На мой взгляд, историк верно подчеркнул две главные историкообщественные идеи, сопровождавшие и стимулировавшие становление и эволюцию государственности: идею Русской земли восточных славян, которые отождествляли эту землю с самими собой, родным краем и государством, и идею восточнославянской общности происхождения и единства жизни, языка и культуры. Обе они присущи отечественным источникам не только древнерусского, но и позднейшего времени.
Но В. О. Ключевский ошибался, считая, что на материалах источников нельзя доказать существование в обществе Древней Руси по меньшей мере второй из выделенных им идей. Обе они, на мой взгляд, зафиксированы, а иногда и обоснованы памятниками древнерусской письменности, преимущественно летописями. Всё это может открыться исследователю в процессе кропотливого труда. Этим магистральным государствообразующим идеям древнерусского общества и посвящается заключительный раздел книги.
1. Влияние идеи Русской земли на общественную мысль и эволюцию государственности
Слова «Русская земля» или просто «Русь» принадлежат к числу особенно часто повторяемых в летописях и других памятниках древнерусского времени. Они выносились даже в заглавия выдающихся литературных произведений — вспомним начало древнейшего из сохранённых временем летописного свода: «Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля… И откуду Руская земля стала есть»[707]. Это никак нельзя считать случайностью или литературным клише, которыми так богаты памятники мировой письменности средневековья.
Ведь названное понятие действительно пронизывало всю жизнь древнерусского общества, прежде всего государственную и идейную, имея при этом несколько значений. Люди XI–XIII вв. понимали понятие «Русская земля» («Русь») в четырёх основных смыслах: 1) этническом — народ, племя, род и пр.; 2) социальном — сословие или общественная прослойка; 3) географическом — территория, земля или совокупность земель восточных славян; 4) политическом — Русская земля как государство. В этом нетрудно убедиться, читая летописи древнерусского времени, начиная «Повестью временных лет» начала XII в. и кончая Галицко-Волынской и Суздальской, составленными в конце XIII, а то и в начале XIV в. В моём исследовании жизни идеи Русской земли в древнерусском обществе главное внимание будет уделено её государственно-территориальному значению.
Предысторию понятий «Русская земля» и «Русь» «Повесть временных лет» начинает со времён Великого переселения народов. «К этой эпохе восходит историческая память всех народов, принявших участие в Великом переселении, здесь „точка“ отсчёта авторов раннеисторических описаний»[708], географических и исторических. Наша «Повесть» не была исключением из этой древней традиции.
Посвящённая понятию «Русская земля» научная и псевдонаучная литература насчитывает более двухсот лет и представляется необозримой. Даже поверхностный её обзор мог бы составить книгу объёмом в 10–12 листов. Поэтому замечу лишь, что более всего споров велось вокруг самого происхождения термина «Русь» между так называемыми норманистами и антинорманистами. В последнее время намного более спокойные, чем раньше, сугубо научные дискуссии без примесей «квасного» патриотизма ведутся главным образом вокруг самой этимологии этого слова.
Одни лингвисты и историки рассматривают его как изменённое скандинавское, другие — как южнорусское, приднепровское слово. Последние упорно не желают принимать во внимание однозначные свидетельства «Повести временных лет» и других летописей о том, что Русь была заморским «варяжским» (норманнским) народом, князья которого были призваны княжить в Новгороде или Ладоге, Белоозере, Изборске — северных городах восточных славян.
Согласно последним объективно научным историко-лингвистическим исследованиям, которые ведутся параллельно у нас и за рубежом, само слово «Русь» имеет скандинавское, точнее финское, происхождение (ruotsi). Вначале в восточнославянском обществе им называли тех скандинавских наёмников, которые составляли основную массу княжеских дружинников. Постепенно дружины варяжских князей из рода Рюрика на Руси пополнялись славянами, превращаясь в полиэтнические социумы. В соответствии с этим понятие «Русь» распространялось сначала на всех дружинников, в том числе и славянского происхождения, а далее, утеряв социальное содержание (обозначение княжеской дружины), приобрело содержание этнокультурное. Прежде всего название «Русь» («Русская земля») охватило племенное княжение полян, господствовавшее в протогосударственном образовании в Среднем Поднепровье, а далее и всех восточных славян[709].
И всё же не удастся избежать пусть даже лапидарного и отрывочного историографического обзора, дабы показать, что и в авторитетной научной литературе не существует единства или даже близости мнений относительно всех значений терминов «Русская земля» или «Русь», тем более о его вкладе в создание государственности. Понятно, вкладе опосредствованном, но достаточно ощутимом.
Издавна тезис, в соответствии с которым понятия «Русь» и «Русская земля» имеют и этнический и государственно-территориальный смысл, признавался практически всеми исследователями. Однако до сей поры учёные расходятся во мнениях относительно ареала распространения в разные времена этих терминов на восточнославянских землях, их смыслового и идейного содержания в тот или иной исторический период, что объясняется в значительной мере сложностью и вполне понятной индивидуальностью интерпретаций разными учёными соответствующих свидетельств древнерусских письменных памятников.
Известный историк и источниковед XIX в. М. П. Погодин, опираясь на свидетельства «Повести временных лет» и Киевской летописи XII в., пришёл к убеждению, что понятие «Русская земля» толковалось в ту эпоху очень широко, охватывая все без исключения восточнославянские земли. Он полагал, что понятие о единстве и целостности страны родилось на Руси раньше, чем на Западе[710].
В противовес М. П. Погодину уже не раз упомянутый выше В. О. Ключевский считал, что Русской землёй в XII–XIII вв. называлась преимущественно Полянская земля в границах XI в., а также вся территория вдоль правого берега Днепра на юг от Киева. При этом историк исходил почти исключительно из свидетельств Киевской летописи XII в. Факты расширенного (на все восточнославянские земли) толкования в летописях топонима и этникона «Русская земля» учёный сводил лишь к общественно-политическим причинам. Потому что так, по его мнению, называлась территория, «которой владела Русь (здесь в значении: Киевское княжество. — Н. К.) с киевским князем во главе»[711]. Это значение термин приобрёл уже в XI–XII вв. Из этих слов учёного объективно следует, что Русскую землю отождествляли с общей для всех восточных славян державой.
Весьма авторитетный в прошлом историк древнерусского права В. И. Сергеевич (впрочем, его труды сохраняют своё значение и в наше время) рассматривал понятие «Русская земля» очень узко, доказывая, что так извечно называли лишь бывшие земли полян, а это почти исключительно Киевская земля с Киевом. Даже Черниговская волость, по его мнению, не составляла части Русской земли[712]. Учёному было известно и широкое толкование летописцами этого топонима, но он объяснял его, подобно В. О. Ключевскому, преимущественно политическим фактором: киевские князья ставили под свою власть всё новые и новые земли и распространяли на них такое название. Однако этому, по его мнению, второстепенному, т. е. расширенному толкованию понятия «Русская земля» В. И. Сергеевич не придавал особенного значения[713]. Область полян считали Русской землёй и некоторые другие исследователи[714].
Следует признать, что контексты летописей и других памятников древнерусской письменности дают основания и для узкого и для широкого понимания термина «Русская земля». Однако мне кажется, что не все исследователи внимательно вчитывались в упоминания летописцев о Русской земле, к тому же часто использовали их анахронистически, не делая разницы между записями источников, которые касались как IX–X, так и XII–XIII вв. А это не позволяло им увидеть динамику развития во времени этого понятия.
Несовершенство методики дореволюционной текстологии и летописеведения в целом оставляли простор для тенденциозных толкований и даже политических инсинуаций понятия «Русская земля». Крупнейший украинский дореволюционный историк М. С. Грушевский солидаризовался с В. О. Ключевским и В. И. Сергеевичем в той части их концепции, где утверждалось преобладание узкого понимания этого термина, но игнорировал многочисленные свидетельства летописей о широком понимании на Руси словосочетания «Русская земля», потому что это было выгодно для его стремления отождествить Киевскую Русь с Украиной, и только с Украиной.
На первой странице первого тома его «Истории Украины — Руси» можно прочесть буквально следующее: «Его (украинского народа. — Н. К.) старое, историческое имя: Русь, русин русский … было присвоено[715] великорусским народом»[716] — выходит, что название «Русская земля» никогда не имело отношения к этническим территориям будущего русского народа!
Ниже читатель убедится в тенденциозности и несоответствии свидетельствам источников приведённого утверждения М. С. Грушевского. Этот историк прекрасно знал летопись, поэтому его слова относительно исключительной принадлежности термина «Русская земля» Киевщине или, по крайней мере, Поднепровью, никак нельзя объяснить его неосведомлённостью в источниках или профессиональной слабостью…