[47]. Другие завершили своё существование на сто лет раньше. Древнерусское государство складывалось в процессе подчинения и инкорпорации племенных княжений. Но, даже войдя в состав державы, эти княжения долгое время владели заметной автономией, в чём убеждают свидетельства летописи о военных предприятиях киевских князей конца IX — первой половины XI в.
Когда Олег отправился с русского Севера на Юг овладевать Киевом, он «поим воя многи, варяги, чудь, словени, мерю, весь, кривичи»[48]. В поход вместе с Олегом пошли представители тех славянских и неславянских племенных княжений, которые ещё до утверждения варяжской династии на Руси образовывали конфедерацию. Выходцы из тех же княжений двинулись в составе войска Олега на Царьград в 907 г., а вместе с ними «и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, иже суть толковины»[49]. В летописном отрывке названы главные племенные княжения, признавшие к тому времени власть киевских князей.
Признание было вынужденным. Поведав о том, как Олег заставил радимичей платить дань ему, а не хазарам, Нестор завершает эту историю словами: «И бе обладая Олег поляны и деревляны, и северяны, и радимичи, а с уличи и теверци имяше рать»[50]. Летопись донесла до нас яркую и эмоционально напряжённую картину сколачивания государства киевским князем. Эта картина отличается динамикой: одни племенные княжения уже покорены, обложены данью, с другими ещё воюют. То же самое происходило при преемнике Олега Игоре.
Когда в 943 г. Игорь выбрался проторённым его предшественниками путём на Царьград, он «совокупив вои многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги наа»[51]. Количество племенных княжений, поставивших воинов Игорю, заметно уменьшилось в сравнении с названными в войске Олега. Тиверцы уже не толковины (союзники), а упомянуты среди представителей других княжений, вошедших в состав молодой державы. На мой взгляд, это объективное свидетельство в пользу неуклонного развития процесса консолидации Древнерусского государства, последовательно поглощавшего племенные княжения.
В повествованиях о походах Святослава в Болгарию 968 и 970 гг. воины от племенных княжений уже не упоминаются. Летописец сообщает о походах лапидарно: «Иде Святослав на Дунай на Болгары» и «приде Святослав в Переяславець, и затворишася болгаре в граде»[52]. В составе войска Владимира, выступившего в поход на Корсунь летом 989 г., тем более рати Ярослава, пошедшей на Царьград в 1043 г., представители племенных княжений также не названы. Это может свидетельствовать об усилении процессов инкорпорации этих княжений в состав государства.
О немалой автономии племенных княжений рассказывают древнейшие памятники древнерусского международного права — договоры Руси с греками. Благодаря успешному походу на Царьград в 907 г. Олегу удалось подписать выгодный для Руси предварительный мирный договор с Византией. Об условиях этого договора летописец, в частности, сообщает: «Заповеда Олег … даяти уклады на рускыа грады: первое на Киев, та же на Чернигов, на Переаславль, на Полтеск (Полоцк. — Н. К.), на Ростов, на Любечь и на прочаа городы, по тем бо городом седяху велиции князи, под Олгом суще». А при подписании текста окончательного русско-византийского соглашения 911 г. русские послы заявили грекам: «Послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояр»[53].
Эти «светлыи и велиции князи» могли быть лишь главами племенных княжений, входивших тогда в состав Киевского государства. Подчёркнуто почтительное отношение к ним киевского князя свидетельствует о том, что они обладали силой и влиянием в древнерусском обществе, с ними приходилось считаться. Возможно, эти князья или люди из их ближайшего окружения пребывали, пусть даже номинально, в дружине Олега во время похода и переговоров с греками. Но через три десятилетия в тексте договора Игоря с Византией 944 г. встречаем уже иную формулу: послы были «послании от Игоря, великаго князя рускаго, и от всякоя княжья, и от всих людий Руския земли». Далее послы молвят: «И великий князь наш Игорь, и князи и боляри его, и люди вси рустии послаша ны…»[54].
В договоре 944 г., следовательно, уже не упоминаются «светлыи и велиции князи», вместо этого использована не то что менее торжественная, но прозаическая формулировка: «всякое княжье» и просто «князи». Нет даже уверенности в том, упоминаются тут то ли главы племенных княжений, то ли члены семейства Игоря. Склоняюсь всё же к мысли, что речь идёт о племенных князьях, но их значение в общественно-политической жизни страны уменьшилось и поблёкло. Контекст договора 944 г. оставляет возможность для предположения, что к ним относились не как к сильным и автономным властителям, а как к подчинённым киевскому князю правителям племенных территорий. Об этом же, как мне кажется, свидетельствуют и упоминания в тексте соглашения 944 г. «всех людий Руския земли», «людий всех руских» — речь идёт о населении государства с общей для всех территорией, в котором место племенных княжений делалось всё скромнее.
Тем не менее вожди княжений чувствовали себя достаточно уверенно и в годы правления Игоря. Недаром формула его договора с греками в части, касающейся глав княжений, осталась по содержанию неизменной со времён Олега. В преамбуле договора 911 г. говорится о том, что русские послы пришли от Олега и светлых и великих князей, соглашения же 944 г. — от Игоря и всякого княжья[55].
И после Игоря, при Святославе и его сыне Ярополке, «светлыи и велиции князи» сохранили, пусть даже в урезанном виде, автономию, богатства и влияние в обществе. Положил конец автономному статусу племенных княжений, а заодно и могуществу их вождей Владимир Святославич. Он заменил в главных городах Русской земли племенных князей своими сыновьями[56] (и, можно думать, ближними боярами), чем поставил эти города с окружающими их землями в прямую зависимость от киевского центра. Было окончательно ликвидировано деление общества по родоплеменному признаку, на котором продолжали стоять племенные княжения. Победил территориальный принцип построения страны и государства. Произошло это, согласно приблизительной хронологии «Повести временных лет», в 988 г. Однако думаю всё-таки, что восточнославянская государственность родилась полутора столетиями ранее.
4. Начало государства (Аскольд)
Одна из причин расхождения мнений относительно времени возникновения государства на Руси состоит в нечёткости самого понятия государственности в литературе, а также в догматизме некоторых историков. Например, И. Я. Фроянов, называя главные признаки государственности: 1) размещение жителей по территориальному признаку, 2) существование публичной власти, отделённой от массы народа, и 3) взимание податей для содержания княжеской власти, уверяет читателя в том, что говорить о государстве можно только тогда, когда существуют все перечисленные признаки[57]. Иначе говоря, государство или существует или его нет — промежуточных стадий историк не признаёт. И на этом шатком основании отказывает Киевской Руси времён Владимира Святославича в праве называться государством. К такому утверждению можно отнестись разве что с иронией.
Названные И. Я. Фрояновым вслед за другими исследователями[58] основоположные признаки государственности в общем верны. Однако неминуемо возникает вопрос: в каких конкретных формах они проявлялись в восточнославянском обществе? Полагаю, что для эпохи формирования Киевского государства этими формами были: окняжение территории, подчинение власти центра земель племенных княжений и рождённое им распространение на эти территории систем взимания дани, управления (администрации) и судопроизводства. Сведения об этом в источниках начинаются с середины IX в. Все они относятся к южнорусским землям. Отчуждение носителей власти от прочих жителей страны проявилось, в частности, в выдвижении единоличных и наследственных правителей, что отразилось в изменении формулировок летописей, повествующих о восточнославянском обществе, начиная с середины IX в.
Рассматривая известия Нестора о расселении восточнославянских племён и их дальнейших судьбах, я обратил внимание на то, что в них долгое время выступают лишь племенные названия: поляне, древляне, радимичи и др. Все они фигурируют в летописи безлично, общей массой населения земель союзов племён или племенных княжений, что соответствует социальному уровню этих объединений. Вожди «родов» (союзов племён и даже племенных княжений) летописцами не называются. Единственное исключение — история Кия, Щека и Хорива, которую Нестор рассказал столь подробно, вероятно, лишь благодаря полемике с новгородским книжником, поставившим под сомнение княжеское достоинство главы полянского союза.
Формулировки летописцев в этом смысле тождественны для всего догосударственного периода эволюции восточнославянского общества: «Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне…»; «поляном же живущем особе, яко же рекохом, сущим от рода словеньска и нарекошася поляне»; «быша обидимы (поляне. — Н. К.) древлянами и инеми околними»[59].
Даже в прославляющем полян повествовании Нестора об уплате ими хазарам дани мечами, относящемся, на мой взгляд, к эпохе существования племенных княжений, поляне выступают общей массой: их князь (или князья) не назван и не упомянуто о его существовании. Это трудно объяснить забывчивостью летописца, потому что он не преминул молвить о хазарском князе и его старейшинах («несоша козари (меч. —