Дивный новый мир
Победитель в гражданской войне, объединитель Двух Земель фараон Ментухотеп превозносился последующими поколениями египтян как великий основатель — наравне с первым царем Первой династии. И все же судьба постановила так, что потомки Ментухотепа недолго наслаждались его завоеваниями, достигнутыми с таким трудом. После краткого и мало чем примечательного правления еще двух Ментухотепов правящая линия XI фиванской династии, династии Интефа II и Ментухотепа, прервалась. К власти рвалась новая семья, претендующая на трон и царский сан.
XII династия (1938–1755 годы до н. э.) была самой стабильной из всех когда-либо правивших в Древнем Египте. На протяжении 180 лет восемь монархов, представляющие семь поколений единственной семьи, правили Двумя Землями. Под их крепкой рукой Египет процветал в материальном и культурном отношении. Это был золотой век древнеегипетской литературы, когда появились многие из классических произведений. Искусство ремесленников достигло новых высот. Тогда же были созданы самые изящные драгоценности древнего мира из всех, что дошли до наших времен. Богатство Египта возросло более, чем когда-либо прежде, а его влияние распространилось в новых направлениях, охватив Эгейское море, Кипр и Анатолию, а также побережье Красного моря и Нубию. Но главное — долина и дельта Нила превратились в единое государство, функционирующее как прекрасно отлаженный и эффективно работающий механизм. Это государство вновь стало централизованным, преодолев недавние последствия гражданской войны.
Вот фактологически точное описание XII династии. И все же оно вводит в заблуждение в одном крайне важном аспекте: оно очевидно не отражает настроение, господствующее в эту эпоху. Литературные работы касаются таких сложных тем, как пресыщенность («Беседа разочарованного с его душой»), государственный переворот («Заметки о власти») и цареубийство («Наставления Аменемхета»). Лучезарный образ цивилизации Среднего царства, который так пленяет нас в некоторых описаниях Древнего Египта, разительно противоречит как запискам современников, так и свидетельствам внутренней политики правительства.
С самого начала XII династия намеревалась изменить способ управления Египтом и структуру организации общества. Ее цель была утопической — или антиутопической, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть: абсолютная власть, поддержанная строгой бюрократической структурой и подавлением всякого инакомыслия. В деле правления фараоны XII династии проводили жесткую линию, в полном соответствии с политикой их предшественников времен Древнего царства. В стремлении установить нерушимую систему внутренней безопасности они превзошли всех своих предшественников, используя искусную пропаганду наряду с грубой силой, тонкое убеждение при поддержке тактики террора. Под маской великолепия высокой культуры действовали более мрачные силы.
Этот тон правления был задан XII династией с самого начала. Учитывая, что основатель новой царской линии был родом из простой семьи, вряд ли удивительно, что нет никаких официальных документов, которые указали бы на то, каким образом он получил престол. Однако существует достаточно косвенных намеков, позволяющих предположить вероятный ход событий. Последний царь XI династии, Ментухотеп IV (1948–1938 годы), был тезкой великого воссоединителя — но, судя по всему, у него полностью отсутствовали лидерские качества. Он унаследовал от своего предка идею о сильных Фивах, но не его более широкие устремления. Провинциал по натуре, как и по происхождению, он не оставил после себя значительных памятников. Главное достижение его короткого правления состояло в отправке экспедиции в Черные горы Вади Хаммамат, чтобы привезти из карьера каменные блоки для царского саркофага.
Подробности экспедиции отражены в четырех надписях, вырубленных на склоне карьера. Хотя в них выражается должное почтение царю как организатору этой миссии и пожелания (скорее всего, не слишком искреннее) «миллионов лет правления», из текста явствует также, что своим успехом экспедиция обязана тому, кто фактически ее возглавил и распоряжался всем: «муж знатный, лицо, облеченное властью, надзиратель Города, визирь, надзиратель над чиновниками, глава суда… надзиратель над этой всей землей, визирь Аменемхет»[74]. В следующий раз, когда мы снова сталкиваемся с человеком по имени Аменемхет, занимающим высшую должность, он — уже правитель Двух Земель и сын Ра, основатель XII династии. Хотя у нас нет явных свидетельств перехода человека, бывшего правой рукой фараона, в статус монарха, мало сомнений в том, что Аменемхет I в полной мере воспользовался своим особым положением при дворе, чтобы захватить трон, как только тот освободился — или когда представился такой случай.
Есть несомненные признаки того, что новая династия пришла к власти с помощью переворота, а не путем мирной передачи власти. Примечательный ряд надписей в другом каменном карьере, в Хатнубе (Средний Египет), дает живой отчет о борьбе, которая шла в Египте во время правления Аменемхета I (1938–1908 годы). Сделанные во время пребывания в должности местного губернатора Нехри тексты датированы по годам пребывания на посту самого губернатора, а не правящего монарха. Такое небывалое присвоение царской привилегии простым провинциальным чиновником предполагает, что со старой моделью царского правления не все обстояло гладко. Сами надписи говорят о восстании, голоде, грабежах, вторжении чужих армий и гражданских распрях. При этом источником волнений был сам дворец фараона: «Я спас свой город в день борьбы от отвратительного террора царского дома»[75]. Больше такого леденящего кровь упоминания тирании со стороны монархии не будет во всей истории Египта.
Аменемхет I удачно выбрал свое Горово имя: «Тот, кто умиротворяет сердце Двух Земель». У этого имени был сознательно агрессивный оттенок, а длинные руки царского «умиротворения» простирались даже за пределы долины Нила, на бескрайние просторы Сахары. Для того чтобы проводить операции против повстанцев, искать и уничтожать беглецов от нового режима был приглашен опытный охотник, надзиратель Западной пустыни по имени Каи: «Я достиг западного оазиса, я изучил все их следы, я привел [назад] беглецов, которых нашел там»[76]. Во время правления XII династии мятежникам было негде спрятаться.
И все же оппозицию было не так легко сокрушить. Похоже, фараон столкнулся с сопротивлением сразу в нескольких местах — в том числе с проявлениями инакомыслия на «Двух берегах» Египта. Одна погребальная стела того времени описывает военно-морскую кампанию на Ниле и утренний набег на пристань, а современная надпись местного губернатора Хнумхотепа I на его могиле в Бени Хасан ссылается на ту же миссию: «Я приплыл с Его Величеством на юг на двадцати судах, построенных из кедра. Затем он возвратился, целуя землю [от радости], потому что он привел его с Двух Берегов»[77]. Противник здесь сознательно остается неназванным: написание его имени священными иероглифами предоставило бы ему возможность обрести вечную жизнь. Он определенно был мятежником — возможно, даже последним фараоном XI династии или одним из его сторонников. Кроме того, рельеф в могиле Хнумхотепа (и могилах его непосредственных преемников) изображает египтян, которые нападают на других египтян в полномасштабном городском сражении: беспрецедентные сцены смутных времен.
В конечном счете войска фараона одержали победу — и Аменемхет I, не теряя времени, назначил верных ему сподвижников на ключевые должности в администрации. Хнумхотеп был назначен управляющим провинциальной столицей Менэт-Хуфу. В другом месте, в Среднем Египте, номархи, чьи семьи служили во время правления XI династии, были поспешно смещены и заменены лоялистами, пользующимися доверием и обязанными нынешнему режиму. Новый правитель Египта крепко сжимал в своих руках бразды правления.
Правитель эпохи возрождения
Вдохновленный успехами в подавлении внутреннего инакомыслия фараон приступил к восстановлению статуса монархии. С незапамятных времен у правителя были две наиболее важные задачи: поддерживать порядок и умиротворять богов. Когда было сделано первое, пришло время для второго. Аменемхет I должным образом приказал начать строительство огромного храма его божественного покровителя, фиванского бога Амона. Недаром имя Аменемхет означало «Амон идет в первых рядах». Поэтому для него годился лишь самый большой храм на земле.
До XII династии египетские храмы были очень скромными постройками: маленькие, часто выстроенные без всякого плана из сырцового кирпича и глины — камнем пользовались только для дверных проемов, порогов и других подобных элементов конструкции. Самыми внушительными строениями в Египте были не храмы богов, а гробницы фараонов и пирамиды. Аменемхет изменил ситуацию, заложив традицию возведения монументальных зданий, посвященных главным богам и богиням.
От храма Амона времен Среднего царства в Ипет-Сут (современный Карнак) ныне осталось немногое — его просто снесли царские строители более позднего времени. Но когда-то он, должно быть, возвышался над окрестными городскими кварталами; таким образом царская власть заявляла о себе во всеуслышание. Комплекс был более 330 футов в длину и 214 футов в ширину[78]и огорожен по периметру двумя массивными стенами. Внутри находился алтарь, к которому вела великолепная каменная терраса, а само святилище окружал лабиринт коридоров и кладовых. По сравнению с жалкими провинциальными храмами Старого царства его масштабы потрясали. Это был предвестник грядущих перемен: Аменемхет I и его преемники демонстрировали неуемную жажду к государственному строительству, воплощению нового порядка в архитектуре.
Склонность к громким архитектурным заявлениям была вообще характерна для Египта — но Аменемхет поднял ее на новую высоту, создав проект, который затмил даже его храм Амона. К середине своего правления фараон приказал начать строительство, ни много ни мало, новой столицы. Сосредоточенность на Фивах и их внутренних районах была фатальной слабостью XI династии, и Аменемхет не собирался повторять ту же ошибку. Единственное практичное решение для управления такой обширной территорией, как Египет, состояло в том, чтобы поместить столицу в географическом центре. Там и был построен новый город для новой династии. Местоположение его выбрали в точке соединения Верхнего и Нижнего Египта, на стыке Двух Земель[79]. А чтобы продемонстрировать свою железную решимость, фараон выбрал городу более суровое имя: Аменемхет-Ити-Тауи — «Аменемхет, охватывающий Обе Земли». Это было неприкрытое утверждение его принципа действия, методов, которыми он получил трон, и пути, которым он намеревался управлять.
Чтобы отметить торжественное открытие своей новой столицы, фараон взял новое Горово имя. Как всегда, выбор отразил планы действия монарха. Он отбросил упоминание об «умиротворении сердца Двух Земель» — это было, по большому счету, достигнуто: название новой столицы, Ити-Тауи, стало конкретной демонстрацией. Вместо этого фараон объявил себя основоположником возрождения страны. При Аменемхете Египту предстояло родиться заново, его цивилизация омолодилась, а монархия восстановилась. Если цель состояла в том, чтобы возродить великолепие эпохи пирамид, — прекрасным первым шагом могло стать возведение не менее впечатляющей царской гробницы.
Так, впервые, спустя два века, архитекторам, каменщикам и мастерам Египта поступил заказ от правящего дома: фараон потребовал возвести пирамиду. Кроме того, она должна была быть столь же масштабной, как пирамиды последних лет Древнего царства. Пирамида Аменемхета I, соответствующая по размерам царским монументам VI династии, начала расти на пустынном плато рядом с его новой столицей. Ничего подобного не случалось вот уже около трехсот лет. Чтобы придать этому сооружению еще больше законности и мощи, фараон приказал, чтобы часть блоков из самого большого из всех подобных монументов, Большой пирамиды Хуфу в Гизе, была перевезена в Ити-Тауи и встроена в основание его собственной пирамиды. Повреждение и ограбление памятника прославленного предшественника могли бы нам показаться кощунственными — но это было важным звеном плана возрождения. Преемники Аменемхета из XII династии в дальнейшем последовали его примеру и принялись возводить собственные пирамиды. Так что Аменемхет был вправе хвастаться: «Царственность снова стала такой, какой была прежде!»[80]
Подавив внутреннее восстание, восславив богов и начав строительство пирамиды, Аменемхет I, возможно, хотел бы думать, что возрождение египетской цивилизации гарантировано. Однако вторжения чужеземцев из Палестины и Нубии во время Первого междуцарствия преподали Египту тяжелый урок: его соседи на севере и юге жадными глазами смотрели на плодородные пастбища долины Нила. Чтобы поддержать процветание страны, потребовалась активная защита территориальной целостности.
Осознав угрозу, фараон направил свое рвение на оборону национальных границ. Его политика задала тон на следующие полтора века. Египет должен был превратиться в крепость. Северо-восточная граница вдоль края Дельты представляла собой особую проблему. Болотистый ландшафт, прорезанный речными протоками и каналами, делал трудным, а то и невозможным установление фиксированной границы или обеспечение контроля над иммиграцией с оскудевших земель Палестины. Ответом Аменемхета стал приказ начать строительство линии укрепленных военных лагерей, которая протянулась вдоль пограничной зоны. Лагеря располагались на таком расстоянии друг от друга, чтобы с одного можно было видеть сигналы, подаваемые с другого. Каждый гарнизон регулярно отправлял патрули, чтобы контролировать перемещение через границу. Таким образом, была надежда, что «Стены Правителя» предотвратят основную часть вторжения и смогут обеспечить разведку при любых необычных передвижениях. Акцент на наблюдение как средство контроля был вообще характерен для политики безопасности XII династии.
Южный фланг Египта, его граница с Нубией, подвергался различным угрозам и требовал различных мер. Начиная с экспедиций Хархуфа во время VI династии было ясно, что народы Уават (Нижней Нубии), живущие ближе всего к египетской границе, требовали автономии и образовывали собственные государства, прямо бросая вызов египетской гегемонии. Междоусобицы и гражданская война, разрушавшие Египет после краха Древнего царства, просто ускорили этот процесс. То, что фиванской армии невозможно было обойтись без нубийских наемников, по-видимому, еще больше укрепило национальное самосознание нубийцев.
К последним годам правления XI династии ситуация для царей Египта, похоже, складывалась как нельзя хуже. Мало того, что они потеряли контроль над большей частью Уавата — местные нубийские правители открыто бросали вызов их положению, присваивая себе египетские царские титулы. Один из них именовал себя «Гор Анхкнумра, царь Уаджкара, сын Ра Седжерсени» и даже именовал египтян «врагами», переворачивая установленный порядок вещей с ног на голову. Другой имел наглость именовать себя царем Интефом — как звали великого фиванского военачальника начала XI династии. Он был достаточно уверен в себе, чтобы высечь пятнадцать надписей на скалах в самых видных местах своих владений. Такие явные оскорбления Египет перенести не мог.
Большое количество надписей, вырезанных в том же регионе египетскими экспедициями, свидетельствует о лихорадочной деятельности, которая началась с первых лет правления Аменемхета I. Пока он карал своих противников в границах Египта, его шпионы, похоже, действовали в Нижней Нубии, совершая сложные маневры и собирая сведения для подготовки к полномасштабному нападению. После двадцати лет приготовлений, во время которых дома наводился порядок, египетские войска восстановили контроль над ключевым пунктом Бухен, расположенным у основания Второго нильского порога, и начали превращать его в укрепленную базу для военных кампаний.
К двадцать девятому году пребывания Аменемхета I на троне все было готово. Экспедиционные войска во главе с его визирем Интефикером, которому фараон особенно доверял, прибыли из Египта, «чтобы свергнуть Уават». В его намерениях было уничтожить любой намек на независимость Нубии и установить абсолютный контроль Египта над своенравной областью. Ставленник фараона не выказывал милосердия к местным жителям и потом похвалялся:
«Тогда я убил нубийцев во всей оставшейся части страны Уават. Я плыл вверх по течению и побеждал, убивая нубийцев на их земле; плыл я и вниз по течению, выкорчевывая поля и рубя оставшиеся деревья. Я превратил их дома в факелы, как должно поступить с мятежниками, выступившими против фараона»[81].
Политика выжженной земли Аменемхета была разработана не просто для того, чтобы наказать Уават, — а чтобы продемонстрировать внушительную угрозу любому, кто захочет поднять восстание. Что касается несчастных нубийцев, которые смотрели с речного берега, как их страну стирали с лица земли, а их дома исчезали в пламени, их судьба была решена. Интефикер сообщает, что, прежде чем опустошить Уават, он был «занят, возводя эти сооружения». Речь шла об укрепленном лагере (древние египтяне, возможно, предпочли бы современный эвфемизм «приемник-распределитель») для людей, обреченных впредь трудиться на государство. Жителей завоеванной земли Уават ожидало пожизненное рабство. Им и их потомкам предстояло разрабатывать ресурсы своей родины на благо ее новых владельцев-египтян.
Сильнее, чем меч
Тяжело голове, на которой надета корона. И еще тяжелее, если эта корона была получена силой, а не по закону наследования. Аменемхет I, основатель новой династии и самопровозглашенный предводитель египетского возрождения, остро ощущал свое нецарское происхождение и скрытое недовольство его правлением в некоторых областях Египта — не говоря уже о покоренной Нубии. Беспокоясь прежде всего о том, чтобы объединить власть в руках своей семьи и обеспечить преемственность, он сделал очень необычный, если не сказать беспрецедентный шаг: короновал своего сына и наследника как фараона, в то время как сам продолжал править страной.
Принц Сенусерт стал «соправителем» в конце второго десятилетия пребывания Аменемхета на троне (ок. 1918 года), и они правили совместно в течение последующего десятилетия. На нескольких памятниках имеются совместные даты, хотя Аменемхет, кажется, по большей части довольствовался тем, чтобы формальные надписи датировали по правлению его сына. Учреждение соправителя стало особенностью престолонаследия в XII династии. Основная цель состояла в том, чтобы исключить поползновения любых конкурирующих претендентов на трон, пока после полутора веков сама династия не иссякла.
Но даже такие чрезвычайные меры не смогли спасти Аменемхета I от множества противников его режима. Он жил мечом и погиб от меча. В замечательном, уникальном тексте, составленном после его смерти, мертвый фараон, подобно отцу Гамлета, рассказывает своему сыну и преемнику о том, как он был убит:
«Это случилось после ужина, когда спустилась ночь. Я решил отдохнуть около часа и прилег на постель, поскольку был утомлен. Мой ум начал засыпать, когда оружие, [предназначенное] для защиты, было обращено против меня. Я походил на змею пустыни. Я проснулся от звуков борьбы… и увидел, что мои стражи пытаются меня убить. Если бы я выхватил оружие тут же, то заставил бы подлецов отступить… Но никто не храбр ночью, никто не может бороться один»[82].
Таким образом первый тиран XII династии встретил свою судьбу. Но поскольку соправитель уже взошел на трон, отчаянные убийцы ужасным образом просчитались. Заняв место отца, сын принял полную власть и, не тратя даром времени, продолжил его политику, хотя кое-что изменил. Там, где прямое притеснение потерпело неудачу, были пущены в ход более тонкие методы, чтобы выиграть сражение за сердца и умы.
Заказать литературное описание убийства отца было смелым шагом для Сенусерта I. Это угрожало самой идеологии божественной царственности и нарушало запрет на публичное обсуждение проблем. Но Сенусерт и его советники вели тонкую игру. Они осознали, что будет больше пользы, если предать гласности факт цареубийства, а не пытаться скрыть его. Прежде, в эпоху гражданской войны, провинциальные лидеры — такие, как Анхтифи, — использовали истории о бедствиях, чтобы подчеркнуть свои благодеяния и узаконить свою власть. Теперь политическая мысль Первого междуцарствия стала основанием для господствующей идеологии XII династии.
Представив убийство своего отца придворной знати — тем самым людям, которые представляли максимальную угрозу жизни фараона, — в виде литературного произведения, Сенусерт создал себе прекрасное оправдание для репрессий. Его отец получил статус мученика, а сын — роль преданного ученика. До воцарения XII династии долина Нила производила литературу, которая едва ли был достойна так называться. У весьма практичного египетского общества было мало времени или ресурсов для «ремесленников от пера». Теперь Сенусерт понял, что поэты и писатели могут оказаться столь же могущественными, как командующие армией.
Расцвет литературы во время правления XII династии оказывается в ряду величайших достижений культуры Среднего царства. Произведения, созданные по заказу двора — а некоторые из них, несомненно, писались по личному распоряжению фараона, — считаются классикой. Они поднимают непростые темы и глубокие чувства, но все это — ради нужд царского дома. Аменемхет I оценил возможности пропагандистской литературы в начале своего правления, представив себя в «Пророчествах Неферти» как спасителя Египта и защитника вселенского порядка после череды бедствий и невзгод:
«Царь придет из Южного Амени, облеченный правом, его имя… Тогда Порядок возвратится на [надлежащее] место, и Хаос будет изгнан»[83].
Писатели Сенусерта I усовершенствовали свое искусство, создав выдающийся шедевр древнеегипетской литературы — «Повесть о Синухе». Это вымышленная история придворного, который бежит из Египта, услышав об убийстве Аменемхета I. Синухе находит убежище при дворе палестинского правителя и достигает в изгнании и богатства, и известности. Но, когда жизнь приходит к концу, он жаждет возвратиться в Египет, приобщиться ко всему, что он символизирует, и примириться с фараоном, его высшим воплощением:
«Возможно, фараон Египта будет доволен мной и тем, что я могу жить ради его удовольствия. Возможно, я смогу выразить почтение Госпоже Земли, пребывающей в его дворце, и отзываться на просьбы ее детей. Тогда мои члены вновь станут молоды…[84]
Своей популярностью «Повесть о Синухе», которую читали и перечитывали на протяжении многих веков, обязана как блестящему литературному языку, так и таланту рассказчика и эмоциональному настрою. Но основная тема верности монарху вплетена в историю, пронизывая ее, как едва различимая нить. «Повесть о Синухе» является образцовым примером сочетания литературы и пропаганды.
Более явный образец политической литературы формулирует верность фараону как основную заповедь праведной жизни, убеждая всех египтян в следующем:
«Поклоняйтесь царю своими делами,
Будьте расположены к Его Величеству в ваших умах.
С благоговением взирайте на него каждый день,
Окружайте его ликованием каждый миг»[85].
А на случай, если это увещевание не найдет отклика, далее следовало пугающее напоминание о постоянном наблюдении:
«Он видит то, что находится в сердцах;
Его глаза — они находят каждое тело».
Но, несмотря на такой напор в текстах, призывающих поддержать монархию, политические волнения, нарушавшие стабильность Египта во время правления Аменемхета I, вспыхнули снова. Царю пришлось отправить новую экспедицию в Западную пустыню, «чтобы сберечь землю жителей оазиса»[86], в то время как в самой долине Нила, на юге страны, — в Джерти (современный Тод) и Абу — были разграблены и разрушены храмы. Ответственность за эти акты осквернения возложили, как обычно, на азиатов и нубийцев, но очень вероятно, что это сделали местные повстанцы, либо это было сделано при их поддержке.
Войска фараона преуспели в восстановлении закона и порядка. Мятежники были окружены и казнены — их сожгли заживо. Затем Сенусерт I обратил свое пристальное внимание на храмы во всех семи южных областях Египта (прежняя «Глава Юга» и вотчина XI династии). Одним из самых красивых новых строений был праздничный павильон для храма Амона в Ипет-Сут. Изящный барельеф из прекрасного белого известняка изображает фараона и бога, обнимающих друг друга, — зримая метафора признания законности его правления.
И все же рядом с этими высокими образами павильон также демонстрирует одержимость Среднего царства бюрократией. По периметру перечислены сорок две области Египта. Каждую область представляет божество, указана ее географическая протяженность в «речных единицах» (примерно шесть с половиной миль). Создавая этот рельеф, который должен был продемонстрировать всеобъемлющую природу власти фараона, египтяне, верные самим себе, не могли не включить в его декоративный образ чисто статистическую информацию, столь любимую бюрократами.
Методы управления, отточенные до совершенства в административных центрах провинций по всему Египту, пригодились также для администрации Нижней Нубии. Кампания по разгрому Уавата продолжалась девять лет во время совместного правления Аменемхета I и Сенусерта I (ок. 1909 года до н. э.) и проложила путь к формальной аннексии Нубии дальше к югу от Второго порога. Египет продемонстрировал свое господство характерным способом — возводя крупные сооружения, в данном случае крепости, — чтобы укрепить свою власть над местным населением. (Замки, построенные королем Англии Эдуардом I после завоевания Уэльса, являются более современным примером того же самого явления.)
Укрепления, протянувшиеся вдоль реки между Первым и Вторым порогами, предназначались как для отражения внезапного нападения, так и чтобы выдержать длительную осаду — возможно, итог уроков, полученных во время гражданской войны полвека назад. Каждая крепость представляла собой мощную стену из сырцового кирпича, прямоугольную в плане и дополнительно усиленную внешними башнями посередине каждой из сторон и по углам. Обращенную к суше стену защищал глубокий ров, с внутренней стороны стены низкий парапет с полукруглыми бастионами и обращенными вниз амбразурами для стрелков обеспечивал вторую линию оборонительного рубежа. В целом нубийские форты были чудом военной архитектуры и, должно быть, производили глубокое впечатление на местных жителей, живущих рядом в глинобитных хижинах.
Теперь, когда постоянные гарнизоны были размещены в неприступных фортах, охраняющих стратегически важные точки вдоль реки (не в последнюю очередь — главный путь, ведущий к золотым и медным рудникам Восточной пустыни), они надолго обеспечивали Египту контроль над землями Уавата. Когда на восемнадцатом году царствования Сенусерта I его армия начала новую кампанию, на этот раз к Третьему порогу, военачальник Ментухотеп мог с полным основанием похвалиться тем, что «умиротворил южан».
Похождения за границей
К концу почти полувекового правления Сенусерта I (1918–1875 годы) проблемы, сопровождавшие первые годы правления его династии, стали историей. Египет и Нижняя Нубия находились под устойчивым контролем центрального правительства. Золото, медь и драгоценные камни, которые лились в царские сокровищницы из шахт на завоеванных территориях Уавата, обеспечивали мастеров прекраснейшим материалом. Они позволяли создавать ювелирные украшения, статуи и произведения искусства, прибавляя блеска царскому двору, увеличивая престиж монарха — и еще больше пополняя казну посредством торговли предметами роскоши с соседними государствами.
Международные отношения Египта не ограничивались торговлей. Когда в стране воцарилась стабильность, он вновь продемонстрировал готовность начать военные действия за рубежом, чтобы защитить свои экономические интересы и безопасный доступ к важным источникам сырья. Оба аспекта внешней политики блестяще иллюстрирует время господства преемника Сенусерта I, Аменемхета II. В храме Джерти под Фивами, разрушенном мятежниками и восстановленном при Сенусерте I, были обнаружены четыре медных сундука, спрятанные в фундаменте. На каждом было выгравировано имя Аменемхета II, и они содержали невероятное сокровище: бусины, печати и необработанные куски ляпис-лазури; слитки, цепи, фигурка льва и чаши из серебра; слитки и утварь из чистого золота. Этот клад остается одним из самых богатых, когда-либо обнаруженных в Нильской долине.
Но это не просто богатый клад, который потрясает воображение. Торговые связи, которые демонстрирует эта находка, в равной степени впечатляют: лазурит доставлялся из Месопотамии и далеких шахт Бадахшана, в то время как серебряные чаши выполнены в минойском стиле и, должно быть, прибыли с Крита или из минойской торговой колонии в Сирии.
Недавние открытия подтвердили этот интернационализм Египта в середине периода правления XII династии. Каменный блок из Мемфиса содержит извлечения из летописи Аменемхета II (1876–1842) — подробный журнал событий, происходивших при дворе фараона в течение первых лет его правления. Помимо ожидаемых религиозных празднеств и церемоний освящения новых культовых статуй самые примечательные параграфы описывают экспедиции военного характера в отдаленные земли.
Первый параграф описывает «поход под командованием начальника пешего войска, отправленный, чтобы сокрушить Азию», — набег, который принес богатую добычу: серебро, золото, скот и азиатских рабов. Последующая кампания в Ливане пополнила царскую казну подобными же богатствами, а также драгоценной хвойной древесиной и благовонными маслами. Однако самой интригующей, пожалуй, является запись о возвращении пехоты «после того, как они сокрушили Иуа и Иаси», — земли, которые уплатили дань бронзой и малахитом, а также древесиной и рабами.
Земля Иуа нигде больше не упоминается. Возможно, это египетское написание названия Ура — местности на юго-восточном побережье Турции. Если это так, вышеупомянутый поход XII династии окажется единственным известным случаем, когда египетская армия совершила набег в Малую Азию. Иаси — еще большая загадка. Оттуда поступали два материала, содержащих медь, — бронза и малахит; сопоставление этого факта с написанием названия позволяет прийти к заключению, что, вероятнее всего, так назывался Кипр. При Аменемхете II Египет явно был крупным игроком на политической арене восточного Средиземноморья — еще за 350 лет до формального создания Египетской империи на Ближнем Востоке.
Согласно этой летописи, трофеи, привезенные из заграничных походов, насчитывали тысячи рабов. Их насильственное переселение в долину Нила, где им предстояло трудиться на царских землях и строить государственные сооружения, существенно изменило этнический баланс населения Египта — что в дальнейшей перспективе должно было привести к непредвиденным последствиям. В частности, значительная концентрация азиатских переселенцев вызвала необходимость создания целого города (они же его и строили, а затем и обслуживали). Кахун, основанный преемником Аменемхета II, чтобы обеспечить кров людям, занятым на строительстве пирамиды по соседству, с его строгой планировкой, функциональным зонированием и разграничением жилых кварталов по социальным классам, представляется нам вершиной централизованного планирования, воплощением четкой структуры общества, которое так одобрялось XII династией.
Огражденный мощной прямоугольной стеной (сооруженной, как можно подозревать, скорее чтобы удержать людей, а не защитить их от врагов), город был разделен на две неравных части. В более просторной селились старшие чиновники — они жили в больших и красивых домах, расположенных так, чтобы было удобно добраться до административного центра города. В другой части, в гораздо более стесненных условиях, в рядах теснящихся друг к другу строений, похожих на бараки, разделенных узкими дорожками, разместились те, кто составлял трудовой ресурс города. Это было прямое архитектурное отражение принципа «мы и они» — отношение, весьма типичное для древнеегипетского бюрократического аппарата. В Кахуне, как на захваченной территории Уавата, строение, где людей могли удерживать силой, было существенным элементом в инфраструктуре государственного контроля.
Действительно, тот факт, что правители XII династии следовали в Египте почти такой же политике, как и в завоеванной Нубии, красноречивее всяких слов говорит об их мировоззрении: ресурсы — как люди, так и материалы, отечественны и иностранные, — должны использоваться с пользой для короны. Люди были просто еще одним товаром, который можно перемещать с места на место соответственно потребности. И, подобно тому, как производственные процессы — хлебопечение, пивоварение и ремесла — лучше всего протекали в специально организованных, подобных баракам цехах, трудовые ресурсы могли размещаться по тому же принципу. Везде, где мы сталкиваемся с поселениями времен XII династии, будь то в долине Нила или в Верхнем Египте, их отличает одна и та же планировка. Похоже, они были заложены на девственных территориях, и это подразумевало насильственное переселение больших групп населения по велению правительства.
«Великий Сезострис»
Эта деспотическая модель монархии, закона с железным кулаком, достигла высшей точки своего развития при Сенусерте III (1836–1818), который заявил о себе громче всех прочих членов династии. Во время его авторитарного правления все элементы контроля XII династии были объединены в согласованную программу: литературная пропаганда, строгое государственное планирование, централизация власти в Египте, завоевание и военная оккупация Нубии; в ней было также представлено и новое средство возвеличения власти фараона — скульптурный портрет.
В области слова, письменного и устного, поэты и авторы речей Сенусерта лезли из кожи вон, пытаясь превзойти друг друга в составлении текстов, превозносящих достоинства фараона. Самый яркий пример — цикл гимнов, предназначенных, судя по всему, для декламации по случаю визита фараона или, возможно, перед его статуей:
Как Египет радуется твоей сильной руке!
Ты сберег его традиции.
Как простые люди радуются твоей защите!
Своей силой ты завоевал прирост блага для них.
Как Два Берега радуются страху, что ты сеешь:
Ты приумножил их имущество.
Как твои новобранцы радуются!
Ты привел их к процветанию.
Как твои почтенные старцы радуются!
Ты вернул им молодость[87].
… и так далее, строфа за строфой.
Чуть более тонкий подход продемонстрирован в двух монументальных произведениях «пессимистической литературы» — «Жалобы Кхахперасенеба» и «Наставления о власти». Следуя по стопам созданных ранее «Пророчеств Неферти», они описывают яркую и тщательно продуманную картину беспредельного хаоса и смуты; она создает фон, на котором суровость правления фараона могла быть оправдана как необходимость и даже благословение.
Эти рафинированные композиции играли на сознании египтян, которое, будучи сформировано сомнительным балансом существования и острыми дихотомиями природы в долине Нила (наводнение и засуха, день и ночь, плодородная земля и засушливая пустыня), видело мир как постоянное сражение между порядком и хаосом. Они были прямо нацелены на образованную элиту, окружающую фараона, которая, похоже, не смогла устоять под столь длительным давлением пропаганды.
Запугав царедворцев ближнего круга и добившись от них покорности, Сенусерт III обратил взгляд на влиятельных губернаторов, которые со времен гражданской войны сосредоточили значительную власть в провинциях Среднего Египта. В теории, конечно, каждый человек исполнял обязанности по усмотрению фараона, и ничто не мешало Сенусерту сместить номархов и отказаться назначить их преемников. Но он был слишком хитрым манипулятором, чтобы столь явно пускать в ход силу против влиятельного политического класса. Не было смысла рисковать пробуждением инакомыслия, которое омрачило первые годы правления XII династии — тем более что уже был опробован альтернативный план действий.
Избранная Сенусертом политика была безжалостной, расчетливой и блестящей: он нейтрализовал номархов и их потенциальных наследников под предлогом продвижения по службе. Соблазнившись предложением престижного (и прибыльного) положения при дворе, люди вроде Хнумхотепа III из Бени Хасан переселились в царскую резиденцию, чтобы наслаждаться выгодами высшей должности, и позволили управлять своими землями из центра. В течение поколения номархи исчезли с египетской политической сцены. Оказавшись при дворе, чиновники были взяты на поводок — а потом вознаграждены за послушание тем, что их хоронили в гробницах, заранее выстроенных царем аккуратными рядами на придворном кладбище.
Эта наследственная одержимость строгим планированием нашла выход в двух самых амбициозных строительных проектах Сенусерта III. Первым стал город пирамид в священном месте Абджу. Здесь, как и в Кахуне, все было расположено с математической точностью: здания, построенные из сырцовых кирпичей одинакового размера, группируются блоками по 100 локтей шириной и разделены улицами шириной в 5 локтей[88]. Жилища знати занимают лучший участок (самый высокий, подальше от полей с их сыростью и москитами), а остальная часть населения была вынуждена жить в тесноте в остальной части города. Поселение скромно назвали Вах-сут-Хакура-маа-кхеру-эм-Абджу — «Несокрушимы места Хакура [тронное имя Сенусерта III], вершащего правосудие, в Абджу». Правда, местные жители для простоты сократили это слишком многословное именование до Вах-сут.
Однако самое впечатляющее применение энергия и рвение царя нашли в Нубии. Для этого у него было три мотива: упрочить египетскую гегемонию в Уавате и установить новую, постоянную границу; управлять торговлей между Верхней Нубией и Египтом в пользу царской казны; отразить угрозу со стороны могущественного царства Куш — столица которого, Керма, находилась за Третьим порогом[89].
Результаты избранной политики были столь же впечатляющими по масштабу: повсюду в районе Второго порога началось строительство линии сильных крепостей. Хотя они проектировались как единая система, у каждого форта была собственная, особая роль. Кор, расположенный на нильском острове, служил штаб-квартирой всей кампании и главным жилищем царя во время военных действий. Икен (ныне Миргисса) был главной торговой факторией, расположенной глубоко в пределах управляемой египтянами территории.
Аскут, получивший леденящее кровь название «Истребитель нубийцев», был самым сильным из фортов. Он являлся прежде всего укрепленным зернохранилищем, но также служил центром управления принудительным трудом по добыче золота в районе Второго порога. Как приличествует учреждению государственного контроля на завоеванной территории, гарнизон форта комплектовался централизованно и снабжался из Египта, несмотря на близость процветающих местных поселений. Шалфак, именуемый «Подчиняющим чужеземные государства», служил базой патрулей, которые отправлялись в окрестные области пустыни, чтобы контролировать движение людей и товаров. Уронарти, или «Отпор (чужим) племенам», служил командным центром региональных гарнизонов и еще одной штаб-квартирой, где останавливался царь. Общей чертой всех крепостей было умелое использование местной топографии для увеличения их обороноспособности. Стены ставили вдоль линии скалистых хребтов, крутые утесы были увенчаны высокими зубчатыми башнями, а доступ к воде в случае осады гарантировали крытые лестницы, ведущие к реке.
Помимо Уронарти самая впечатляющая группа крепостей, центр всего замысла, охраняла узкое ущелье Семна — естественный рубеж, который было легко защитить. На восточном берегу, возвышаясь над главным руслом реки и предотвращая проникновение врага из Восточной пустыни, стояла Кумма, «Противостоящая лучникам». Напротив, на западной стороне ущелья, находилась главная крепость системы Семна — «Могуч Хакура, правосудный». Внутри фортов были устроены капитальные казармы на 400–500 человек, что позволяло в любой момент перекрыть ущелье и защитить интересы Египта от атак Куша. В дополнение к постоянному гарнизону командующий мог также быстро вызвать подкрепление из Уронарти, Икена и Бухена, расположенных ниже по течению — это делалось посредством системы маяков, расположенных на передающих станциях в пределах видимости друг друга.
В мирное время главная задача гарнизона крепостей Семны состояла в том, чтобы контролировать движение на этом участке Нила. Суда швартовались в нижнем бассейне крепости, товары перегружались на египетские суда или на караваны ослов для дальнейшей перевозки в Икен. Передовая крепость Южная Семна, учитывая ее воинственное имя «Подавление нубийцев», обеспечивала «зону ожидания» для местных караванов, ожидающих разрешения продолжить путь, а также вела наблюдение, контролируя людей и суда, которые приближались к ущелью.
Как единый комплекс, крепости Второго порога являют собой удивительный образчик военной и административной мощи Египта: архитектурное воплощение царской власти, а также логистическое обеспечение интересов Египта на этой территории. Неудивительно, что позже Сенусерта III почитали в Уавате как бога, а греческие историки именуют его «Великий Сезострис».
Однако не менее важной, чем крепости, была система наблюдения, которую они поддерживали. В примечательном ряде документов, известных как «Депеши из Семны», патрули, которые регулярно направлялись из Южной Семны, Куммы, Семны, Уронарти и Шалфака, докладывают о результатах местному командованию. В атмосфере нервозности, перерастающей в паранойю, патрули приняли методику «лови и хватай». Даже небольшие группы нубийцев перехватывались и подвергались досмотру — при необходимости с применением силы. Тех, кто находился на контролируемой Египтом территории без законного основания, отправляли назад через границу. Читаем типичную депешу: «Патруль, который пошел дальше, чтобы осмотреть край пустыни… вернулся, чтобы сообщить мне: «Мы нашли след 32 человек и 3 ослов…»[90] Командир каждого патруля завершал свое донесение одними и теми же словами: «Все, кто охраняет владения фараона (да будет он жив, здоров и благополучен!), живы и здоровы». Можно заподозрить здесь отчаянное стремление доказать, что ничего неблагоприятного не произошло.
Решимость египетских властей обеспечить неограниченный контроль, конечно, была обусловлена заботой XII династии о безопасности, порожденной горьким опытом. Дело вовсе не обстояло так, что власти отвечали излишним применением силы на относительно низкий уровень угрозы. Напротив, страх перед нападением царства Куш был вполне уместен. Конкурент Египта на Верхнем Ниле был богат, влиятелен и ревновал к северному соседу — опасная комбинация.
В качестве дополнительного стимула для гарнизонов «бороться за правое дело» Сенусерт III возвел в крепости Семна монументальную стелу. Надпись на ней убеждала воинов защищать завоевания фараона: «Доблесть в том, чтобы нападать, позор в том, чтобы отступать»[91]. Сенусерт похвалялся своей жестокостью в отношении нубийцев: «Я похитил их женщин и увел их семьи, отравил их колодцы, разогнал их быков, развеял их ячмень и сжег его»[92]. Тотальная война была идеалом Египта. Наконец, фараон установил собственную статую в специальном святилище в Семне, чтобы вдохновлять своих людей быть верными и отважными: «На этой границе помещено изображение моего величества… чтобы вы были стойкими ради него, чтобы вы боролись за него»[93]. Противиться столь мощному сплаву пропаганды и принуждения, поддержки и запугивания было невозможно.
Действительно, одного взгляда на типичную статую Сенусерта III достаточно, чтобы убедить любого воина следовать долгу. Никогда прежде в истории Древнего Египта не было правителя, который столь эффективно использовал бы свои статуи, чтобы явить ужасающий образ царской власти. Статуи Сенусерта III — а их было множество — производят весьма пугающее впечатление. Тело — всегда упругое, мускулистое и зрелое — являет собой идеал юной энергии, столь любимый правителями Египта. Но лицо словно преследует зрителя: глаза навыкате под опущенными веками, впалые щеки, уголки рта мрачно опущены. Это коренным образом отличается от традиционных принципов изображения царя: образ, который мгновенно гипнотизирует и ужасает, истинный лик тирании. Эффект усиливают слишком большие уши: это дает понять, что Сенусерт — правитель, который слышит все. Те, кто скажет что-нибудь неуместное, вероятно, пожалеют о такой неосмотрительности.
Благодаря тому, что фараон правил железной рукой, полицейский режим XII династии сохранялся еще полвека после Сенусерта III. Его преемник, Аменемхет III (1818–1770), предпочитал более скромный стиль портретной живописи наряду с архаичной формой скульптуры — ее использовали, чтобы подчеркнуть древность царственности. Достижения при его правлении были впечатляющими: масштабные восстановительные и строительные работы в Файюме; не одна, но целых две пирамиды (первая пошла трещинами, когда работы подходили к завершению); рост объемов горнодобывающих работ и экспедиций в карьеры, чтобы добыть драгоценные камни для царских мастерских (четыре экспедиции в Вади Хаммамат за грауваккой[94], три в Вади эль-Уди за аметистом и не менее двадцати трех на Синай за бирюзой). В культурном отношении его господство знаменует звездный час XII династии. Питаемая нубийским золотом, торговля с Ближним Востоком также процветала. Фараон вознаградил своих верных союзников, князей Кебни, осыпав их дарами. Те же, в свою очередь, все более и более уподоблялись египтянам в попытке подражать своему могущественному покровителю.
Тесные контакты между египтянами и их азиатскими соседями также сохранялись на Синайском полуострове, где палестинские правители оказали материальную поддержку египетским экспедициям, отправляемым на добычу камня. По мере установления дружеских отношений мирная иммиграция азиатских жителей в Египет, особенно в северо-восточную Дельту, заменила насильственное переселение азиатских рабов, которое имело место ранее при этой династии. Жители Синая, говорящие на языках семитской группы, с их опытом хождения по пустыням, стали идеальными кандидатами для египетских военизированных отрядов, патрулирующих Западную пустыню. Взаимодействуя с египетскими военными писцами, они разработали гибридное письмо, чтобы писать на своем языке — самый ранний в истории алфавит. Но устойчивый рост численности азиатского населения в долине и дельте Нила скоро дал о себе знать и другими способами, которые имели катастрофические последствия для Египта.
Аменемхет III правил долго, почти пятьдесят лет, но под конец его правления сложилась неприятная ситуация: династия оказалась без молодого наследника, который передал бы эстафету следующему поколению. В качестве чрезвычайной меры старый фараон назначил соправителем родственника одних с собой лет. Но из-за отсутствия личного обаяния, недостатка политической поддержки, а может быть, просто от старости, Аменемхет IV за время своего десятилетнего правления не произвел запоминающегося впечатления. Следом на трон вступила дочь Аменемхета III, Себекнеферу (1760–1755).
Появление первого египетского фараона женского пола (термина, аналогичного «королеве», в Египте не существовало, да и само подобное понятие было немыслимо в рамках идеологии Древнего Египта) — верный признак того, что XII династия выродилась. Отчаянно желая доказать законность своего правления, Себекнеферу апеллировала к эпохе своего отца, фактически игнорируя своего предшественника. Она сосредоточилась на строительстве в Хаваре, где Аменемхет III возвел свой второй комплекс пирамид. Но после краткого царствования — всего четыре года — Себекнеферу также умерла[95].
Династия, которая начала с победных гимнов, закончила погребальным плачем. В отсутствие даже намека на крепкую власть силы хаоса и внутри страны, и за ее пределами увидели свой шанс.