По меньшей мере до 1127 г., как доказал С. М. Соловьёв[506], Курск с волостью принадлежал черниговским князьям — считаю, что именно Ольговичам — и составлял единое целое с Новгород-Северской волостью. Летописи дают основания думать, что Курск и в дальнейшем, до начала 1150‐х гг. оставался в составе Чернигово-Северской земли, подчиняясь уже Новгороду-Северскому. Им владели в основном Ольговичи[507]. Приблизительно между 1141 и 1151 г. произошло разделение Новгорода-Северского и Курского княжеств. С того времени Новгород-Северское княжество представляло собой особое и устойчивое политико-территориальное образование — удельное княжество — в составе Чернигово-Северской земли.
Такими в скупом свете летописных известий конца XI — первой половины XII в. представляются мне время и обстоятельства образования Новгород-Северского княжества.
Глава шестая. Кризис власти: удельная раздробленность
1. Начало разделения государства
Когда в 1125 г. в Киеве умер великий князь Владимир Всеволодич Мономах, высокого полёта государственный деятель, полководец и писатель, летописец откликнулся на его кончину лаконичным, но вдохновенным панегириком: «Преставися благоверный князь, христолюбивый и великый князь всея Руси Володимер Мономах, иже просвети Рускую землю, акы солнце, луча пуская; его же (о нём. — Н. К.) слух произиде по всим странам, наипаче же бе страшен поганым (половцам. — Н. К.), братолюбец и нищелюбец и добрый страдалець за Рускую землю»[508].
Но при всём том, что в процитированном тексте Киевской летописи сделан акцент на выдающихся заслугах Владимира Мономаха в возвышении международного авторитета, развитии культуры и образования государства, защите его от безжалостных кочевников южнорусских земель — половцев, панегирик всё же носит в общем трафаретный характер. Летописцу и его современникам не дано было понять и оценить действительного смысла политической деятельности князя — восстановителя единовластной монархии его деда Ярослава Мудрого. Ведь Мономах после смерти оставил потомкам страну объединённой и централизованной, в которой все князья безоговорочно подчинялись верховному киевскому сюзерену. Саму возможность распада или по меньшей мере ослабления могущественного Древнерусского государства в годину его кончины в 1125 г. никто, разумеется, и представить не мог…
После смерти Владимира Всеволодича киевский престол унаследовал его сын Мстислав, прозванный летописцами Великим. Мстислав был старшим в роду Ярославичей, поэтому его восхождение на главный на Руси великокняжеский стол было воспринято верхушкой общества, в частности князьями, как законный и логичный поступок, потому что отвечало как отчинному, так и «лествичному» порядкам престолонаследования. Можно согласиться с замечанием известного историка: «Семилетнее правление Мстислава составляет полностью продолжение отцовского»[509]. Он уверенно занял «отца место», самовластно руководил государством и распоряжался всеми прочими членами Ярославова дома. Следуя государственно-созидательным принципам отца, Мстислав Владимирович заставлял своих братьев и других князей ходить в общерусские походы на половцев, а у непослушных отнимал города и земли — и даже выгонял их из Русской земли, а то и засылал в заключение к своим родственникам в Византию[510].
На Руси высшей добродетелью князя всегда считалась защита родной земли от врагов, прежде всего от хищных половецких ханов. Мстислав достойно продолжил магистральную линию наступления на Половецкую степь, которую последовательно и упорно проводил его отец. Киевский летописец восклицал, гордясь своим героем: «Се бо Мьстислав Великый наследи отца своего пот Володимера Мономаха Великаго. Володимир сам собою постоя на Дону и много пота утер за землю Рускую, а Мьстислав мужи своя посла, загна половци за Дон и за Волгу, за Яик, и тако избави Бог Рускую землю от поганых»[511].
Однако внимательное чтение Киевской летописи и других источников второй половины 20‐х — начала 30‐х гг. XII в. создаёт впечатление, что единовластие Мстислава держалось в основном на созданном его отцом Владимиром государственном механизме и аппарате, на покорных Мономаху князьях и боярах, на преданных своему сюзерену дружинниках. Сам Мстислав, как мне кажется, сыграл скромную роль в укреплении государственной структуры Руси. Иначе трудно объяснить, почему это вдруг вскоре после смерти Мстислава и вокняжения в Киеве его младшего брата Ярополка в Древнерусском государстве начинаются усобицы, формально вызванные стремлением ещё одного младшего брата Мстислава, суздальского князя Юрия Долгорукого, укрепиться в Южной Русской земле, захватив Переяславль, — своеобразную приступку к великокняжескому столу. Этим Долгорукий продемонстрировал желание отнять у старшего брата Киев. С того времени начинается продолжительная и кровавая борьба за киевский престол как между княжескими кланами Мономашичей и Святославичей, так и внутри потомков и Владимира Мономаха и Святослава Ярославича.
Так со смертью Мстислава Великого в 1132 г. — вернее будет сказать: вскоре после кончины Владимира Мономаха! — уходит в прошлое полуторастолетняя эпоха существования Древнерусского относительно централизованного государства, основанного Владимиром Святославичем. Русь вступила в период удельной раздробленности. На первый взгляд, страна разделилась на полтора десятка земель и княжеств, властители которых, формально признавая сюзеренитет великого князя киевского, фактически выходят из-под его власти и не единожды воюют против него.
И летописцы и современные историки в общем сходятся во мнении, что удельная раздробленность наступила сразу же и внезапно после смерти Мстислава Владимировича. Между тем его княжение вовсе не ознаменовалось консолидацией страны и единовластной монархии его отца. Кто-то из историков метко заметил, что в правление Мстислава централизованное государство Мономаха держалось и сохранялось просто по инерции, заданной последним.
Но княжеские свары начались действительно вскоре после смерти Мстислава и усилились при его младшем брате, киевском князе Ярополке (1132–1139). Они нарастали в киевское княжение главы Ольговичей Всеволода (1139–1146). И всё-таки при всех названных князьях государство оставалось централизованной, пусть и весьма относительно, монархией. Подлинные усобицы разгорелись после смерти Всеволода: восстание горожан против сменившего его на киевском престоле брата Игоря, приход в Киев Изяслава Мстиславича, обошедшего своих дядей Вячеслава и Юрия Долгорукого, которые начали войну против узурпатора-племянника.
Историки далёкого уже прошлого вообще считали началом удельной раздробленности время, наступившее сразу же после кончины Ярослава Мудрого. «Древняя Россия погребла с Ярославом своё могущество и благоденствие, — писал выдающийся русский историк в начале прошлого века. — Основанная, возвеличенная единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области»[512].
Однако к середине XI в. ещё не сложились ни политические, ни социально-экономические условия для наступления автономизации княжеств и земель. На мой взгляд, раздробленность вызревала долго, постепенно и незаметно для людей своего времени, даже наиболее прозорливых, к которым относились летописцы. Социально-экономические процессы, породившие её, протекали подспудно, неярко и поэтому остались вне поля зрения современников. И кто знает, не будь Мономаха, не наступила ли бы удельная раздробленность намного ранее? Ведь к концу XI — началу XII в. уже окрепли политически и экономически земли и княжества, составлявшие Древнерусское государство.
Летописцы ярко и эмоционально описывают и осуждают удельную раздробленность государства, которая ознаменовалась нескончаемыми междукняжескими «которами» (сварами) и войнами, когда брат шёл на брата, а сын покушался на престол отца. Пылали города и сёла, гибли многие тысячи русских людей, а кочевники, побуждаемые отсутствием единства сил Руси, грабили её земли и уводили в плен крестьян и горожан.
Уже под 1134 г. новгородский летописец, весьма удалённый от событий вокруг стольного града Руси, но тем не менее хорошо осведомлённый о содержании и смысле тамошних событий, с горечью записал: «А Изяслав (Мстиславич. — Н. К.) иде к Кыеву, и раздрася вся земля Руская»[513]. В этом контексте «раздрася» означает: разорвалась, в данном случае — вступила в полосу смуты. В приведённом тексте речь идёт о стремлении старшего сына Мстислава Великого добыть себе долю владений в южной Русской земле. Пройдёт около ста лет, и другой, уже галицкий летописец с тоской изобразит смуту, продолжавшую господствовать и набирать сил на Руси: «Начнем же сказати бещисленыя рати и великыя труды, и частыя войны, и многия крамолы, и частая востания, и многия мятежи…»[514].
2. Причины раздробленности?
Как уже упоминалось, летописцы чётко и ярко обозначили рубеж между единоличным великим княжением Владимира Мономаха и смутой в державе, наставшей после смерти его старшего сына и преемника Мстислава. Этого не могли не заметить уже первые представители исторической науки, зародившейся в России и на Украине в XVIII в. Один из её основоположников (истории в современном понимании самого термина) В. Н. Татищев отнёс начало деления Киевской Руси по крайней мере на две части к началу 1150‐х гг. В своей «Истории Российской» он поместил специальный раздел с красноречивым названием «Разделение государства на два великие княжения», в котором после рассказа об окончательном поражении Юрия Долгорукого в борьбе за Киев от Изяслава Мстиславича в 1151 г. утверждал: «По многих так несчастливых предприятиях великий князь Юрий Владимирович Долгорукий пришед в Суздаль и видя себя Руской земли совсем лишенна, от великого княжения Киевскаго отсчетясь, основал престол в Белой (в этом контексте: Северо-Восточной. —