Итак «эпоха реставрации и египетского ренессанса» полна противоречий. В ней национализм и патриотизм опираются на наемнические войска, религиозная исключительность и ритуальная мелочность уживаются с филэллинством, высокие религиозные идеи — с ребяческим суеверием, художественность отделки произведений искусства — с пустотой содержания, внешний блеск — с внутренним упадком, широкие стремления и энергия еще не угасшей нации тщетно ищут простора и разбиваются о внешние препятствия, тем более что и внутренние условия не всегда были благоприятны. Ненадежность наемников не раз обнаруживалась; в пограничных гарнизонах и в полках происходили бунты; туземные войска, обиженные вниманием к иноземцам, также не представляли опоры для династии, которая вообще не пользовалась большой популярностью, особенно в греческих кругах, из которых и идут те неблагосклонные рассказы, преимущественно касающиеся предпоследнего фараона Яхмоса II (Амасиса, 569–525 гг. до Р. X.), который происходил из боковой линии, сам сел на престол после борьбы с предшественником Уахабра (Априем). Он проявил большую энергию и внутри, и во внешней политике. Рассказывают об его законах и мероприятиях финансового характера, об его обширных дипломатических связях и греческих симпатиях, об его внешних приобретениях. Кроме Кипра, владение которым облегчалось благодаря хорошему состоянию флота, верховная власть его признавалась киренскими греками, которые сами впутали его в свои внутренние смуты. Однако уже появилась на горизонте новая грозная сила, которой суждено было сокрушить царство фараонов. Еще при жизни Амасиса Передняя Азия из Лидии, Мидии и Вавилона превратилась в молодую могущественную Персидскую державу с великим Киром во главе. Не могло быть сомнения, что покорение Египта стояло на очереди. Амасис это давно понял и еще до объединения Киром Передней Азии пытался отвратить катастрофу, заключая союзы с Лидией, Вавилоном, греками, приводя в готовность свои сухопутные и морские силы. Судьба была к нему милостива и избавила его от участи быть последним фараоном династии — он умер еще до прибытия к границе полчищ Камбиза, оставив престол своему сыну Псамметиху III.
Достаточно известны рассказы греческих писателей о покорении Египта персами после битвы при Пелусии, сдачи Мемфиса и пленения царского семейства. Дело, по-видимому, не обошлось без измены, как в Лидии, Мидии и Вавилоне; Ктесий говорит определенно о том, что вельможа Комбафей открыл Камбизу «мосты и прочие дела египтян». Наводит на подозрение и замечательный текст — автобиографическая надпись на находящейся в Ватиканском музее статуе первого сановника государства, верховного жреца Нейт и адмирала флота Уджахорреснета. Он говорит: «Когда прибыл великий царь, государь всех стран Камбиз и с ним азиаты всех стран, он воцарился над всей этой землей. Он был великим царем Египта, великим властителем всех стран. Приказал он мне быть рядом с ним... Я составил ему титул «Царь Верхнего и Нижнего Египта Месут-Ра». Я дал познать его величеству величие Саиса, седалища Нейт... вместе с учением о величии обители Нейт — неба во всех видах его. Это — тайна всех богов... Я просил его величество прогнать азиатов, осевших в храме Нейт, и вернуть храму его благолепие... Повелел он очистить храм Нейт... справлять все его праздники, как было издревле... Прибыв в Саис, он сам направился к храму Нейт, простерся пред величеством Нейт, как это делали цари, и совершил великую жертву... Сделал он так, ибо я дал ему познать величие Нейт, матери самого Ра...» Автор этого необычайного по важности памятника слишком скоро вошел в милость нового владыки Египта, который и сам вошел в роль фараона и дал посвятить себя в таинства египетской религии — в Египте он повторил то, что его отец совершил в Вавилоне, проводя идею «царства стран», объединенных личною унией.
Предание, сохраненное Геродотом, наоборот, сообщает о жестокой расправе Камбиза с египтянами и о поругании им их религии. И документы иудейской колонии на Элефантине, открытые в 1906–1908 гг., говоря о разрушении своего храма, вспоминают, что «Камбиз, когда пришел в Египет, нашел этот храм уже выстроенным, и в то время, как все храмы египетских богов были разорены, нашему храму никем не было причинено никакого вреда». Сам Уджахорреснет далее в своей автобиографии говорит: «Я спасал людей во время величайшей бури, подобной которой не было во всей земле...» Очевидно, настроение Камбиза изменилось после его неудачного похода в Нубию и происшедшего, вероятно, в связи с ним восстания в Египте. Во всяком случае Камбиз оставил по себе в Египте недобрую память, несмотря на то что национальная гордость изобрела легенды, связывающие династически персидский царский дом с саисским до узурпации Амасиса и выставляющие его настоящей XXVII династией, более законной, чем конец XXVI. Это стремление доказать непрерывность фараоновского Египта весьма характерно для миросозерцания народа.
К Дарию I предание относится более благосклонно: оно дает понять, что он старался загладить впечатление, оставленное Камбизом, и причисляет его к законодателям. Он действительно носил фараоновское имя Сетету-Ра (Подобие Ра) и оказывал стране милости через известного нам Уджахорреснета, который сам отправился в Сузы, где, подобно Эздре, добился указа о восстановлении медицинской школы при саисском храме. Персидские цари вообще дорожили успехами медицины и хорошими врачами, и Дарий охотно поручил египетскому вельможе снабдить высшую школу необходимыми учебными пособиями и открыть прием «книжников» (вероятно, студентов) исключительно «сыновей особ», чтобы «не было среди них простолюдинов» — так далеко ушла в это время кастовая исключительность... «Поступил так», прибавляет надпись, «его величество, ибо знал пользу искусства...»
Дарий и лично посетил Египет; от имени его предпринимались постройки храмов и в долине Нила, и в Великом оазе; в Хаммаматских рудниках имеются иероглифические надписи его архитекторов, носящих персидские имена, но молящихся египетским богам. Дарий повелел провести канал к Чермному морю, и об этом великом деле была в пяти экземплярах поставлена надпись на четырех языках: персидском, вавилонском, эллинском и египетском. Последняя по редакции совершенно отличается от трех первых и представляет обычную египетскую царскую надпись, может быть, составленную тем же Уджахорреснетом. Здесь Дарий именуется «рожденным Нейт, владычицей Саиса, владыкой всего, что обходит диск солнца. Нейт признала его своим сыном и простерла ему свою руку с луком для повержения врагов, когда он еще был во чреве матери... Он, царь Верхнего и Нижнего Египта, расширяет его границы, и все иноземцы идут к нему с дарами и работают для него...» Между тем в персидской версии этот самый превращенный в правоверного фараона Дарий прямо заявляет: «Я — перс, и из Персии подчинил Египет». Возможно, что он намекает на устранение подозрительного сатрапа Арианда. В конце его царствования, под впечатлением Манефона, и египтяне сделали попытку вернуть самостоятельность. Восстание это удалось усмирить уже Ксерксу, после чего положение Египта было значительно ухудшено.
Идея «царства стран» при Ксерксе уступает место деспотической централизации. Цари перестают считаться с государственностью покоренных стран, они прекращают свое усердие к местным божествам. Имена Ксеркса и Артаксеркса писались египетскими иероглифами, но исключительно как транскрипция персидских; фараоновских имен для них уже не составляли; официальным языком в Египте, как и вообще на всем западе Персидской монархии, был арамейский. После смерти Ксеркса произошло новое восстание, на этот раз более упорное, поддержанное афинянами; греки упоминают даже об египетских царях Инаре и Амиртее.
Повышенное настроение египтян можно видеть и из Геродота, который путешествовал вскоре после подавления восстания. Ему рассказывали, что египтяне — древнейший народ, насчитывающий XVII тысячелетий исторического существования; что боги всех народов происходят от их божеств, что фараоны владели скифами и колхами и доходили до Фракии, объехали с завоевательными целями южное море до пределов возможного плавания, и т. п. Дарий II снова оказал внимание египетской государственности и религии — он именуется как фараон Мери-Амон Ра (возлюбленный Амоном-Ра); от его имени редактированы красивые богословские гимны Амону в храме Великого оаза. Но было уже поздно — в конце его царствования начинаются волнения, перешедшие затем в восстания. Еще в 410 г. до Р. X. сатрап Египта Аршама отправился к царю с докладом о тревожном положении в стране. В это время жрецы на о. Элефантине, до которого уже докатилась волна восстания из Дельты, расправились с ненавистными для них евреями, составлявшими значительную часть гарнизона местной пограничной крепости. Для них они были олицетворением иноземного ига; персидское правительство, кроме того, оказывало этим своим слугам всякое покровительство, а существование иудейского храма, в котором приносились в жертву агнцы, было прямым поруганием местного божества Хнума. Жрецы, подкупив коменданта крепости, засыпали в ней колодец, а затем разрушили иудейский храм. Иудейская колония отправила об этом донесение и завела переписку и с властями, и с иерусалимской общиной; переписка обрывается на 407 г.; один частный документ, последний, датированный уже 5-м годом царя Амиртея, которого Манефон называет единственным царем XXVIII, второй саисской династии (405–399 гг. до Р. X.).
Египет освободился еще раз от власти азиатов. Народ еще не изжил своих богатых духовных сил и дал еще несколько десятилетий блестящей культурной самостоятельной жизни. Нас поражает энергия царей XXIX и XXX династий, этих Неферитов, Тахов, Ахорисов, Нектанебов, которым приходилось все время держать страну в боевой готовности, отбиваясь от персов, вести широкую великодержавную внешнюю политику, выступая в роли завоевателей в Сирии, поддерживая местных князей в борьбе с Персией, заключая союзы то со спартанцами, то с кипрскими царями, то с афинянами, развив при этом интенсивную строительную деятельность во славу богов и храмов, которым они приносили обильные пожертвования. Так, найденная в развалинах Мемфиса надпись перечисляет несметные дары Нектанеба I храму Аписа; Нектанеб II после своей коронации в стольном городе Саисе возжелал «сотворить угодное своей матери Нейт» и издал указ о передаче в пользу ее храма десятины со всего ввозимого по Средиземному морю и десятины со всего производства «Пиамро, названного Нукрат» (Навкратис), и т. п. Нам непонятно, как могла истощенная страна доставлять средства и для войн, и для культа, и для построек, которыми наполнен весь Египет. Мы читаем о различных финансовых мероприятиях фараонов, иногда введенных по совету греческих выходцев. Так, передают, что по совету афинянина Хабрия Tax обложил храмы (что уже отчасти практиковалось и в конце саисской эпохи), ввел ввозные и вывозные пошлины и т. п. Но это одно едва ли достаточно для объяснения.