— А блаженного Абеля уже сожрали бы, — со смехом заметил он и отшвырнул череп Дантанны прочь.
Заслышав невдалеке плеск весел, Кормик инстинктивно напрягся. Песчаную отмель, на которой он сейчас находился, уединенное место к северо-востоку от острова Часовни, юноша обнаружил вскоре после того, как монахи обосновались на Митранидуне.
Он стал прислушиваться, пытаясь определить, с какой стороны доносится звук.
«Неужели это собратья решили проследить за мной? Если так, то пусть они сперва увидят мой берет, примут за поври и убьют. Тогда мне не придется объяснять отцу де Гильбу, что я здесь делал», — размышлял юноша.
Плеск раздался снова, уже совсем близко, но едва слышно, и Кормик понял, что это не монахи. Нет, только варвары, рожденные и выросшие на Митранидуне, умели так бесшумно передвигаться по волнам. Поэтому он ничуть не удивился, когда через несколько секунд из причалившего баркаса выпорхнула Милкейла.
Не говоря ни слова, девушка подошла к нему и крепко обняла.
— Как же я соскучилась, — прошептала она.
Кормик уловил в ее голосе тревожные и грустные нотки и понял, что ей нужна поддержка. Он поцеловал Милкейлу и заключил в тесные объятия.
— Что это? Неужели берет поври? — спросила она и, откинувшись назад, внимательно посмотрела на монаха.
Милкейла была высокого роста, но все же на целую голову ниже Кормика.
— Долгая, запутанная история.
— Тогда не будем тратить время на нее, — застенчиво улыбнулась девушка. — Я не ожидала твоего сигнала, но очень обрадовалась, когда увидела свет сквозь туман.
— В этом берете есть что-то волшебное, — пояснил Кормик. — Когда я его надеваю, то чувствую себя… крепче, что ли. И сильнее. Как будто могу устоять под сокрушительным ударом.
— Может быть, поэтому поври такие непробиваемые.
— И еще потому, что у них характер в точности как у баранов.
Милкейла улыбнулась и закивала, радуясь удачному сравнению. Она всю жизнь прожила на Митранидуне и сама не раз участвовала в столкновениях со свирепыми гномами.
— Пропали трое твоих соплеменников, — неожиданно произнес Кормик, заставив ее вмиг посерьезнеть.
Девушка отступила на шаг, продолжая держать его за руки.
— Пятеро, — поправила она. — Но как ты узнал?
— У нас только трое, — сообщил Кормик. — Среди них Андрузис, — добавил он в ответ на ее нетерпеливое движение.
— Вы сражались?
— Нет, мы наткнулись на их разоренный корабль. На них напали тролли. Брат Джавно считает, что они рыбачили слишком близко к северо-западному берегу, где полно пещер.
— А двое других?
— Они неразговорчивы, — покачал головой Кормик. — Один их них шаман, судя по одежде высокопоставленный…
— Тоникуэй, — перебила Милкейла.
— Упрямец, — заметил Кормик.
— Ты даже себе не представляешь какой! Значит, все трое живы?
— Их лечат в подвале острова Часовни.
— В подвале? — переспросила девушка, и ее лицо приняло странное выражение.
Кормик не мог разгадать, что оно означает, но было ясно, что ничего хорошего.
Он беспомощно пожал плечами.
— Брат Джавно обнаружил их посреди озера. Если бы он не отбуксировал корабль к острову Часовни, то они все погибли бы.
— Или мои родичи нашли бы их, — немного резко отозвалась Милкейла.
— Даже в этом случае они бы не выжили, — Кормик тут же пожалел о своих словах, заметив, как нахмурилась девушка. — Твои соплеменники были при смерти, — бормотал он, видя, что разговор принимает непростой оборот. — Несколько монахов часами колдовали над ними без устали. Их раны было просто ужасны.
— Уж конечно, не под силу выдуманным богам племени Ян Оссум, — сухо ответила Милкейла.
— Я не имел в виду…
— Можешь не объяснять, — пожала плечами девушка.
Кормик глубоко вздохнул.
— Я не пытаюсь принизить твоих богов. Мне и в голову никогда такое не приходило! — заверил он Милкейлу. — Но в самоцветах действительно есть магия. Например, душевный камень обладает самой большой целительной силой на свете. Даже владыки Хонсе это признают.
Он попытался привлечь девушку к себе, но тщетно.
— У моего народа свои хитрости, — ответила она. — Наши шаманы совсем не похожи на шутов, распевающих бессмысленные песни в честь ложных богов.
— Я не имел в виду…
— Можешь не объяснять, — хмуро повторила Милкейла. — Не зря на озере говорят, что монахи видят только два пути: свой и неправильный.
— Но ты же не думаешь так обо мне.
— Не думаю или не думала?
Несколько мгновений они напряженно смотрели друг на друга.
— А разве нельзя сказать то же самое обо всех, кто живет на Митранидуне? О поври? О Йоссунфире? О племени Пьерджик или Танандар, да и о любом другом варварском клане? Альпинадорцы, похоже, даже между собой ни о чем не могут договориться!
Если эта тирада и произвела впечатление на Милкейлу, то она не подала виду.
— Когда освободят Андрузиса и остальных? — спросила она и, заметив, что Кормик тяжело сглотнул, все поняла. — В таком случае я обязана сообщить вождям, что они на острове Часовни.
— Ты не можешь, — запротестовал юноша, чувствуя, как им овладевает паника. — Я сказал тебе только потому…
— Не проси меня сохранить это в секрете. Каждый день мои родичи отправляются на поиски пропавших в самые опасные уголки озера. Разве я имею право молчать?
— Не надо было говорить тебе.
— Это верно! Не на таких условиях! Я не смогу делать вид, что ничего не знаю, когда мои товарищи подвергают себя опасности. Ты не можешь просить меня сидеть сложа руки, когда мой друг — твой друг! — томится в абелийской тюрьме.
— Ты должна мне верить. Я попытаюсь их вызволить — пообещал Кормик. — Вот только лечение закончится.
— Лечение, которое наверняка разрывает сердце Тоникуэю.
— Ну, теперь, когда ему полегчало, он никого к себе не подпустит, — заметил юноша. — Им всем и правда уже лучше. Их хорошо кормят. Я буду настаивать на освобождении.
Милкейла немного смягчилась, даже позволила взять себя за руки, давая Кормику понять, что в нем она не сомневается, но, дослушав его слова, покачала головой.
— Нет, все-таки я не смогу обманывать вождей. Я не стану объяснять, откуда мне это известно, но скажу, что наши пропавшие сородичи находятся на острове Часовни. Не требуй от меня большего.
— Их корабль стоит на нашем берегу, — произнес Кормик упавшим голосом. — Скажи, что заметила его издалека.
— Имей в виду, за ними придут, — пригрозила девушка.
— Молю бога, чтобы нам удалось договориться, — ответил Кормик. — Может быть, остров Часовни и Йоссунфир наконец придут к взаимопониманию.
Но Милкейла лишь качала головой.
— Ни о чем вы не договоритесь, — уверенно заявила она. — Мои люди придут в полном вооружении и потребуют освобождения пленников. Или вы их выдадите, или будет война.
— А как поступишь ты? — сумел наконец спросить юноша после пары невнятных реплик.
Девушка отступила на шаг и некоторое время молча смотрела на него в лунном свете, обуреваемая противоречивыми чувствами. Затем она сняла через голову ожерелье из самоцветов, которое тайно носила под традиционным шаманским украшением, и протянула его изумленному Кормику.
— Ян Оссум — мое племя. В случае войны я буду сражаться на стороне Йоссунфира. Было бы неправильно использовать ваши камни против вас же. Я не могу поступить так вероломно.
— Ты считаешь меня вероломным?
— Я из народа Ян Оссум, а ты абелиец, — вымученно улыбнулась Милкейла. — Мы оба пытаемся вырваться за границы, предопределенные нашим наследием, и теперь я в немилости у Тоникуэя, а ты — у отца де Гильба. Но отрицать собственную суть бессмысленно, даже если мы боимся признаться себе в этом. Мой народ придет за своими пропавшими сородичами, а твои братья не захотят просто так их возвращать. Наступит самый ужасный момент, когда наши надежды разобьются о реальность.
Кормик стоял на песке, сгорбившись, с безвольно повисшими руками, не сводя глаз со своей любимой, и улыбался ей кроткой, почти извиняющейся улыбкой. Ему нечего было противопоставить простой и ясной логике этой необыкновенной язычницы. Он не знал, что делать, не решался подойти к ней, снова обнять, поцеловать и заверить, что все будет хорошо. Юноша не мог двинуться с места. Силы оставили его, и даже берет поври не помогал.
Милкейла направилась к своей лодке. С каждым шагом улыбка таяла на ее лице. Столкнув суденышко на воду, девушка запрыгнула внутрь с грацией, присущей только ее племени.
В следующий момент туман уже окутал ее, и Кормик остался один. Еще никогда в жизни он не ощущал это так остро.
Глава одиннадцатаяДВЕ ПТАШКИ
— Но ведь это ложь, — заметил брат Пинауэр, когда Доусон уже направлялся легким шагом к выходу из приемной отца Атроливана.
Доусон, окрыленный было исходом разговора, встал как вкопанный напротив монаха и хотел что-то ответить, но Атроливан опередил его.
— Это хитрость ради всеобщего блага, — поправил он.
— Неподобающая хитрость, — ответил брат Пинауэр. — Мы знаем об участи брата Динарда.
— Разве? — спросил Атроливан.
Пинауэр облизнул губы и мельком посмотрел на Маккиджа.
— По крайней мере, мы точно знаем, что басня Доусона ничем не подкреплена, святой отец.
— Вангард — большая и дикая страна, — сказал старый абелиец.
— Мы хотим повлиять на положение дел способом, который не выдерживает никакой критики. Распространять такой слух — настоящее…
— Благоразумие, — закончил за него отец Атроливан. — Представьте, мой юный друг, что будет, если не воспользоваться этой басней, как вы ее назвали. Многие ли похвалят вас за правдивость?
Некоторое время Пинауэр смотрел попеременно то на своего духовного руководителя, то на Доусона, затем лишь вздохнул в ответ.
Доусон Маккидж благодарно кивнул отцу Атроливану и вышел.
— Ступайте за ним, — приказал священник Пинауэру. — Оформите разрешение абелийской церкви на легенду.