Но и сопротивляться трем сильным мужчинам Мэй не могла. Ее ни разу в жизни никто не обижал. Никто не бил и не удерживал силой. И уж тем более никто не связывал руки, не перекидывал через плечо и не тащил куда-то против ее воли!
Если эти трое начнут ее избивать, Мэй не выдержит и все расскажет. Захлебываясь слезами, путаясь в словах, она выдаст все: и про Третий сервер, и про Ниу-Ши. Радовало одно – совсем скоро отец выключит сервер и уничтожит Ключи. И тогда пусть себе ходят вокруг развалин Бен-А-Эльси и ищут…
В том, что воины будут ее бить, Мэй не сомневалась. Она только что видела, как избивали Люка, как ударил его по голове толстой дубиной молодой парень с косичками, который теперь смотрит на Мэй во все глаза, таращится с наглой ухмылкой и скалит в улыбке белые зубы.
Паршивые дикари они все, вот кто!
Злость мешалась со страхом и отчаянием. Беспокойство съедало изнутри. Куда они дели Люка? Что они собираются с ним делать?
Мэй молчала. И даже когда чернобровый стал нагло требовать, чтобы Мэй позвала своего дракона Облака, который умудрился улететь во время стычки, она только щурилась и облизывала сухие губы. Ей нечего сказать этим наглецам, и она не станет подзывать Облака!
– Скажи, Мэй, ты позовешь дракона? – снова заговорил чернобровый, медленно и немного торжественно, как обычно говорят все эти напыщенные отцы клана.
Мэй промолчала. Отвела глаза и уставилась на собственные колени – на темно-серую ткань налипли желтые песчинки, множество желтых песчинок.
– Она не скажет, – произнес мужчина в жилете и кинул в рот кусок смолы, которую любили жевать здешние воины. – Она вам не скажет. Она женщина с душой мужчины.
– Не верю я в это, – ответил ему чернобровый. – Она девушка, а девушки слабы и изнеженны. Пусть посидит без еды и воды. Завтра утром ты услышишь от нее все, что желаешь знать о больших машинах, Табук. Поверь мне, завтра ты услышишь от нее все.
И трое воинов собрались уходить.
– Руки развяжите, – хмуро сказала Мэй, удивляясь собственной наглости.
– О, уже говорит, – усмехнулся чернобровый. – Вот увидишь, Табук, завтра ее язык будет очень прытким, а глаза очень грустными.
Больше они ничего не сказали, просто ушли из палатки. Последним выходил молодой парень с двумя косичками. Он замер у выхода, одной рукой придерживая кожаный полог, оглянулся, посмотрел на Мэй долгим взглядом, и что-то мерзкое, неприятное почудилось в его темных глазах. Такое мерзкое, что захотелось плюнуть ему вслед. Но у Мэй совсем не осталось слюны. Жара высушила все…
Время тянулось медленно. Светило поднялось над самой верхушкой палатки и нещадно, немилосердно нагревало кожаную крышу. Воздух не проникал под полог из твердой кожи, и Мэй чувствовала, как едкий пот заливает глаза, виски, щеки. Как стекают соленые капли до самых губ.
Ее рубашка стала мокрой от пота, кисти рук ломило, и от жажды кружилась голова. Пить хотелось ужасно. Перед глазами так и стоял высокий кувшин с прохладным кинелем, и временами Мэй казалось, что она слышит шум водопада на острове.
Мысли о Люке были такими же тяжелыми, как жара и жажда. Иногда Мэй охватывало такое отчаяние, что слезы бежали из глаз, мешаясь с горьким потом. Вдруг они его убьют? Вдруг будут пытать?
Они же дикари, в их головы может прийти любая идея! Мэй с трудом, но все-таки поднялась на ноги и добралась до выхода. Отодвинула полог плечом и наткнулась на все того же веселого молодого парня с косичками на висках. Парень сидел у выхода, пил кинель из небольшого кувшинчика и бросал ножик в прикрепленную неподалеку деревяшку.
На Мэй повеял слабый ветерок, и она открыла рот, жадно хватая свежий воздух.
– Ты соскучилась, девушка Мэй? Хочешь со мной пообщаться? – довольно хохотнул парень. – Скоро я приду к тебе, и мы поговорим. А пока возвращайся к себе в палатку.
Он проворно поднялся и несильно пихнул Мэй, отправляя ее внутрь, в горячую духоту.
Бесконечный жаркий день тянулся очень долго. Мэй прислушивалась к окружающим звукам, надеясь услышать голос Люка, чтобы убедиться, что он еще жив, но все ее усилия были напрасными. Она слышала, как шелестит песок о стенки палатки, как стучит о деревянную мишень ножик, как трещит костер и звенит посуда. Слышала негромкие женские голоса, переговаривающиеся у огня. Мужчин она не слышала, возможно, они находились слишком далеко от места ее плена. Возможно, они где-то избивали Люка.
Вдруг они нашли Тхана?
Мэй тут же отбросила эту мысль. Скорее всего, слишком умный первичный свам уже убрался восвояси, поняв, что не дождется своих Всадников. А может… Может, он сам пожелал встретиться со старейшинами, чтобы заключить сделку и договориться об услуге в обмен на Живой металл. Тхан может убить врагов Всадников за глоток Живого металла.
А враги Всадников – это, конечно же, Городские.
Беда неотвратима, так любил говорить отец. Неотвратимые последствия – этим он пугал Мэй, когда она баловалась и делала глупости. «После баловства наступают неотвратимые последствия», – говорил отец. И вот теперь Мэй имела последствия, которые нельзя было отвратить. Нельзя было отодвинуть, убрать или избежать их.
Вечером жуткая жара спала, но жажда, мучавшая Мэй, стала сильнее. Жажда превратилась в живое существо, сдавливающее язык и горло. Когтистые лапы существа засыпали легкие Мэй песком, и каждый вдох давался с трудом, и воздуха отчаянно не хватало.
Мэй закрывала глаза и, как наяву, видела прозрачные, холодные воды островной реки. Слышала, как шумит вода, падая с гладких блестящих камней, слышала, как качаются сочные травы. Временами ей чудился голос Люка, зовущий ее к огню, и тогда Мэй видела лицо черноглазого Всадника. Видела его губы, его щеки, его глаза. Чувство потери становилось острым, как нож, и слезы вновь мешались с потом.
И вдруг в ее палатку вошли.
Мэй с трудом разлепила глаза и уставилась на молодого парня, который сторожил ее. Парень улыбнулся и уселся рядом, скрестив длинные мускулистые ноги.
– Ты мне нравишься, Мэй-Си. Я хочу на тебе жениться. Ящерица-Люк избрал тебя на празднике, но он еще не приносил подарков твоему отцу, значит, сговора не было. Я могу перехватить тебя, Мэй-Си. Ты будешь моей девушкой и понесешь моих детей. Если ты согласишься, никто уже не будет спрашивать тебя о том, где находятся большие машины. Ты станешь моей невестой, будешь членом нашего клана. А мы не предаем своих и всегда своих защищаем. Наш клан силен и могуществен, не то что захудалый клан Ящерицы-Люка. У меня ты будешь иметь лучшую одежду, лучшие шкуры и лучшую палатку. Соглашайся, Мэй-Си. Ты должна согласиться прямо сейчас.
Мэй, приложив невероятные усилия, села прямо и посмотрела в лицо парня. Симпатичный, ничего не скажешь.
– Как твое имя? – спросила она и удивилась хриплости собственного голоса.
– Я Инак. Я сын отца клана.
– Ну конечно, Инак. Ты мне страшно нравишься, – процедила Мэй сквозь зубы и поняла, что парень не уловил издевки. – Я просто без ума от тебя. Встань, Инак, я хочу посмотреть, какой ты высокий.
Инак расплылся в довольной улыбке, поднялся и помог подняться Мэй.
Он стоял перед ней, высокий, смуглый, сильный, и его глаза блестели желанием и глупым довольством.
Мэй выдавила улыбку, повернулась спиной, и Инак быстрым движение выхватил свой нож и перерезал веревку.
– Ты красивая девушка, Мэй-Си, и ты будешь моей, – довольно сказал он, бесцеремонно поворачивая и разглядывая свою пленницу.
Мэй прижалась к его сильной груди и изо всех сил заехала ему коленом в пах. Это за Люка, паршивец!
Инак охнул, отпрянул, но Мэй не дала ему времени прийти в себя и еще раз двинула ногой. Удар пришелся в живот, Инак ругнулся и рухнул на колени, хватая ртом воздух. Он не ожидал нападения, Мэй застала его врасплох.
Очень хорошо, что этот дурень освободил Мэй руки! Это просто очень хорошо!
Мэй выскочила из палатки, схватила маленький кувшинчик и, торопясь и обливаясь, выпила остатки кинеля. А потом рванула в густую фиолетовую тень сбоку от палатки, пригибаясь и прячась.
– Во, ты даешь! – прозвучал горячий шепот, и чья-то рука схватила Мэй за край рубашки.
От неожиданности Мэй остановилась и резко развернулась, намереваясь врезать говорившему в лицо. Но ее руку ловко перехватила другая рука, и ужасно знакомый голос сказал:
– Не кричи, дура! Ща выберемся… Мы за тобой прилетели, нас Облак позвал.
Это был Ник. Лохматый, худой, юркий, он потянул Мэй за собой, и она последовала за мальчишкой. Словно ящерка, Ник лавировал между палатками. Он отлично понимал, куда надо идти.
– Мы куда? – тихо спросила его Мэй.
– К дракону.
– К какому?
– К большому, балда. Тихо…
Светило спряталось за верхушками палаток и высоких барханов, сиреневое небо наливалось фиолетовым мраком, который едва-едва разгонял поднимающийся Буймиш. Ночь принесла долгожданную прохладу, и Мэй с радостью вдыхала все еще теплый, пахнущий дымом воздух.
Они выбрались к загонам мьёков, и бесшабашный Ник храбро нырнул под длинную жердь загородки и пустился бежать, пригнувшись и ловко лавируя между мохнатыми толстыми ногами животных.
Мэй замерла перед жердью, подняла голову и жалобно посмотрела на громадную рогатую морду самки, которая лениво жевала траву и моргала сонными глазами. Эта тварь раздавит Мэй и даже не обратит внимания, на что наступила!
– Ну, где ты там? – послышался сердитый голос Ника. – Давай быстрее!
– Мьёки… – беспомощно проговорила Мэй.
Лохматая голова Ника тут же показалась за толстым мьёковым задом, мальчишка возмущенно поднял брови и уточнил, не сошла ли Мэй с ума и не желает ли она снова попасться.
– Мьёки лопают, они не помешают! – заверил он.
За спиной послышались встревоженные крики и шум погони.
Мэй жалобно вздохнула, набрала в грудь воздуха, как будто собиралась нырнуть в прохладные воды островной реки, и проскочила под загородкой. Самка мьёка возмущенно фыркнула, Мэй обдало теплым дыханием, и это подстегнуло, заставило торопиться, двигаться быстрее.