. Они представлены десятками памятников. По форме — это расширяющиеся книзу овальные или круглые в плане ямы различного размера. Во всех погребениях костяк расположен на дне могильной, ямы, устланном обломками различных сосудов. Иногда костяк лежит без подстила. Ямные погребения локализируются в зоне Шемахи и считаются характерными памятниками этой зоны; датируются последней четвертью I тысячелетия до н. э. (Халилов Дж. А., 1962а).
Кувшинные погребения по своей распространенности и количеству известных захоронений занимают второе место среди погребальных памятников Албании. Этот обряд территориально распространен очень широко и охватывает большой отрезок времени. Погребения этого типа зафиксированы по обоим берегам р. Куры, в Ширванской и Мильской степях, в южных и юго-западных районах зоны Большого Кавказского хребта. Для погребения служили различные по форме и размерам кувшины хозяйственного назначения или сосуды, специально приготовленные для этой цели. Для погребения детей использовались различные бытовые сосуды. В кувшинах обычны одиночные захоронения, редко — парные. Погребальные кувшины всегда располагались в могильной яме в горизонтальном положении. Ориентация погребальных кувшинов и могильной ямы неустойчивая, хотя на отдельных могильных полях отмечается стабильная ориентация — северо-запад, юго-восток с небольшими отклонениями (Ваидов Р.М., 1965, с. 99). Погребальные кувшины располагались на различных глубинах. Для укладки покойника отламывали венчик и верхнюю часть кувшина. После того как укладывались покойник и часть инвентаря, приставляли отломанные куски кувшина. Горло его прикрывалось плоским камнем или большими кусками керамики. Вокруг кувшина устанавливали остальную часть могильного инвентаря и без перекрытия засыпали землей. Кувшинные погребения Албании датируются временем от IV в. до н. э. по VII в. н. э. Можно думать, что этот обряд захоронения пришел в Албанию с юга.
Синхронными с кувшинными являются ванночные погребения. Они зафиксированы в центральных областях Албании (Османов Ф.Л., 1964). Погребальные ванны красновато-бурого обжига, прямоугольной или овальной формы. Некоторые погребальные ванны имеют ручки, прикрепленные снаружи, с боков. Скелет в ваннах находился на левом боку в сильно скорченном положении. Яма после установления погребального инвентаря без перекрытия засыпалась землей. Аналогичные ванночные погребения вне территории Албании исследованы в Иране (Schmidt F., 1957, с. 117 и сл.). Почти по всем деталям они сходны с албанскими. Тот факт, что этот обряд на территории Албании зафиксирован только в одном районе, заставляет предполагать, что, вероятно, он был свойствен одной из определенных этнических групп.
Следующую разновидность погребальных памятников Албании составляют срубные погребения. Они обнаружены только в Мингечауре. Для сруба рыли четырехугольную яму. Его сооружали из бревен дерева местной породы — арчана (можжевельника). В срубах чаще всего парные, в редких случаях — одиночные захоронения (Казиев С.М., 1949, с. 39–40; Асланов Г.М., 1962, с. 137–146). Погребенные — в скорченном положении, на левом или правом боку, лицом к лицу, головами в основном на юго-восток. Встречались парные захоронения, в которых покойники помещались на одном и том же боку. В срубах обнаружены также сидячие костяки (Асланов Г.М., 1962, с. 38–143).
Обычно сруб занимал часть могильной ямы. На остальной части помещался инвентарь. Срубы покрывали обработанными бревнами без крепления. Иногда на крышах сруба располагали инвентарь. После этого могильная яма покрывалась толстыми бревнами, уложенными в один ряд, концы которых опирались на ступеньки на продольных стенах могильной ямы. Сверху эти бревна засыпали землей. В срубных погребениях обнаружен сравнительно богатый инвентарь, но имеются погребения с бедным инвентарем. Эти погребения датируются I–IV вв. Нахождение их в одном районе и малое количество исследованных могил затрудняют решение вопроса о происхождении и локализации срубных погребений Албании.
В начале н. э. в Албании появляется новый тип погребального сооружения — захоронения в катакомбах. Они в основном исследованы в Мингечауре, Казахском, Куткашенском, Кахском районах, но встречаются и в других местах (Асланов Г.М., 1955; 1961; 1962; Казиев С.М., 1953; 1964; Алиев В., 1969). Некоторые поздние катакомбные погребения обнаружены и в приморском Дагестане — Паласасырте (Котович В.Г., 1959, с. 148–156). Катакомбные погребения Албании по своим хронологическо-типовым признакам делятся на две группы — ранние и поздние. Ранние относятся к исследуемому периоду. Катакомбные погребения обеих групп имеют сходные камеры — куполообразные, сводчатые, эллипсовидные или круглые в плане. Различаются они по положению костяков и могильному инвентарю. Катакомбы раннего периода — однокамерные. В редких случаях имеют две камеры, расположенные на концах входной траншеи. В ранних катакомбах засвидетельствованы в основном одиночные захоронения, редко — парные или коллективные. В катакомбах с одиночными захоронениями погребенный часто располагался в кувшине или в деревянном срубе, что, вероятно, является пережитком более древних местных обрядов погребения. Катакомбные погребения имели специальные входные проемы, которые закрывались кладкой из булыги или сырцовых кирпичей. Среди ранних катакомбных погребений есть такие, в которых покойники уложены на полу камеры или на деревянном настиле. Все они датируются I–IV вв. (Асланов Г.М., 1962, с; 145). Об этнической принадлежности населения, использовавшего катакомбные погребения, существует ряд гипотез. По одной из них, катакомбы Мингечаура принадлежат албанам (Асланов Г.М., 1962, с. 145). Другая группа исследователей предполагает, что появление катакомбных погребений на территории Албании связано с проникновением в среду албан иных этнических элементов (Нариманов И.Г., Асланов Г.М., 1962, с. 226; Алиев В., 1969, с. 61). В последнее время выдвинуто мнение о том, что «нет никаких оснований отрывать мингечаурских катакомбников от общей массы северокавказских алан и считать мингечаурские катакомбы погребениями местных племен» (Алиев И.Г., Асланов Г.М., 1971, с. 193). Однако необходимо отметить, что эти погребения и их инвентарь связаны не только с сармато-аланскими племенами. Вероятнее всего, первоначально обряд захоронения в катакомбах привнесен извне, видимо, с юга, затем он был принят аборигенным населением. Одним из доказательств этого является наличие в камерах катакомб захоронений в кувшинах и в срубах. Эти захоронения не отличаются от подобных погребений вне катакомб ни по обряду, ни по инвентарю. Что касается наличия в инвентаре катакомб отдельных предметов привозного характера, то они есть и в других памятниках этого периода. Все это подкрепляет мнение о симбиозном характере катакомбных погребений на территории Албании.
Сырцовые гробницы представляют следующую разновидность погребальных сооружений Албании. Они исследованы в двух пунктах — в Ханларском районе, около г. Кировабад, и у с. Джафархан Сабирабадского района, в Муганской степи (Гуммель Я.И., 1940а, с. 145; 1940б, с. 292–297; Алиев К., 1973; Пассек Т.С., 1946). Сырцовые гробницы обычно расположены группами. Погребальные камеры из сырцовых кирпичей устроены в грунтовых ямах, все сооружения камер вместе с их крышами ниже дневной поверхности. Кирпичи разных размеров. Сами камеры имеют 18 вариантов, их перекрытия — 7. Над гробницами возвышается небольшая насыпь, иногда гробницы впущены в насыпь более древних курганов. Погребальная камера имела сравнительно небольшие размеры, в среднем около 1,65×1,8×1,9 м. В ориентации сырцовых гробниц не наблюдается стабильности, однако преобладает ориентация восток-запад. Все погребения содержат по одному костяку, за исключением одного с парным захоронением в сидячем положении (ОАК, 1903, с. 95). В остальных костяки лежат на спине в вытянутом положении, реже — в скорченном, на правом или левом боку, с подтянутыми ногами. Голова обычно в восточной части гробницы, руки в большинстве случаев скрещены в области живота. В каждой могиле найден кусочек древесного угля. Рядом с погребенным находился керамический сосуд красно-желтого цвета, горлышко которого плотно прикрывалось чашечкой. Инвентарь сырцовых гробниц беден и аналогичен вещам из других синхронных памятников Албании. Время бытования сырцовых гробниц можно определить рубежом н. э. Этническую принадлежность погребенных в этих гробницах на основании наличного материала определить трудно.
Последнюю разновидность погребальных сооружений Албании составляют каменные ящики. Они известны на территории Дагестана (Карабудахкентские могильники 1 и 3) (Смирнов К.Ф., 1961). Каменные ящики — удлиненные прямоугольные в плане камеры, ориентированные в основном длинной осью северо-запад-юго-восток, сложенные из подтесанных камней, перекрытых такими же камнями. В них зафиксированы коллективные захоронения в вытянутом положении (Смирнов К.Ф., 1961, с. 217).
Анализ погребальных памятников и обнаруженного в них инвентаря позволяет предполагать, что в Албании жили различные, но близкие по материальной культуре и родственные общности людей. Несмотря на отличия в обрядах захоронения, элементы материальной культуры сходны. Лишь в некоторых областях Албании устанавливаются отдельные локальные черты, а в окраинных районах — взаимное влияние соседних культур.
Предметы искусства (табл. LVIII–LX). Ярким примером декоративного искусства Албании является художественная керамика. Древние гончары при изготовлении сосудов не только стремились сделать их наиболее удобными функционально, но и украшали их, придавали некоторым антропоморфные или зооморфные формы, изготовляли различные фигурные сосуды (Рзаев Н.И., 1961; 1964; 1976; Голубкина Т.И., 1951). Среди этого керамического материала первостепенное значение имеют антропоморфные и зооморфные сосуды. Сосуды эти уникальны, почти нет случаев, чтобы они повторялись. Изготовление зооморфных сосудов в Албании имеет древние традиции (Ивановский А.А., 1911, табл. XI, 17; Асланов Г.М., Ваидов Р.М., Ионе Г.И., 1959, табл. XXXVII, 8, 11; Голубкина Т.И., 1951, с. 107; Нариманов И.Г., Халилов Дж. А., 1962). Зооморфные сосуды представлены двумя типами: в форме животных и птиц и с отдельными зооморфными элементами. Сосуды в виде козла, оленя, быка, петуха, голубя имеют своеобразную, художественно законченную форму, они получили наиболее широкое распространение в центральных областях Албании. Сосуды с зооморфными ручками, носиками и другими деталями представлены в северных районах Албании, включая и приморский Дагестан. Исследователи считают это результатом влияний сарматской культуры Прикубанья и Приволжья (Смирнов К.Ф., 1951а, с. 263), что, вероятно, закономерно. В керамике, характерной для центральных областей Албании, прослеживается развитие зооморфных элементов древней местной традиции. Антропоморфные сосуды найдены только при раскопках древней Шемахи. Они делятся на два вида. Первый из них — антропоморфные кувшины красного или черного обжига. Верхняя часть выполнена в виде головы человека, реалистично изображены уши, нос, глаза, ожерелье и другие детали. Известны еще керамические сосуды с отдельными антропоморфными элементами (второй вид подобной керамики), а также с ручками, завершающимися изваянной человеческой фигурой.
Третий тип фигурной керамики — терракоты, изображающие людей и животных. Они были распространены по всей территории Албании. Они, в общем, очень условны. Керамические статуэтки людей в основном изображают обнаженных женщин (богиня плодородия), изредка в одежде. Керамические статуэтки животных по выделке грубее. Однако и в них даны все характерные признаки изображаемых животных, например вьючных (Халилов Дж. А., 1962а, рис. 4). Назначение такого рода терракот, видимо, было культовым и декоративно-прикладным.
Известны сделанные из камня статуи. В центральных районах. Албании обнаружен ряд образцов этого вида искусства (более 20). Изображались мужчины и женщины (Ямпольский З.И., 1955; Ашурбейли С.В., 1956, с. 87; Халилов Дж. А., 1960б; 1962а, с. 219, рис. 7; 1965а). У многих статуй отсутствуют головы. Большинство изваяний сделано из известняка, черты лица и тела даны условно. Имеются статуи, близкие по размерам естественным пропорциям человека (иногда крупнее натуральных размеров), но они, к сожалению, без голов. Хорошо переданы руки — всегда одним и тем же образом: правая на левой груди, левая опущена, кисть ее на правом боку или же чаще левая рука на груди в области сердца, правая на животе. Назначение этих изваяний из-за их малочисленности трудно определить точно. Однако в письменных источниках имеются сведения о бытовании в Албании статуй богов и предков (Каганкатваци М., 1893, с. 70; Хоренаци М., 1893). Вероятно, исследуемые статуи также имели культовый характер. Подобные статуи были широко распространены и существовали веками. В частности, близкие к албанским статуи обнаружены в Армении. Они датируются V в. до н. э. — III в. н. э.
Ваятели древней Албании создавали не только большие статуи, но также и более мелкие, однако более совершенные по технике исполнения. К числу их можно отнести кубковидный предмет из мягкого белого известняка, обнаруженный при раскопках Шемахи (Халилов Дж. А., 1974а, с. 251–257). Он имеет колоколовидный полый корпус. Поверхность покрыта сплошным врезным орнаментом. Внизу на полосе, окаймленной врезными косыми и ломаными линиями, изображены следующие друг за другом животные, среди которых выделяются олени (традиционный мотив, характерный для раннего железного века Албании, — Халилов Дж. А., 1962б, с. 76 и сл.). В верхней части кубка горельефно изображены три головки — мужчины, женщины и собаки.
Среди археологических находок немало небольших скульптурных бронзовых изделий: фигурки животных, птиц, редко — людей. Албанским мастерам изобразительного искусства не чужда была и резьба по камню. Найдено несколько каменных печатей местного производства. На рабочей поверхности их выгравированы сюжеты, заимствованные из быта и мифологии соседних стран. Для создания предметов искусства албанские мастера использовали кость и дерево. На костяных накладках ручек ножей встречаются, в частности, изображения всадников.
Нумизматический материал. В процессе археологических раскопок и случайных земляных работ на территории Албании обнаружены клады монет и отдельные монеты, чеканенные в эллинистических государствах, Риме, а также монеты местной, албанской, чеканки. Вопреки сообщению Страбона о том, что албаны «по большей части не употребляют монет» (Страбон, кн. XI, IV, 4), выявленные нумизматические материалы свидетельствуют о довольно широком обращении их.
Начиная с конца IV в. до н. э. в Албанию проникают привозные монеты (обнаружены тетрадрахмы и драхмы Александра Македонского) (Пахомов Е.А., 1938, с. 9).
Клады монет, обнаруженные на территории Албании, часто имеют смешанный характер и иногда содержат монеты местной чеканки. В составе такого клада из Шемахи были монеты от IV в. до н. э. до I в. до н. э., чеканенные в различных странах. Кроме того, здесь встречено более 70 экз. монет местного чекана — подражаний селевкидским и македонским драхмам (Пахомов Е.А., 1962, с. 109; 1966, с. 19–21). На основании младшей монеты в составе клада его можно определить серединой I в. до н. э.
Другой смешанный клад обнаружен вблизи городища Кабала. Он содержал драхмы Александра Македонского, тетрадрахмы Лисимаха, нескольких царей династии Селевкидов, греко-бактрийские тетрадрахмы Диодота I и Евкратида, драхмы парфянских Аршакидов (II в. до н. э.) и местные албанские подражания тетрадрахмам и драхмам Александра Македонского. Зарыт клад, видимо, в последней четверти II в. до н. э. (Бабаев И.А., Казиев С.М., 1971, с. 17; Казиев С.М., Бабаев И.А., 1968, с. 319).
Еще один клад, содержащий только 36 монет местной чеканки, обнаружен в одном из погребений на могильнике Нюди Ахсуинского района Азербайджанской ССР (Османов Ф.Л. и др., 1973, с. 13).
В первой половине I в. до н. э. к местным подражаниям, селевкидскими и аршакидским монетам на денежном рынке Албании добавляются римские денарии эпохи республики. За исключением одного небольшого клада, содержащего 12 денариев Октавиана Августа, из Тазакентского городища в Ждановском районе Азербайджанской ССР (Пахомов Е.А., 1957, с. 23), они известны в одиночных находках в составе могильного инвентаря (Пахомов Е.А., 1939, с. 28 и сл.).
Видимо, на протяжении III–II вв. до н. э. начинается чеканка местной монеты в Албании (Дадашева С.А., 1980, с. 121 сл.), что является свидетельством высокого уровня развития товарно-денежных отношений.
Глиптика (табл. LXI). Пинтадеры (как особый род печатей) были известны здесь еще в начале I тысячелетия до н. э. В середине и второй половине I тысячелетия до н. э. в связи с углублением имущественной дифференциации, развитием частной собственности и расширением культурно-экономических связей увеличилась потребность в настоящих печатях. Со второй половины I тысячелетия до н. э. в Албании получают распространение цельнолитые металлические печати-перстни, аналогичные перстням-печатям античного мира и ахеменидского Ирана (Бабаев И.А., 1965). На печатях изображены борьба человека с хищниками, различные бытовые и религиозные сцены, фантастические существа, реальные животные (Асланов Г.М., Бабаев И.А., 1969, с. 45). Пока трудно установить точное место производства этих предметов. Своеобразная резьба и другие элементы позволяют предположить, что среди них имеется продукция местных мастеров (Асланов Г.М., Бабаев И.А., 1969, с. 98). Наряду с цельнолитыми металлическими печатями в IV–III вв. до н. э. в Албании использовались и другие виды глиптики — привозные каменные скарабеи, местные скарабеоиды и стеклянные многогранные печати. На них схематически выгравированы различные сюжеты. На стеклянных многогранниках изображены сцены борьбы всадника с кентавром, конная охота на людей, грифон. Такие многогранники в большом количестве обнаружены и в Иберии. Установлено, что они были изготовлены здесь по оригиналам, привезенным из Малой Азии (Максимова М.И., 1941; Лордкипанидзе М.Н., 1963, с. 134–154). Мингечаурские многогранники тоже считаются продукцией иберийских мастеров (Бабаев И.А., 1965, с. 128–133). В последующие века находки булл в слоях эллинистического времени Кабалы и Шемахи свидетельствуют о широком употреблении печатей. Оттиски на некоторых буллах нанесены привозными из эллинистических стран печатями. В связи с походами римских войск на Кавказ под предводительством Лукулла и Помпея в 69–65 гг. до н. э. сюда начинается широкий приток произведений античной глиптики. В это время, по предположению исследователей, геммы с античными сюжетами изготовлялись и на месте — в Албании, однако отделить их от привозных пока невозможно (Бабаев И.А., 1965, с. 7). На античных геммах римской эпохи обычно изображены боги античного пантеона, предметы культа, символические сцены и т. д. К особой категории памятников глиптики относятся литики с изображением рукопожатия, найденные в Кировабаде и Мингечауре. В римское время перстни с таким сюжетом служили обручальными кольцами (Максимова М.Н., 1941, с. 230 и сл.).
На бронзовом перстне из Мингечаура имеется неясная греческая надпись из шести букв, не поддающаяся чтению. На местных предметах глиптики чаще всего были изображены различные животные. Завоз римских гемм в Албанию прекращается в III–IV вв.
Следует подчеркнуть, что подавляющее большинство печатей из памятников Албании исследуемого времени использовались при скреплении документов, опечатывании дверей кладовых и других помещений, наполненных сосудов, тюков. Об этом свидетельствуют десятки булл с оттисками печатей, выявленные при раскопках Кабалы.
Эпиграфические памятники той поры представлены двумя надписями. Одна из них — на древнегреческом языке из с. Беюкдегия Шекинского района является, вероятно, строительной, другая — на латинском языке — выявлена в Гобустане в районе горы Беюкдаш на нижней террасе. Надпись эта состоит из шести строк и документирует пребывание здесь центурии XII легиона во время императора Домициана (81–96 гг.) (Джафарзаде И.М., 1973, с. 265).
Можно полагать, что со второй половины I тысячелетия до н. э. на территории Кавказской Албании усиливается процесс классообразования, завершавшийся, видимо, во II в. до н. э. возникновением государства (Тревер К.В., 1959, с. 144). Важную роль в жизни древней Албании играли храмы (Ямпольский З.И., 1962).
В изучаемое время на всей территории Албании на базе древних местных традиций сложилась однородная культура, имеющая локальные варианты, в частности в погребальном обряде. Таким образом, мнение о существовании двух самостоятельных археологических культур — ялойлутепинской и культуры кувшинных погребений, — видимо, сейчас должно быть пересмотрено. Некоторое влияние на формирование этих локальных черт культуры оказали и связи населения разных частей Албании с соседними государствами Закавказья и Северного Кавказа.
В ходе греко-македонского завоевания в конце IV в. до н. э. происходят значительные изменения на политической карте Востока. Одним из них было создание особого политического образования — Мидии Атропатены, правителем которой стал Атропат, бывший сатрап Мидии при последних Ахеменидах (Дьяконов М.М., 1961, с. 162). Основным территориальным ядром этого государства являлись области современного Южного (иранского) Азербайджана. Политическая история Атропатены выяснена еще недостаточно. Она попала в зависимость от более сильных соседей — Селевкидов, Парфии, Армении, однако сохраняла свою самобытность (Алиев И.Г., 1961; Дьяконов М.М., 1961; Кошеленко Г.А., 1966; Сумбатзаде А.С., 1978). Частью Атропатены являлись области Каспиана (Ямпольский З.И., 1971а; 1974а), занимавшая территорию Мильско-Муганской степи, и Босорпед, занимавшая территорию современной Нахичеванской АССР. Начиная с рубежа н. э., Каспиана включается в состав Албании (иная точка зрения — Новосельцев А.П., 1980) (см. рис. 6).
Объектом рассмотрения в данной главе являются археологические памятники античной эпохи южной части Азербайджанской ССР, т. е. памятники исторической области Каспианы. Поскольку этот район археологически изучен еще недостаточно, мы вынуждены (в той или иной степени) привлекать данные раскопок памятников Южного Азербайджана — основной территории Атропатены, хотя степень изученности последних также незначительна. В результате археологических разведок на данной территории выявлено несколько десятков памятников: Каратепе, Каракепектепе, Каракебер, Тазакент в Мильской и несколько поселений в Муганской степи и в Талыше, Огланкала и другие в Нахичевани, Кале-Зохак, крепость Бурунна, Тепе-Тазакент, Кале-Зарин-Кух, Кале-Чахмаглы, крепость Реваз, Гасанлу — в южном Азербайджане (табл. LXII).
Для равнинных районов характерны сравнительно небольшие поселения (частью без укреплений) и укрепленные городища на возвышенностях, в горной полосе большинство поселений располагается на естественно защищенных горных грядах, в легко доступных местах устраиваются крепостные стены и башни из бутовой кладки без скрепляющего раствора (так называемая циклопическая кладка).
Масштаб проведенных археологических раскопок в настоящее время не позволяет подробно выяснить большинство вопросов, связанных с классификацией, топографией, планировкой этих поселений.
Тазакентское городище (в Мильской степи) расположено на двух окруженных рвами холмах. Во время разведочных археологических исследований выявлены каменные базы колонн (Щеблыкин И.П., 1946, с. 228; Иессен А.А., 1965, с. 33), которые свидетельствуют о том, что здесь находилось какое-то крупное здание. Отсюда же происходят римские денарии императора Августа (Иессен А.А., 1965, с. 33). В культурном слое мощностью 3,5 м обнаружен в основном керамический материал IV в. до н. э. — I в. н. э. Это городище отождествляется с Пайтакараном (Иессен А.А., 1965, с. 34). Другое городище в Мильской степи, Галатепе, дало аналогичную картину. У подножия холма, на котором были остатки многослойного поселения, зафиксированы ров и вал (Османов Ф.Л., 1975а, с. 22).
Единственное исследованное городище горной части — Кале-Зохак, в ущелье р. Карангу. Общая протяженность застройки — 1 км в направлении север-юг. Крепостные стены были выполнены в бутовой кладке без скрепляющего раствора, имелись маленькие полукруглые и большие круглые башни (Kleiss W., 1973, с. 164, 166). Крепостные стены не раз подвергались перестройке и переделке, так как крепость существовала до раннеисламского периода. Разведками выявлены остатки строений, сложенных из камня на растворе. Здесь обнаружено большое количество керамики парфянского времени (Kleiss W., 1973, с. 168). В крепости за воротами, расположенными в северной части, обнаружены изолированно стоящие здания из бутовой кладки. На плато, отделенном крутыми расщелинами, выявлены остатки дворца (Kleiss W., 1973, с. 169). Здесь возвышается, в частности, павильон, соединенный с другими помещениями террасой. Он расположен над обрывом. Это квадратное (5,9×5,8 м) помещение, перекрытое сводом, высота его 9,4 м. С обеих сторон стены его оштукатурены. Свод опирается на арки. На штукатурке выявлены остатки красной краски. В некоторых местах имеются изображения женских головок, меандровый орнамент. Павильон завершается трехступенчатыми мерлонами. Некоторые детали Кале-Зохака находят аналогию в римской архитектуре (Kleiss W., 1973, с. 174). Арочный павильон Кале-Зохака считается парфянским (дата — приблизительно I в. н. э. — Kleiss W., 1973, с. 175), предполагается не культовое, а светское его назначение.
Юго-восточнее павильона находятся остатки здания, сооруженного из тесаного камня. Там были обнаружены капитель, фрагменты арки с зубчатой резьбой и известковая капитель пилястра, фрагмент глиняной черепицы. На поверхности также собраны фрагменты керамики, кувшин, глазурованный светлой бирюзой. Кале-Зохак отождествляют с Птолемеевской Фрааспой (Птолемей, VI, 2; Minorsky V., 1944, с. 261; Kleiss W., 1973, с. 186).
Видимо, близки этому памятнику сооружения Кале-Орлу в западной части Южного Азербайджана, южнее р. Араке, около горы Хой в Южном Азербайджане, Лейлан на юго-восточном берегу Урмийского озера, хотя они более «провинциальны» (Kleiss W., 1973, с. 174).
Имеющийся в распоряжении исследователей керамический материал дает возможность констатировать развитие керамического производства в Атропатене. Великолепные гончарные сосуды из кувшинных погребений Мильской степи (Османов Ф.Л., Ахвердиев Р.Ш., 1975, с. 424), Талыша, Мугани (Пассек Т.С., 1946, с. 169–188), Нахичевани свидетельствуют о мастерстве гончаров Атропатены.
Керамика в основном происходит из памятников северных областей Атропатены, т. е. южной части Советского Азербайджана. Зафиксированы следующие формы: кувшины, горшки, миски и другие разновидности глиняных сосудов. Они изготовлены из хорошо отмученной, без примесей глины. Обжиг — розовый, серый, иногда черный. Поверхность (особенно черных сосудов) сглажена до зеркального блеска. Часто встречаются сосуды, орнаментированные красной окраской в виде треугольников, полосок, черточек и т. д., кувшины светло-розового обжига с трубчатой круглой горловиной или трехлепестковым венчиком, кувшины серого цвета. Некоторые расписаны красной краской. Имеются кувшины с врезным, вдавленным и лепным орнаментами. Миски разнообразные — в виде опрокинутого конуса с вогнутыми внутрь краями или завершающегося вертикальным венчиком. Они розового серого или черного обжига. Некоторые покрыты тонким слоем беловатого ангоба. Стены тонкие. Есть экземпляры, имеющие горизонтально прикрепленную на край венчика небольшую ручку. Орнамент расписан красной краской или врезной, иногда нанесенный снаружи и изнутри. Встречаются также тонкостенные пиалы и чаши. Пиалы черного и розового обжига, по форме не отличаются от мисок, но по размеру меньше. Чаши розового обжига, стенки от дна кверху расширяются. Дно чаш вдавлено внутрь. Они имитируют ахеменидские парадные металлические чаши. Немало горшков с одной или двумя ручками. Имеются также миниатюрные шаровидные сосуды с петлеобразными тремя ручками на плечике и одной вертикальной дугообразной выступающей с краев венчика, кувшины с одной ручкой и комбинированной ручкой-носиком, фляги и т. д.
Незначительность проведенных раскопок и в связи с этим отсутствие фактического материала затрудняют описание быта, одежды и украшений атропатенцев. Известны несколько браслетов (Алиев В.Г., 1976, с. 79, 81; Османов Ф.Л., 1975а, с. 109), колечко (Османов Ф.Л., 1975а, с. 109) и т. д.
Погребальные памятники и обряд захоронения атропатенцев в некоторой степени можно характеризовать исследованными в северных областях Атропатены кувшинными погребениями. Другие виды погребальных памятников пока не выявлены.
Кувшинные погребения исследованы в Мильской (Алекперов А.К., 1960, с. 30–44), Муганской (Пассек Т.С., 1946, с. 169–188) степях, в Ленкорано-Талышской зоне (Азимбеков И., 1926, с. 74–75; Османов Ф.Л., 1973, с. 73–77; 1975а, с. 106–110) и Нахичеванской АССР (Алиев В.Г., 1976, с. 73–84).
Кувшинные погребения охватывают большой промежуток времени, приблизительно от середины I тысячелетия до н. э. по IV в. н. э. Кувшинные погребения не имеют наземных признаков. Все погребения содержат одиночное захоронение в скорченном положении, на левом или правом боку, головой к горловине. Мелкий инвентарь и украшения положены в кувшин, а остальные установлены в могильной яме вокруг него. Могильная яма без предварительного перекрытия засыпалась землей. Самыми ранними являются кувшинные погребения, раскопанные в Агджабединском районе (Мильской степи), предварительно датированные VI–III вв. до н. э. (Османов Ф.Л., Ахвердиев Р.Ш., 1975, с. 474).
В Атропатене обращались монеты, чеканенные парфянскими царями (монеты Готарза, Вологеза II), а также римские монеты-денарии императора Августа (Иессен А.А., 1965, с. 33).