Память Эхнатона и его трех преемников была предана проклятию, их годы причислились ко времени царствования следующего фараона, считающегося последним царем XVIII династии — Хоремхеба, уже известного нам вельможи, бывшего сподвижником Эхнатона и его преемников. Возведением своим на престол он обязан, по-видимому, и родственным связям, но еще более своим дарованиям и расположению, которым он пользовался и у военных, как «великий генерал», совершивший, по-видимому, уже при Тутанхамоне удачный поход в Сирию, и у жрецов. Он оправдал надежды и тех, и других, начав более достойную Египта внешнюю политику и взявшись более энергично за истребление следов Эхнатоновой «ереси». Одновременно с этим шли заботы об исправлении нравов бюрократии и судей, злоупотребления которых за предшествующее время возросли, и об упорядочении дипломатических и торговых сношений — был заключен договор с хеттами и возобновлены экспедиции в Пунт.
Энергичная XIX династия продолжала дело возрождения страны и ее военной мощи. Второму царю ее, Сети I, удалось отвоевать Палестину и южную половину Финикии и нагнать страх на ливийцев; его сын, знаменитый Рамсес II, воевал с хеттами с 4-го по 20-й год своего царствования с переменным успехом, до взаимного утомления обеих держав. Под знаменами фараона были не только туземные полки, но и наемники из ливийцев и морских народов — шарданы; хеттский царь Муваталлис стоял во главе большого союза малоазиатских народов и сирийских царств, среди которых мы встречаем знакомые имена дарданцев, писидийцев, мисийцев, ликийцев, Каркемиш, Алеппо, Кипувадна, прототип более позднего имени Каппадокия. Под Кадешем на Оронте около 1295 г. до Р. X. встретились две армии из представителей трех частей света. Хеттский царь завлек Рамсеса в ловушку, и только личная храбрость спасла его от поражения, что дало ему некоторое право на стенах сооруженных им храмов повествовать о блестящей победе, а его придворным поэтам прославлять царя, единолично, с помощью Амона обращающего в бегство тысячи неприятелей. Во всяком случае после Кадешской битвы Рамсесу пришлось воевать еще 15 лет, пока более уступчивый преемник Муваталлиса Хаттусилис II не согласился начать мирные переговоры. Был заключен не только мир, но оборонительный и наступательный союз на равных правах; оба царя отказывались от завоеваний насчет друг друга и обязывались оказывать содействие во внешних войнах, в усмирении мятежей и выдавать взаимно политических эмигрантов и перебежчиков. Этот замечательный памятник дипломатии XIII в. до Р. X. дошел до нас начертанным на стенах Карнака и великолепного заупокойного храма Рамсеса II — Рамессея; кроме того, в столице Хеттского царства, в нынешней турецкой деревне Богазкее, немецкая экспедиция нашла клинописный извод его; небольшой кусок клинописной версии имеется и в Петрограде. Рамсес, очевидно, дорожил всем, что относится к хеттской войне, и был рад миру с хеттами, хотя и выставлял последний, как покорность их — отсюда и увековечение договора в двух храмах на камне, чему мы и обязаны сохранением этого первого для нас в истории Египта мирного договора.
Мир между двумя великими державами был прочен; обе они были слишком утомлены, и ни хетты не пытались более двигаться на юг, ни египтяне — возвращать себе утраченную часть завоеваний XVIII династии, хотя вернуть из нее им удалось не многим более трети. Союз был скреплен браком Рамсеса с дочерью хеттского царя, который затем нанес фараону визит в его новой блестящей столице «Граде Рамсеса, великого победами», основанном на рубеже Египта и Азии и воспетом придворными поэтами как место веселой жизни и празднеств. Для бывших соперников внешние обстоятельства стали складываться таким образом, что им действительно уже было не до агрессивных действий. Хеттам начала угрожать развивающаяся сила Ассирии, Египет должен был обратить серьезное внимание на запад, где ливийские племена организовались в царства, усвоив себе многое из египетской культуры, и стали стремиться к завоеванию плодородной Дельты. Не только ближайшие к ней собственно ливийцы, но и более отдаленные, жившие у Сиртов максии (машуваши — в египетских текстах) выступают со своими царями, которых удостаивают по именам называть египетские надписи, с большими армиями и что весьма важно, — в союзе с народами, которых египтяне называют «морскими» и которые являются участниками больших этнографических передвижений на Средиземном море в конце II тысячелетия до Р. X. Это этруски, сицилийцы, сардиняне, упоминаемые в египетских текстах как турша, шекелша и шардана, попадавшие в Нильскую долину и раньше, главным образом, в качестве наемников. Они двигаются из Малой Азии на места своей исторической жизни, может быть, под давлением нового элемента, давшего индоевропейское население Элладе — ахейцев и данайцев, упоминаемых в надписях под именами акайваша и затем данона. Не забудем, что мы приблизились к троянским временам. С ливийцами приходилось воевать и Сети I, и Рамсесу II. В конце слишком продолжительного царствования последнего они, пользуясь бездеятельностью престарелого фараона, приняли угрожающее положение, заняв некоторые оазы до самого Фаюма, а когда Рамсес умер и на престол вступил его сын, также уже пожилой Мернептах, они, во главе союза «морских народов», обрушились на Дельту, причем их нашествие имело характер настоящего переселения. Мемфис и Гелиополь оказались под угрозой захвата, но у Египта еще оказалось достаточно сил справиться с врагами, и они понесли жестокое поражение (около 1220 г. до Р. X.). Голодные орды северных племен стремились в Дельту и с суши из Сирии, которая как раз в это время страдала от неурожаев, вследствие чего Мернептах, верный союзник хеттов, поставлял им хлеб. В торжественной длинной надписи он жалуется на их неблагодарность, а в другой говорит, что Палестина была опустошена, и посевы Израиля уничтожены, вероятно, северными врагами. Это единственное пока упоминание Израиля в египетской письменности.
После Мернептаха опять, правда, на короткое время, наступили смуты и даже эфемерное господство иноземца-азиата, пока около 1200 г. до Р. X. с Сетнахтом не вступила на престол XX династия, находившаяся всецело под обаянием Рамсеса II так же, как он сам — под обаянием XVIII династии. Имя Рамсеса сделалось почти нарицательным, подобно именам Птолемея и Цезаря: 12 преемников Сетнахта носят его, и самая эпоха называется в истории Рамессидской. Рамсес III, сын Сетнахта, был надолго последней крупной личностью на престоле фараонов, но его царствование доказало, что Египет уже старается жить прошлым и может только охранять приобретенное. Повторились нашествия ливийцев в союзе с европейскими племенами; к числу упоминавшихся при Мернептахе теперь присоединились еще филистимляне, названные пуласати и чакара, переселившиеся из библейского Кафтора, вероятно Крита, будучи вытеснены оттуда индоевропейскими пришельцами. И на этот раз Египет был спасен, благодаря энергии царя, разбившего врагов на суше и на море и даже напоминавшего о египетском оружии в Сирии, — мы видим его осаждающим семитские и хеттские крепости и берущим в плен не только ливийцев и «морских» пришельцев, но и амореев и хеттов. Это было последним упоминанием о хеттах; Рамсес говорит, что двигавшиеся массы племен разгромили их царство, и оно перестало существовать. Великие события перестроили карту, положив конец великой Хеттской державе и эгейской цивилизации; обломок Эгейского мира — филистимляне, отброшенные от Египта, поселились у его ворот и дали свое имя Палестине. Они, а несколько позднее и еврейское царство, фактически отторгли азиатские владения фараона, и преемники Рамсеса III постепенно теряли свой авторитет и в Азии, и в Нубии. О деяниях их мы знаем немного, но зато достаточно слышим о внутренних неурядицах. Уже при победоносном и богатом Рамсесе III волновались рабочие фиванского некрополя, не получая законного пайка, удерживаемого чиновниками; его собственная жизнь была в опасности, и, в конце концов, он, хвалившийся тем что в его царствование женщина может безопасно путешествовать без покрывала, пал жертвой придворного заговора и гаремной интриги.
При его преемниках продолжались забастовки рабочих, но они теперь более понятны — казна обеднела, не получая притока богатств из покоренных областей. Строительство почти прекратилось, благосостояние, расшатанное войнами, налогами и т. п., упало. По священному некрополю бродили шайки «бывших людей» и грабили усыпальницы царей и вельмож. Великие цари древности и виновники величия Египта были небезопасны в местах своего вечного упокоения; их мумии пришлось переносить с места на место и скрыть в тайники в Дейр эль-Бахри, где только в 1885 г. их открыл Масперо. В настоящее время грозные владыки Египта покоятся под витринами Каирского музея, будучи выставлены на показ публике всех концов вселенной.
Эпоха Рамсесов кончилась временным распадением Египта; север оказался в руках танисского князя Несубанебдеда (XXI династия), юг достался верховному жрецу Амона Херихору, который еще при жизни Рамсеса XI играл первую роль в государстве, представляя звено в цепи выдающихся личностей, занимавших пост жрецов верховного государственного бога и достигших, благодаря и влиянию своего бога, и накоплявшимся в течение веков богатствам его храмов, и личным качествам, огромного могущества. Это были настоящие духовные сеньоры, распространившие свой духовный авторитет на всю страну и на все храмы, а в Фиваиде представлявшие и политическую силу, возросшую особенно во время слабых Рамессидов. Хотя после Херихора Египет фактически объединился под властью северных царей, но власть их над Фиваидой была почти номинальной — там водворилась настоящая теократия. Египет лишился всех своих внешних владений. В Сирии и Палестине местные царства переживали единственное время своего процветания — это была пора Давида, Соломона, Хирама, самостоятельной внешней политики, больших военных, колониальных и торговых предприятий, деятельного строительства в великодержавном масштабе. Конечно, культурное обаяние Египта было велико, но о политической зависимости не хотели и слышать. Достаточно вспомнить замечательный Голенищевский папирус Московского музея, повествующий о злоключениях египтянина Унуамона, посланного из Фив за лесом Ливана для священной ладьи Амона. Нет и речи о прежних условиях Египта, когда к услугам были все сокровища Азии, князь Библа держит посланного 19 дней в гавани и гонит назад, только повеление свыше — дух, овладевший одним, из его слуг, — заставило его пригласить «посланника Амона», жалкое путешествие которого не соответствует ни величию бога, ни тому представлению, какое все-таки сохраняется об Египте и его культурном значении; мы уже приводили его подлинные слова об этом в начале нашей книги. Но это не помешало князю требовать платы и, несмотря на влагаемые в уста Унуамона похвалы величию бога, путевое изображение которого находится на корабле, задержать его еще 48 дней, пока из Египта не прибыла плата. На прощание князь Библа даже предупредил посланца Амона: «Не испытай еще раз ужасов моря, чтобы не поступить мне с тобой, как с послами Хаэмуаса (Рамсеса IX), которые прожили здесь 17 лет и умерли». В Нубии образовалось особое жреческое царство с культом Амона и столицей в Напате.