При первых трех Птолемеях серьезная борьба для жрецов была бы непосильной. Македоняне и греки были тогда действительно господами, египтяне — подданными, не имевшими доступа к высшим должностям и высшим военным чинам. Хотя туземное право продолжало признаваться для туземцев, имевших и своих судей, но скоро при документах, написанных на египетском языке так называемым демотическим письмом, крайней степенью скорописи, стали требовать греческий перевод.
Но с конца III в. до Р. X. обстоятельства меняются. Династия вырождается и слабеет, начинаются внутренние смуты, тревожнее становятся и внешние осложнения. Параллельно с этим обнаруживается национальная реакция, выразившаяся в ряде восстаний и давшая на юге на рубеже III и II вв. до Р. X. на несколько лет даже двух туземных фараонов. Появляются литературные памятники мессианского характера; в один древнеегипетский рассказ вставлено пророчество о том, что город у моря, Александрия, запустеет и его боги переселятся в Мемфис; другой папирус является серией оракулов, оканчивавшихся, вероятно, пророчеством о восстановлении царства фараонов. Восстания происходили и на севере в Ликополе, где появились туземные династы; в Фиваиде были восстания в 165 г. и 87–84 гг. до Р. X. Справиться с этими затруднениями Птолемеи оказались в состоянии, только опираясь на жречество путем больших уступок. В 196 г. до Р. X. съезды жрецов освобождаются от правительственного контроля; храмовая земля освобождается от налога, делаются уступки храмовой промышленности. В 145 г. до Р. X. храмы получают право непосредственно управлять своим имуществом. Но особенно благоприятен был указ 118 г. до Р. X. За храмами утверждается владение землей, как исконно им принадлежавшей, так и пожертвованной; управление ею передается жрецам. Культ священных животных, особенно Аписа и Мневиса, принимается на счет казны, храмовые должности признаются опять собственностью храмов, что снова превращает жречество в сословие. Наконец, признается за многими храмами право убежищ. В 93 г. до Р. X. разрешено было военным поселенцам жертвовать в храмы земли без разрешения правительства, чем открыт был приток в храмы новых поземельных имуществ. Одновременно с этим широко раздается право убежищ, и в Египте опять появляются феодальные храмовые владения; развитие этого процесса было остановлено римским владычеством до времени уже христианства, когда завершили его богатые коптские монастыри.
Когда птолемеевское господство заменилось римским, положение египетского жречества и народа сделалось значительно хуже, что было особенно чувствительно, потому что последние Птолемеи успели в сильной степени подвергнуться воздействию великой страны и ее культуры. Правда, и римские императоры в Египте, впервые сделавшиеся царями, по внешности выступают на стенах храмов, как фараоны и главы религии, но их политика была еще более последовательно направлена к лишению жречества всякого политического и экономического значения; оно должно было стать одним из звеньев в цепи фискального высасывания страны. Так как лишь весьма ограниченное количество жрецов было освобождено от поголовной подати, то для большей части их было невозможно получение римского гражданства; последнее для египтян было затруднено и тем, что необходимой ступенью к нему было поставлено гражданство александрийское. Даже эдикт Каракаллы мало облегчил это положение. От римской эпохи неизвестно из туземцев ни одной крупной личности, но бывали случаи, когда лица, носившие египетские имена, официально просили о замене их греческими.
Однако и Риму пришлось многому поучиться у Египта; не без влияния его государственности принципат постепенно переходит в автократию, республиканские формы заменяются бюрократическими, упорядочивается финансовая система древнего Рима. Но особенно сильно было влияние на весь мир египетской религии. Она победоносно шествовала по всему пространству империи; благочестивые писатели, вроде Плутарха, посвящали египетскому богословию специальные трактаты. Идея бессмертия, очищения и загробного бытия, выраженная в египетской религии с особенной наглядностью, делала ее привлекательной в эту эпоху исканий и чаяний измученного человечества. Исида сделалась теперь универсальной богиней; недавно найден греческий гимн в честь ее, в котором она ублажается, как богиня всего мира, отождествленная почти со всеми женскими божествами греческого Олимпа и Рима, где процессии ее можно было видеть даже после того, как в самом Египте древним культам пришел конец и александрийский Серапеум был разрушен. Вместе с богами в Европу переселялись и их символы и вообще произведения египетского искусства, вызывая и туземные подражания. Домициан строит на Марсовом поле храм Исиды и переносит из Египта обелиски, сфинксы и т. п., воздвигает он и собственные обелиски в Беневенте и помещает на них от своего имени иероглифические надписи. Известен интерес к Египту императора Адриана, вилла которого в Тибуре заключала в себе настоящий музей египетских древностей, наполнивший вместе с предметами, найденными в почве Рима, целую залу в Ватиканеи давший между прочим известный нам памятник Уджахорреснета, современника первого персидского погрома.
В самом Египте в эллинистическо-римскую эпоху «обе культуры текли самостоятельными руслами, но между ними образовался поток смешанного типа. Греческое искусство самостоятельно развивало элементы, перенесенные с родины, присоединив к ним придатки и вызвав к жизни стиль барокко, особенности которого не обусловлены ни Элладой, ни Римом. С другой стороны, туземное искусство продолжает творить по древним образцам, не имея уже сил обновиться, — это стареющееся искусство, постепенно теряющее понимание предания. Наряду с этим новые находки доказали существование туземного искусства, возрождающегося через приятие греческих элементов, вернее сказать, александрийско-египетского искусства, которое в равной мере знает и ценит и греческие, и египетские формы, употребляет их, когда следует, и умеет искусно применять их к новым комбинациям. Это — смешанная культура, выработавшаяся из состояния помеси до известной самостоятельности; она не только сопоставляет, но действительно учится творить и оказывается способной к развитию» (Т. Шрейбер).
Египетские формы и идеи господствуют в храмах, созидавшихся в эту эпоху, на о. Филэ, в Эдфу (строился в 237–57 г. до Р. X.), Эсне (с 165 г. до Р. X. до Деция, середина III в. н. э.), Дендере, Эль-Кала (при Клавдии). Греческого влияния здесь весьма мало. Надписи уверяют, что планы утверждены еще Тотом и Имхотепом, что все храмовые принадлежности изготовлены по точным предписаниям древних книг и помещены в сокровенное место, в которое никогда не проникали никакие иноземцы от «обитателей песков» до современных владык хаунебу включительно. Храмы по большей части прекрасно сохранились; они построены по раз определенному, не нарушавшемуся плану, поколения не изменяли здесь, как в Луксоре и Карнаке, стройности и целости постройки. Особенностью их является обособленность от окружающего, как бы оскверненного чужеземными варварами мира и непосвященного взора, — они окружены высокой каменной стеной; первый двор, доступный для народа, отделяется от дальнейших зал преградой с барельефами, напоминающей наш иконостас. В толщах стен проделываются потайные коридоры для хранения сокровищ. Изображения и надписи нагромождаются на стенах, как бы покрывая их магической броней и давая целые библиотеки: здесь и ритуалы празднеств и мистерий, и рецепты благовонных составов, и каталоги храмовых библиотек, и описи храмового имущества, и мифы, и гимны, и богословские умозрения.
Почти каждый большой храм имел специальное отделение, большей частью на крыше, для мистерий в честь Осириса; из теста, зерен, земли, благовоний, елея и т. п. приготовлялись фигуры этого бога, возились в процессии по воде в богато освещенных ладьях, сопровождаемых ладьями с другими божествами, затем бальзамировались. «Бог почил в прекрасном гробе, чтобы пробудиться и возлететь на небо в виде феникса». Жрецы пели над его телом высокопоэтический плач. Возвращение божества к новой жизни было в «святое утро» после «священной ночи» и символизировалось прорастанием зерен в фигурах Осириса. Храм на о. Филэ является в данные эпохи особенно почитаемым; подобно Карнаку он привлекал к себе внимание поколений и представляет настоящий музей поздних периодов египетской истории. Здесь Осирис почитался как бог Нила. Осирис — Орион, Исида — Сотис; Осирис — Нил, Исида — поле; он — отец богов, Нил, наполняющий сию землю водой жизни, дающий цвести деревьям от пота своего; при его появлении они оживают; он — владыка росы, дающий произрастать зелени. «Ты Нил, изливающийся во время свое, от истечений которого живут боги и люди, приходящий в свою пору, рождающийся в свое время; твои члены обновляются ежегодно». На о. Биге, к северу от храма, покоилась местная реликвия — правая нога Осириса, из которой вышли оба источника великой реки. Найдя ее, Исида поспешила к Ра возвестить, и верховный бог издал указ: «Соберитесь, сотворим, чтобы он излил Нил, будем вечно ездить к его святому месту». И сам о. Филэ превратился в корабль, чтобы ежегодно перевозить богов... Указ об освящении и неприкосновенности святого места Филэ написан Ра, Шу и Гебом... Культ здесь сравнительно новый, как пограничный с Нубией, он привлекал паломников из нее, даже из ее диких племен.
И греки чтили египетских богов, но особенно привлекал их заупокойный культ. На этой почве преимущественно и происходило религиозное воздействие древней туземной религии на пришельцев, и образовалось то среднее течение, о котором говорит Шрейбер. Уже первый Птолемей понял важность существования богов и культов, в которых были бы слиты элементы обеих религий. В Египте каждая династия имела своего бога-покровителя, обыкновенно бога столицы. И вот Птолемей вводит для Александрии и своей династии такого бога в лице Сераписа, окутав это событие в покров таинственных историй и сказаний и сославшись на авторитет наиболее видных представителей обеих религий — верховного жреца и историка Манефона и афинянина Тимофея. Новый бог был, по облику, грек из Синопа; его статуя изготовлена художником Бриаксисом, но имя его — египетское «Осирис-Апис» — умерший Апис, и этим самым он оказался близким к Осирису и заупокойному культу, через который подчинялись местной религии и греки, и сирийцы, и римляне. Они бальзамировали тела, хоронили на общих кладбищах и часто по египетскому обряду. Вошло в обычай давать покойным участие в радостях земной жизни, сохраняя их мумии в домах, причем саркофаг, или чехол, ставится на ножную часть в особом ковчеге, дверцы которого растворялись у лица. В погребениях греков появляются предметы, объясняемые из египетского культа: фигурки плакальщиц, фигурки мальчиков, заменяющие ушебти, амулеты, обнаженные лежащие фигурки и т. п. Маска на лице к концу I в. превращается в некоторых областях, особенно в Фаюме, в художественные портреты, исполненные восковой краской (энкаустика) или темперой. Иногда эти портреты, представляющие покойника в лучшую пору его жизни, вставляются в расписные погребальные пелены, представляющие умершего на ладье среди Осириса и Анубиса.