В таком же составе выступает Новгородская волость и в походе Всеволода Большое Гнездо на Чернигов в 1207 г.: «Костянтинъ (Всеволодович, новгородский князь. — А.К.) то слышавъ нача совокупляти вои многи: новгородци и псковичи, ладожаны и новоторжци, и поиде скоро со всеми силами, и дожда отца на Москвѣ»[786]. Зато в 1241 г. Александр Невский идет «на нѣмци на город на Копорью, с новгородци, и с ладожаны, и с Корѣлою, и съ Ижеряны»[787]. Правда, Водь в это время, как и Псков, была захвачена немцами. В 1270 г., а судя по договорным грамотам Новгорода с князем Ярославом Ярославичем (1264 и 1266 гг.)[788] и ранее (в 60-х годах), водь, а также ижора и корела уже прочно входили в состав собственно Новгородского государства.
Известны примеры в XII или XIII в., когда водь и корела совместно с новгородцами или самостоятельно, но на стороне Новгорода, участвовали в военных действиях на севере. Однако в этих случаях источники никогда не говорят о «всей силе новгородской» или о «всей волости новгородской». Напротив, употребляя такое выражение (события 1198 и 1207 гг.), летопись ничего не сообщает об интересующих нас племенах. Следовательно, до XIII в. земли води, ижоры и корелы в основную территорию Новгорода не включались и эти племена действовали как вассалы Новгородской республики.
Распространение на земли указанных племен статуса «вся волость новгородская» меняло сложившиеся нормы их отношений с центральной властью. Оно сопровождалось также крещением местного населения. Так, согласно показаниям «Хроники» Генриха Латвийского в 1207 г. христианство было введено в Латгалии[789], а после 1210 г. и в Эстонии (Уганди)[790]. В 1227 г. князь Ярослав Всеволодович «послав, крестити множество корел, мало не все люди»[791]. Вспоминается также ижорский старейшина Пелгуй, нареченный в крещении Филиппом[792].
В этих действиях угадываются звенья одной цепи: стремление Новгорода в обстановке усилившейся экспансии немецких, датских и шведских феодалов в XIII в. укрепить единство с народами-вассалами, разместив на их территории военные гарнизоны и представителей своей администрации. Распространение новгородского государственного аппарата на земли води, Ижоры и корел, видимо, вызвало недовольство некоторой части племенной знати.
Идя на конфликт с этой частью знати[793], новгородское правительство тем не менее хотело привлечь на свою сторону племенную верхушку, предоставив ей права новгородской знати. В источниках второй половины XIII в. этот процесс отмечен включением Водской, Ижорской и Корельской земель в состав «всей волости Новгородской». Тогда же в качестве военно-административных центров упоминаются Копорье и Корела, где располагаются новгородские гарнизоны во главе с воеводами или служилыми князьями. Укрепление административной власти Новгорода сопровождалось ассимиляцией части племенной знати, и в XIV–XV вв. среди новгородского боярства обнаруживаем потомков корельских старейшин — Валитов[794].
Таким образом, первая половина XIІІ в. была временем включения этих земель в собственно Новгородскую «волость». Этот процесс был ускорен угрозой извне.
Все сказанное выше о води в полной мере относится и к ижоре. Причем отсутствие этнонима «ижора» до середины XIII в. в русских источниках не должно смущать исследователя. Для новгородцев водь и ижора были понятиями более территориальными, чем этническими. Археологические и этнографические данные убедительно свидетельствуют, что водь и ижора жили чересполосно по всему южному побережью Финского залива, а водь заселяла также восточный и проникала на западный берег Чудского озера[795].
В нашем распоряжении нет твердых данных о времени проникновения новгородской дани в междуречье рек Луги и Нарвы в их нижнем течении. Но в середине XIII в. Нарва служила рубежом новгородских владений: «…и пришедше новгородци в Новѣгородъ, и покрутившеся идоша за Нарову, и створиша волость ихъ (немцев. — А.К.) пусту»[796]. Однако косвенным путем можно установить последовательную хронологию событий. К середине XII в. Водская земля была прочно освоена новгородской данью. В этом же столетии новгородцы со своими князьями получают дань с большей части Эстонии. Таким образом, уже в 40–50-х годах XII в. отношения данничества распространяются Новгородом по обе стороны от интересующей нас территории. Этот факт и дает основание считать, что тогда же новгородская дань устанавливается и в междуречье Луги и Нарвы. Очерченная область была естественным приращением к основным землям води и удерживалась Новгородом до самого конца своей самостоятельной истории.
Между Ижорой и низовьями Волхова располагалась старинная новгородская волость Лопца[797]. Существование Лопской сотни и близость древней Ладоги позволяют без колебаний включить эту территорию в состав исконной Новгородской земли.
Впоследствии она была поглощена ладожскими погостами[798]. Здесь мы имеем лишнее свидетельство тому, что развивавшаяся система погостов-волостей видоизменяла старую административно-военную территориальную организацию по сотням.
Итак, северо-западные земли, прилегавшие к побережью Финского залива и р. Неве, заселенные западнофинскими племенами, активно осваивались Новгородом в течение XI — первой половины XII в. Первоначальные отношения ограничивались выплатой дани и соглашением о военной помощи. Однако сначала XIII в. перед угрозой отторжения названных территорий немецкими, датскими и шведскими феодалами Новгород переходит к политике непосредственного вовлечения чуди, води, ижоры и корелы в свою территориально-административную систему. Захват Орденом эстонских владений Новгорода ускоряет процесс создания Водской, Ижорской и Карельской земель с русскими военными центрами и гарнизонами, распространения на них статуса собственно «Новгородской волости».
Выше говорилось, что земли Обонежского ряда, охватывавшие бассейны рек Сяси и Свири, а на севере доходившие до Олонца, являлись одной из древнейших новгородских территорий, тяготевших к Ладоге. Именно на ладожан возлагалась их защита от нападений еми и шведов. Под 1142 г. летопись сообщает: «…приходиша ѣмь и воеваша область Новгородьскую; избиша ладожанъ 400 и не пустиша ни мужа»[799]. Еще более четкое свидетельство внесено в летопись под 1228 г.: «…придоша Емь воевать въ Ладозьское озѣро в лодкахъ…посадник ладозьскыи, съ ладожаны, не ждя новгородьць, гонися в лодияхъ по нихъ въ слѣдъ, кде они воюють…а Емь на брѣзѣ съ полономъ; а воевали бо бяху около озера на исадѣхъ и Олонѣсь»[800].
Встает вопрос: когда новгородская дань шагнула дальше Олонца и распространилась на северное побережье Ладожского озера и Карельский перешеек, населенные корелой? Сведения о кореле регулярно начинают появляться на страницах новгородских летописей с 40-х годов XII в. Причем уже в первых известиях (1143 г.) корела выступает как военный союзник Новгорода в походах на расположенную западнее емь. Правда, Повесть временных лет не упоминает корелу в числе данников Руси.
Исследователи, правда, считали, что Карелия издревле входила в состав основной территории Новгородского государства[801]. Выше высказаны соображения по поводу более вероятного времени этого события (примерно первая половина XIII в.). Основанием для первого суждения является сообщение Ипатьевской и сходных с ней летописей под 1149 г. о совместном походе киевского князя Изяслава с новгородцами на Юрия Долгорукого: «И тако поидоша Новгородци съ Изяславомъ всими силами своими и Пльсковииѣ и Корѣла»[802].
Это известие требует более детального рассмотрения. Новгородские летописи (причем древнейшие!) передают его кратко: «Тои же зимѣ приде Изяслав Новугороду, сынъ Мьстиславль, ис Кыева, иде на Гюргя Ростову съ новгородьци»[803]. Напротив, Ипатьевская летопись пространно рассказывает о восторженной встрече, устроенной Изяславу в Новгороде; о пире, на который созвали новгородцев киевский князь и его сын Ярослав (новгородский князь), и о вече новгородцев и псковичей, решивших идти в поход вместе с Изяславом.
Главным действующим лицом рассказа постоянно выступает князь Изяслав Мстиславич, что и выдает руку летописца из его окружения. Он обратил внимание на представительный (от земель) характер веча (псковичи и новгородцы) и трехчастный состав новгородских войск (новгородцы, псковичи, корела). Однако почти за 10 лет до этого события старший брат Изяслава — Всеволод был изгнан из Новгорода совместным вечем новгородцев, псковичей и ладожан. Более того, в походах 1198 г. на Полоцк и 1207 г. на Чернигов, в которых также участвовала «вся область Новгородская» и сведения о которых сохранились в новгородских, и северо-восточных (владимирских) источниках, вновь действуют ладожане, но ничего не известно о кореле. Наконец, новгородскому епископу Нифонту, умершему в 1156 г., летописец ставил в особую заслугу, что он «украси святую Софию, притворы испьса, кивотъ створи и всю извъну украси; а Пльскове святого Спаса церковь създа камяну, другую въ Ладозѣ святого Климента»