И в религиозном, и в художественном, и в литературном отношении персидская эпоха была продолжением саисской. От Филэ до Гесема и Навкратиса и даже за пределами Египта, в Палестине и в Финикии, рассеяны памятники царей этой эпохи. Храмы, наосы, статуи, обелиски, изваяния львов, стелы и барельефы магического и иного содержания и т. п., большей частью из твердого камня, поражают изяществом, законченностью, тщательностью отделки. Филэйские пропилеи и карнакский пилон Нектанеба, его же сидящая статуя в Париже, львы в Ватикане, статуя Ахориса (Хагора), наосы и т. п. не уступают лучшим произведениям более счастливых эпох. Имя Нектанебов встречается на памятниках немногим реже знаменитых имен великих фиванских фараонов; специфический нектанебовский стиль распознается легко. Нередко с сооружениями этой эпохи соединялись сказания о чудесах. Так, храм в родном городе династии, Севенните, украшен Нектанебом II по повелению, полученному в сонном видении. На границе Дельты и Азии, в Гесеме, воздвигнут наос в честь Бога Сопду, покровителя Востока, когда этого бога «после многих лет увидали здесь явственно» — как знамение победы этого страшного воинственного божества Востока над исконными врагами, исчадиями того же Востока — персами.
Под влиянием политической борьбы с азиатами, а может быть, и без влияния иранства, усиливается дуалистическая струя в египетской религии, демонология; продолжает расти набожность, доходящая до мелочности. Человек чувствует себя под неусыпным блюстительством божества, которое является ему во сне и творит для него чудеса. И индивидуальное благочестие нашло себе выражение, между прочим, в автобиографических надписях, составленных в форме молитвенного или благодарственного обращения к божеству, причем жизнь автора иногда излагается как проявление промысла. Так, один из современников превратностей конца персидской эпохи, свидетель Александрова завоевания, князь Гераклеополя Семтауитефнахт восклицает богу своего города Хершефи-Атуму: «О владыка богов, царь Обеих Земель, владыка всех стран, свет, освещающий землю, правое око которого солнце, а левое — месяц, душа — свет, из ноздрей которого исходит ветер, все оживляющий. Я — твой преданный раб; я наполнил волею твоею мое сердце... оно дивится множеству чудес в доме твоем день и ночь. То, что сделал ты для меня, неизмеримо выше этого. Ты расширил мой путь к дому цареву... ты возвысил меня пред бесчисленными, когда ты повернул тыл к Египту, ты вложил любовь ко мне в сердце властителя Азии, и он дал мне сан верховного жреца... Ты защитил меня в войне греков, когда ты отразил Азию; пало бесчисленное количество на моей стороне, но никто не поднял руки против меня. Затем я узрел тебя во сне, и твое величество сказал мне: «Спеши в Гераклеополь — я буду с тобою». Я прошел границу, будучи один, переплыл море без страха, помня о тебе и не преступая твоих повелений, и ни один волос не пропал с моей головы. Так, благодаря тебе, хорошо было начало; ты послал и радостный конец — дал мне долголетие, полное благополучие...» Или жрец Хора и быка Мневиса в Гелиополе Анхпсамметих молится: «О владыка мой, создавший себя сам, творец неба, Феникс, пребывающий в нем непрестанно. Вспомни мои дела; я входил пред тебя со страхом в сердце пред твоей диадемой; я величал ее и умилостивлял, да будет она милостива ко мне в меру силы гласа моего, а ты да радуешься, созерцая ее красоту... Сохрани дом мой, дай моим детям пребывать в нем, причем сердца их да будут правы и согласны воле твоей, во благоволении твоем, подобно сердцам достойных, которые не говорят о разного рода стяжании: «О, если бы это было дано нам». Да передадут они достояние свое по наследству детям, творя волю величества бога Ра вовеки. О владыка мой, Осирис-Мневис. Я — раб твой, изрядный сердцем, покорный... Вспомни прекрасные годы, проведенные мною в твоем святилище. Я проводил дни и бдел ночи, доставляя все в твое чистое место и в твою сокровищницу... до наступления дня твоего восхождения на небо... когда все было поражено скорбью на всей земле... Я поручил казначею бога озаботиться исполнением обрядов работы Анубиса ежедневно, согласно писаниям, да прейдет сей бог в мире, да будет путь его к обновлению в святом месте в благополучии... Да достигну и я блаженства, следуя моему ка при прехождении в иной мир, да будут чада мои у моих ног, да скажут потомки мои: «Служащий твоему величеству получает блаженство»». Перед нами заведующий культом священного тельца гелиопольского Ату-ма-Ра-Меруэра, по-гречески Мневиса, который после смерти, как умершие люди, именуется Осирисом-Мневисом и восходит на небо; его бальзамируют «работой Анубиса», как людей и прочих священных животных, на что требуются большие расходы и что продолжается много дней, согласно ритуальным писаниям. До нас дошли и подлинные документы, и греческие свидетельства о заботах владык Египта, как туземных, так и инородных, относительно культа священных животных, столь интенсивного в это суеверное время.
На жизнь храмов и духовенства в эту эпоху проливает много света еще один интересный памятник, обнимающий саис-ское и персидское время — дело фамилии жрецов бога Амона в г. Таюджи близ Гераклеополя. Храм здесь был построен еще Шешонком в честь Амона и фиванских богов в благодарность за победы в Палестине. Местный жреческий род происходил от верховных жрецов в Фивах и занимал выдающееся положение в государстве, он дал нескольких «начальников гаваней» — чиновников, которым при первых царях саисской династии был подчинен весь Юг «от южной башни Мемфиса до Асуана», они заведывали всей внутренней и внешней торговлей и жили в Гераклеополе вблизи богатого Фаюма, нося титул его князей. За время смут и иноземных нашествий храм пришел в упадок. При Псамметихе I жрец Петеисе, племянник и сотрудник одноименного с ним «начальника гаваней», на свои средства восстановил храм и культ и «сделался Таюджи столь же славным, как великие храмы Юга»; в память о своей деятельности он поставил две вотивных статуи с надписями из элефантинского камня, сам он получил наследственное жречество Амона и его Эннеады. Внук его был отряжен сопровождать Псамметиха II в сирийском походе; в его отсутствие жрецы из угодливости передали его место сыну монарха. Хлопоты его не увенчались успехом, так как царь умер раньше, чем он получил к нему доступ и успел принести жалобу. Когда Яхмос II наложил руку на храмовые имущества, жрецы отстояли принадлежавший им остров, подкупив влиятельного царедворца Хелхонса этим самым жреческим местом, но правнук Петеисе и его сын Петеисе III не думали отказываться от своих прав на него и продолжали вести процесс. В 4-й год правления Камбиза Петеисе удалось получить назад свой дом, но не место, а в 9-й год Дария ему, как невольному свидетелю поведения жрецов, доведших храм до разрушения, пришлось вынести арест, пытки, побои; его дом был сожжен. Хлопоты у сатрапа имели ничтожные результаты — он не получил ни достаточного удовлетворения, ни жреческого наследственного места. Перед нами проходит яркая картина жизни египетского храма со всей ее закулисной стороной, с интригами, подкупами, насилиями; докладная записка Петеисе имеет и приложения — копии с льготных грамот, освобождающих храм от повинностей по ходатайству упомянутого нами восстановителя храма Петеисе I. Жрецы забыли его благодеяния и изгладили одну из его надписей, не желая, чтобы его обездоленный потомок мог на нее ссылаться. После насилий, обрушившихся на несчастную семью, одним из ее членов были составлены в честь Амона молитвы и текст их поставлен на том месте, куда овен Амона «великий блеянием» доходил и давал свой оракул; они по тону напоминают библейские псалмы бедных людей, жалующихся на утеснения со стороны богатых и власть имущих и, будучи в копии приложены к делу, знакомят нас и с поэтическо-богословским творчеством лучшей части жречества в эту позднюю эпоху.
В середине IV в. до Р. X. Египет под властью Нектанеба II переживал свой последний подъем. Нашествие персов было отражено; под влиянием успехов фараона восстали Финикия и Кипр. Если к этому присоединить еще восстание Артабаза в Малой Азии, то можно будет себе представить, какая драма происходила на классическом Востоке перед самым македонским нашествием и какая опасность грозила царству Ахеменидов. Но энергия и богатство Артаксеркса III Оха отсрочили катастрофу с помощью греческих наемников он восстановил царство в полном объеме, не только усмирив восстания, но и покорив вторично Египет. Этот второй погром был едва ли не тяжелее первого. Диодор сообщает, что Артаксеркс III срыл стены главных городов, разграбил храмы, унес из них древние документы, которые потом приходилось выкупать за большие деньги. Рассказывается также о зверствах Оха и об его издевательствах над египетской религией. Это было в 342 г. до Р. X. Через 10 лет Египет уже приветствовал Александра, как освободителя от ненавистного персидского ига. Устами жрецов своего храма в Великом оазе Амон объявил его своим сыном и законным фараоном, легенда привела его в династическую связь с Нектанебом, приписав последнему пророчество о явлении после него владыки мира, при котором Египет снова займет первое место. В Египте, таким образом, была одержана первая победа Востока над Западом; последний принял египетского царя-бога, и тем было положено начало ориентализации его государственности. Через основанную теперь Александрию началось усиленное взаимодействие культур, образование того смешанного культурного эллинистического типа, который в Египте представляет столько интересных особенностей.
После гибели династии великого завоевателя Египет оказался во власти Птолемея, который и раньше управлял им на правах сатрапа. Новая иноземная династия была даровита, и время ее принадлежит к интереснейшим в истории. Первые ее представители отдавали в своем царстве решительное предпочтение не только греческому, но и еврейскому элементу перед туземным, они всячески стремились ослабить силу жречества, которое могло быть для них опасно, как государство в государстве, но они понимали, что все это можно делать безнаказанно, относясь с почтением к египетской религии и оказывая внимание ее служителям. Действительно, туземная религия была объявлена государственной; цари вошли в роль ее покровителей-фараонов, поручая от своего имени составлять надписи в честь богов и священных животных, поклоняясь последним, присутствуя на освящениях храмов, жертвуя на них, допуская изображать себя на их стенах в традиционном фараоновском облике. Высшие жрецы, особенно мемфисские, считались первыми сановниками государства; они короновали по древнему ритуалу царей, которые в свою очередь присутствовали при их посвящении. И жрецы согласились быть опорой их трона. Однако этот союз духовной и светской, к тому же иноземной и инокультурной власти не препятствовал каждой стороне вести свою политику. Пользуясь тем, что уже давно храмовые должности и даже часть храмовых имуществ фактически стали наследственными в жреческих семьях, Птолемеи объявили их и юридически наследственными и тем оторвали их от связи с храмами, превратили жрецов из служителей последних в частных людей, их имущество подвели под строгий контроль государства, до налогов и конфискаций и продажи с аукциона включительно. За деньги на аукционе можно было теперь приобретать храмовые должности. Остальной частью храмового имущества такое жречество было недостойно управлять, и здесь пришло на помощь царям унаследованное ими от фараонов божественное достоинство — весь Египет и храмовая земля также принадлежат богу-царю и управляются его чиновниками. Храмы лишаются некоторых финансовых льгот; храмовая промышленность, развитая в древности и дававшая огромные доходы, стесняется царскими монополиями. Периодические съезды жрецов со всего Египта должны были происходить ежегодно в Александрии под контролем правительства, и притом собирались жрецы едва ли не только для составления льстивых постановлений и прошений.