Цитируемые произведения: «Видение Исаии» – Успенский сбор ник; «Житие» Аввакума и другие его сочинения – РИБ. Т. 39; «Житие Иоан на и Логгина Яренгских» – РНБ, собрание Погодина, № 728. Указываются листы рукописи; «Житие Никодима Ожеозерского» – Православный собеседник. Казань, 1865. Ч. 1, март; «Житие Симона Юрьевецкого» – РНБ, собрание Погодина, № 757. Указываются листы рукописи; «Житие Трифо на Вятского» – Православный собеседник. Казань, 1868, октябрь; «Житие Улиании Осорьиной» – Русская повесть XVII века. М., 1954; послание Никона царю Алексею Михайловичу – Барсков Я. Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912; «Сказание» Авраамия Палицы на / Изд. подгот. О. А. Державина и Е. В. Колосова. М.; Л., 1955; статейный список Алексея Михайловича о смерти патриарха Иосифа – ААЭ. Т. 4; «Хождение Агапия в рай» – Успенский сборник; холмогорская челобитная 1666 г. – РИБ. Т. 14.
12Гудзий Н. К. История древней русской литературы. 7-е изд., испр. и доп. М., 1966. С. 492 и сл.; Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания: Исследование и тексты. М., 1963. С. 46. См. также: Робинсон А. Н. Исповедь-проповедь (о художественности «Жития» Аввакума) // Историко-филологические исследования: Сборник статей к 75-летию академика Н. И. Конрада. М., 1967. С. 358–370.
13 О поэтике художественного пространства в древнерусской литературе см.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 353–363.
14 См. о сочувствии Аввакума своим врагам в кн.: Лихачев Д. С. Чело век в литературе Древней Руси. 2-е изд. М., 1970. С. 142–143.
Общественные настроения XVII в. по литературным памятникам (старопечатные книги, повести, исторические и стихотворные сочинения, грамоты)
Начало XVII в.: «великая слабость и небрежение» общества в православии
Больше всего косвенных свидетельств о настроениях читательской массы начала XVII в. можно найти в произведениях, предназначавшихся для такой массы. Памятники массовой предназначенности являются основными для нашей темы. Памятники массовой предназначенности начала XVII в. делятся на две группы – старопечатные издания и рукописные сочинения.
Все печатные книги конца XVI – начала XVII в. предназначались очень широкому читателю: «всем человеком» «в… Москве… и во всей России… паче же в новопросвещеных землях… во граде Казани, и Асторохани, и в Сибери, и во окрестных их градех и местех»; «душам… многочисленаго словеньскаго языка своея великия державы всея великия Росия Московьскаго царства и прочих государьств»; «всякого чина, возраста же и сана читателеви»1.
В конце XVI – начале XVII в. в России вышло более двадцати печатных книг. Все они церковно-служебные. Лишь предисловия и послесловия в них, иногда довольно пространные, могут дать сведения об общественных, читательских настроениях того времени. Мы выделяем издания за десятилетие 1604–1615 гг., когда в книгах появились предисловия и послесловия нового стиля, выражавшие новые представления издателей о читателях. Затем тексты предисловий и послесловий некоторое время перепечатывались без изменений.
Печатных изданий 1604–1615 гг., содержащих предисловия или послесловия, насчитывается одиннадцать2. Посмотрим, как обращались к читательской массе и что думали о ней авторы старопечатных предисловий и послесловий начала XVII в.
Выразительнейшим примером книжных предисловий или послесловий нового стиля служит сочинение печатника Никиты Фофанова, изданное в Нижнем Новгороде в декабре 1613 г. Это сочинение дошло вне определенной печатной книги. Думаем, что печатник намеревался присоединить свой текст к какой-то церковной книге, ибо надеялся «божественныя книги церьковная – предания святых апостол и святых вселенских соборов печатным тиснением предложити» (5 об.).
Приведем первую фразу из нижегородского сочинения 1613 г., опустив для упрощения некоторые прилагательные: «содетеля твари… цесаря веком, непостижимаго всяческих Бога-отца, и Сына, и Святаго духа, по дару… его милости во благочестие просвещенная от лет… крестителя и равно апостолом… князя Владимира, иже на восток лежащая часть вселенныя, превеликая и многонародная человекы Росийскаго государьства область… великаго… града Москвы того… государьства» (1).
Вникнув в структуру цитированной фразы, можно уразуметь, что это номинативное предложение, не имеющее сказуемого. Только название: «область… града Москвы». Все прочее в этой фразе является определением названной «области»: «просвещенная… на восток лежащая… превеликая… Росийскаго государьства область» и т. д. и т. п. Перед нами своего рода словесная заставка, в которой выпячены именно качества упоминаемых объектов. Определения, определения к определениям, несогласованные определения, приложения не только собраны во множестве, но и вынесены на необычное для них место: не после, а перед важнейшим определяемым словом. Не так, как обычно: область Российского государства, часть вселенной, просвещенная по милости Бога, содетеля твари, цесаря веков и пр.; а наоборот: «содетеля твари… цесаря веком, непостижимаго всяческих Бога… по дару… его милости во благочестие просвещенная… часть вселенныя … Росийскаго государьства область…». Пиршество эпитетов.
С таких насыщенных словесных заставок не начинались русские и украинские книжные предисловия конца XVI – первых лет XVII в. Правда, витиеватостью отличались вступительные похвалы Богу в послесловиях к «Постной триоди» (М., 1589) и «Цветной триоди» (М., 1591); но и они четки и относительно невелики по сравнению с фофановским вступлением. Фофановская заставка ближе к так называемому “богословию” особо торжественных грамот конца XVI – начала XVII в. – «Утвержденной грамоты» 1598 г. об избрании Бориса Годунова на царский престол и «Утвержденной грамоты» 1613 г. об избрании царем Михаила Федоровича Романова. Однако вступительное «богословие» грамот – это развитой рассказ о Боге, создании мира, крещении Руси и т. д. Тема и форма фофановской заставки иные. Литое номинативное вступление Фофанова сразу и энергично напоминало читателям о том, что такое Россия и что такое Москва.
Дальнейшее изложение у Фофанова, включая большой рассказ о событиях Смутного времени, максимально насыщено эпитетами, однородными членами и пр. Например, не враги напали на российские грады, но «на высокопрестолную и великую церковь рускаго солнцу круга… и на поклонение… образа… Христа… и на окрестныя грады Росийскаго государьства, и на… веру волнующеся треволнении противными ветры, еретическим ухищрением, самомнительною прелестию, антихристовым действом… сластолюбивыя и неутверженныя человецы… расхищаху и распужаху… стадо Христово, и крови… много проливаху, и разоряху… в… церквах, и… человеки… избиша… измориша, церкви же… и домы… пожгоша и сокрушиша… церковь оскверниша, и царьские домы разориша…» (1–2 об.).
Рассказ Фофанова о Смуте начинен выражениями, взятыми из чужих сочинений, особенно из предисловия к «Библии» Ивана Федорова (Острог, 1581)3. И все-таки в целом нижегородское сочинение Фофанова вполне оригинально. Заполненные эпитетами, запутанные, взвинченные по тону фофановские фразы не были характерны для произведений конца XVI – первых лет XVII в., включая и книжные предисловия и послесловия. Стилистически сочинение Фофанова восходит к новой, взволнованной манере Повествования в известных Повестях начала XVII в. о Смуте. Как и авторы Повестей, Фофанов стремился затронуть чувства читателей: «Кто же бо есть от благоверных и богоразумных человек, еже не помянет… кого не подвиже жалость… или кто не умилит сердца своего?» Или: «Мы же ныне… о сем веселящеся, не престаем глаголюще…» (2 об. – 4).
Но внимание читателей Фофанов направлял не совсем на то же, на что авторы Повестей о смутном времени. Никита Фофанов старался запечатлеть в памяти читателей не новые факты и не новое освещение фактов, а обязательные для всех общие оценки важнейших явлений: какова Россия, каковы враги и какова победа над ними. Цель Фофанова – просветить и утвердить людей в самых основополагающих религиозно-политических понятиях. Недаром в своем сочинении он настаивал: «Просвещайся, просвещайся, Русская земля!..» (4). По произведению Фофанова можно понять и причину его элементарно-просветительных устремлений: во время Смуты, объясняет он, «впадъше в пагубныя… ереси сластолюбивыя и неутверженныя человецы»; «польские и литовъские люди… насеявше много душе пагубных ересей, прелукавых своих сосудов в славолюбивых, и сластолюбивых, растленных человек»; однако «душа наша, яко птица, избавися от сети ловящих»; теперь предстоит «всякия ереси, от супротивнаго лукаваго духа насеянныя, до конца искоренити» (1 об., 2, 4, 5).
Книжные предисловия и послесловия 1604–1615 гг., печатанные в Москве, стилистически сходны с нижегородским сочинением Фофанова. В послесловии к «Псалтыри» 1615 г., изданной Фофановым уже в Москве, есть и сходная словесная заставка, на этот раз об ипостасях Христа. Однако в целом устремления московских издателей были более практически определенны. С необычным нажимом издатели побуждали читательскую массу к чтению правильных, «богодухновенных» книг. Тот же Никита Фофанов в послесловии к «Псалтыри» 1615 г. объявил «всем повсюду»: «божественное же и богодухновенное писание полезно есть ко учению, и ко исправлению, к наказанию еже в правду…» (3 об.)
Ни в «псалтырях», ни в других печатных книгах XVI – первых лет XVII в. такие наставления читателям не делались; зато в начале XVII в. они стали обязательными. «Испытайте писания», – обращался ко всякого чина читателям печатник Анисим Радишевский в послесловии к «Евангелию» 1606 г. (258). Выражение это также отсутствовало в более ранних изданиях, появилось лишь в предисловии к «Триоди» 1604 г. и стало регулярно повторяться в последующих книгах. В послесловии к «Псалтыри» 1615 г. этот совет был усилен ссылкой на авторитет: «повелеша испытовати писания… О сем же и… пророк… глагола: “…испытаю закон твой не просто же, но и сохраню и всем сердцем моим”» (2 об.).