Европы того времени за главный престол боролись главы и члены разных аристократических семейств, что облегчало им и установление отношений сюзеренитета-вассалитета и делало более простым и законным пожалование бенефициев-феодов.
В условиях феодальной анархии, в высшей мере характерной для эпохи удельной раздробленности, наделение вассалов волостями несло в себе немалую опасность для самого сюзерена. Князь — верховный собственник раздавал волости обыкновенно потому, что нуждался в службе и подобным образом укреплял и своё положение и своё войско. Так бывало в тех случаях, когда вассалы придерживались своих обязательств. Но, получая владения от великого князя киевского или владимиро-суздальского и временами от земельных князей (черниговского, волынского и др.)[628], вассалы укреплялись и часто переставали быть верными сюзерену. В этом состояло одно из главных противоречий удельной раздробленности.
Раздавая земли вассалам, сюзерены редко руководствовались дальновидными стратегическими расчётами. Обыкновенно они преследовали какие-то сиюминутные, сугубо тактические цели, заботясь о том, чтобы победить соперника или удержаться на престоле. Это ещё более углубляло раздробленность государства, приводя к феодальной анархии, военному противостоянию, а то и кровавым войнам, чего можно было бы избежать мирным путём, методом переговоров и взаимных уступок. Но культура междукняжеских отношений пребывала тогда на примитивном уровне. Достигая путём земельных пожалований быстрого и мимолётного успеха, сюзерены часто закрывали себе пути к общему укреплению своего положения и власти. Как правило, волости давались, чтобы привлечь на свою сторону того или иного князя, ещё лучше — переманить его из вражеского лагеря.
Особенно показательны в этом плане были действия Всеволода Ольговича, сменившего на киевском столе Ярополка Владимировича, сына Мономаха. Всё своё недолгое (1139–1146) великое княжение он только то и делал, что лавировал между кланами Мономашичей, Давидовичей и своих родичей Ольговичей, заботясь не о централизации государства, а о том, как бы лучше перессорить претендентов на его престол и разъединить их. Киевский летописец ярко и эмоционально изображает хитроумные, коварные и — близорукие политические комбинации Всеволода Ольговича, приведшие в конечном счёте к первой крупной междоусобной войне на Руси в 1146–1151 гг.
Под 1142 г. летопись сообщает: «Посла Всеволод ис Киева на Вячьслава (Владимировича, сидевшего в Турове. — Н. К.), река: „Седеши во Киевськой волости, а мне достоить; а ты поиди в Переяславль, отчину свою“». Затем Всеволод дал своему племяннику Изяславу Мстиславичу г. Владимир Волынский, — чтобы перетянуть энергичного и способного политика из клана Мономашичей на свою сторону, — а своему сыну Святославу передал отнятый у Вячеслава Туров. «И бысть братьи его, — продолжает летописец, — тяжко сердце Игорю и Святославу: волости бо даеть сынови, а братьи не надели ничим же»[629]. Эти слова свидетельствуют в пользу признания Ольговичами законным порядка родового старейшинства при замещении княжеских столов.
Братья Всеволода попробовали отнять Переяславль у Вячеслава Владимировича, но киевский князь защитил его. Далее Всеволод Ольгович, вероятно, убедившись в том, что Изяслав Мстиславич не собирается порывать со своим кланом, отнял у него Владимир Волынский, чем нажил себе опасного врага, и отдал своему сыну Святославу — «и не любяхуть сего Олговичи, братья Всеволожа»[630].
Недальновидные, вызванные собственными эмоциями, симпатиями и антипатиями, а также сиюминутными тактическими соображениями политические комбинации Всеволода с пожалованием и отниманием волостей в Поднепровье стали, на мой взгляд, главной причиной того, что после его смерти (1146) Ольговичи потеряли киевский престол, на который сел недооценённый Всеволодом Изяслав Мстиславич.
Учтя, вероятно, печальный опыт своего предшественника в земельной политике, Изяслав Мстиславич, к тому времени при помощи военной силы нейтрализовавший Ольговичей, решил привлечь в союзники другой черниговский княжеский клан — Давидовичей. Когда в 1146 г. «посла Володимир и Изяслав Давыдовичи ис Чернигова послы ко Изяславу, князю киевьскому, река: „Брате! Се заял Олговичь Святослав волость мою…“», Изяслав Мстиславич не только вернул им захваченную Ольговичами Вятичскую землю, но и заявил братьям: «Волости Святославли и Игореве дал вам есмь,… и дал Новъгород (Северский. — Н. К.) и Путивль»[631].
В 1162 г. внутри большого рода Мономашичей, к тому времени разделившегося на два клана: Мстиславичей и Ростиславичей, вспыхнула ссора из-за Слуцкой волости. Коалиция князей во главе с сыном тогдашнего великого князя киевского Ростислава Михайловича Рюриком (к ней присоединился ещё и Святослав Всеволодич из рода Ольговичей) выгнала брата Ростислава Владимира из Слуцка. Казалось бы, дело было сугубо семейным, однако Ростислав киевский поступил, как подлинный верховный сюзерен: «Дасть ему (Владимиру. — Н. К.) Трьполь, ины 4 городы придасть ему к Трьполю»[632].
Не раз случалось, что сами вассалы требовали от сюзерена волостей вперёд, обещая поддержать его действия в будущем. В 1167 г. в Киеве вознамерился вокняжиться правнук Владимира Мономаха Мстислав Изяславич. Его политическое положение было неопределённым и шатким, и это сразу почувствовала родня. «И тако начаша ся рядити о волость, шлюче межи собою Рюрик и Давыд (Ростиславичи. — Н. К.), и Володимир (Мстиславич. — Н. К.) с Мьстиславом (Изяславичем. — Н. К.), и уладившеся о волость, целоваша хрест»[633]. Итак, лишь пообещав ловким родичам волости, да ещё добившись согласия киевского веча, Мстислав Изяславич ненадолго, до 1169 г., смог вокняжиться в Киеве.
А в 1170 г. Андрей Юрьевич Боголюбский, наверное, предвидя будущее столкновение с Ростиславичами из-за южной Русской земли
(в то время, по существу, Киевщины), решил привлечь на свою сторону наиболее активного среди них — Рюрика: «Посла Андрей к Ростиславичю к Рюрикови, да ему Новгород Великий»[634]. Правда, это пожалование носило двусмысленный характер: новгородский стол был шатким как из-за полной зависимости от того же владимиро-суздальского князя, так из-за своеволия, мощи и капризности тамошнего великого боярства. Рюрик не поладил с боярами и вскоре ушёл из Новгорода на юг зимой 1171/72 г.[635]
Бывало, что сюзерен жаловал волость верному ему вассалу во исполнение заранее заключённого соглашения. Около 1156 г. киевский князь Юрий Владимирович Долгорукий пообещал своему племяннику Владимиру Андреевичу г. Владимир Волынский, но не смог отвоевать его у Мстислава Изяславича. Тогда Юрий обратился к Владимиру со словами: «„Ныне же, сыну, аче ти есмь Володимеря не добыл, а се ти волость“ — и да ему Дорогобуж и Пересопницю и все Погориньския городы»[636].
Подводя итоги сказанному, выскажу уверенность в том, что в отношении Древней Руси эпохи удельной раздробленности не приходится даже говорить о складывании пусть элементарной и сколько-нибудь постоянной бенефициальной системы в государстве. Отсутствие сильной центральной власти, а с 60‐х гг. XII в. ещё и конкуренция между двумя очагами феодальной концентрации, Киевским и Владимиро-Суздальским, политическая нестабильнось в стране, осложнённая половецкими вторжениями и нескончаемыми ссорами и войнами между княжескими кланами и отдельными князьями, — всё это объективно делало относительными и недолговечными отношения вассалитета-сюзеренитета и практически невозможными — связанные с ними бенефициальные отношения[637].
Выглядит странным парадоксом, вероятно, такое моё утверждение: в Древнерусском государстве эпохи раздробленности все князья, не исключая и великих князей киевского, владимиро-суздальского и черниговского, вначале были временными, условными землевладельцами. Потому что владели городами, волостями и землями до тех пор, пока княжили в них. То есть древнерусских князей до определённого времени, — когда они укоренились на местах, — можно рассматривать как своеобразных помещиков, не задержавшихся в той или иной волости. Согласно образному выражению В. О. Ключевского, они были кометами, блуждающими среди звёзд разной величины — бояр, которые уверенно и постоянно сидели в своих вотчинах.
Даже домениальные владения, — казалось бы, безусловная и наследственная собственность князей, — с самого начала их существования бесцеремонно отнимались сюзеренами. В 1097 г. на Любечском княжеском съезде был провозглашён «отчинный» принцип владения землями и волостями («кождо да держить отчину свою»). На мой взгляд, решения этого съезда и заложили фундамент образования домениальных (личных) владений Ярославичей. На Любечском съезде князь Давид получил г. Владимир-Волынский с землёй[638] — ту же волость, которую получил его отец Игорь по завещанию Ярослава Мудрого. Но как только Давид нарушил решения съезда, вероломно пленив и ослепив Василько теребовльского, Святополк Изяславич совместно со своим соправителем в государстве Владимиром Мономахом на следующем Витичевском княжеском съезде лишили мятежного князя Волынской волости, его домениальной собственности[639]. А г. Владимир с землёй взял себе Святополк киевский. Правда, Давид своим жестоким поступком поставил себя вне феодального общества…
Но домены отнимались и без особенной вины вассалов. В 1146 г., когда в Киеве, в обход своих дядьёв Вячеслава и Юрия Владимировичей, вокняжился Изяслав Мстиславич, простоватый Вячеслав, княживший тогда в захолустном Турове, вообразил себя старейшим князем, ибо действительно был старшим в роде Мономашичей, к которому принадлежал и Изяслав. Когда Изяслав Мстиславич дал волости Святославу Всеволодичу, «Вячеслав же се слышав, надеяся на старейшенство (собственное. —