Н. К.) было обусловлено уже заранее между ними (дуумвирами. — Н. К.), и все считали его полноправным преемником Святослава»[825]. Симпатизирующий своему господину и зависимый от него киевский летописец торжественно отметил: «И обрадовася вся Руская земля о княженьи Рюрикове…»[826]. Прибавлю к этому, что Рюрик избавился от соправителя, с которым не ладил последние годы. Итак, ничего больше не связывало его в проведении автократической, не зависимой ни от кого больше политики на Руси…
Оказалось, что ему было неудобно самовластно править в Южной Руси. Вероятно, это лежало в значительной мере в психологической плоскости. Он успел, наверное, привыкнуть к совместной форме правления, к тому, что наиболее ответственные решения он принимал вдвоём со Святославом.
Не успели похоронить Святослава Всеволодича, как Рюрик Ростиславич послал к своему брату Давиду, князю смоленскому, сказать: «Брате! Се ве осталася старейши всех в Руськой земле, а поеди ко мне Кыеву; что будеть на Руской земле думы и о братьи своей о Володимире племени, и то все укончаеве»[827]. Читая эти строки, нельзя избавиться от впечатления, что Рюрик замыслил новый дуумвират, на этот раз узкосемейный — с родным братом, внутри одного лишь клана Ростиславичей. Подобное было возможно лишь во второй половине XI, но не в конце XII в. Замысел Рюрика расшатывал главную основу дуумвиратов времён раздробленности: обязательность соправления глав двух сильнейших в Южной Руси княжеских кланов. Он предусматривал устранение могущественных Ольговичей из политической жизни, а это было сделать невозможно. Поэтому попытка Рюрика была обречена на неуспех. Тем более, что Давид вскоре после этого умер (1197).
Не случайно, кажется, были резко и властно выраженные в 1195 г. владимиро-суздальским князем Всеволодом Юрьевичем претензии на первенство среди всех древнерусских властителей. Он мог тогда убедиться в ослаблении сплочённости южнорусских князей и упадке власти Рюрика. Как уже упоминалось, в том году Рюрик был вынужден признать перед своим зятем Романом Мстиславичем, что все князья «положили есмы на нём (Всеволоде. — Н. К.) старешиньство… во Володимере племени»[828]. Но Всеволод Юрьевич жил и царствовал вдали от Киева и вовсе не стремился к тому, чтобы сесть на его столе. А Рюрику становилось всё труднее удерживать Киев и власть в Южной Руси в соперничестве с традиционными соперниками Ростиславичей Ольговичами и новым, наиболее опасным для него — зятем Романом Мстиславичем волынским.
В 1195 г. Рюрик был вынужден под давлением владимиро-суздальского князя забрать «часть» в южной Русской земле у Романа и отдать её Всеволоду Юрьевичу. То была волость с городами Торческом, Триполем, Корсунем, Богуславом и Каневом[829]. И хотя киевский князь дал вместо них Роману другую волость, тот начал с ним враждовать и даже воевать Киевскую землю.
Особенно обострилась политическая обстановка в Южной Руси на рубеже XII и XIII вв. После смерти в 1201 г. героя «Слова о полку Игореве» черниговского князя Игоря Святославича его сменил на столе младший брат Всеволод по прозвищу Чермный (красный, рыжий) и вскоре заявил претензии на киевский стол[830]. Дело вновь шло к столкновению Ростиславичей и Ольговичей за Киев.
Положение осложнялось вмешательством в соревнование за первенство в Южной Руси главы нового центра феодальной концентрации — Галицко-Волынского княжества, созданного Романом Мстиславичем в 1199 г. Из второстепенного волынского князя он мгновенно превратился во властелина сильнейшего, вероятно, тогда южнорусского княжества и просто не мог обойти вниманием киевский престол, на котором к тому же сидел его враг и тогда уже бывший тесть Рюрик (с дочерью которого Предславой Роман успел развестись около 1197 г.). Стоит отметить, что Роман вовсе не собирался менять свой галицкий стол на киевский. В его планах было иметь в Киеве своего ставленника, покорного ему во всём кого-то из второстепенных князей.
В 1200 или 1201 г.[831] Рюрик каким-то образом перетянул на свою сторону Ольговичей и выбрался было в поход на Галич. Однако Роман узнал об этом, вероятно, от кого-то из своих осведомителей в Киеве, и нанёс опережающий удар, напав на владения Рюрика, стремительно приближаясь к Киеву. Взвесив шансы соперников, союзники Рюрика перебежали к Роману, а киевляне сами «отвориша ему… ворота Подольская в Копыреве конце», небезосновательно опасаясь штурма и разграбления своего города галичанами и волынянами. А Роман, продолжает свой рассказ Суздальская летопись, «посла на Гору (в город Ярослава. — Н. К.) к Рюрикови и ко Олговичем и води Рюрика к кресту и Олговичей, и сам к ним крест целова же, и пусти Рюрика во Вручий (Овруч, его домен. — Н. К.), а Олговичи за Днепр Чернигову. И посади великый князь Всеволод (суздальский. — Н. К.) и Роман Инъгвара Ярославича (луцкого князя. — Н. К.) в Кыеве»[832].
Однако Рюрик не собирался отказываться от великокняжеского стола и вскоре после возвращения Романа Мстиславича в Галич вновь сговорился с Ольговичами, нанял половецкую орду и в 1203 г. подступил к стольному граду Руси, желая отомстить киевлянам, которые впустили в город Романа. Суздальская летопись, главный источник по истории Южной Руси первого пятилетия XIII в., с ужасом отметила: «Взят бысть Кыев Рюриком и Олговичи и всею Половецькою землею. И створися велико зло в Русстеи земли, яко же зла не было от крещенья над Кыевом»[833]. Далее подробно рассказывается о разграблении и разрушении города русскими и половцами, во время которых больше всего пострадали церкви и монастыри, — это к вопросу о религиозности древнерусского народа и его верхушки того времени.
Вскоре Роман Мстиславич сурово воздал должное Рюрику за погром столицы Руси, схватив его летом 1204 г. и насильно постригши в монахи вместе с женой и дочерью[834]. Узнав о гибели Романа в Польше в июне 1205 г., Рюрик немедленно сбросил рясу и вновь уселся на киевском столе («смета с себе чернеческые порты и седе Кыеве»)[835]. Но его лучшие времена отошли в прошлое, а политическая репутация была навсегда погублена варварским уничтожением Киева. Он не сумел сплотить вокруг себя сколько-нибудь сильных и авторитетных союзников и оказался один на один с могущественным кланом Ольговичей. Дальнейшая его политическая жизнь проходила в беспрерывном соперничестве за Киев с тогдашним главой Ольговичей Всеволодом Чермным.
Из северорусских летописей, главным образом из Суздальской, известно, что в августе 1206 г. Всеволод отнял Киев у Рюрика. Но уже в сентябре того года Рюрик вернул себе киевский стол и с перерывом на несколько летних месяцев 1207 г. досидел на главном столе Руси до 1210 г. Всё это время Ольговичи досаждали ему, покушаясь на Киев. Поэтому уже старый и теряющий силы и энергию Рюрик пошёл с ними на компромиссное соглашение. Северорусский летописец под 1210 г. беспристрастно отметил: «Того же лета седе Всеволод (Чермный. — Н. К.) пакы Кыеве, а Рюрик Чернигове»[836]. Этот удивительный обмен столами, совсем не свойственный Ольговичам, зубами державшимся за Чернигов (поэтому некоторые историки сомневаются в достоверности этого свидетельства Суздальского свода), на два десятилетия приглушил соперничество за главный стол государства между Ростиславичами и Ольговичами.
Свою длительную политическую карьеру, как и саму свою жизнь, Рюрик Ростиславич завершил, так и не увидев больше «золотого киевского стола». Не раз цитированный мною суздальский летописец под 1216 г. знаменательно записал: «Преставися Рюрик Ростиславич князь кыевсьскыи (!), княжа Чернигове»[837]. Выходит, в древнерусском мире его до конца дней считали всё же киевским князем. А тремя годами раньше мир покинул его главный соперник в поединке за Киев Всеволод Чермный[838].
После смерти этих незаурядных деятелей Южной Руси их заменили на главных её столах более бледные политические фигуры. В Чернигове сел Рюриков сын, слабохарактерный Владимир. А в Киеве ещё в 1212 г. усилиями Мстислава Мстиславича Удатного был посажен невыразительный член клана Ростиславичей, его двоюродный брат Мстислав Романович, который бесславно погиб в 1223 г. во время битвы с монголами на Калке. Раздробление Южной Руси, как и всего Древнерусского государства, в начале XIII в. ещё более усилилось. И дело состояло не только и не столько в том, что государству первой трети XIII в. недоставало ярких княжеских личностей, выдающихся государственных деятелей и полководцев (как считает Дж. Феннел[839] и некоторые другие историки прошлого и современности). Ведь даже наиболее выдающемуся государственному деятелю, политику и военачальнику Древней Руси XIII в. Даниилу Галицкому оказалось не под силу не то что сплотить Русь, пусть даже только Южную, но и уберечь от распада восстановленное и, казалось, крепко сколоченное им на долгие годы Галицко-Волынское великое княжество. Не успел умереть Даниил Романович (1264), как его могущественное и консолидированное государство было немедленно разодрано на куски-уделы братом Василько, сыновьями и племянником.
Дело было совсем в другом. Процессы и явления раздробленности на Руси приобрели необратимый характер. Центробежные силы окончательно победили центростремительные. Слишком далеко зашла феодализация страны и рождённый ею местный сепаратизм и боярский эгоизм, чтобы можно было вернуть времена Ярослава Мудрого или хотя бы его внука Владимира Мономаха.