Интересно отметить, что известия об отношениях между князем и дружиной в «Повести временных лет» берут начало лишь с правления Игоря (после 912 г.). Да и само слово «дружина» появляется в источнике поздно, только в описании похода Игоря на греков в 941 г.[112] Возможно, это произошло не случайно и может свидетельствовать о резко возросшей роли дружины в обществе и превращении её верхушки в аппарат государственного управления и в совет при князе. В ходе второго похода на Царьград в 944 г. Игорь «созва дружину и нача думати» по поводу предложения византийского императора заключить мир. Дружинники предложили князю взять предложенные греками золотые паволоки и «не воевать их». И «послуша их Игорь»[113]. Как заметил В. И. Сергеевич, «дружине нельзя приказывать, её нужно убеждать»[114]. Так было, вероятно, до установления раннефеодальной монархии на Руси при Владимире Святославиче.
В летописи Игорь выглядит зависимым от своей дружины князем. По-видимому, в его времена государственная власть ещё не была достаточно сильной, а сам он, кажется, не имел независимого характера и необходимого авторитета среди воинов подобно своему предшественнику Олегу. Игорь слушается дружину не только в важном деле подписания мира с Византией. Она побуждает князя пойти в последний, гибельный для него поход за древлянской данью. Но уже его преемница Ольга выступает в летописи независимой в своих государственных поступках от дружинников.
Властители Руси второй половины X в. Святослав и Владимир изображены в «Повести» как настоящие дружинные князья. Таким выступает Святослав в летописном рассказе 964 г. о начале его самостоятельной деятельности. Дружина во всём слушается князя, но и он считается с её мнением, ценит его. На уговоры Ольги креститься Святослав отвечает: «Како аз хочю ин закон прияти един? А дружина моя сему смеятися начнуть»[115]. Охотно и подробно рассказывает Нестор о внимании Владимира Святославича к своей дружине: эпизод с заменой дружинникам деревянных ложек серебряными. Своеобразным апофеозом дружинности звучает слова летописца: «Бе бо Володимер любя дружину и с ними думая о строи земленем и о ратех, и о уставе земленем»[116]. Понятно, что советниками Владимира были не несколько сотен дружинников, а лишь верхушка, из которой сложились и аппарат управления, взимания дани и судопроизводства, и княжеский совет.
Есть основания утверждать, что в эпоху Владимира завершается существование дружинной формы государственности. В повествованиях летописи о его сыне Ярославе дружина играет уже исключительно военную роль. Но и Ярославу до времени приходилось считаться с нею. Рассказывая о его вокняжении в Киеве, Нестор не забывает вспомнить и об обеспечивших ему победу дружинниках: «Ярослав же седе Кыеве, утер пота с дружиною своею»[117]. И в описании событий первой половины XI в. летописи вслед за фольклорной традицией и отдавая дань общественному мнению, в котором столь много значила традиция, продолжают воспевать любовь к дружине как высшую княжескую добродетель. Брата Ярослава, тмутороканского, а затем черниговского князя Мстислава, источники изображают последним дружинным властителем. В посмертном панегирике Мстиславу сказано, что он «любяше дружину по велику»[118]. Тогда как в обширной посмертной похвале Ярославу превозносится мудрость князя, но ни словом не упомянута его дружина.
Во времена Ярослава дружина и дружинность как фактор политической жизни, аппарат управления и судопроизводства утеряла свои позиции, что отмечено А. Е. Пресняковым на материале памятников древнерусского права. Он заметил, что в древнейшей части Русской Правды сохранились черты дружинного права, но они отошли на второй план, потому что новгородцы добились от князя защиты против самоуправства дружинников. «Если так, — подытожил свои наблюдения учёный, — то княжеская власть впервые при Ярославе сперва на новгородской почве получает характер правительственной власти и князь из „начальника дружины“ становится „земской властью“»[119], т. е. властью для всего народа, а не выразителем интересов дружины, как было раньше.
Вместе с тем дружина занимала заметное место в древнерусском обществе и после княжения Владимира Святославича. Но это не означает, что государство сохраняло дружинную форму в XI–XII вв. Сама дружина всё более расслаивается, из неё выделяется боярство — источники различают старших и младших дружинников. Она перестаёт быть единым правящим слоем, в него входит лишь её верхушка. А рождение в течение XI–XII вв. индивидуального феодального землевладения выдвинуло на первый план другую социальную верхушку: земельную аристократию из числа всё тех же старших дружинников, боярства и части старой племенной знати, сумевшей превратиться в бояр.
Постепенно перерастая в феодальную знать, дружинная верхушка продолжала играть определённую роль и в политической жизни Древнерусского государства. Из неё выходили управленцы и советники князя. Накануне похода на половцев 1103 г. «седе Святополк (Изяславич. — Н. К.) с своею дружиною, а Володимер (Мономах. — Н. К.) с своею в единое шатре» и обдумывали будущую войну с кочевниками. А Мономах в «Поучении» начинает описание повседневных занятий князя со слов: «И седше думати с дружиною»[120].
В течение XII в. многие старшие дружинники заменяются в аппарате государственного управления младшими, а также людьми, уже не связанными с дружиной. В источниках появляется термин «дворяне», т. е. люди княжеского двора. Они пребывали в жёсткой служебной и личной зависимости от князя[121]. Дружинные реальности и традиции постепенно отошли в прошлое. Отмеченная исследователями на материале Северо-Восточной Руси, эта закономерность может быть применена ко всем русским землям XII в.
Превращение надплеменного государства в раннефеодальное началось с середины X в., в княжение Ольги. Оно проходило в обществе, пронизанном родоплеменными отношениями, которое не стало ещё феодальным — хотя бы потому, что не знало индивидуальной земельной собственности и иерархических феодальных отношений в среде господствующего класса.
Глава вторая. Эпоха Владимира Святославича
1. Характер, социальная сущность и структура государства
Времена княжения в Киеве сына Святослава Владимира (978–1015) можно с определёнными оговорками назвать эпохой завершения строительства государства на Руси, важных изменений в её социальной сущности и структуре. Именно в правление этого князя общество начинает приобретать феодальные черты. Однако феодализация государства проходила медленно, растянувшись более чем на полтора столетия. Родоплеменные элементы в общественной жизни во времена Владимира Святославича были ещё весьма ощутимы. Источники, а это почти исключительно летописи, содержат слишком скупую и часто неопределённую информацию о процессах и явлениях в стране для того, чтобы делать однозначные выводы. Не будем забывать, что летописания во времена этого князя не вели. Оно появилось на Руси при Ярославе: первый Киевский, так называемый Древнейший свод 1037–1039 гг. и Новгородский, созданный около 1050 г. С этой мыслью А. А. Шахматова согласны ныне все авторитеты в области истории летописания. Поэтому при описании княжения Владимира летописцы XI — начала XII в. воспользовались главным образом устными, фольклорными источниками, а это придало их известиям о событиях конца X — начала XI в. слишком общий, легендарный по форме и временами по содержанию характер.
Для европейских государств эпохи раннего средневековья были вообще характерны хрупкость структуры, слабость и спорадичность внутренних связей, а также недостаточная организация власти. Специалисты не раз обращали внимание на контраст между внешним оформлением и пышностью, с одной стороны, и незначительной консолидированностью ранне-средневековых государств — с другой, будь то империя Каролингов или держава Рюриковичей. Внутренняя слабость подобных империй и «королевств» в определённой степени компенсировалась непрерывной и масштабной внешней экспансией. Необходимые для этого средства государи в значительной степени получали из покорённых или соседних зависимых стран, от племенных вождей, поставленных ими в вассальную зависимость[122]. И действительно, Русское государство времён Олега или Игоря было едва сколочено, связи между его отдельными областями были непрочными и спорадическими. Но при этом оно оказалось в состоянии осуществить грандиозные походы на Константинополь в 907 и 944 гг.
Княжение Святослава (964–972) не принесло укрепления государственной структуры Руси. Следом за А. А. Шахматовым А. Е. Пресняков думал, что смерть Святослава и, быть может, всё его бурное княжение привело к распаду Киевского государства, к усилению в нём варяжского элемента. Так, в земле полоцких кривичей основал своё княжение варяг Рогволод, а в землях дреговичей и кривичей возникло другое, и также варяга — Туры[123]. На мой взгляд, имя Туры принадлежит, скорее всего, к этимологическим легендам. И всё же нельзя не отметить, что после смерти Святослава на Руси не оказалось ни сильной централизованной власти, ни сколько-нибудь объединённого государства. Дело укрепления внутренних связующих сил в стране встало на порядке дня перед Владимиром, когда он вокняжился в Киеве.
Старая историография, прежде всего в лице таких выдающихся учёных, как В. О. Ключевский, В. И. Сергеевич, А. Е. Пресняков, подвергала сомнению факт самого существования единого государства — Киевской Руси. Наиболее чётко выразил эту мысль В. И. Сергеевич, считавший, что на Руси было бесчисленное количество одновременно существовавших небольших государств, называвшихся княжествами, волостями, землями