«Была выстроена для меня гробница. Каменщики отметили пространство ее, живописцы расписали ее, ваятели произвели скульптурные работы. Назначены были заупокойные жрецы; устроен сад...» Так заканчивается автобиографический рассказ, влагаемый в уста вельможи Среднего царства (Синухета); подобное же неоднократно повторяется в текстах всех времен Древнего Египта, указывая на то, какое место в жизни египтян имели заботы об их вечных обителях, и объясняя нам великолепие последних, особенно в фиванском некрополе. За Рамсесом в скалах Шейх-Абд-эль-Курна начинаются усыпальницы вельмож XVIII династии, великих сподвижников великих царей, этой лучшей поры жизни великого народа. Над ними пронеслись тысячелетия с их превратностями, но ни усилия грабителей древних и новых, ни политические катастрофы, ни религиозный фанатизм не в состоянии были сделать тщетными усилия создателей этих дивных памятников победить смерть. Ежегодно к известным ранее гробницам археологическая наука прибавляет новые, обогащая нас новыми именами фиванской знати, новыми памятниками искусств, новыми сведениями в области религии, быта и т. п.
Самое краткое перечисление наиболее интересных гробниц заняло бы нас более, чем это возможно для нашей цели, но мы должны упомянуть хотя бы нечто из этого подземного мира смерти, столь ярко освещающего и воскрешающего красивую жизнь, отделенную от нашего времени тремя с половиной тысячелетиями. Великолепно расписанная погребальными сценами гробница князя Фив Сеннефера, который при Аменхотепе II заведовал садами Амона, и поэтому плафоны и фризы расписал виноградными лозами; гробницу эту посещали еще в греческое время; какой-то посетитель оставил след, написав тщательными иероглифами имя «Александр». Современник Сеннефера — Кенамун изобразил своего царя Аменхотепа II принимающим новогодние поздравления. Архитектор Тутмосов и Хатшепсут — Инени, строитель Карнака, повествует в своей надписи, что он «заведывал великими памятниками, которые воздвигались в Карнаке, когда ставились священные колонны и столпы и великие пилоны из прекрасного белого камня из Айну, когда ставились священные мачты у врат храма из настоящего кедра с террас (Ливана)... наблюдал затем, как высекалась гробница его величества, причем он был один, и никто другой этого не видал и не слыхал...» На одной из стен он изобразил свою виллу с двухэтажным домом, житницами, оградой, садом, прудом и беседкой, в которой поместил себя с женой. Подобные же изображения встречаются неоднократно на стенах гробниц, доставляя нам возможность составить довольно полное представление о той любви, какую египетская знать питала к домашнему уюту, зелени и сельскому приволью, украшенному всеми приобретениями культуры. В одной из гробниц найдено также изображение приема гостей, входящих в богатую виллу. Много сцен из военного быта помещено в гробницах сподвижников великого Тутмоса III, например, Аменемхеба, надпись которого дополняет карнакские анналы царя, автора этих анналов — Чанени и др.; гробница художника Аменуахсуинтересна тем, что расписана им самим, и т. п.
Но особенно богаты текстами и изображениями гробницы визирей XVIII династии Яхмоса, Усера, Рехмира, принадлежавших к одному роду и отправлявших важнейшую должность в стране в течение нескольких поколений от начала династии до Аменхотепа II. В это время уже для обеих половин Египта было два визиря; граница между подведомственными каждому областями проходила немного севернее Сиута. Среди изображений на стенах гробницы Рехмира, представляющих его при отправлении обязанностей, обнимающих все стороны жизни, имеется важная сцена приношения повинностей из городов. Она дает возможность восстановить карту страны от Асуана до Сиута, сообщает нам титулы начальников городов и перечисляет продукты, приносившиеся из этих городов. Другая картина вводит нас в залу суда. Суд — одна из главных функций визиря, если не самая главная. Рехмира сидел на кресле, перед ним на четырех ковриках 40 свитков свода законов; по обе стороны его — писцы и вельможи южных городов; курьеры вводят просителей. Рехмира заведовал хозяйством храма Амона, его рабочими, его мастерскими, и мы видим его наблюдающим за работами и «научающим каждого его обязанностям по его ремеслу». Здесь и обработка кож для пергамента, сандалий, щитов, и резьба по дереву с инкрустациями — приготовление изящных ящиков, стульев, колонн, и металлическое производство — плавка металла, причем пламя древесного угля поддувается снизу особыми приспособлениями, приводимыми в действие ногами; работа производится над двумя бронзовыми вратами для Карнакского храма из «меди, доставленной победоносным величеством из Сирии». Далее, храмовые скульпторы работают над сфинксом; изображен кирпичный завод и т. п.
Наконец, Рехмира принимает депутацию представителей всех иноземных народов с их князьями и дарами — здесь и семиты, и пунтийцы, и негры, и ливийцы, и европейцы, кефтиу, обитатели Эгейского мира; все в своих костюмах, со своими произведениями. Кефтиу этой гробницы нашли себе точное соответствие в одной из фресок кносского дворца, а сама картина является прекрасной иллюстрацией к известному гимну, влагаемому в уста Амону и обращенному к Тутмосу III — бог величает его как владыку всего мира и передает ему все страны и народы.
Не менее интересны и надписи этой замечательной гробницы — здесь помещена и традиционная, идущая еще из Среднего царства «инструкция визирю», и список его обязанностей, расписание его служебного дня, и автобиографические, личные надписи, в которых покойный именуется «таинником, входящим во святое святых, против которого нет врат бога, который все знает на небе, земле и в преисподней», говорится, что он усердно слушался голоса совести, заботился о том, чтобы «возвести правду до высоты небесной и распространить ее красоту по широте земной», судил слабого с сильным и защищал слабых, наказывал злодеев и насильников, поддерживал плачущего и беспомощного, охранял «вдову и вводил сына в наследие отца». Рехмира был, по-видимому, последним визирем из своего рода; одним из его преемников был Рамос, гробница которого также находится в Абд-эль-Курна и замечательна, как редкий памятник времени Телль-Амарны в Фивах. Здесь мы присутствуем еще при первых годах Аменхотепа IV и при его превращении в Эхнатона. Рамос бросил свою гробницу неоконченной и последовал за царем в его новую резиденцию. Несколько южнее расположена другая группа гробниц, в которой менту прочих выдается сооруженная Хеви, наместником Нубии при Тутанхамоне, следовательно, уже в конце телль-амарнского времени, когда началась реставрация и стали думать о восстановлении внешнего положения. На стенах гробницы замечательные изображения посольств нубийцев, негров и сирийцев с данью и дарами; между прочим нубийская царица под зонтиком едет на повозке, везомой быками; в числе богатых и драгоценных даров изображена безделушка, представляющая нубийский ландшафт, с палаткой, пальмами (на них обезьяны), жирафами и т. п.
С другой стороны, в Асасифе богатый некрополь содержит в себе поздние гробницы современников иной поры, поры унижения Египта и Фив — времени ассирийского и эфиопского нашествий и саисской реакции. Здесь погребен также знаменитый князь Фив Монтуемхат, реставрировавший храмы после ассирийского погрома.
Но фиванский некрополь был населен не только мертвыми и жрецами — это был большой город, в котором кипела жизнь.
Здесь жило многочисленное рабочее население, связанное с культом мертвых и сооружением гробниц, здесь было и свое начальство, своя полиция, но были и свои нравы, и свои настроения. До нас дошли интересные обрывки дневников, повествующих о волнениях и забастовках рабочих, которым чиновники не платили в срок содержания, дошли до нас и судебные процессы, рисующие низкий нравственный уровень этих обитателей, особенно те грабежи и хищения, которые не остановились перед взломом гробниц как вельмож, так и великих царей. Но наряду с этим беспокойным элементом фиванский некрополь заключал в себе, как мы уже видели, большую группу лиц, именующих себя в многочисленных дошедших до нас памятниках «послушателями зова (послушными призыву) в Месте Правды», которые веровали, что только праведность открывает доступ к блаженному бессмертию. Многие их молитвы напоминают по тону и фразеологии библейские псалмы и являются редкими ценными памятниками личной религии, теплого, интимного отношения к божеству.
IV. Закат египетской культуры
Фивы окончили свою мировую роль и выродились в уродливую теократию. Египет, и раньше переживавший и социальные революции, и иноземные погромы, и династические перевороты, и распадения с ослаблением центральной власти и феодализацией, теперь, пройдя блестящую пору своей истории, представлял развалины государственности — страна распалась на мелкие княжества, частью военного, частью жреческого происхождения, и сделалась предметом завоевательных стремлений и с юга, со стороны царей единоверного и единокультурного эфиопского царства Напаты, и с севера, со стороны всепоглощающей Ассирии. И для тех, и для других владение Египтом было важно и по политическим, и по экономическим соображениям; для эфиопских царей оно было ценно и по религиозным причинам — Египет был уделом Амона, их государственного бога. Ряд походов их (Пианхи, Шабаки, Тахарки, Танутамона) дал Египту «эфиопскую» XXV династию, которая пыталась удержаться против Ассирии, поддерживая сиро-палестинские царства в борьбе с ней.
Борьба эта оказалась им непосильной, тем более что, безусловно, на их стороне и в самом Египте была только Фиваида до Гермополя; север, руководимый энергичными владетелями Саиса, был на пути к возрождению внутренними силами национального единства и для этой цели не останавливался ни перед какими средствами, до подчинения Ассирии включительно. Саис выдвинул яркие фигуры Тефнахта, Бакенренефа (у греков Бокхорис, о мудрости которого ходили рассказы, отразившиеся на помпеянских росписях), Нехо I, Псамметиха I. Последним пришлось вести опасную политику, лавируя между Тахаркой эфиопским и грозными завое