— Сегодня ветер дует уже по-зимнему, — заметила она. — Боюсь, скоро ударят морозы. Враг не отступит — ледниковые тролли вообще не чувствуют холода. А вот моим воинам будет трудно.
— Думаю, вас это мало заботит, — сказал Брансен. На сей раз вангардская правительница взглянула на него с негодованием. — Вы переживаете лишь за то, как это отразится на их способности драться.
— Вы понимаете, зачем Доусон привез вас сюда? — спокойно спросила дама Гвидра.
— Я понимаю, что меня предали.
— Ради вашего же блага.
— И вашего, — не уступал Брансен.
Они посмотрели друг на друга.
— Хорошо, я признаю это, — ответила Гвидра. — Когда Доусон отплыл из Пирета, я не знала ни о Брансене Гарибонде, ни о Разбойнике, ни о том, как Маккиджу удастся заманить вас сюда, но готова открыто признать, что одобряю его действия и их результат.
— И вы это говорите, стоя здесь, один на один со мной?
— Открыто признаю, — повторила она и засмеялась. — Я уже изучила Брансена достаточно, чтобы понять, что он не убийца.
— Стало быть, мой гнев оправдан.
— Оправдан — не значит уместен, — заявила дама Гвидра. — Я заметила, что вы подружились с братом Джондом и другими абелийцами.
Брансен пожал плечами.
— Если бы я сейчас даровала вам свободу и не попросила бы взамен помощи, вы бы уехали? — спросила она. — Забрали бы жену, ее мать и покинули Вангард?
— Без колебаний, — ответил Брансен, стараясь придать тону как можно больше убедительности.
— В самом деле? — допытывалась дама. — Бросили бы брата Джонда и остальных? Позволили бы полчищам троллей наводнить Вангард, убивать невинных мужчин, женщин и детей?
— Это не моя война! — возразил Брансен, но уже не так убедительно.
— Теперь ваша.
— Обманным путем!
Гвидра подняла руку, призывая возбужденного собеседника замолчать.
— Воля ваша, — сдалась она.
— Вы отпускаете меня?
— Нет, я не могу, даже если бы захотела. Ради вас и всех своих воинов я настаиваю на том, чтобы вы остались, — сказала Гвидра. — Слишком многое поставлено на карту.
— Доусон Маккидж гордился бы вами, — заметил Брансен с безжалостным сарказмом.
— Я хочу, чтобы до зимы война закончилась, — продолжала Гвидра. — Холод на руку врагам.
— Так закончите ее.
— Я планирую собрать из лучших воинов команду, которая бы проникла в тыл противника и, что называется, обезглавила чудовище. Полчища монстров подчиняются исключительно злой воле старца Беддена, самого мерзкого самхаиста.
— Говорить что-то излишне. Я уже успел понять, что он такое.
— Действительно, — согласилась дама Гвидра. — А что вы скажете насчет моих соображений?
— Стало быть, вы просите меня войти в эту команду?
— Я вам это поручаю.
Брансен остановился. Гвидра не торопила его, давая возможность подумать над своими словами.
— А где это? Сколько времени займет путь? — спросил он.
— Где-то на севере, — отвечала она. — Если враг не пронюхает, то две с лишним недели пути.
— Если я соглашаюсь и убиваю это чудовище, старца Беддена, то получаю свободу, — потребовал Гарибонд. — Даже если после этого война не закончится, вопреки вашим надеждам. Да, свободу, а также ваше благословение и разрешение беспрепятственно вернуться в южный Хонсе. Вы обеспечиваете судно, которое доставит домой меня и мою семью.
— Вы не в том положении, чтобы торговаться.
— Тем не менее. Если убийство старца Беддена не положит конец войне, я все равно желаю получить свободу.
— Вы же сами никуда не уедете, — ответила Гвидра.
— Если вы в этом так уверены, то ничем не рискуете.
— Согласна, — кивнула она. — Принесите мне голову Беддена, и я прикажу Доусону Маккиджу отвезти вас обратно в часовню Абеля и дам вам письменное прощение прошлых прегрешений. Но не гарантирую, что этот документ будет что-то значить для правителей южного Хонсе и абелийской церкви.
— Об этом не беспокойтесь.
Дама Гвидра внимательно смотрела на Брансена, пока завязывала на шее плащ, затем слегка кивнула на прощание и пошла прочь.
Молодой человек долго провожал ее глазами, размышляя о том, что теперь у него, по крайней мере, появилась цель, место, куда он отправится, чтобы как можно скорее покончить со своей вынужденной службой.
Ему даже в голову не пришло, что старец Бедден окажется самым страшным врагом из всех, когда-либо встречавшихся на его пути.
Глава семнадцатаяПЛАТА ЗА СОВЕСТЛИВОСТЬ
Нападение удалось отразить, но в этот раз без раненых не обошлось. Несколько монахов серьезно пострадали, один был при смерти. Альпинадорцам пришлось еще тяжелее: многих уносили с поля соплеменники.
— Глупцы! — гремел отец де Гильб, потрясая кулаком вслед отходившей толпе варваров.
Стоявшие тут же монахи не смели открыть рот. Никогда еще им не приходилось видеть настоятеля в таком замешательстве.
— Хочешь, чтобы мы вас всех поубивали, дурак Тейдру? Если ты заботишься о своем народе, зачем бросаешь его на съедение голодным волкам?
К этому моменту почти все варвары уже вернулись в свой лагерь, разбитый на пляже. Де Гильб вопил во все горло, но было ясно, что его слов им уже не разобрать.
Однако епископ продолжал разглагольствовать еще некоторое время, в основном критикуя Тейдру, потом наконец повернулся к братьям.
— Идиоты! — буркнул он.
Несколько монахов закивали.
— Им не прорваться за наши стены, — прошептал один, повторяя главный тезис святого отца.
Де Гильб тяжело вздохнул и прислонился к каменному парапету, позволяя себе немного расслабиться после битвы.
— Будем работать с гематитом всю ночь, — обратился он к Джавно. — Составьте посменный график и позаботьтесь, чтобы раненым был обеспечен круглосуточный уход.
— Конечно, — отозвался тот и почтительно поклонился.
— Если эти глупцы сегодня нападут снова, то не тратьте магические силы, отгоняйте их камнями и горячей водой, — приказал де Гильб всем. — Нам надо беречь энергию, чтобы исцелить раненых.
Сказав это, настоятель направился к лестнице, ведущей во двор, и уже начал спускаться, когда с главной сторожевой башни донеслось:
— Они снимают лагерь!
Отец де Гильб помедлил, вместе с остальными глядя вверх, на кричавшего монаха. Затем все бросились обратно к парапету.
Как и сообщил дозорный, варвары в лагере были заняты тем, что убирали палатки.
— Куда они уносят свои вещи? — крикнул отец де Гильб монаху, торчавшему на башне.
— На корабли! — радостно завопил тот в ответ. — Они собираются уплыть!
Некоторое время де Гильб наблюдал за суетой, царившей на пляже.
— Ну что, сломали мы наконец их волю? — спросил он тихо.
Монахи дружно забубнили что-то в знак согласия.
Вскоре все братья острова Часовни, за исключением тех, кто был занят лечением раненых, столпились на самой высокой южной зубчатой стене и с надеждой смотрели на берег. Не прошло и часа, как кончилась битва, а на альпинадорских кораблях уже поднялись первые паруса. Весла опустились в теплые воды Митранидуна. Часовня взорвалась радостными криками.
— Возможно, они не так уж глупы, как мы думали, — сказал отец де Гильб брату Джавно.
Они улыбнулись друг другу, будто только что прошли тяжелое испытание.
Но радость победы померкла, когда в кабинет отца де Гильба, задыхаясь, ворвался молодой монах.
— Их нет! — пробормотал он.
— Кого? — успел уточнить брат Джавно прежде настоятеля.
— Варваров! — объяснил молодой человек.
— Да, мы видели, как они снимаются с лагеря, — ответил Джавно.
— Нет, — возразил монах, запинаясь и с трудом переводя дыхание. — Я говорю о тех, которые были в нашем подземелье. Они ушли!
— Как?.. — на сей раз не понял отец де Гильб.
— Вниз по туннелю. Дверь в пещеру была открыта, а сетка отодвинута, — рассказывал молодой монах. — Они уплыли, я уверен.
Де Гильб и Джавно озабоченно переглянулись.
— Теперь понятно, почему наши враги погрузились на суда, — сказал брат Джавно.
Отец де Гильб уже покинул кабинет и спускался по лестнице.
Когда они вышли из сторожевой башни и направились к пристройке, Джавно заметил Кормика и жестом велел ему идти с ними.
— Это моя вина, — неожиданно произнес юноша, увидев опустевшее подземелье.
Все обернулись на него.
— Я должен был разгадать их уловку, — на ходу сочинял он. — Их отказ от еды.
— Что ты знаешь об этом? — потребовал ответа Джавно.
— Это было колдовство. Разве вы не понимаете? — спросил Кормик. — Они не ели, якобы в знак протеста, хотели уморить себя голодом, лишь бы не принять нашу веру. На самом деле их цель была иной. Дикари хотели исхудать до такой степени, чтобы шаман, приказавший им это, или кто-то другой мог освободиться от пут и развязать остальных. Ох, надо было догадаться!
— Что за чушь! — воскликнул Джавно.
— Пусть продолжает, — велел отец де Гильб.
— Их магия связана с силами природы, — попытался объяснить Кормик, хватаясь за голову. — Возможно, даже вполне вероятно, что они устроили это голодание лишь для того, чтобы их шаман при помощи заклинаний мог сделать запястья и кисти рук еще тоньше.
— Но я туго связывал их, — возразил молодой монах.
— Это было несколько дней назад, — напомнил Кормик. — Пленники тогда были намного тяжелее.
— Никто этого не знает, — заметил Джавно.
— Согласен, — кивнул Кормик. — Но ведь как-то им удалось выскользнуть! Теперь все обретает смысл: их голодание, самоуверенность, непокорность. Когда мы только столкнулись с этим народом, еще до того, как между нами пролегла стена непримиримой вражды, я многое узнал об их обычаях. Их магия связана с природой. Шаманы знают, как заставить своих воинов казаться выше, чтобы вселить страх в сердце врага. Говорят, их величайшие маги могут принимать вид животного, почти как легендарные самхаисты.
— Значит, ты считаешь, что их отказ от еды был частью плана? — спросил отец де Гильб.