И еще повезло Петру в том, что встретил он на базаре знакомого печника, который со всем своим семейством тоже решил перебираться на новые земли. Тот предложил ехать вместе. Оно, дескать, и веселее, и безопаснее, и дешевле.
«Я человек бывалый, – говорил печник. – В новые земли уже не раз ездил, что и как там, знаю. Будем друг дружки держаться и помогать друг другу, не пропадем и вернее доберемся».
Вот так и отправились обе семьи в путь-дорогу и не без приключений, но доехали до города, который им обоим приглянулся и где, как выяснилось, требовались умелые рабочие руки. Там они и осели. О половцах местный люд слышать слышал, но сами они туда не наведывались. И решили плотник с печником, что им с женами и детишками тут самое место, и начали потихоньку обзаводиться хозяйством да строить новую жизнь.
За горами, за морями
Южные славяне, как и западные, опередили восточных собратьев в создании государства. Племена полян, древлян, кривичей, вятичей и другие еще вели во многом первобытный образ жизни, а за Дунаем, на Балканском полуострове, уже образовались княжества, превратившиеся позднее в царства и королевства.
Как бы ни разбросало славян по Европейскому континенту, культурные связи между ними не прерывались, и об этом красноречиво свидетельствуют очень схожие по образам и сюжетам произведения устного народного творчества. Общность русского, украинского, белорусского фольклора с болгарским, сербским, хорватским или боснийским очевидна, и это доказывает, что даже при географической отдаленности контакты между братскими народами не прекращались. Они поддерживались через торговлю, обмен посольствами и военно-политические союзы. Играло здесь свою роль и то, что южные славяне входили в зону геополитического контроля со стороны могущественной Византийской империи, а восточные – так или иначе (когда мирно, когда нет) с ней соприкасались.
Н. Рерих. Заморские гости. 1901. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Древние русичи (предки нынешних русских, украинцев, белорусов) в долетописные времена исторические сведения получали в устной форме. И о том, что делается в мире вообще и в других славянских землях в частности, они узнавали прежде всего из пересказов со слов самовидцев (очевидцев, сведущих людей). Но, переходя по цепочке от одного к другому, передаваясь из поколения в поколение, даже первоначально более или менее достоверная информация искажалась, обрастала баснословными подробностями, постепенно трансформируясь в сказки, былины, притчи.
Из русских народных сказок хорошо видно, как реальная история преломилась в фольклоре. Трудно, конечно, понять, о каких странах и народах идет речь, так как адрес чужедальней стороны почти постоянно весьма неопределенный: «за морями, за горами» или «в некотором царстве, в некотором государстве». Описания природы и приметы пейзажа тоже довольно расплывчаты: «Ехали-ехали – посреди моря остров виднеется, на том острове стоят горы высокие…»
Попадая за границу, герои сказок не чувствуют дискомфорта. Можно подумать, что все они – полиглоты, потому что не испытывают трудностей, оказавшись в иноязычной среде, не сталкиваются с проблемой перевода. Допускать же, что все их маршруты лежали исключительно в славянские страны, где местное наречие было доступно пониманию, тоже не приходится.
Тем не менее, вполне вероятно, что под большей частью заморских царей и цариц, королей и королев, принцев и принцесс имеются в виду именно южно– или западнославянские. Конечно, это только догадка, но она хотя бы чисто географически-страноведчески представляется правомерной и совместимой с тем реальным внешним кругом общения восточных славян, который известен из исторических источников.
Дальность расстояния в сказках обычно передается ссылкой на количество затраченного времени для того, чтобы добраться до цели: «Едут день, и два, и три…», потом делают остановку и снова «едут день, другой и третий», и так несколько раз, пока не достигнут моря. Теперь путешествовать предстоит по воде: «И собрались они морем ехать; нагрузили корабль разными… вещами, сели и пустились по морю. Плывут день, и другой, и третий…» Далее ситуация повторяется: пристав к берегу, путники отдыхают и вновь устремляются в дорогу.
Иногда описание не сопровождается отсчетом дней, а просто говорится: «Между тем корабль плыл да плыл, пока не приплыл».
Порой в сказках преодоление пространства и времени становится той чудесной задачей, которую должен решить герой. Баба-яга, когда он обращается к ней за помощью, «дает направление»: «Ступай за столько-то морей, за столько-то земель».
Насколько далеко находятся южнославянские царства-государства, подчеркивается отдельно. Об этом можно судить, например, по тому, что Южный ветер, когда у него спрашивают, как долог путь до тех земель, отвечает: «Пешему тридцать лет идти, на крыльях десять лет нестись, а я повею – в три часа доставлю».
Нет сомнения в том, что сказочный и исторический мир не разделены глухой стеной, и фольклорные повествования содержат кладезь интересных и важных сведений о славянских древностях, которые со временем ученые обязательно извлекут на свет и сделают широким достоянием. Если задуматься, миф – это реальность, ставшая легендой, а легенда, в свою очередь, служа как бы моделью, образцом, тоже может стать или реальностью, или утопией.
Не подменяет ли наше восприятие прошлого само прошлое? Не восстанавливают ли порой ученые мужи это прошлое не столько таким, каким оно было, сколько каким они его представляют? Увы, зачастую история – не реальность прошлого, а всего лишь его иллюзорная реконструкция из сегодня. С неизбежными искажениями, произвольными толкованиями, умолчаниями, преувеличениями, мифами, стереотипами.
Историки не любят признаваться, а тем более расписываться в собственном бессилии. Но что это меняет? Историческая наука со всеми своими прежними наработками и современными активами освоила лишь несколько крупинок в несоизмеримом с ее пока еще очень скромными возможностями бесконечном пространстве с мегамассивом событий, фактов, явлений, процессов, коллизий минувших столетий. Вот почему, чем глубже, смелее, увереннее вгрызаются исследователи в ткань прошлого, чем сильнее ворошат его вещественные следы, тем с большим числом новых загадок и тайн сталкиваются. Коэффициент погрешности присутствует, вероятно, в любой авторской истории, в подкупающе убедительной версии и гипотезе. Если даже свидетельства очевидцев не избавлены от предвзятости или фактических неточностей, так как и память подводит, и сама человеческая природа несовершенна, то зафиксировать задним числом ход времени, отобразить прошедшие давным-давно месяцы и годы, пропустив их через причудливый фильтр сознания, – это, так или иначе, всего лишь интерпретировать историю.
И очень может быть, что сегодняшнее освещение языческой старины и славянских древностей на страницах иных фундаментальных трудов гораздо дальше от истины, чем привычно кажущиеся сейчас невероятными, чисто фантастическими предания и легенды, картины и образы, отложившиеся в эпосе.
Мадарский всадник
На отвесной скале высечена величественная фигура всадника. Этому наскальному рельефу уже тысяча триста лет, и он напоминает о времени становления древнего Болгарского государства. Словно послание из прошлого, высоко вознесся конный воин над подножием скалы, соединив минувшее и настоящее.
Сегодня Мадарский всадник – так называется чудом уцелевший памятник – национальное сокровище Болгарии, единственное в своем роде произведение Старого Света, и закономерно, что оно внесено в список мирового наследия, куда вошли шедевры исключительного историко-культурного значения.
Мадарский всадник. Археологический памятник. Ок. 710. Болгария
Однако обо всем по порядку.
Этническая история болгар восходит к легенде о трех братьях-скифах, приводимой в «Хронике» ученого мужа XII века Михаила Сирийца (Старшего). По имени одного из братьев – Булгариоса (в греческой транскрипции) будто бы и была названа прилегающая к Понтийскому морю область, известная сегодня как Болгария.
Ближе к реальности другое объяснение: дальние предки современных болгар – придунайские славяне, но сам этноним (имя) этому народу дало влившееся в него в первой половине VII века тюркское племя болгар, пришедшее с Востока, из Приазовья.
На исторической сцене праболгары (иначе протоболгары) появляются, согласно письменным источникам, не ранее IV столетия. Из степей Юго-Восточной Европы и Северного Причерноморья одна их часть во главе с ханом Кубратом выдвинулась в район Камы и Средней Волги, где и осела, дав начало Волжской Болгарии, или Булгарии; другая часть степняков (их вел сын Кубрата Аспарух) отвоевала себе жизненное пространство в Южной Бессарабии, а затем и в подвластных Византии землях по правому берегу Дуная.
В настоящее время болгарские историки наряду с тюркской допускают принадлежность протоболгар к ираноязычной языковой группе, и эта версия сейчас также присутствует в научной литературе.
Об основателе раннеболгарского государства (681) хане Аспарухе достоверных сведений очень мало. У византийских историков, которые пишут о нем, нет даже того биографического минимума, который обычно позволяет составить примерное представление о той или иной личности. Правда, болгарская живопись, литература, опера, балет, театр и кинематограф восполнили этот пробел, но насколько художественный образ расходится с историческим прототипом, судить сложно. Нет сомнения в том, что юность и молодость хана прошли в кочевьях и военных походах, и юрта и кибитка были ему более привычны, чем постоянный домашний очаг. Впрочем, по новейшим данным, общепринятая информация о протоболгарах как о дикарях-кочевниках, возможно, не соответствует действительности. Они находились на сравнительно высокой стадии развития, свидетельством чему построенные ими задолго до переселения на Балканы крупные города, остатки которых обнаружены археологами.