В том же году сын Рюрика Ростислав осуществил победоносный поход в Половецкую степь, но угроза ответного вторжения кочевников не была устранена. Тогда Святослав снова посылает к Рюрику с призывом: «Пойди в Русь, стерези же своея земли!»[669]. Потому что в глазах древнерусского общества главной добродетелью князя была его самоотверженная борьба с врагами, защита родной земли, с чем не мог не считаться даже аморальный Святослав Всеволодич.
Хотя зависимые от князей и их окружения летописцы обыкновенно изображают поборниками единства Русской земли князей и почти исключительно князей, объективное изучение источников убеждает в том, что именно народные массы, и по существу только они, настойчиво и последовательно отстаивали единство государства. Народу были чужды политическая конъюнктура, корыстные интересы и не очень-то этические политические комбинации своих властителей. Благодаря народному влиянию, формировавшему общественное мнение страны, полагаю, в значительной степени выработалась система коллективного владения и управления южной Русской землёй — Киевом и относящимся к нему великокняжеским доменом. Общественную основу этой системы составляло всенародное стремление к восстановлению целостности и политического могущества государства. Упомянутая система своеобразно отразилась как раз в известном обращении автора «Слова о полку Игореве» к Всеволоду Большое Гнездо и другим видным русским князьям, о чём подробно речь пойдёт ниже.
В научной литературе мне не удалось отыскать ответа на естественный вопрос: когда и при каких обстоятельствах сложился порядок совместного владения Русской землёй, который принято называть коллективным сюзеренитетом. Чаще всего его основание связывают с наступлением эпохи удельной раздробленности в 30‐х гг. XII в.[670] Изложу свои соображения по этому поводу[671].
Вначале, после смерти Мстислава Владимировича-Мономашича (1132), с которой связывается, разумеется условно, наступление удельной раздробленности, князья временами формально придерживались провозглашённого на Любечском съезде 1097 г. принципа наследственности во владении волостями («кождо да держить отчину свою»)[672], за исключением разве что Киева, стол которого замещался старшим в роде Мономашичей, а далее Ольговичей. Великий князь до времени распоряжался волостями в Русской земле, о чём говорят приведённые далее свидетельства Киевской летописи.
В 1134 г. «Юрьи (Долгорукий. — Н. К.) испроси у брата своего Ярополка (Владимировича, киевского князя. — Н. К.) Переяславль, а Ярополку дасть Суждаль и Ростов, и прочюю волость свою». Этим своеобразным и странным (неравноценным!) обменом остались недовольны черниговские Ольговичи и также «начаша просити у Ярополка, что ны отець держал при вашем отци, того же и мы хочем»[673].
Принцип единовластия киевского великого князя в государстве признавался потомками Ярослава Владимировича и русским обществом приблизительно до конца 30‐х гг. XII в. Когда Ольговичи завладели киевским столом (1139), они уже не смогли избавиться от присутствия Мономашичей в южной Русской земле и нехотя признали за ними «отчину» в границах Переяславской земли: «Посла Всеволод (Ольгович. — Н. К.) ис Киева на Вячьслава (Владимировича в Туров. — Н. К.), река: „Седеши во Киевской волости, а мне достоить. А ты поиди в Переяславль, отчину свою“», — да и то это было сделано, чтобы передать Туровскую волость Вячеслава сыну Всеволода Святославу[674].
До поры до времени традиционный порядок родового старейшинства при замещении столов нарушался не часто. В 1145 г. этот порядок, хотя и в своеобразной форме, признал даже Всеволод Ольгович черниговский, сидевший на «чужом» киевском столе: «Володимир (Мономах. — Н. К.) посадил Мьстислава, сына своего, по собе в Киеве[675], а Мьстислав Ярополка брата своего, а се я молъвлю: „Оже мя Бог поиметь, то аз по собе даю брату своему Игореви Киев“»[676].
Положение резко изменилось, когда в 1146 г. в Киеве вокняжился, открыто нарушив порядок родового старейшинства и обойдя своих дядьёв Вячеслава и Юрия Владимировичей, сын Мстислава Изяслав. Возмущенные Вячеслав и Юрий, не имея тогда возможности вооружённым путём укротить племянника, требуют от Изяслава признания их прав на отчину Мономаха — и реализации этих прав путём получения доли великокняжеского домена, части южной Русской земли. Именно так, как мне кажется, родились сама идея и понятие «части» владения в той южной Русской земле, а несколько позднее и в связи с этим — и принцип коллективного руководства ею.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что и идея «части», и принцип совместного владения и управления Русской землёй не были, понятное дело, лишь следствием поступка Изяслава Мстиславича. Они давно уже вызревали в недрах общества. К новому способу управления страной привело прежде всего нарастание раздробленности. Укрепление и обособление от центра отдельных земель и княжеств делало во многих случаях формальной их зависимость от Киева. Ослабление власти киевского великого князя требовало компенсации путём внедрения иного способа руководства страной.
Рассказ Киевской летописи под 1148 г., как мне кажется, проливает свет на обстоятельства и само время рождения нового порядка владения и управления южной Русской землёй. Поссорившись с Юрием Долгоруким, его сын Ростислав пришёл к киевскому князю Изяславу Мстиславичу, признал вассальную зависимость от него и попросил волости. На это Изяслав ответил: «„Отець ти волости не дал, а яз ти даю“. И да ему Божьскый, Межибожие, Котелницю и ины два городы», утвердив это своё решение на «снеме» с Владимиром и Изяславом Давидовичами и другими южнорусскими князьями[677].
В приведённом сообщении источника уже проглядывают основные характеристики будущей системы коллективного сюзеренитета: киевский князь выделяет долю владения в южной Русской земле тому, кто признаёт его старейшинство и власть, берёт на себя обязательство «страдати за Рускую землю», т. е. защищать её, как пообещал Ростислав. Решение великого князя утверждается на съезде с другими южнорусскими князьями.
Пожалованные, правда, на короткое время, киевским князем Ростиславу Юрьевичу города были расположены на западных окраинах приднепровской Русской земли, в бассейне р. Горыни, называемом в летописи Погориной. Они были слишком удалены от Киева, чтобы их держатель мог принимать сколько-нибудь весомое участие в политической жизни стольного града и государства в целом. Это хорошо понимал опытный политик Юрий Долгорукий. В следующем году, после изгнания Изяславом Ростислава из Погорины, он потребовал для сына уже не возвращения отнятого, а пожалования ему Переяславля, одного из главных городов южной Русской земли.
Когда Изяслав Мстиславич в 1148 г. лишил Ростислава Юрьевича погоринских городов, его отец Долгорукий патетическо-оскорблённо воскликнул: «Тако ли мне части нету в Руской земли и моим детем?!»[678]. Этими словами, кажется, впервые была сформулирована сама идея «части» или «причастья». Законность прав своей семьи на «часть» в южной Русской земле Юрий обосновывает и в переговорах с главой клана черниговских Ольговичей Святославом, которые состоялись в том же году[679].
Важно подчеркнуть, что эпизод с наделением Ростислава «частью» в Русской земле не был единовременным частным соглашением между Изяславом и Юрием. Думаю, что этот эпизод был проявлением уже установившегося порядка. Ведь когда Юрий вытеснил на короткое время Изяслава из Киева и тому пришлось уйти на Волынь в свой домен, недавний киевский князь признаёт законными права своего преемника распоряжаться Русской землёй и выделять там «части». Он даже обращается к сыну Долгорукого Андрею Боголюбскому с просьбой поддержать перед отцом его хлопоты о выделении волости на Горыни[680]. Вне сомнения, реалист в политике Изяслав понимал, что отдалённая от Киева захолустная Погорина была тем максимумом, на который он мог тогда рассчитывать.
С того времени принцип коллективного владения и управления южной Русской землёй вошёл в силу и обычай. С той поры великий князь киевский должен был советоваться с «братией» (другими видными и сильными князьями) в делах руководства и раздачи «причастных» городов и волостей. Так, когда в 1170 г. Мстислав Изяславич ненадолго вокняжился в Киеве, он «взем ряды с братьею, с Ярославом и Володимиром Мьстиславичем, с галичаны, и с Всеволодковичем, и Святополком Гюргевичем, и с кианы»[681] — киевским вечем. Входит в практику обязательство киевского князя «думать о Руской земле» вместе с другими совладельцами. В 1195 г. «посла Рюрик (Ростиславич киевский. — Н. К.) по брата своего, по Давыда к Смоленьску, река ему: „Брате, се ве осталася старейши всех в Руськой земле; а поеди ко мне Кыеву. Что будет (о) Руской земле думы и о братьи своей, о Володимере племени, и то все укончаеве“»[682].
«Володимирово племя», т. е. Мономашичи, стремилось превратить южную Русскую землю (за исключением Чернигово-Северщины) в свою отчину, оттеснив соперников — Ольговичей и ссылаясь при этом на дедовские узаконения. В том же 1195 г. Рюрик и Давид Ростиславичи потребовали от Ярослава и других Ольговичей «не искати отцины нашея Кыева и Смоленьска под нами и под нашими детми и под всим нашим Володимеримь племенемь: како нас разделил дед нашь Ярослав по Дънепр, а Кыев вам не надобе»