зложения, хотя и не от конкретного летописного эпизода.
Далее сходство наблюдается между «Лаврентьевской летописью» под 1176 г. и опять-таки рассказом о Ледовом побоище в «Житии». «Лаврентьевская летопись»: «Богови паки помагающю ему и оправившю предо всеми человекы. Михалко… поеха въ Володимерь с честью и с славою великою… ведущимъ предъ нимъ колодникы… Выидоша со кресты противу Михалку и брату его Всеволоду игумени и попове и вси людье» (357). «Житие»: «победи я помощию Божиею… Зде же прослави Богъ Александра пред всеми полкы… и возвратися князь Александръ с победою славною. И… полоненых… ведяхуть… И яко же приближися… игумени же и попове и весь народ сретоша и предъ градомъ съ кресты» (171–172). И еще соответствия обнаруживаются по ходу летописного изложения. «Лаврентьевская летопись»: «головы свое положимъ… за тые князи… Се бо володимерци прославлени Богомъ по всей земьли» (359). «Житие»: «ныне приспе время нам положити главы своя за тя» (170; «и нача слыти имя его по всемь странамъ» (173). Автор «Жития», видимо, припоминал целые блоки владимирского летописного повествования, а не только отдельные выражения.
Сравним еще одну летописную статью с «Житием». «Лаврентьевская летопись» под 1177 г.: «узреша чюдную матерь Божью Володимерьскую… аки на воздусе стоящь» (361); «Житие» о Ледовом побоище: «яко видех полкъ Божий на въздусе» (171). Соответствия продолжаются. «Лаврентьевская летопись»: «поидоша к собе на грунахъ обои и покрыша поле Юрьевское… поведоша колодникы… и наказалъ по достоянью рукою благовернаго князя Всеволода…» (362–363); «Житие»: «поидоша противу себе и покрыша озеро Чюдьское обои…» (170); «полоненых… ведяхуть… свободи градъ Псков от иноязычникъ рукою Александровою» (172). Есть еще некоторые соответствия, но и так ясно, что автор «Жития» в рассказе о Ледовом побоище больше использовал фразеологию владимирских воинских рассказов, чем киевских. В частности, сообщения «Жития» о том, что войска покрыли озеро, что на воздухе был виден полк Божий в помощь Александру, которого Бог прославил перед всеми и которого встретили с крестами, – все эти детали восходят к северо-восточным летописным воинским рассказам, а не киевским. Правда, многие соответствия встречаются в обеих летописях (летописцы читали друг друга), а единичные соответствия попадаются только в «Киевской летописи», вроде выражения «даша плеща». В целом же, рассказ о Ледовом побоище в «Житии» – фразеологически сборный из разных воинских сочинений, но за основу автор взял повествование Владимирского свода.
Тесную связь остального текста «Жития», уже помимо рассказа о Ледовом побоище, с северо-восточным летописанием раскрывают некоторые летописные статьи, из которых особенно обильно автор «Жития» почерпнул довольно специфические выражения. Например, небольшая статья под 1125 г., содержащая некролог Владимиру Мономаху, пользовалась особым вниманием автора «Жития» – последуем за ее изложением. Летопись: «прослувый в победахъ, его имене трепетаху вся страны, и по всемъ землямъ изиде слухъ его» (279); «Житие»: «И нача слыти имя его по всемь странамъ» (173); «промчеся весть его» (174). Немного далее в летописной статье следует фраза: «Вся бо зломыслы его вда Богъ подъ руце его» (279); «Житие»: «сего дасть ему Богъ в руце его» (171–172). Последующие фразы в летописной статье: «добро творяше врагомъ своимъ, отпущаше я одарены, милостивъ же бяше паче меры» (279); «Житие»: «а инех помиловавъ, отпусти, бе бо милостивъ паче меры» (169). Еще немного дальше в летописном тексте: «сродникома своима, к святыма мученикома Борису и Глебу» (280); «Житие»: «святая мученика Бориса и Глебъ… сроднику своему князю Александру» (165). Летопись: «Жалостивъ же бяше» (280); «Житие»: «Жалостно же бе…» (163). Затем фраза в летописной статье: «в церковь внидяшеть, и слыша пенье, и абье слезы испущаше, и тако молбы… со слезами воспущаше…» (280); «Житие»: «слышав словеса сии… вниде в церковь… нача молитися съ слезами» (162). Потом следуют еще соответствия. Летопись: «Богъ… исполни лета его в доброденьстве» (280); «Житие»: «удолъжи Богъ лет ему» (175). Редкий эпитет повторяет «Житие». Летописная статья: «у милое церкве» (280); «Житие»: «милаго Александра» (164), – этот эпитет гораздо раньше был употреблен во владимирском летописании, чем в галицком11. В конце летописной статьи: «укрепивъся Божьею помощью, не жда иное помощи ни брата, ни другаго» (281); «Житие»: «нача крепити дружину свою… не съждався съ многою силою своею» (163). И, наконец, заключительная фраза: «победи… и тако воротися князь Ярополкъ, хваля и славя Бога» (281); «Житие»: «Князь же Александръ возвратися с победою, хваля и славя своего Творца» (168). Влияние этой летописной статьи 1125 г. на повествование автора «Жития» несомненно.
Автор «Жития» был начитан и в более позднем, уже владимироростовском летописании XIII в. (оно тоже представлено «Лаврентьевской летописью»). Вот, например, статья под 1230 г.: Летопись: «потрясеся земля… дивнаго того чюдесе» (431); «Житие»: «яко и земли потрястися… чюдо дивно» (179). Далее летопись: «тако слышахомъ у самовидець» (432); «Житие»: «се же слышах от самовидца» (171). И вот еще какое соответствие. Летопись: «солнце нача погыбати… людемъ всемъ отчаявшимъся своего житья, мняще уже кончину сущю» (432); «Житие»: «зайде солнце… и вси людие глаголаху: “Уже погыбаемь”» (178). Автор «Жития» в данном случае вольно использовал фразеологию летописного рассказа для своих тем, не схожих с летописными.
Сравнительно с последующей статьей под 1237 г. в «Житии» заметна та же временами вольная передача летописных выражений. Опять посмотрим по ходу статьи. Летопись: «отъ Всточьные страны» (437); «Житие»: «на Въсточней стране» (173). Летопись: «почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху… попленивше…» (437); «Житие»: «посла… повоевати землю Суждальскую. По пленении же…» (174–175). Летопись: «молящюся со слезами» (442); «Житие»: «нача молитися со слезами» (162). Летопись: «нудиша… быти въ ихъ воли и воевати с ними» (442); «Житие»: «нужда… веляще с собою воиньствовати» (177). Летопись: «звезду светоносну зашедшю» (443); «Житие»: «зайде солнце» (178), – оба выражения имеют в виду умерших князей. Летопись: «Се бо и чюдно бысть … вложиша ю в гробъ к своему телу» (444); «Житие»: «Бысть же тогда чюдо дивно… положено бысть святое тело его в раку… да вложат ему…» (179). И последнее, больше смысловое, чем фразеологическое соответствие. Летопись: «тотъ никако же у иного князя можаше быти за любовь его» (444); «Житие»: «добра господина не мощно оставити» (178). Судя по соответствиям, изложение в «Житии» могло быть навеяно этой летописной статьей не индивидуально, а вкупе со всем северо-восточным летописным повествованием XII–XIII вв.
Общая картина ясна: автор «Жития», во-первых, пользовался не только простой россыпью привычных летописных выражений (владимирских, киевских, галицких), но иногда и фразеологическим составом конкретных летописных отрывков, а в отдельных случаях и целых рассказов; во-вторых, автор «Жития» использовал вперемешку фразеологию множества иных источников (см. известные работы В. П. Мансикки и Н. И. Серебрянского о «Житии»), то есть создавал очень «густое», солидное повествование, отнюдь не пышно-риторическое.
Сборность авторского повествования привела к массе фразеологических повторов в «Житии», к невольному выделению в рассказах чего-то благопристойно однотипного. Так, с начала «Жития» из эпизода в эпизод у автора переходят упоминания о силе: «сила же бе его часть от силы Самсоня… Възврати к граду силу ихъ… некто силенъ от Западныя страны… събра силу велику… подвижеся в силе тяжце… в не силах Богъ… съ многою силою своею… уведав силу ратных… подивишася силеего… в велице силе… яко же… силнии… царь силенъ… в силе велице» (160–174) и т. д. Повторяются упоминания и о руках: «рукы дръжаща… от рукы его… имемъ его рукама… воздевъ руце… в руце его… рукою Александровою… рукама изыма… распростеръ руку» и пр. (165–170). Повторяются упоминания о сердце («разгореся сердцемъ», «не имея страха в сердцы своем», «сердца ихъ акы сердца лвомъ», «урвется сердце» – 162–177), но особенно часто – о слышании вестей персонажами и самим автором. Повторы обычны даже внутри небольших эпизодов; например: «святое крещение… въ святемъ крещении… видети видение страшно… слыша шюмъ страшенъ… отъиде от очию его… радостныма очима исповеда…» (164–166). Однотипные эпизоды, конечно же, излагаются фразеологически однотипно: и король «пыхая духомъ ратным» (162), и «мужи Александровы исполнишася духом ратнымъ» (170) и т. п. Все это результаты пунктуальной приверженности суховатого и «бюрократичного» автора «Жития» к авторитетным формулам и приличествующим выражениям12.
«Житие Александра Невского» позволяет предположить, что довольно рано, с конца XIII в., новый тип уже традиционно-комбинаторного, компилятивно-фразеологического словесного творчества пришел на смену прошлому первооткрывательскому, яркому архаическому творчеству.