Ценный приз
В апреле 331 года Александр Великий навсегда покинул Египет, пробыв здесь чуть более четырех месяцев. Однако даже за такое короткое время он не только пополнил внушительный список своих побед завоеванием земли фараонов и объявил о своем божественном статусе. Обеспокоенный судьбой созданной им державы, он предусмотрительно принял ряд административных мер, которые должны были обеспечить надежное управление Египтом после его ухода.
Александр понимал, что насильно покоренный Египет не будет процветать при военной диктатуре. Поэтому он разделил власть над страной, оставив военное управление в руках македонцев, а гражданские дела передал в ведение двух чиновников — египтянина и перса. Александр гордился своим греческим происхождением, но в то же время старался создать мультикультурную державу, мир равных возможностей, в котором успеха мог бы добиться любой талантливый человек, независимо от этнического происхождения.
Несмотря на то, что долина Нила принадлежала македонцам, любой египетский сановник, в том числе упомянутый выше Сематауитефнахт, продолжал улучшать свое благосостояние, уверенный в том, что он «облагодетельствован господином и уважаем в своем номе»[387]. Господином был Птолемей, сын Лага, получивший должность сатрапа Египта. На эту провинцию он претендовал, вероятно, с тех самых пор, как сопровождал Александра, своего друга детства, к жрецу Амона. Из завоеванных македонским царем земель долина Нила была самой богатой и хорошо защищенной. Иными словами, она идеально подходила для того, чтобы в очередной раз стать сильным и независимым царством. Птолемей немедленно отправился в Египет, сместил не пользующегося популярностью Клеомена и приступил к утверждению собственной власти.
Завладев Египтом, Птолемей столкнулся со сложной проблемой. Он мог удержать бразды правления, политические и экономические, — но чтобы управлять страной как фараон, ему не хватало авторитета Александра. После смерти великого завоевателя Египет мог и не признать власти другого царя-македонца. Птолемей понимал, что для этого ему было нужно одобрение самого Александра. Умирающий царь завещал, чтобы его похоронили в храме Амона в Сиве. Новый регент Македонии, Пердикка, из политических соображений принял решение похоронить мертвого героя в некрополе македонских царей в Эгах. Мы видим, как все хотели получить тело Александра как гарантию легитимности своей власти.
Применив все свое военное искусство, отточенное на полях сражений Ближнего Востока, Птолемей разработал дерзкий план похищения тела Александра Македонского прямо из-под носа у Пердикки. В Сирии он напал на погребальный кортеж, направлявшийся из Вавилона к берегам Геллеспонта, и заставил его повернуть в Египет. Там он уже не скрывал своих намерений. Вместо того чтобы выполнить последнюю волю умершего, он похоронил его в традиционной столице фараонов — Мемфисе. Отныне никто не осмелится оспаривать права Птолемея на трон, освященный ореолом самого Александра Великого.
Этот обман, естественно, привел Пердикку в ярость и спровоцировал войну между Египтом и Македонией — первое столкновение в череде затяжных конфликтов, которые вели между собой сподвижники Александра в течение тридцати пяти лет. В это время проявилась склонность греков к ожесточенным семейным междоусобицам, которые за двенадцать лет унесли жизни многих членов семьи Александра. Сначала наследовавший ему брат Филипп III был убит по приказу матери Александра, Олимпиады Эпирской. Затем его сын Александр IV, родившийся после смерти отца, стал жертвой интриг своего опекуна.
В Египте, где из соображений пристойности никогда не разрешалось оглашать неприятную правду, года продолжали отсчитываться так, словно Александр Великий по-прежнему жил и царствовал. Но это было не более чем политической уловкой, которая за маской верности должна была скрыть истинные намерения Птолемея. Годом ранее он перенес свою резиденцию в Александрию, расположенную у моря. Как только новая столица была готова, Птолемей переехал туда и 12 января 304 года принял царский титул. Став царем, он первым делом распорядился перевезти золотой саркофаг с останками своего повелителя в Александрию, где похоронил его в роскошной усыпальнице. Здесь ему предстояло покоиться до скончания мира как основателю и покровителю не только нового города, но и новой династии — династии Птолемеев.
Годы царствования первых трех Птолемеев, а это в общей сложности восемьдесят лет, стали золотой эпохой этой династии. Даже будучи царем, Птолемей I не растерял своего полководческого таланта; он принимал участие в т. н. войнах диадохов[388]и создал обширное государство в восточной части Средиземного моря. В 313 году он овладел Кипром, затем захватил ряд стратегических плацдармов в Анатолии и на побережье Эгейского моря, чтобы присоединить их к Киренаике (побережью Ливии), которую он уже аннексировал через год после смерти Александра. В начале 280-х годов Птолемей I добился своего признания в качестве главы Союза островов, сохранив гегемонию над Кикладами. Также он заключил союз с Македонией, породнившись с двумя знатными македонскими семьями. Умер первый эллинистический царь Египта в 283 или 183 году, в почтенном возрасте восьмидесяти четырех лет. К концу жизни Птолемей сумел создать буферную зону, которая сдерживала возможные посягательства на территорию созданного им государства в последующие два с половиной века.
Результатом войн диадохов стал раздел империи Александра Великого на три части. На северо-востоке его родная Македония осталась самостоятельным царством. На юге Египет, Кипр и Киренаика находились в руках Птолемеев-Лагидов. Огромные территории, включающие Малую Азию, Сирию, Финикию, Палестину, Междуречье и Персию, получил другой полководец Александра — Селевк. Основанная им династия Селевкидов стала сильным противником для Птолемеев. Территориальные споры между эллинистическими царствами при Птолемее II (285–246) и Птолемее III (246–221) привели к кровопролитным Сирийским войнам. Эти периодически вспыхивающие конфликты позволили богатому и хорошо защищенному Египту значительно расширить свои владения. С помощью сильного флота Птолемей II присоединил южную и западную Анатолию, а его наследник Птолемей III — побережье Ионического моря, Дарданеллы (Геллеспонт) и южную Фракию.
Однако главной целью Птолемеев была не территориальная экспансия, а расширение и укрепление торговли. Как и сильные государства позднего времени, птолемеевский Египет сказочно разбогател благодаря торговле, подкрепленной значительными природными богатствами. В начале своего правления Птолемей II начал кампанию против нубийского царства Мероэ, в результате которой установил контроль над несметными золотыми запасами Нижней Нубии. Здесь он основал новый золотодобывающий город, который назвал Беренис Панхризос («Золотая Береника») — в честь своей почтенной матери, царицы Береники I. Контроль над Нубией давал Птолемеям дополнительное преимущество — оттуда приводили африканских слонов, которых они использовали против индийских слонов селевкидской армии. Далее Птолемей II приказал углубить построенный Дарием I за 230 лет до того канал и открыть его для судоходства. Из портов, расположенных на побережье Красного моря, корабли совершали плавания в Индию, речные суда поднимались по Нилу к странам Черной Африки, а по наземным дорогам караваны верблюдов шли на запад, через Сахару и на восток, в Аравию. При Птолемеях Египет вновь стал центром могущественной торговой державы.
Птолемеи не упустили случая с гордостью похвастаться своими несметными богатствами и могуществом. Зимой 275/4 года Египет стал свидетелем одного из самых впечатляющих зрелищ, которое когда-либо видел Древний мир. Птолемей II и сто тридцать специально приглашенных гостей, удобно расположившись на мягких подушках внутри огромного шатра, который установили во дворе цитадели, наблюдали за грандиозным шествием. Сначала мимо них пронесли статуи божественных покровителей династии — Диониса, Зевса, Александра Великого, Птолемея Сотера и его жены Береники. За статуями с оглушающим шумом и ревом следовала необычная дань из Африки, Аравии и Индии: двадцать четыре слона, антилопы, страусы, дикие ослы, леопарды, жирафы, носороги и множество верблюдов. Затем с данью прошлись нубийцы и индианки в красочных одеждах, крупный рогатый скот и собаки (в глазах Птолемея все они были представителями фауны). И, наконец, неотъемлемая часть любой триумфальной процессии — восемьдесят тысяч солдат, гордо промаршировавших перед своим царем и влиятельными лицами. Птолемеи воплотили в действительность те сцены подношения дани, которыми фараоны Нового царства украшали стены своих храмов и гробниц.
Великолепное шествие Птолемея II отличалось и тем, что происходило оно не в Фивах или Мемфисе, а в Александрии — жемчужине в короне Лагидов. С момента своего основания (7 апреля 331 года) город превратился в ведущий торговый центр Средиземноморья. Александр Великий лично выбирал место для нового города, и его выбор оказался удачным. Расположение Александрии как портового города было идеально: он находился чуть менее чем в двадцати милях от устья одного из главных рукавов Нила, и при этом город не страдал от ежегодных разливов реки. Естественная гавань города имела достаточную глубину, чтобы принимать купеческие корабли, и была разделена дамбой на два порта, оборудованные причалами для разгрузки и погрузки товаров. Кроме складов, верфей и рынка на побережье располагался храм покровителя морей Посейдона.
На берегу основная часть города имела регулярную планировку (еще одна характерная черта эллинистического градостроительства) с двумя широкими проспектами, пересекающимися под прямыми углами. Царский мавзолей и грандиозные изваяния, здание суда и гимнасий, памятники в египетском и греческом стилях, выполненные из гранита и мрамора, стояли бок о бок, создавая вид, захватывающий дух. Александрия стала местом встречи двух миров, образовавших насыщенную, пьянящую смесь, невзирая на то, что кое-кто из «природных» египтян упорно применяли к городу презрительное прозвище «стройка».
Наиболее полно замыслы Птолемеев относительно Александрии воплотились в так называемой Великой Библиотеке. С самого начала Птолемей I твердо вознамерился бороться с Афинами за титул интеллектуального центра греческого мира. С этой целью он основал научное учреждение — Мусейон — в царском квартале, во главе которого стоял управитель из жреческого сословия. Мусейон быстро превратился в мощный научно-исследовательский и учебный центр. Птолемеи искали выдающихся ученых по всей греческой ойкумене, приглашали их в Александрию, соблазняя обещаниями свободы научных исследований и достойного жалованья, которое выплачивалось непосредственно из царской казны. Для осуществления исследовательской деятельности в Мусейоне было все необходимое: крытые аркады с нишами для спокойной работы, просторный обеденный зал, где ученые мужи могли пообедать и заодно обсудить свои идеи — и, естественно, библиотека. Эта библиотека была величайшей коллекцией книг того времени, которая собиралась всеми доступными способами, в том числе и сомнительными. Так, Птолемей II настолько жаждал получить оригиналы произведений Эсхила, Софокла и Еврипида, которые хранились в афинской библиотеке при храме Диониса, что прибег к обману: внес солидный залог в размере пятнадцати талантов серебра, получил рукописи и оставил их себе. Афинянам же достались пятнадцать талантов и копии трагедий.
В годы расцвета фонд Александрийской библиотеки насчитывал около пятисот тысяч папирусных свитков, страницы которых отражали все достижения человеческой мысли предшествующих эпох. Письменной сокровищнице библиотеки соответствовала блестящая плеяда ученых, которую собрали ее руководители. Египтян здесь было всего один или два, в том числе и Манефон, жрец из Себеннита, которому было поручено составить историю своей страны. Но подавляющее большинство ученых в Мусейоне были греками. «Отец геометрии» Евклид, приглашенный из школы Платона в Афинах, своими «Началами» подвел итог всему предшествующему развитию древнегреческой математики. Именно в Египте инженер Архимед изобрел свой знаменитый водоподъемный винт, а астроном Аристарх Самосский выдвинул так называемую гелиоцентрическую модель, согласно которой Солнце находится в центре Солнечной системы. В 245 году в Александрийскую библиотеку был приглашен географ Эратосфен. Во время своего пребывания в Египте он с поразительной точностью рассчитал окружность земного шара, измерив длину тени, отбрасываемую колышком в одно и то же время суток в Асуане и Александрии. Врачи Герофил и Эрасистрат, испытавшие влияние Гиппократа, описали основы функционирования нервной, пищеварительной и сердечно-сосудистой систем. Придворным поэтом Каллимахом была проведена кропотливая работа по составлению подробнейшего каталога библиотеки, благодаря которому достижения греческой науки должны были стать известны будущим поколениям.
Вполне логично, что в этом царстве интеллектуальных чудес был создан и непревзойденный шедевр архитектуры. Он в буквальном смысле слова стал светочем достижений Александрии, видимым со всех сторон горизонта. На скалистом острове Фарос, связанном с материковой частью волноломом, был построен маяк, вознесшийся в небо на сотни футов. Его строительство было начато при Птолемее I и завершено при его преемнике в 280 году.
Маяк стал жемчужиной античного зодчества. Башня маяка была построена из каменных блоков, вес каждого из которых в среднем составлял около семидесяти пяти тонн. Конструкция состояла из трех ярусов: сначала шла прямоугольная основа, которая переходила в восьмигранную призму, а далее — в цилиндрическую башню. В куполе маяка день и ночь горел сигнальный огонь, его свет усиливался зеркалами и был виден далеко в море. Он, как магнит, притягивал людей, товары и идеи со всего Средиземноморья сюда, в процветающий город Птолемеев. Фаросский маяк был не только надежным ориентиром для моряков и символом могущества Птолемеев. В нем наглядно воплотилась власть греков над Египтом[389].
Одна страна, две системы
Александрию и прилегающие районы можно с полной уверенностью назвать греческими, чего нельзя сказать о Дельте и долине Нила. Законодательство Птолемеев распространялось только на три самоуправляющихся города (полиса) — собственно Александрию, древний торговый центр Навкратис и Птолемаиду, основанную Птолемеем I возле Абидоса в качестве противовеса традиционной гегемонии Фив. Жители полисов пользовались особыми налоговыми привилегиями и правом выбирать собственных магистратов.
Тысячи переселенцев со всей греческой ойкумены прибывали в Египет в поисках счастья, надеясь разбогатеть на торговле. Естественно, что эти переселенцы тянулись к общинам, уже основанным их земляками. Александрия, Навкратис и Птолемаида быстро превратились в полиэтнические города, где выходцы с Сицилии, Иллирии и Фракии жили бок о бок с ионийскими и карийскими греками. Но, в отличие от этих городов, обширные сельские районы Египта, где преобладало автохтонное население, оказались не затронуты иммиграцией.
При Птолемеях культурные и этнические различия между греческими городами и египетской провинцией стали пропастью, которая разделила общество. Фаросский маяк, может, и был путеводной звездой в страну новых возможностей — но никак не «статуей Свободы». Небольшая группа греческих сановников, купцов и военных управляла страной, в то время как составлявшие основную массу населения египетские крестьяне продолжали пахать землю.
От фараонов Птолемеи переняли отшлифованную веками автократическую систему управления, а бразды правления передали в руки своим фаворитам-грекам. Чати (визиря), издавна возглавлявшего административный аппарат, заменил диойкет. Под его началом служили чиновники с такими же непривычными титулами, которые контролировали все аспекты управления государством: от царского секретаря-гипомнематографа в Александрии до управляющего-стратега в провинции. Назначенные царем, они должны были контролировать местное население.
Для воспитания сыновей правящей элиты существовал гимнасий, который был средоточием греческой культуры. Новые правители продолжали говорить и писать на греческом языке и даже спустя три-четыре поколения продолжали осознавать себя греками. Законы, которыми они руководствовались, также были греческими и существовали параллельно с египетскими. Иными словами, правящий класс судили по одному закону, а всех остальных — по другому[390]. Жителям провинции, особенно в Файюме, где проживало много греческих солдат, не оставалось ничего другого, как приспособиться к новой, чуждой для них культуре. Многие мелкие чиновники носили по два имени. При исполнении служебных обязанностей они использовали более солидные греческие имена, а в частной обстановке звались египетскими. В таких деревнях, как Керкеосира, святилища Зевса и божественных близнецов Кастора и Поллукса соперничали со святилищами Изиды, Тота, Бастет и Амона. Даже в процветающем портовом городе Мемфисе с его давними традициями смешения народов каждая этническая группа проживала в отдельном квартале.
Перед Птолемеями стояло два вопроса: как в границах одного государства соединить столь разнородные элементы — и как избежать религиозного и этнического раскола общества? Ответ на них, как всегда, дала религия. Ранее уже отмечалось, что характерной особенностью религиозного мировоззрения египтян было поклонение животным. Птолемей I оказывал немалую поддержку традиционным культам. Среди них особое внимание он уделял древнейшему и наиболее почитаемому культу быка Аписа в Мемфисе. Не последнюю роль здесь сыграла связь этого культа с царской властью, которая прослеживается еще со времен I династии. В дополнение к саккарскому храму божественного быка Птолемей I выстроил второй комплекс в Александрии, посвященный Осирису-Апису (по-гречески Серапис). Чтобы посетить оба Серапеума, паломники приходили со всех концов известного грекам мира. Однако сами египтяне встретили религиозное нововведение без энтузиазма. Они умели распознавать, где настоящие, древние боги, а где нет. Серапис же, будучи вариантом греческого бога-героя, к ним не принадлежал. В конечном счете правительство, не сумев преодолеть неприязни египтян, было вынуждено прекратить финансирование культа Сераписа.
Более успешной оказалась попытка Птолемеев в создании концепции царской власти, в которой соединились греческие и египетские черты. С одной стороны — жизнь и смерть Александра, наглядное свидетельство потенциала эллинского духа, с другой стороны — египетская идея божественной царственности, остававшаяся главным верованием страны на протяжении почти всей ее истории; Птолемеи понимали, как велика объединяющая сила такой идеи. Соединив обе традиции, Птолемеи надеялись, что результат удовлетворит и греческое, и египетское население.
Главенствующая роль в эллинистической концепции монархии отводилась царю-басилевсу. Чтобы власть его династии была легитимной, Птолемей ввел культ Александра и активно соотносил себя с ним. Он возвысил своего бывшего вождя до статуса общегосударственного божества и учредил должность жреца Александра, которая была принята в штыки египетским жречеством. Впрочем, когда дело дошло до его собственного обожествления, Птолемей Сотер тоже не страдал излишней скромностью. На острове Родос ему поклонялись как богу уже при жизни — а в Египте причислили к сонму богов посмертно. Каждые четыре года в Александрии в честь почившего царя праздновали так называемые «птолемеи», которые сопровождались жертвоприношениями, шествиями, пирами и спортивными состязаниями.
Птолемей II пошел еще дальше, основав культы многочисленных членов своей семьи, в том числе и любовниц. Великое шествие 275/274 года свидетельствовало о крепкой военно-материальной базе его правления. Одновременно он позаботился об укреплении своего статуса как фараона. Вступив на престол, Птолемей Филадельф вскоре посетил множество важных святилищ, особенно тех, которые были посвящены местным божествам-животным. В саккарском Серапеуме вместе со статуями быков Аписов и других египетских богов находились статуи царя и членов его семьи. Прежде всего, следуя примеру правивших до него фараонов, Птолемей выразил почтение богам тем, что возводил поражающие воображение храмы. На острове Филы, расположенном у Первого порога, было начато строительство храмового комплекса Изиды. Строительные работы велись также в Ипет-Суте, Коптосе (египетский Гебту), Тентирисе (египетский Иунет), Саккаре и в Исеюме (египетский Пер-Хебит).
Египетские храмы были оплотами традиционной культуры, сильными и независимыми учреждениями, которые поставили для себя первостепенной целью отвергать чужеземное влияние и укреплять родную религию и обычаи. Поэтому, следуя освященной веками традиции, Птолемей II выступил как царь-покровитель в надежде примирить местное население с чужеземной властью. Кроме того, храмы были крупнейшими землевладельцами и центрами экономической жизни, а значит, они были источником не только духовности, но и материального благополучия. Чтобы использовать этот необходимый источник богатства, Птолемей направил в храмовые поместья своих эмиссаров, доверенных сановников, в задачу которых входило следить за соблюдением правительственных интересов.
Основой благосостояния Египта всегда было плодородие его почв. Поэтому Птолемеи собирались сполна эксплуатировать его сельскохозяйственные ресурсы. Птолемей Сотер заложил названный в его честь город Птолемаиду в области, которая славилась своей плодородностью. В южном Файюме он начал проведение ирригационных работ, благодаря которым площадь обрабатываемых земель должна была вырасти в три раза. При Птолемее II было создано искусственное озеро с запасом воды 275 млн м3, которого должно было хватить для орошения 150 км2 обрабатываемых земель. Так как эти земли появились, что называется, в самом сердце пустыни и были новыми, на них не распространялись действующие законы. Поэтому доходы с них шли прямиком во вместительные сундуки правительства.
Беднейших чиновников — деревенских писцов, — которые имелись при каждой сельской общине, беспокоили в первую очередь два вопроса: землепользование и плодородность ферм. Его главной задачей было просчитать, сколько земли государство могло сдать в аренду крестьянину и какой с этого будет доход. Дважды в год все писцы должны были явиться в царскую Палату записей и отчитаться перед губернатором-греком. Первый раз это происходило в феврале, когда было необходимо подготовиться к ревизии собранного урожая — а потом, спустя месяц, следовало отчитаться о полученных результатах. Позднее, в начале лета, писцы со всего Египта собирались в Александрии, где отчитывались перед диойкетом. Это было серьезным напоминанием о том, что, независимо от того, кто сидит на троне — египтянин или грек, — хозяйственная жизнь страны находилась в центре внимания правительства.
Как и все колониальные властители до и после них, Птолемеи были заинтересованы в первую очередь в том, чтобы выжать максимальную прибыль из принадлежащих им земель, не задумываясь о последствиях[391]. Они обложили Нижний Египет поземельным налогом, Верхний Египет — налогом на урожай, а также ввели высокие взносы за владение государственными должностями. Даже деревенский писец должен был внести взнос за свое назначение (или продление срока службы). Кроме того, будучи должностным лицом, он должен был арендовать государственный участок на условиях очень высокой годовой ренты.
Постепенно по всему Египту были введены новые экономические порядки; все больше и больше земель отводилось под выращивание пшеницы, для сбора доходов правительство назначало посредников и при малейшей возможности вводило новые налоги. Как результат, при Птолемеях Египет богатством и могуществом затмил другие эллинистические государства. Но такая политика одновременно подготавливала благодатную почву для народных восстаний. Оказавшись на положении рабов в собственном государстве, египтяне не собирались долго сносить произвол власти.
Мятеж
Птолемеи могли сколько угодно обожествлять царскую власть — но их мнение о себе как о великодушных царях явно не разделялось подданными. Уже при Птолемее III недовольство местного населения налоговой политикой царей-чужаков вылилось в восстание в самый разгар Третьей сирийской войны. Чтобы подавить его, в 245 году царь был вынужден даже прервать поход. Этот скоротечный бунт стал предвестником грядущей бури, которую в течение следующих тридцати лет сдерживал карательный аппарат правительства.
По иронии судьбы последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, стала победа, одержанная Птолемеем в знаменитой битве при Рафии. В 217 году, во время Четвертой сирийской войны (219–217), египетская и селевкидская армии встретились в решающей битве на границе недалеко от города Рафия. Птолемей IV (221–204), нуждавшийся в средствах для ведения войны, увеличил и без того высокие налоги, которые тяжким бременем легли на плечи угнетенного населения. Царь даже изменил традиционно пренебрежительное отношение к солдатам-негрекам, массово вербуя в армию египтян и вооружая их на македонский манер.
Накануне битвы царь, желая сыграть роль настоящего фараона, произнес перед своим воинством ободряющую речь. Но она не произвела должного эффекта, так как Птолемей, не зная египетского языка, был вынужден обращаться через переводчика. Сражение завершилась победой Птолемея IV, который обессмертил свое имя в надписях на стенах храмов, называя себя героем и «правителем Сирии»[392].
Но это был последний случай, когда представитель этой династии демонстрировал такую уверенность в авторитете своей власти. Вскоре вооруженные и получившие боевой опыт двадцать тысяч египтян, принявших участие в битве, подняли в Дельте мятеж, переросший в полномасштабное восстание. Окрестности заполонили крестьяне, массово покидавшие деревни. Банды разбойников нападали на греческие гарнизоны и египетские храмы, которые в их глазах воплощали гнет государства. Македонский и селевкидский цари, перед лицом восстания забыв на время о династических распрях, поспешили предложить Птолемею помощь, но тщетно. Через несколько лет пожар гражданской войны бушевал по всему Нижнему Египту.
К восставшим были готовы примкнуть и Фивы, вдохновленные примером северян. Со времен падения Нового царства в Верхнем Египте, в частности, в Фиваиде, то и дело проявлялись сепаратистские тенденции. Недовольство населения данной области тем фактом, что ими управляли из далекой Александрии, усиливалось безразличным отношением самих Птолемеев, редко покидавших пределы своей северной столицы. Осознавая местную угрозу, Птолемей IV распорядился начать строительство нового большого храма Гора в Эдфу (греческий Аполлонос). Но было уже слишком поздно. Современный описываемым событиям текст так называемой «Демотической хроники» изобличает Птолемеев в пренебрежении принципами маат и предрекает возвращение истинного царя, который изгонит чужеземцев из Египта.
Вскоре это пророчество сбылось. В 206 году предводитель восставших одержал первую победу над правительственными войсками. Через несколько месяцев он захватил Фивы, провозгласил себя фараоном и был официально признан жречеством Амона. Хореннефер, «любимый Амоном-Ра, царем богов», начал царствование осенью 205 года. Он контролировал территорию, ограниченную Абидосом (Абджу) на севере и Афродитополисом на юге. Восставшие сжигали поземельные книги, отменили ненавистные налоги, а греков изгоняли из их домов. Власть Птолемеев, зашатавшись, готова была рухнуть. На короткий миг даже показалось, что еще чуть-чуть, и Египет вернет себе независимость, как это бывало прежде в поворотные моменты его истории.
Однако у Лагидов был другой взгляд на судьбы Египта. В конце 200 года новый царь, Птолемей V (204–180), предпринял ответное наступление на силы восставших. Расквартированные в гарнизонах Дельты и Файюма греческие войска выступили на юг. В начале 199 года они захватили Птолемаиду, а на исходе лета — священный город Абидос. Овладев культовым центром Осириса-Уннефера, в честь которого получил свое имя предводитель восставших, греки продолжили наступление на Фивы, где одержали еще одну победу. Уныние в рядах восставших сменилось паникой, когда они сначала потеряли столицу, а затем вождя.
Гибель Хор-Уннефера в середине лета 199 года должна была ознаменовать окончание фиванского восстания — но его преемник Анх-Уннефер быстро перенял знамя борьбы и как ни в чем не бывало продолжил прежний отсчет годов царствования. Но его возможности были сильно ограничены царской армией, контролировавшей Фивы, и крупным греческим гарнизоном, закрепившимся в Сиене (современный Асуан). В ответ он предпринял дерзкий поход на север. Пользуясь, судя по всему, пустынными дорогами, он выбрал своей целью провинциальный центр Асьют (греческий Ликополис), расположенный в 190 милях от Фив. Он планировал изолировать армию Птолемея, сидящую в Фивах, лишив ее подвоза продовольствия и перерезав коммуникации с Александрией. Поэтому его войска старались нанести как можно больший урон, нарушая нормальную работу сельского хозяйства и разрушая города. Это был не только смелый, но и успешный ход. Правительственные войска вскоре были вынуждены покинуть Фивы и отступить на юг. Повстанцы снова одерживали верх в игре.
Потерпев поражение на юге, Птолемей V обратил свой взор против северных мятежников. В 197 году его армия осадила принадлежащий им хорошо укрепленный и многолюдный опорный пункт. Исход был очевиден, так как повстанцы могли противопоставить хорошо вооруженной и обученной правительственной армии только свои идеалы. Город был захвачен, предводителей мятежа отправили в Мемфис. Здесь их ожидала мучительная смерть на колу, приуроченная к празднествам по случаю коронации Птолемея V. Это в высшей степени важное событие, в котором, в свойственной для египтян манере, смешались религия и политика, произошло 26 марта 196 года. Оно было надлежащим образом зафиксировано в великом царском указе, составленном на египетском и греческом языках и начертанном иероглифами, демотическим и греческим письмом. Этот памятник, дошедший до наших дней, известен под названием Розеттский камень.
Подавив восстание в Нижнем Египте, Птолемей V вновь направил свой меч против Фив. После кровопролитного сражения, опустошившего область Асьюта, его армия вытеснила оттуда противника. Осенью 191 года Анх-Уннефер покинул Фивы и отступил к нубийской границе. Возможности сопротивления таяли с каждым днем. Вернув Фивы, правительство, как всегда обеспокоенное получением прибыли, распродало земли, принадлежавшие мятежникам, — чем скорее эти земли начнут приносить доход, тем быстрее их можно будет обложить налогом.
Теперь, когда снабжение продовольствием расположенных в Асуане греческих войск было восстановлено, Анх-Уннефер понял, что его дело проиграно. Несмотря на подкрепления, пришедшие из Нубии, египетские мятежники были разгромлены 27 августа 186 года. Сын Анх-Уннефера пал в битве, а самого его захватили в плен. От мучительной казни его спасли только жрецы, собравшиеся через несколько дней в Александрии. Они ухитрились убедить Птолемея, что, предав Анх-Уннефера смерти, он сделает из него мученика. Куда разумнее было бы пощадить его, объявив при этом врагом богов. Скрепя сердце Птолемей V последовал этому совету и объявил великую амнистию всем, кто, приняв участие в восстании, вернется домой.
В дальнейшем, пытаясь замирить население, Птолемей совершал щедрые пожертвования храмам и возобновил работы в Эдфу, которые в 206 года пришлось приостановить из-за нестабильной ситуации в регионе. Однако наряду с этими примирительными шагами Птолемей принял меры по усилению контроля центральной власти над южными землями. С этой целью он раздавал греческим солдатам земельные наделы в общинах Верхнего Египта. Губернатор Птолемаиды получил неограниченные военные и гражданские полномочия, возле Фив появились два военных лагеря — один в Сумену (Крокодилополис), другой в Инерти (Патирис). Теперь на пути потенциальных бунтарей были серьезные препятствия.
Птолемей V приберег весь свой запас мстительности для мятежников, еще уцелевших на севере, откуда когда-то началось восстание. В 185 году, под предлогом заключения мира, он заманил их в Саис, что было символично, учитывая бунтарский дух этого города еще со времен Тефнахта. Когда они поняли, что это ловушка, было уже поздно. По приказу царя с них сорвали одежду, запрягли подобно тягловому скоту в повозки и на глазах у испуганных жителей заставили тащить их по улицам города, после чего казнили. Царское милосердие имело свои границы.
А вот у склонности членов царской семьи к распрям границ не было. С первой трети II века поразивший правящую династию внутренний кризис стремительно углублялся, осложняемый народными выступлениями. Когда Птолемей V шести лет от роду взошел на трон в 204 году, его мать, которая должна была стать при нем регентшей, пала жертвой заговора влиятельных придворных. Затем они принялись бороться друг с другом за власть, ослабляя правительство еще больше. Раздираемое внутренними конфликтами государство Птолемеев потерпело поражение и во внешней политике, потеряв владения в Келесирии, Анатолии и Фракии. Когда Птолемей V умер в 180 году, его царство было крайне ослаблено.
А в это время алчным взором за слабеющими эллинистическими царствами Средиземноморья наблюдал молодой и сильный хищник.
Все дороги ведут в Рим
Латины принадлежали к числу италийских племен, предки которых переселились на Апеннинский полуостров примерно в эпоху «народов моря». Согласно легенде, в 753 году до н. э. они основали город на берегах реки Тибр. Этот город, получивший название Рим, неуклонно распространял свое влияние на окружающие территории. К 338 году ему принадлежала вся область Лациум. В течение следующих восьмидесяти лет римляне подчинили весь Италийский полуостров, вытеснив отсюда греков.
Стоит ли удивляться, что Птолемеи стремились наладить дружественные отношения с этой новой силой на политической арене. Первые шаги в этом направлении предпринял Птолемей II, который после проведения великой процессии был преисполнен гордости и уверенности в своих силах. Он направил официальное посольство к римлянам с предложением дружбы. Этот договор положил начало долгому периоду непростых отношений между двумя государствами, который не мог не окончиться трагически.
С самого начала Птолемеи смотрели на римлян со смесью надменной снисходительности и осторожного интереса — что, впрочем, всегда характерно в отношениях между сильной державой с уже крепкими позициями и активными, быстро усиливающимися странами. Во время Первой Пунической войны, несмотря на дружественные отношения с карфагенянами, Птолемей II отказал им в помощи, чтобы снискать благосклонность Рима. В знак признательности благодарные римляне направили к египетскому двору своих послов. Но, в свою очередь, Рим, играя по этим же правилам, вмешивался в непрестанные склоки между Птолемеями, Селевкидами и Антигонидами. На словах римляне позиционировали себя как друзья Египта, а на самом деле преследовали собственные интересы. В условиях ожесточенных войн между эллинистическими государствами выдвижение Рима на позиции ключевого игрока в Средиземноморском регионе было неизбежным фактом.
Птолемей VI (180–145), как и его отец, наследовал престол в возрасте шести лет. Регентом при нем была его мать Клеопатра I, которая правила от имени сына четыре года. Ей удалось добиться некоторой стабильности. После ее смерти в 176 году клики, поддерживавшие разных царских отпрысков, сцепились уже открыто, что привело к провозглашению триархии: отныне Птолемей VI правил совместно со своей сестрой Клеопатрой II и младшим братом Птолемеем VIII.
Однако таким лекарством захворавшую династию можно было только окончательно добить. Катастрофическая Шестая сирийская война, во время которой Птолемей VI пытался вести переговоры с противником, привела к тому, что беспокойное население Александрии свергло его. Селевкидский царь Антиох IV заявил, что представляет интересы Птолемея VI (фактически он преследовал лишь свои собственные), и осадил столицу Египта. Однако из-за внутренних проблем в собственном государстве он был вынужден прервать поход. Это была типично македонская смесь наследственной борьбы, территориальных притязаний, осложненная изначальной склонностью к бесчинствам.
Весной 168 года Антиох IV снова выступил на Александрию, овладев одновременно Кипром и Мемфисом. Он начал издавать царские декреты как полновластный правитель Египта. Рим решительно вмешался в эту борьбу, чтобы не допустить объединения Египта и Сирии. В начале июля Антиох встретился с римским послом Гаем Попиллием в Элевсине, пригороде Александрии. В вызывающе дерзкой манере римский посланец потребовал у царя немедленно прекратить войну и вывести свои войска из Египта и с Кипра. Антиох был вынужден проглотить эту дерзость и убраться из Египта. Так Рим спас в тот день Египет — но это была мефистофелева услуга.
В последующие сто тридцать лет правления Лагидов именно римляне, а не греки определяли судьбы долины Нила. Так как вражда между Птолемеем VI с его братом и сестрой раздирала страну, то Рим все чаще и чаще призывали принять одну из сторон, и его железная рука все крепче стискивала несчастную страну. Ситуацию усугубляло и то обстоятельство, что в Верхнем Египте не прекращались антиправительственные выступления, которые вели к дальнейшему ослаблению центральной власти. Так, в 165 году восстали Фивы: в Файюме происходили кровавые столкновения, восставшие, бросая прямой вызов правительству, сжигали арендные договоры. Крестьяне покидали деревни, толпы беженцев искали убежища в храмах. Птолемей VI издал указ, который обязал крестьян арендовать и возделывать земельные участки — но эта мера оказалась неэффективна и непопулярна. В итоге царь отправился в изгнание — и не куда-нибудь, а в Рим.
Наследовавший ему Птолемей VIII Эвергет оказался ничуть не лучше брата. Его тираническое правление длилось всего год и закончилось призывами населения к Птолемею VI вернуться обратно. Теперь настал черед Птолемея VIII обратиться за помощью к Риму. Он бежал в Киренаику, отчаянно пытался вернуть себе власть и пережил покушение в 156/5 году. Обескураженный таким поворотом дел, он завещал Египет Риму на тот случай, если у него не будет наследника. Такое решение оказало должный эффект на его противников, которые предпочли из двух зол выбрать меньшее. Однако ничего хорошего для Египта как самостоятельного государства оно не сулило. И только смерть Птолемея VI в 145 году позволила его младшему брату окончательно вернуть себе трон.
Вернувшись в Александрию, Птолемей VIII женился на жене своего покойного брата — которая, между прочим, приходилась ему сестрой. Кроме того, говорят, будто во время свадебных торжеств он приказал умертвить ее сына от Птолемея VI[393]. Для такого распущенного и жестокого человека, как он, это был весьма характерный ход. Он также сурово расправился с евреями-военачальниками, выступившими против него, и изгнал из Александрии многих греческих ученых. Заработав много врагов среди греков, Птолемей не стеснялся заигрывать с египтянами, покровительствуя храмам и милуя преступников. Это были бесчестные, но эффективные меры. Привыкшие к царям с тяжелой рукой, египтяне закрывали глаза на зверства, которые творил Птолемей VIII, и поддерживали его.
Внутренние дела династии и без того были причудливы, теперь же приняли откровенно безумный характер. Птолемей VIII вступил в интимную связь с племянницей. В 141/140 году он женился на ней и короновал ее под именем Клеопатры III. В результате обе Клеопатры, мать и дочь, стали заклятыми врагами — а всякий, кто мечтал свергнуть деспота, мог рассчитывать на безоговорочную поддержку Клеопатры II. Когда в 132 году между враждебными лагерями вспыхнула война, Птолемей VIII вместе с младшей супругой бежал на Кипр, оставив Клеопатру II единоличной царицей в Александрии. Он боялся, что его сын от нее станет царем и поэтому велел похитить мальчика и перевезти на Кипр. Здесь царевича убили прямо на глазах у отца, расчленили и отправили останки матери в качестве подарка ко дню рождения. Подчинив личное горе политическим интересам, Клеопатра II выложила останки сына на всеобщее обозрение в Александрии, надеясь тем самым пробудить народный гнев против тирана Птолемея. Но египтяне остались лояльны, так что расчет царя оправдался.
Популярность Птолемея VIII среди коренного населения давала ему превосходную возможность отобрать трон у сторонников его жены. Впервые за двести лет царь из династии Птолемеев стал назначать египтян на высокие посты, что сильно способствовало росту его популярности. Он же извлекал из этого немалую пользу. Царский писец Уннефер и ему подобные занимались самовосхвалением столь же безудержно, как и их предки, жившие в золотую эпоху:
«Меня почтил его отец, восхвалила его мать и милостиво отнесся его брат… Меня воспели в его городе, облагодетельствовали в его провинции, и каждый был милостив ко мне. Я пользовался всеобщим уважением, преклонением и любовью, был весел»[394].
Но наряду с обычным хвалением неприкрыто проявлялось и легкомыслие, которое свидетельствовало о полном падении добродетелей фараоновских времен:
«Я был любителем обильного возлияния, повелителем праздников… где собирались певцы и девицы… с заплетенными косами, прекрасные, пышногрудые… они танцевали в красоте, исполняя желания сердца моего»[395].
Падение нравов было характерной чертой того времени: жители Египта брали пример со своих правителей. Вернувшись в Александрию, Птолемей VIII решил примерно наказать своих недругов и, окружив их в гимнасии, приказал поджечь здание с находящимися внутри людьми. Такое бессмысленное насилие в борьбе за власть, сочетаясь с невиданным доселе мздоимством, лишь ускорило падение Египта.
Птолемей VIII умер летом 116 года в Александрии. Клеопатре III он завещал передать трон тому из двух сыновей, которого она выберет. В это время на остров Филы, расположенный в 700 милях вверх по течению Нила, прибыла группа римлян с целью посетить тамошний храм Изиды. На стенах храма они оставили свои имена — старейшие надписи на латыни в Египте. Эти два события как нельзя лучше подвели итоги прошлому и настоящему долины Нила. Одряхлевший режим, ослабленный династическими войнами, выглядел крайне неубедительно перед лицом римского экспансионизма. Через двадцать лет Рим унаследовал Киренаику, оставив Птолемеям единственную колонию — Кипр. И снова история повторилась — Птолемей IX и Птолемей X борются друг с другом за власть, юг бунтует. Последний Птолемей в обмен на военную поддержку завещает Египет римлянам, что вызывает взрыв негодования в столице.
Из всех столпов, на которых покоилась уверенность египтян в себе, незыблемым остался лишь один — вера в старых богов. Видимо, по этой причине в 70 году была устроена торжественная церемония по случаю открытия храма Гора в Эдфу, строительство которого было начато 167 лет назад Птолемеем III. Величественный высокий храм с его пилонами и гипостильным залом стал воплощением той гибридной греко-египетской культуры, которую упорно стремились создать поколения фараонов-греков. И сердца собравшихся насладиться прекрасным зрелищем египтян должны были на миг забиться от мысли, что они стали свидетелями начала новой эры — эры благоденствия и изобилия.
Подобные чувства, несомненно, через несколько месяцев вызовет и рождение в царской семье нового ребенка. Маленькая дочка Птолемея XII, в чьих жилах смешалась кровь двух народов, понесет на своих плечах весь груз надежд и чаяний своих разнообразных соотечественников. Вся ее жизнь станет борьбой за их независимость, а смерть — концом традиционного Египта. Ее звали Клеопатра VII.