ущем величии. Митанни, недавно еще господствовавшая над значительной частью Передней Азии, теперь была отброшена в Месопотамию и трепетала за свою судьбу из-за надвигавшихся с севера хеттов великой Каппадокийской державы. Когда последняя, сокрушив этот слабый теперь буфер, которому не помог и союз с фараоном, ринулась со свежими силами на юг, египтянам пришлось отходить, тем более что у них дома начались в это время внутренние осложнения религиозного, а может быть, и иного характера, а в их азиатских владениях, предоставленных самим себе — полная анархия и война всех против всех. Флота на море уже не существовало, а совместное владение Египтом и Сирией возможно только для того, кто располагает на Средиземном море сильным военным флотом. Когда Египет снова пришел в себя и при Хоремхебе, а затем при XIX династии пытался вернуть себе внешние завоевания, он имел лишь частичный и кратковременный успех. Войны Сети I и сомнительные победы Рамсеса II вернули только часть потерянного при условии признания равноправности Хеттского царства и отдачи большей части захваченного им. Вскоре новые движения арийских племен и отражение этого грандиозного переворота заставили Египет расходовать уже последние силы.
Время XVIII династии было порой высшего подъема египетской нации, кульминационным пунктом ее политического могущества и культурных достижений. Завоевания расширили кругозор народа и преисполнили его национальным самоудовлетворением, стекавшиеся богатства открывали широкие возможности для исполнения художественных задач и поднимали материальное благосостояние; одновременно с этим замечается подъем вкуса и в области литературы, блестящий период развития которой продолжался и в эту эпоху. Религиозное миросозерцание также ощутило на себе мощное влияние переживаемого времени и явило необычайную высоту богословского умозрения. Амон, первоначально местный фиванский бог, сделавшийся, благодаря отождествлению с гелиопольским солнечным божеством, космическим, теперь, освободив свой народ от иноземного владычества и очистив страну от варваров, ведет его от победы к победе и подчиняет ему огромные области, вселяя уважение и страх перед ним в те страны, которые остались вне непосредственного действия египетского оружия. Каким чувством национальной гордости должен был проникаться египтянин, видя на улицах своей столицы постоянные триумфы царей, процессии пленных, посольства с данью покоренных городов и народов и с почетными дарами от великих держав Азии и островов Эгейского моря, иноземные корабли на пристанях, иностранцев-пленных, обращенных в рабов, употребляемых при лихорадочной деятельности по постройке храмов, особенно тому богу, под знаменем которого Египет достиг славы, богатства и центрального положения в мире. Амон получает характер универсального божества, ему строят храмы и за пределами Египта в завоеванных областях, ему должны молиться лояльные вассалы фараона в Сирии и Нубии. Естественно, что египтянам дорог был культ этого божества, тем более что оно было близко к их религиозным запросам, — это был вместе с тем и личный бог, промыслитель мира, слушающий молитвы, согревающий весь мир любовью. Праздники и процессии Амона были настоящими национальными торжествами. «Отверсты врата великого храма; выносят ковчег, Фивы ликуют, крики радости на небе и земле, толпа громогласно ликует, воздавая хвалу Амону-Ра. При виде его статуи град его ликует, царь сопровождает ее, молодежь веселится. Владыка мой, Амон-Ра, сердце твое крепче скалы, ты расширил северную и южную страны, ты покорил землю для града твоего... Дай мне быть среди толпы, дай узреть сияние образа твоего». Так отразились в дошедших до нас текстах чувства народа, являвшегося на праздники своего любимого бога. И во время поминальных пиров пели под аккомпанемент арфы хвалы храму Амона, вечно наслаждающемуся пребыванием своего бога и его праздником, — очевидно, и за гробом надеялись не лишиться участия в торжестве. Итак, фиванский бог сделался универсальным, не переставая быть национальным и даже городским. Египетской религии оставалось сделать еще шаг — дойти до идеи мирового божества, не связанного ни с местом, ни с народом, ни с мифологией; божества, одинаково близкого и египтянам, и покоренным народам, и даже не подчинившимся оружию Египта. И этот шаг был сделан.
Тутмос IV был надолго последним фараоном, которого видели покоренные области севера. Его преемник Аменхотеп III после непродолжительного нубийского похода мог безмятежно пользоваться плодами трудов своих предшественников, мирно строить храмы, вести блестящую придворную жизнь, располагая несметными богатствами, накопленными и вновь поступавшими с юга и севера. Вассалы его боялись, соседи чтили, к своему собственному народу он стал в более близкие отношения, чем его предшественники — он как бы несколько сошел с недосягаемого пьедестала божественного достоинства и стал посвящать народ в обстоятельства своей личной жизни. Египет стал приближаться к тому, что мы представляем себе как новое государство. Видную роль играла его супруга, дочь нетитулованных родителей, Тэйе, имевшая на него большое влияние и, по-видимому, имевшая своеобразные представления в области религии. При дворе ее вспомнили о Гелиополе и его солнечном божестве, которое теперь стали представлять не только в виде древнего Ра-Атума, но и под именем Атона, что означало просто диск солнца. Когда умер Аменхотеп III и вступил на престол ее юный сын Аменхотеп IV, она получила еще большее влияние на дела, и это выразилось прежде всего в усилении религиозного движения в сторону Гелиополя и Атона. Руководствовались ли носители этого движения исключительно религиозными стимулами или на их деятельность влияли и политические соображения — желание положить предел опасному развитию материальной и духовной силы жрецов Амона — мы не знаем, но что движение было угрозой последней, это стало очевидно уже после первых шагов нового царя.
В первые пять лет своего царствования он не посягал прямо на фиванские традиции, но начал строить в Фивах бок о бок с великими храмами большой храм Атону. Недовольство фиванского духовенства вынудило его вступить в открытую борьбу с ним и его богом. Культ Амона был запрещен; вместе с ним подверглась гонению его триада: Мут и Хонсу, а также Птах, Хатхор и некоторые другие боги. Были посланы экспедиции по всему Египту для уничтожения культа Амона и даже самой памяти о нем, для чего в надписях изглаживались имена Амона и других богов (иногда даже множественное число «боги») и заменялось именем Атон. Поднимались на высоту обелисков и спускались в подземелья гробниц, разыскивая и уничтожая ненавистное для царственного богослова имя, не щадя даже имени его отца, ибо оно заключало в себе имя Амона. И собственное свое имя царь отринул, заменив его на Эхнатон, т. е. угодный Атону. Он объявил себя верховным жрецом этого бога и принял гелиопольский титул, равно как и для храма его нашли гелиопольский термин «Дом обелиска», а учение об Атоне царь объявил открытым ему самим Ра. Это учение познал он один и передал его людям, это — «учение жизни», и заключается оно в том, что божество проявляет себя в вещественном солнце, которое является его изображением. Его теплота и свет, изображаемые в виде лучей, оканчивающихся человеческими руками, проникают всю природу до глубины морей и сквозь скорлупу яйца, оживляя и питая всю тварь, которая ликует при его сиянии и подобна мертвой при его удалении с горизонта. Божество не связано с мифологией и географией — оно одинаково близко и египтянам, и инородцам, оно изливает Египту Нил в виде реки, текущей «из преисподней», а сирийцам — в виде дождя с неба. Оно одинаково промышляет о людях всех рас и цветов, ибо цвет кожи обусловлен его волей для различения народов друг от друга. Оно должно быть почитаемо везде, и Эхнатон стал строить ему храмы и за пределами Египта.
Но Фивы были слишком связаны с Амоном и традициями. Царь покинул этот город и основал себе новую столицу в самом средоточии Египта, руководствуясь, по-видимому, исключительно этим, чуждым традиций, соображением — в Гермопольском номе, близ нынешней деревни Телль эль-Амарна. Здесь он отмежевал своему богу участок, ограничив его со всех сторон большими каменными плитами с изображениями себя и своей семьи в молитве перед Атоном, и с надписями, в которых давал обет не покидать этого места. Были заложены великолепные храмы, несколько отличающиеся по расположению от обычных египетских и напоминающие древние храмы богу солнца. С царем переселились и его сподвижники, а также вельможи, искренно или из-за карьерных соображений, принявшие «учение жизни». Они построили себе в новом городе роскошные усадьбы с садами, приготовили гробницы, на стенах которых изобразили и себя награждаемыми царем золотыми ожерельями (в эпоху войн их давали за военные заслуги), и начертали гимны Атону, в которых выразили основы новой религии и которые являются высшим из того, что нам сохранилось от египетской религиозной поэзии. Справедливо их сопоставляют в некоторых отношениях с 103 псалмом. Такое необычайное достижение религиозной мысли сопровождалось не менее замечательным подъемом и в области искусства.
Владычество гиксосов не прервало художественного развития; и здесь, как и в других сторонах египетской культуры, начало эпохи Нового царства непосредственно примыкает к Среднему, образуя вместе с ним классическое время жизни великого народа. Но огромные материальные средства и мировое положение давали возможность осуществлять грандиозные задания, которые ставила империя, и вкус, изощренный высокой культурой и широким обменом со странами древних цивилизаций Азии и Эгейского мира. Происходит во славу Амона грандиозное строительство в Фивах, а затем и в других религиозных центрах во имя других божеств. Прежние скромные храмы уже не удовлетворяли новых повелителей и считались несоответствующими величию богов, у ног которых лежал покоренный и почтительный мир. Древние храмы перестраиваются, воздвигаются новые в грандиозных размерах. Появляются у храмов величественные пилоны с обелисками и колоссальными сидящими царскими статуями. Усердие строителей прибавляет двор ко двору, пилоны могут умножаться до бесконечности, и Карнак имеет их 10 в двух направлениях. Двор украшается колоннадами, но верхом архитектурного величия являются гипостильные залы, которые в Карнаке и Луксоре представляют прототипы базилик с рядом средних колонн, возвышающихся над рядами боковых. Наряду с этими колоссальными сооружениями египетские художники создали изящные так называемые периптеральные храмики, представляющие небольшие здания на высоком основании, с портиками по обе стороны. Невольно напрашивается сопоставление этих храмов с греческими. Иной тип представляли храмы пещерные и полупещерные; к числу последних можно отнести знаменитое сооружение царицы Хатшепсут в Дейр эль-Бахри рядом с погребальным храмом Ментухотепа — святое святых храма высечено в скале; остальные части расположены на трех террасах с портиками и великолепными барельефами, изображающими экспедицию в Пунт и чудесное рождение создательницы храма. Мы видим египетский флот причалившим к берегу отдаленной африканской страны; изображены свайные постройки