[525] (напомню читателю, что реликты дружинного строя канули в лету ещё при Ярославле Мудром) — сосредоточенному на южнорусских делах М. С. Грушевскому почти не было дела до того, что происходило на прочих русских землях XII — первой половины XIII в.: западных, северо-западных и северо-восточных.
Современному любителю старины стоит, вероятно, напомнить, что, подобно своим предшественникам и многим современникам, М. С. Грушевский искал причины раздробленности Руси исключительно в политической плоскости, вернее ещё у́же: в междукняжеских, династических отношениях в государстве. В этом он был полностью солидарен с российскими коллегами. Как и ранее, большинство историков второй половины XIX — начала XX в. продолжало считать, что количество Ярославичей в первые десятилетия XII в. настолько возросло, что им перестало хватать земель и волостей. Сложность определения генеалогического и физического старшинства (бывало, что по годам племянник был старше дяди), а временами нежелание признавать чье-либо старейшинство вообще, приводило к нарушениям древнего и законного порядка замещения столов — по принципу родового старейшинства. К тому же в конце XI в. князья-изгои начали противопоставлять ему другой, отчинный принцип владения волостями и городами. Нарастание раздоров в среде Ярославичей всё чаще приводило к вооружённым столкновениям, а то и настоящим войнам. Всё это, по мысли историков XIX — первой трети XX в., и родило удельную раздробленность на Руси и продолжало разжигать её.
Ни А. Е. Преснякову, ни С. Ф. Платонову, ни В. О. Ключевскому, ни М. С. Грушевскому не казалось, что в фундаменте раздробленности могут лежать не политические или генеалогические, а социальноэкономические факторы. Нельзя ставить это им в вину: они творили на уровне, притом самом высоком, современной им науки. Но в их времена, точно так же, как и ныне на Украине и в России, социально-экономическая история была не в почёте. Ею занимались мало и неохотно. Между тем штудии на поле политической истории, в частности проблем образования и развития государственности, невозможно проводить в отрыве от исследований социально-экономических, а также культурных и религиозных процессов и явлений общества. Сами лишь политические события и лозунги вкупе с силовыми действиями или даже дипломатическими переговорами не в состоянии определить развитие народа во все времена.
Эти, казалось бы, несомненные на взгляд современной науки истины вовсе не сразу были восприняты российскими и украинскими учёными, начавшими или развернувшими свою деятельность в 20–30-е гг. XX в. Не случайно главный авторитет советской исторической науки тех лет М. Н. Покровский, сформировавшийся как учёный в дореволюционную эпоху, просто не признавал не то что раздробленности Киевского государства, но и самого существования этого государства, — мол, «рассыпаться было нечему»[526]. Даже те исследователи 20–30‐х гг., которые признавали существование объединённого восточнославянского государства, далеко не сразу обратились к поискам причин его раздробления в социально-экономической сфере.
В солидном историографическом обзоре древнерусской проблематики советских времён справедливо отмечено: «В русской буржуазной науке не было понятия феодальной раздробленности, существовало лишь представление о чисто политическом явлении — распаде единого государства на отдельные княжества. В советской науке впервые было установлено, что в основе раздробления единого Древнерусского государства лежал процесс социально-экономического развития, процесс феодализации, возникло понятие о феодальной раздробленности — явлении, обусловленном развитием феодальных отношений»[527]. Впервые это было провозглашено в книге Б. Д. Грекова «Киевская Русь» (1939). Прибавлю к этому, что в последующих изданиях этого труда наш выдающийся историк развил свою теорию социально-экономической основы удельной раздробленности, охватившей Русь в XII в.
Но лишь в послевоенное время теоретические построения Б. Д. Грекова начали утверждаться в отечественной науке. Даже его главный оппонент предвоенных лет С. В. Юшков тогда начал поддерживать концепцию социально-экономического происхождения раздробленности Древнерусского государства, заявив, что распад на отдельные земли Киевской Руси явился закономерным следствием развития процесса феодализации[528].
В 60–70‐х гг. в советской науке сложилась теория, согласно которой удельная или феодальная раздробленность вовсе не внезапно и не случайно охватила Древнерусское государство. Она вызревала в глубинах общества много десятилетий. Впервые её элементы проявились сразу же после смерти Ярослава Мудрого. Однако во второй половине XI в. социально-экономическое развитие Руси, в особенности на местах, оказалось недостаточным для развёртывания центробежных политических процессов. Они дали себя знать с 30‐х гг. XII в.
Итак, речь идёт об исторически объективном и неотвратимом процессе развития производительных сил и производственных отношений, приведшем к подъёму экономики отдельных земель и городов. Если раньше, в конце IX–XI вв., общественно-экономическая жизнь Древнерусского государства сосредоточивалась в Киеве и вокруг Киева — в Поднепровье, тяготела к нему во всех землях Руси, то с началом XII в. усилились экономические процессы и явления в главных русских землях — составных частях этого государства.
Эволюция феодального способа производства стимулировала генезис и постепенное возрастание крупного и среднего землевладения, родила прослойку крупных землевладельцев — летописи обыкновенно называют их универсальным термином «бояре». Это происходило не только в центре государства, в Киевской земле, но повсеместно, даже в отдалённых от стольного града землях Руси: Владимиро-Суздальской, Галицкой, Волынской и др. Землевладельцы-феодалы, которые приобрели благодаря своему богатству большую политическую силу, стремились к независимости от центральной власти, оказывали давление на местных князей, дабы решать по собственному усмотрению вопросы и внутренней и даже внешней политики.
Б. Д. Греков писал, что накануне наступления удельной раздробленности отдельные земли Киевской Руси настолько выросли и окрепли, что не нуждались больше в помощи и защите центральной власти. Он прозорливо заметил: «Новые экономические условия, при которых в XII в. продолжали существовать входившие в состав Древнерусского государства отдельные феодальные княжества и их борьба между собой, создали новую политическую карту Восточной Европы, где Киеву отведено было более скромное место»[529].
Убедительную и масштабную панораму раздробленности Древнерусского государства создал в трудах 60–70‐х гг. Б. А. Рыбаков — пусть даже она нуждается в уточнении некоторых положений: «В 1132 г. Киевская Русь как бы внезапно распалась на полтора десятка княжеств … Однако эта внезапность лишь кажущаяся — на самом деле процесс кристаллизации самостоятельных княжеств-королевств (или, как мы говорим, процесс феодальной раздробленности) подготавливался уже давно всем ходом исторического развития: росли производительные силы, возникали и ширились новые городские центры, крепла политическая сила и горожан, и местного боярства, усиливалась классовая борьба в городах и феодальных вотчинах»[530].
Согласно стройной и логичной теории Б. А. Рыбакова, выделение обособленных (учёный даже считает их самостоятельными!) земель произошло прежде всего в интересах местных землевладельцев-бояр: оно поддерживалось сокращением масштабов «круговорота» князей, которые раньше чаще перемещались из одного города и княжества в другой, а со временем постепенно оседали в тех или других землях. Учёный полагает, что территории тех полутора десятков княжеств, на которые распалась Киевская Русь, более или менее соответствовали землям давних племенных союзов, которых он насчитал полтора десятка. Историк считает, что для социального и экономического развития на местах уже не были нужны огромные масштабы государства в целом. А верховная власть киевского князя, по его мнению, навсегда отошла в прошлое. «Создание полутора десятков крупных княжеств установило в 1130-е годы полное соответствие новой политической формы достигнутому высокому уровню производительных сил и этим обеспечило небывалый расцвет культуры во всех русских землях XII в.»[531]
Можно, однако, сделать несколько существенных замечаний к созданной Б. А. Рыбаковым концепции феодальной раздробленности. Во-первых, на мой взгляд, Древнерусское государство вовсе не распалось (как он думает), и те полтора десятка княжеств не были полностью самостоятельными. Во-вторых, будучи порождением в целом прогрессивного социально-экономического развития общества, удельная раздробленность в политическом плане оказалась отрицательным явлением: ослабело государство, центральная власть. Внутренняя история Руси во многом определялась междукняжескими усобицами, в ходе которых гибли тысячи людей и уничтожались те самые производительные силы, развитие которых главным образом и привело к состоянию раздробленности. Вызванное последней ослабление Древнерусского государства активизировало половецкие вторжения, также уничтожавшие население Руси и её хозяйство.
Следовательно, раздробленность была диалектически противоречивым явлением, и оптимистическая характеристика жизни и развития Руси в её времена представляется мне односторонней и преувеличенной.
Один из наиболее значительных вкладов в теоретические исследования проблем причин, хода и последствий удельной раздробленности на Руси принадлежит В. Т. Пашуто. Его основной теоретический тезис относительно побудительных причин наступления раздробленности чётко выражен в статье 70‐х гг.: «Относительно единая государственная структура, сложившаяся ко времени княжения Владимира Святославича… и Ярослава Мудрого… оказалась недолговечной. Причина этого кроется не в упадке страны, а в её социально-экономической эволюции, где наблюдаются два ряда причинно взаимосвязанных явлений: развитие феодализма вширь и ослабление экономической и политической мощи центральной власти»