Прежде чем рассмотреть динамику расширения и суживания понятия Русской земли и попытаться объяснить причины этого явления, стоит показать, что оно всегда употреблялось древнерусскими книжниками в двух смыслах: широком и узком. Начну с древнейших летописных текстов.
В этногеографическом введении к «Повести временных лет» после рассказа о Полянских князьях Кие, Щеке и Хориве, сидевших в своём граде Киеве, говорится: «И по сих братьи держати почаша род их княженье в Полях (Троицкий список „Повести“ даёт более точное чтение: „в Полянех“. — Н. К.), в Деревлях (в Троицком: „в Деревлянех“. — Н. К.) свое, а Дреговичи свое, а Словени свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже Полочане. От них же Кривичи, иже седять на верх Волги, и на верх Двины, и на верх Днепра, их же град есть Смоленьск; ту де бо седять Кривичи… Се бе токмо Словенеск Язык в Руси: Поляне, Деревляне, Ноугородьци, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, послеже же Велыняне»[730].
В приведённом отрывке «Повести временных лет» восточнославянские племена-княжения выступают уже как своеобразная конфедерация этих протогосударственных образований, объединённых славянским языком[731].
Среди других славянских «племён» — в действительности племенных княжений — в «Повести» названы также радимичи, сидящие на Соже, и вятичи, обитающие на Оке, а «Улучи и Тиверьци седяху по Днестру… оли до моря, и суть гради их и до сего дне»[732]. Таким образом, составитель «Повести временных лет» перечисляет 13 восточнославянских племенных княжений, занимавших всю этническую территорию древнерусской народности во времена её расселения и формирования (VI–IX вв.). Перед нами — Русская земля в самом широком понимании. А вот под 898 г. летописец вновь возвращается к этому вопросу и замечает: «А Словеньскый язык и Рускый одно есть… Аще и поляне звахуся, но Словеньская речь бе. Полями (полянами. — Н. К.) же прозвани быша, зане в поли седяху, а язык Словенски един»[733].
Следовательно, летописец считал, что все восточные славяне принадлежали к одному народу («языку») и разговаривали на общем языке, который он отождествлял с русским — древнерусским. Отсюда нетрудно сделать вывод, что автору «Повести временных лет» свойственно широкое понимание терминов «Русская земля» или «Русь». Он применял его ко всем без исключения восточнославянским племенам VIII–X вв. и, возможно, даже к их предшественникам VI–VII вв. Попутно замечу, что тенденциозное утверждение некоторых национально озабоченных украинских историков о том, будто бы Русью называли одних лишь полян, опровергается только что приведёнными словами летописи: «Аще и Поляне звахуся, но Словеньская речь бе». Отсюда следует, что поляне принадлежали к единой для всех восточных славян древнерусской языковой общности, следовательно, и народности.
Но уже в первых датированных записях «Повести временных лет» встречаем и узкое понимание Руси как лишь Киевской земли. Под 866 г. летописец рассказывает о походе Аскольда и Дира из Киева на греков, называя князей и их войско Русью («яко Русь на Царьгород идеть», «безбожных Руси корабля смяте»)[734]. Как известно, Киевское княжество времён Аскольда вряд ли превышало по площади Киевскую землю. Впрочем, из этих слов не следует делать поспешного вывода, будто бы с 60‐х гг. IX в. узкое понятие «Русь» сменяет первичное широкое. Ведь когда в 882 г. Олег убил Аскольда и Дира, сев князем в Киеве, он сразу же заявил: «Се буде мати градом Русьским»[735]. Очевидно, в первом случае термин «Русь» использован летописцем в отношении Руси сугубо Киевской, тогда как во втором случае — в широком понимании этого слова как сборного наименования всех восточных славян (русов).
Под 907 г. «Повесть» вновь широко толкует название «Русь». Об этом свидетельствует текст первоначального соглашения Олега с побеждёнными греками, в котором говорится: «Даяти уклады на Рускыа грады: первое на Киев, таже на Чернигов, на Переаславль, на Полтеск, на Ростов, на Любечь и на прочаа городы»[736]. Из значительных древнерусских городов начала X в. в процитированном тексте не назван лишь Новгород (вернее, Городище, которое предшествовало тогда ещё не возникшему Новгороду). Однако нет сомнений в том, что главный город ильменских словен и в X в. считали русским. Когда в 977 г. сыновья Святослава Игоревича Ярополк, Олег и Владимир соперничали за старейшинство на Руси, летописец заметил: «А Ярополк посадники своя посади в Новегороде, и бе володея един в Руси»[737].
Одновременно в X в. в восточнославянском обществе наблюдается и ограниченное толкование термина «Русская земля» — в значении Южная. Под 980 г. летописец рассказывает об основании князем Владимиром своеобразного пантеона языческих божеств в Киеве, на холме, рядом с его теремом, и принесения им человеческих жертв. Заканчивая повествование, книжник записал: «И осквернися кровьми земля Руска и холмо-т»[738]. По моим наблюдениям, в X в. широкое понимание слов «Русская земля» несколько преобладало над узким.
Трудно определить какие-либо хронологические закономерности в использовании летописцами для XI в. узкого или широкого понимания термина «Русская земля». Они попадаются в текстах рядом как в начале, так и в конце этого столетия. Например, под 1015 г. в «Повести временных лет» вначале речь идёт о том, как киевский князь Владимир Святославич, узнав, что «Печенегом идущем на Русь, посла противу им Бориса»[739], своего сына, — здесь под Русью понимается южная Русская земля, на рубежи которой со степью и напали кочевники. Но буквально через несколько предложений в этом источнике читаем: «Дивно же есть се, колико добра створил (Владимир. — Н. К.) Русьстей земли, крестив ю»[740], — в этом случае название «Русская земля» употреблено в самом широком значении: относительно всех восточных славян.
Подобное явление наблюдаем и в записях «Повести», относящихся к концу XI в. Под 1094 г. в источнике говорится: «Половци же начаша воевати около Чернигова, Олгови (Святославичу. — Н. К.) не възбраняюще, бе бо сам повеле им воевати. Се уже третьее наведе поганыя на землю Русьскую…»[741]. В приведённом контексте Русская земля отождествляется с Черниговской, т. е. частью южной Русской земли. Но вскоре после этого, рассказывая о знаменитом Любечском съезде князей 1097 г., летописец отметил, что князья говорили между собой: «Почто губим Русьскую землю, сами на ся котору деюще?» и постановили, чтобы каждый из них княжил в волости, полученной либо в наследство от отца, либо пожалованной великим князем киевским. В данном случае Русская земля широко понимается книжником: наряду с Киевщиной, Переяславщиной и Черниговщиной, в неё включены Волынь с г. Владимиром и будущая Галичина с городами Перемышлем и Теребовлем[742].
В контекстах «Повести временных лет» XI в. и близких к ним записях Новгородской первой летописи младшего извода за то же время с упоминаниями о Русской земле можно отметить две тенденции. Первая состоит в том, что летописец употребляет это понятие в узком смысле тогда, когда речь идёт о военных действиях в Поднепровье. Этим он, вероятно, стремился воссоздать картину конкретной боевой обстановки. В 1018 г. польский князь Болеслав вместе с зятем Святополком Ярополчичем начал войну против Ярослава Мудрого. Книжник повествует о том, что «Ярослав же совокупив Русь, и Варягы, и Словене, поиде противу Болеславу и Святополку»[743]. В этом тексте жители Южной Руси киевляне чётко отделены от словен-новгородцев. Когда же автор «Повести» ограничивался общим и кратким упоминанием о военных действиях, он мог воспользоваться этниконом «Русь» в самом широком значении. Под 1019 г. он лапидарно заметил, что между Ярославом и Святополком «бысть сеча зла, яка же не была в Руси»[744].
Толкование понятия Русская земля как Южной Руси в изменчивых рубежах Киевской, Черниговской и Переяславской земель присуще также записям летописей XI в., в которых речь идёт о вторжениях половцев и торков. Это нетрудно понять, поскольку кочевники совершали набеги почти исключительно на Переяславщину и южную Киевщину, проникая временами и в Черниговскую землю. Под 1061 г. летописец упоминает: «Придоша Половци первое на Русьскую землю воевать»[745]. Тождественные записи см. под 1068 г.[746] Из многочисленных сведений этого источника приведу особенно характерное под 1080 г.: «Заратишася Торци Переяславьстии на Русь. Всеволод (Ярославич, великий князь киевский. — Н. К.) же посла на ня сына своего Володимера. Володимер же шед, победи Търкы»[747]. В этом контексте «Повести» Русская земля рассматривается как Переяславщина, на южных рубежах которой кочевали торки, и южная Киевщина.
Другая тенденция составителей «Повести временных лет» за XI в. в использовании термина «Русская земля» состоит в постепенной конкретизации и стабилизации его узкого значения. Под 1026 г. источник поместил характерную для этой тенденции запись: Ярослав Владимирович «створи мир с братом своим Мьстиславом (тогда черниговским князем. — Н. К.