Кризис власти
Издавна верховный жрец бога Птаха был одной из самых влиятельных фигур в государстве. Мемфис, который после объединения страны стал ее национальным центром, находился под покровительством Птаха. Поэтому верховный жрец этого божества занимал столь высокое положение в жреческой иерархии. Он принадлежал к небольшой группе высшего духовенства, стоявшего на страже религиозных традиций, которыми так гордились египтяне.
Формально назначение верховного жреца Птаха, или, пользуясь более древним и сокровенным титулом «верховного руководителя мастеров», было прерогативой фараона. Однако исторически сложилось так, что в Египте отцы передавали должности сыновьям, и это пустившее глубокие корни наследование неизбежно вступало в противоречие с волей фараона. При Птолемеях ситуация не изменилась — более 260 лет главенствующее положение в мемфисском жречестве занимали представители одной семьи. Из поколения в поколение им удавалось искусно совмещать наследование своей должности с непоколебимой верностью правителю. Благодаря этому их род стал самым сильным и влиятельным в стране. В Фивах, некогда бывших религиозным центром Египта, Птолемеи не пользовались поддержкой жречества Амона. Полной противоположностью им были жрецы Птаха, горячо преданные греческой династии. В обмен на царскую благосклонность они поддерживали божественность своих владык. Несомненно, их южные собратья с отвращением смотрели на это сотрудничество с чужеземцами — хотя в действительности такое поведение было типично египетским.
Когда в 69 году родилась Клеопатра VII, у «верховного руководителя мастеров» Пшеренптаха III было больше причин поддерживать Птолемеев, чем у большинства его предков. Став в пятнадцать лет верховным жрецом, он первым делом послушно возложил царственный венец на голову отца Клеопатры, Птолемея XII Авлета (80–51). Пшеренптах входил в круг доверенных лиц царя и говорил о себе, как о «рожденном владыкой Египта»[396],что почти не было преувеличением. Следующие сорок лет судьбы двух личностей — Пшеренптаха и Клеопатры — будут тесно взаимосвязаны. Жизнь и смерть жреца и царицы станут заключительной главой в долгой истории Древнего Египта.
С самого рождения к Клеопатре относились так, словно она была приближена к небожителям. Ее отца именовали «Молодым Дионисом» (или более привычным для коренных египтян «Молодым Осирисом»)[397]. Достаточно долго существовавший культ Птолемеев позволял легко сделать из него бога на земле. Египетское жречество во главе с Пшеренптахом с готовностью поддерживало идею божественности царской семьи — ведь именно эта идея исстари занимала центральное место в учении жрецов о природе власти фараона. Но правление Птолемея XII трудно назвать золотым веком, скорее наоборот. Вместо того чтобы вести страну к процветанию, опираясь на главные источники богатства — сельское хозяйство и торговлю, — фараон вел ее к стремительному упадку.
Чтобы сохранить свою власть, последним Птолемеям приходилось откупаться. Египет уже давно перестал быть ведущей державой Восточного Средиземноморья. Из некогда обширных владений у Лагидов остался только Кипр, где правил брат и тезка Птолемея XII. Центром всего Средиземноморья отныне был Рим, который энергично расширял свои границы, претендуя на звание империи. У всех народов, которым довелось столкнуться с таким агрессивным и хорошо вооруженным противником, выбор был невелик: сопротивляться и быть уничтоженным — или склонить голову. Римляне уже завладели Киренаикой (в 75 году до н. э.), и Птолемеи не хотели, чтобы та же судьба постигла и Египет. Из двух зол они предпочли выбрать меньшее — стали сотрудничать с агрессором. Рим, как хищный зверь, чувствовал слабость своей жертвы и без промедления нанес удар. Идеальным предлогом для шантажа стало завещание Птолемея X, которым он якобы передавал долину Нила в руки римлянам. Таким образом, по-прежнему богатейшая страна региона стала для Рима источником доходов. У Египта же, в свою очередь, выбора просто не осталось: хочешь уцелеть — выплачивай дань.
Когда Клеопатре было всего четыре года, и без того сложная ситуация обострилась. Вдали от берегов Нила, в римском сенате, Египет стал объектом амбициозных замыслов вечно враждующих между собой «отцов республики». В 65 году Марк Красс предложил официально присоединить Египет на правах римской провинции. Однако Цицерон в своих речах подверг критике подобный шаг, указывая на его пагубность для республики.
Тем временем римские орлы, столкнувшись с временными затруднениями, обратили свой хищный взор на более слабую жертву — Селевкидов. Гней Помпей ликвидировал заклятого врага Птолемеев и захватил его земли[398]. Птолемей XII, желая поддержать победителя, немедленно направил на помощь Помпею 8-тысячный кавалерийский отряд, который должен был помочь ему утвердиться в Палестине. И не важно, что этот сумасбродный «жест доброй воли» сильно истощил царскую казну. Правительство лишь ужесточило налоговую политику, спровоцировав новые волнения среди населения. Но для Птолемея первостепенной задачей было оказание Риму всесторонней поддержки, и ради этого он был готов даже заплатить спокойствием внутри страны. Помпей же, наблюдая за происходящим с присущим римлянам высокомерием, отказался помочь Птолемею подавить восстание, спровоцированное новыми налогами.
Казалось бы, из этой неприятной ситуации Египет должен был сделать правильные выводы — но его внешняя политика так и оставалась по-детски наивной. По мере того как страна становилась все более и более обязанной своему «защитнику», египтяне начинали ненавидеть Рим и все, что было с ним связано. Для Птолемеев это не сулило ничего хорошего.
Хуже всего было то, что в Риме оказался не один, а два честолюбивых лидера, которые соперничали друг с другом. Откупившись от Помпея, египтяне столкнулись с Юлием Цезарем — беда не приходит одна. Когда в 59 году Цезарь пригрозил вновь поднять в Сенате «египетский вопрос», Птолемей прибег к проверенному методу. За свое официальное признание в качестве царя Египта и «amicus et socius populi romani» («друга и союзника римского народа») он предложил плату, равную половине годового дохода страны. Принесла ли ему пользу подобная политика? Отнюдь, как показали дальнейшие события. Спустя год, когда Птолемей XII праздновал свадьбу Пшеренптаха и четырнадцатилетней Таимхотеп, новоиспеченные «друзья» захватили Кипр и принудили брата Птолемея покончить жизнь самоубийством. Так веселье обернулось тризной спустя всего несколько месяцев — но Птолемей, боясь разозлить римлян, молча проглотил обиду. Фараон оказался лишен не только денежных средств, но и остатков воли.
Малодушие царя стало последней каплей, переполнившей чашу терпения гордых и вспыльчивых александрийцев. Спасаясь от народного гнева, Птолемей Авлет был вынужден покинуть Египет. Удрученный царь сначала подался на Родос, где предстал перед Марком Катоном, недавно принявшим сдачу Кипра. Катон, стремясь окончательно унизить Птолемея, принял его в сортире, где находился после принятия внушительной дозы слабительного. В былые времена фараоны попирали своих врагов ногами — а теперь их потомка удостоили чести лицезреть, как варвар опорожняет кишечник. Падать ниже царю Египта было уже некуда.
Однако Птолемеи не сделали ровным счетом ничего, чтобы найти выход из сложившейся ситуации. Трон перешел сначала к супруге Птолемея, а после ее скорой смерти — к старшей дочери Беренике. Сама мысль, что женщина может править самостоятельно, была неприемлема для греков. Поэтому ей стали подбирать подходящего мужа. Но Береника, как и ее предки, обладала непокорным и безжалостным нравом. Первый жених умер в пути, второго на границе задержали римляне, а третий, хоть и добрался до Александрии, но произвел на свою невесту настолько отталкивающее впечатление, что через несколько дней она велела задушить его.
С Родоса Птолемей отправился в Рим, а после в Эфес, где и провел последние два года своего изгнания. В Риме Птолемей Авлет вел себя как типичный диктатор-изгнанник: жил в поместьях римской знати и подсылал убийц к своим политическим оппонентам[399]. В конце концов он достиг своей цели, заняв у банкира Рабирия Постума сумму в десять тысяч талантов, что равнялось годовому доходу Египта. Вернуть себе трон Авлет намеревался с помощью Авла Габиния, наместника римской провинции Сирия. 15 апреля 55 года Птолемей XII при поддержке римской армии вступил в Александрию и восстановил свою власть. Он приказал казнить Беренику, а Рабирия назначил главой финансовой администрации.
Так Египет оказался в полной власти Рима. Победа Птолемея была равносильна унизительному поражению.
Возвышение Клеопатры
По всей видимости, два года своего вынужденного пребывания в Риме Птолемей провел не один. Существуют свидетельства, что в скитаниях его сопровождала одна из дочерей — вероятнее всего, это была Клеопатра, потому что на момент изгнания отца ей было одиннадцать лет: подходящий возраст для путешествий, но достаточно малый, чтобы ее отъезд из Египта не представлял угрозы для оставшейся там старшей сестры Береники.
Если детские годы Клеопатра действительно провела в Риме, то они дали ей бесценный жизненный опыт. Птолемей не мог ни удовлетворить всех требований Рима, ни игнорировать его силу. В таких условиях удержаться на троне и отстоять независимость государства было равносильно балансированию на тонком канате. И Клеопатре очень скоро придется проделывать это в одиночку.
После возвращения из Рима Птолемей XII серьезно взялся за укрепление своего авторитета среди подданных. Еще со времен Нармера было принято, чтобы фараоны занимались содержанием храмов и контролем власти на местах, для чего постоянно разъезжали по стране. Такими мерами поддерживался престиж власти царя. Правивший три тысячи лет спустя Птолемей XII не видел никаких причин для отказа от устоявшейся практики. Поэтому он распорядился начать строительство нового грандиозного храма Хатор в Иунете (Верхний Египет). Фундамент храма был надлежащим образом заложен 16 июля 54 года. Также Птолемей в сопровождении жреца Пшеренптаха как главного представителя местной аристократии официально посетил Мемфис. Оба эти действия были частями спланированной демонстрации власти царя.
Далее, чтобы сохранить свою династию, в 52 году до н. э. Птолемей Авлет объявил Клеопатру своей соправительницей. Спустя три десятка лет некомфортного пребывания у власти ее отец, видимо, понял, что дни его земной жизни сочтены. 7 марта 51 года произошло видимое в Египте солнечное затмение, которое единодушно истолковали как дурное знамение. Через несколько дней Птолемей XII скончался, и семнадцатилетняя Клеопатра стала царицей Египта.
В соответствии с предсмертной волей отца она разделила трон с десятилетним Птолемеем XIII — старшим из двух братьев. Рим выступал в роли официального защитника юных правителей. Это династическое решение Птолемеев, подобно большинству предыдущих, обернулось настоящей катастрофой. Клеопатра, которая хотела править единолично, первым делом отстранила своего брата. Первые восемнадцать месяцев она царствовала самостоятельно, пока природные катаклизмы и политическая нестабильность не настроили народ против нее. Катастрофически низкий уровень разлива Нила летом 50 года вызвал неурожай и, как следствие, серьезный дефицит продовольствия. Чтобы предотвратить угрозу голода, Клеопатра была вынуждена принять ряд чрезвычайных мер.
Главными обязанностями фараона были умилостивление богов и обеспечение процветания Египта. То, что боги отвернулись от Клеопатры в самом начале ее правления, вызывало серьезные опасения. Масла в огонь подлила также послушная выдача Клеопатрой убийц сыновей римского наместника Сирии. Отправив их на верную смерть, она лишний раз подтвердила худшие опасения египтян о растущем римском влиянии в стране. Чаша весов благосклонности толпы начала быстро склоняться в пользу Птолемея XIII.
В самый разгар этих внутренних неурядиц Клеопатра оказалась втянута во внутренние проблемы Рима. Два триумвира, Помпей и Цезарь, начали кровопролитную гражданскую войну. Чтобы рассчитаться по старым долгам, Клеопатра приняла сторону Помпея — это его ближайший сторонник Авл Габиний помог Птолемею XII вернуть трон. Но даже союз с римским полководцем не смог защитить ее от собственного народа. В первые месяцы 48 года Клеопатра, как и ее отец в свое время, была вынуждена покинуть страну. Но вместо того, чтобы идти с челобитной к римлянам, она решила собрать армию поближе к дому — в Палестине, которая все еще сохраняла ей верность. В конце лета армии сестры и брата встретились в восточной Дельте.
Из них двух Птолемей XIII должен был чувствовать себя более уверенно, поскольку добился у Рима своего признания в качестве единственного фараона. Но Помпей оказался наголову разбит Цезарем в Греции и в поисках убежища 9 августа 48 года прибыл в Египет. Вот тут-то самоуверенный Птолемей и допустил серьезный промах. Он безучастно наблюдал за тем, как у него на глазах убили Помпея, когда тот высаживался на берег. Если Птолемей действительно считал, что убийством заклятого врага Цезаря обретет в его лице друга, то он жестоко ошибся[400]. Когда прибывшему через четыре дня Цезарю преподнесли отрубленную голову бывшего триумвира, его реакция была очень бурной. Он занял царский дворец, создал там штаб и потребовал, чтобы Птолемей XIII явился к нему. Клеопатра поняла, что пришло ее время: бывший благодетель Помпей мертв, а Цезарь — полновластный хозяин Рима. Она тайно прибывает в Александрию и, избегая встречи со стражей брата, попадает на аудиенцию к Цезарю.
И вот жарким августовским днем в царском дворце встретились две легендарные личности: царица из рода Птолемеев, 21 года от роду, и 52-летний римский полководец[401]. По современным стандартам Клеопатру нельзя было назвать привлекательной — длинный нос с горбинкой, заостренный подбородок. Да и Цезарь, потрепанный битвами и непогодой, уже давно миновал пору расцвета. Но, как говорится, красота в глазах смотрящего — тем более если она подкреплена властью и влиянием. И это волшебство сработало.
К вящему неудовольствию Птолемея XIII и его сторонников, Цезарь всеми силами поддержал притязания Клеопатры на трон Египта. Армия Птолемея осадила дворец, а его александрийские союзники провозгласили царицей Египта Арсиною, младшую сестру Клеопатры. Дальнейшие события развивались стремительно. В марте 47 года Цезарю и Клеопатре при поддержке прибывших подкреплений удалось снять осаду с царского квартала. В ходе ожесточенных боев Птолемей XIII нашел свою смерть на дне Нила.
Устранив противников и вернув трон, Клеопатра теперь правила совместно с одиннадцатилетним братом, также Птолемеем. Кроме того, Египет получил обратно Кипр — как еще один знак поддержки со стороны Рима. Арсиною пленили и вывезли в Италию. Желая отпраздновать свой триумф, Цезарь и Клеопатра вместе совершили плавание вверх по Нилу. Но вряд ли взор египтян радовал вид четырехсот транспортных кораблей, которые сопровождали флот их царицы. Победа Клеопатры в борьбе за власть обернулась поражением для Египта. Доказательством тому были три римских легиона, которые отныне были постоянно расквартированы в долине Нила. Как писал позднее автор «Александрийской войны»:
«Он считал вполне согласным с достоинством римской власти и с государственной пользой — защищать нашей военной силой царей [Птолемей XIV и Клеопатра], сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их»[402].
В память о себе для Египта Цезарь оставил не только войска. Летом 47 года, после того как он снова отправился на войну, Клеопатра родила мальчика. Ничуть не сомневаясь в том, кто его отец, царица дала ему имя Птолемей Цезарь. В честь рождения сына царица распорядилась, чтобы на Кипре отчеканили памятные монеты. Монеты были украшены сдвоенным рогом изобилия и служили свидетельством богатства и гарантией нерушимости союза с Римом.
Такими же пышными торжествами и щедрыми жертвоприношениями год спустя сопровождалось появление на свет еще одного мальчика. На этот раз радость рождения отец и мать разделили вместе. Счастливыми родителями были верховный жрец Пшеренптах и его супруга Таимхотеп. Радость от рождения сына становится понятна, когда мы узнаем о страданиях, которые они пережили за 12 лет брака. Дело в том, что в первые годы Таимхотеп родила своему мужу трех здоровых малышей — но они были девочками. Все отцы-египтяне хотели иметь наследника мужского пола, тем более этого желал верховный жрец, в роду которого указанная должность передавалась одиннадцать поколений.
Когда Пшеренптаху миновало сорок три года, его, несомненно, беспокоил вопрос: не умрет ли он вот так, без наследника? В отчаянии его жена обратилась с молитвами к исконным богам, в частности к Имхотепу — сановнику фараона Джосера, который жил двадцать шесть веков назад, на заре эпохи пирамид.
Делом всей жизни Имхотепа была знаменитая ступенчатая пирамида Джосера, которая таинственно возвышалась на горизонте Мемфиса. По всему Египту его почитали как бога мудрости, магии и врачевания. Наиболее сильны позиции культа Имхотепа были в Мемфисе, и сама Таимхотеп уроженка этого города, носила его имя. Если уж кто-то из богов и откликнется на ее молитвы, то это, несомненно, будет Имхотеп. Они вместе «молили великого бога, славного чудесами, успешного в деяниях, того, кто дарует сына не имеющим оного — Имхотепа, сына Птаха»[403]. И — о, чудо! — молитвы их были услышаны. Имхотеп явился женщине во сне и пообещал сына, если его мемфисское святилище будет подобающим образом украшено. (По-видимому, и обожествленные египтяне не забывали полезный принцип «ты мне, я тебе»!) То, что ее муж — самый влиятельный человек в городе и глава мемфисского жречества, было очень кстати. Зодчие и художники выполнили все нужные работы в короткие сроки. 15 июля 46 года около 2 часов пополудни Таимхотеп произвела на свет долгожданного мальчика. «Радовались все жители Мемфиса. Мальчик получил имя Имхотеп, а прозвище — Петубаст»[404].
Если для Таимхотеп рождение сына стало кульминацией ее обязанностей как женщины и супруги, то для Клеопатры, тоже родившей сына, оно имело более глубокий, сакральный смысл. Чтобы отметить рождение Цезариона («Маленького Цезаря»), она освятила часовню в храме богини-матери Хатор, в Тентире. В Иуни (греческий Гермонтис) Клеопатра воздвигла так называемый «дом жизни» (маммиси), тем самым отдав должное божественному дару деторождения. Кроме того, в двух крупнейших греческих городах Египта — Птолемаиде и Александрии — царица активно поддерживала культ Изиды, ставшей одной из самых популярных богинь. С нею Клеопатра чувствовала особую эмоциональную связь, ведь Изида была божественной матерью и защитницей, которая оберегала своих почитателей так же, как и своего сына Гора. Сходство напрашивается само собой, а господствующая идеология способствовала этому отождествлению. В скульптуре того времени черты Изиды и Клеопатры преднамеренно смешивались. Богиня и царица стали одним целым.
Несомненно, что Клеопатра в качестве божества смотрелась куда убедительнее, нежели ее предшественники-Птолемеи. Ведь она, в отличие от остальных Птолемеев, соизволила хотя бы выучить язык своих подданных. Царица несомненно считала Египет своим домом и пыталась чтить традиционные культы. Она приняла женский вариант самого древнего царского титула — «Горова имени», и, как минимум, часть ее египетских подданных видели в ней законную правительницу.
Тем удивительнее, что на вершине своей популярности она покинула Египет и отправилась в Рим в качестве гостьи Цезаря, который в 46 году вернулся домой после войны. Два года она провела на вилле Цезаря, расположенной на берегу Тибра. Отношения между ними были объектом многочисленных сплетен — особенно после того, как Цезарь поместил позолоченную статую египетской царицы в святилище Венеры Прародительницы[405]. Цезарь собирался даже внести на рассмотрение в Сенате законопроект, который давал бы ему право сочетаться браком за пределами Италии, иметь детей от иностранки и основать вторую столицу. Худшие опасения римлян оправдывались — их герой полностью подпал под тлетворное влияние восточной царицы.
Убийство Цезаря 15 марта 44 года поставило крест на этих причудливых замыслах. Месяц спустя Клеопатра покинула Рим и вернулась в Александрию. Еще через месяц очень кстати скончался ее брат и соправитель Птолемей XIV. Клеопатра возвела на трон сына Цезариона под именем Птолемея XV, «бога, любящего отца и мать». Вполне возможно, что в тот год Клеопатра провела немало параллелей между своей жизнью и жизнью богов. Цезарь был убит подобно Осирису; его сыну и наследнику Цезариону отводилась роль нового Гора. Естественно, что Клеопатра, как вдовствующая мать, превратилась в живое воплощение Изиды.
Опасные связи
Если Клеопатра и добилась своего места среди сонма богов, то на ее соседей по пантеону это явно не произвело впечатления. Казалось, что они вообще отвернулись от Египта. Необычайно низкие разливы Нила в 43–41 годах вызвали острую нехватку продовольствия. Все в большей степени жителей городов и деревень охватывало чувство безысходности. Голод и лишения даже пошатнули веру людей в то, что после смерти они обретут покой. Сама мысль о том, что загробная жизнь станет продолжением тяжкой земной юдоли, вселяла в сердца живущих ужас и сомнения в устоявшихся представлениях.
Лучше всего эти настроения выразила Таимхотеп, которая умерла 15 февраля 42 года в возрасте тридцати лет, оставив мужа, сына и трех дочерей скорбеть о ней. Надгробная стела Таимхотеп полностью соответствовала статусу жены верховного жреца — она была выполнена лучшими мастерами страны из тонкой известняковой плиты. В верхней части плиты под крылатым солнцем изображена Таимхотеп, приносящая жертвы главным богам: богу мумификации Анубису, Гору, главным плакальщицам и сестрам Осириса Нефтиде и Изиде, божественному быку Апису и, наконец, самому Сокару-Осирису. И если иконография была привычно египетской, то в двадцати одной строке сопровождающей надписи сквозит мрачный дух этого времени:
«О, мой брат, мой муж и друг, жрец бога Птаха!
Пей, ешь, упивайся вином, наслаждайся любовью!
Проводи свои дни в веселье! Днем и ночью следуй зову своего сердца!
Не допускай, чтобы забота овладела тобой. Ибо чем являются годы, которые не прожиты на земле?
Запад — это страна печали и глубокой тьмы; жители его погружены в сон»[406].
Погребальная надпись Таимхотеп является самым длинным и трогательным плачем в египетской культуре, а также горькой констатацией факта, что старые истины полностью изжили себя.
Будущее страны и ее жителей было действительно мрачным. Убийцы Цезаря лишили Египет единственного защитника. Можно было только догадываться, как противники и преемники Цезаря поступят с Клеопатрой и ее царством. Но еще хуже было то, что ее младшая сестра Арсиноя, освободившись из заточения в Риме, перебралась в Эфес и была тем огоньком, свет которого приманивал всех недовольных властью Птолемеев.
Стойкость Клеопатры подверглась серьезным испытаниям, так как вначале Кассий, а затем Марк Антоний и Октавиан искали у Египта военной поддержки. Призвав себе на помощь все свое политическое чутье, она сделала выбор в пользу соратников Цезаря — и, как оказалось, не ошиблась. Антоний одержал победу над Кассием и Брутом в битве при Филиппах. Египет был спасен — по крайней мере, на этот раз. Но цена оказалась слишком высока. Неожиданным и в конечном счете трагическим следствием этого спасения стала связь Клеопатры с еще одним великим римлянином.
Первый раз Клеопатра могла встретить Антония в 55 году, когда он был еще молодым командиром кавалерии у Габиния. Не исключено, что во время двухлетнего пребывания царицы в Риме (46–44 годы) их жизненные пути вновь пересеклись. Но только на третий раз судьба свела их окончательно.
Летом 41 года, когда между Египтом и наследниками Цезаря был заключен союз, Антоний вызвал Клеопатру в Тарс — город в юго-восточной части Анатолии. Вдохновленный победой при Филиппах, Антоний намеревался разгромить Парфянскую державу, которая была последним крупным врагом Рима в Азии. Для организации такого похода он нуждался в опорном пункте в восточном Средиземноморье, и Египет идеально подходил на эту роль. В свою очередь Клеопатра остро нуждалась в новом защитнике. Таким образом, они оба могли извлечь пользу из этой ситуации.
Благодаря своему уму и обаянию Клеопатра превратила дипломатическую и политическую встречу в религиозное представление. Она прибыла по реке в облике Афродиты-Изиды, которая спешила встретить божественного супруга Диониса. Несомненно, что Антоний был крайне польщен таким сравнением и попал в сети египетской царицы — которая к тому же была на четырнадцать лет моложе него. Так же, как и Цезарь до него, он предложил Клеопатре свою помощь в обмен на ее поддержку.
Даже известие о смерти Пшеренптаха, последовавшей 14 июля, не смогло омрачить ее радость. В конце года Клеопатра вместе с Антонием вернулась в Александрию. Через девять месяцев у них родилась двойня — Александр Гелиос и Клеопатра Селена. Сын-солнце и дочь-луна были бы подходящим потомством для супругов-небожителей.
Беда в том, что супругами они не были. Антоний покинул Египет, так и не дождавшись рождения детей. Вернувшись в Рим, он ради выгоды отрекся от Клеопатры и женился на Октавии Младшей, сестре своего главного врага Октавиана. Из этой неприятной ситуации Клеопатре следовало сделать вывод, что связь с римским полководцем, пусть и бурная, обернется для нее жизнью матери-одиночки.
Три года, которые Египет провел без Антония, были мирным временем, когда затихли изнуряющие войны, интриги, дворцовые перевороты — то есть все то, к чему испытывали тягу своенравные Птолемеи. Жрецом Птаха, наследуя своему отцу и предкам, стал семилетний Имхотеп. Нил разливал свои воды до нужного уровня, земля приносила щедрые урожаи. Если бы не чудовищный внешний долг, оставшийся в наследство от Птолемея XII, египетская экономика имела все шансы восстановиться. Но государственная казна была пуста. Количество серебра в монетах снизилось с 90 до 40 %, а потом и вовсе серебряные монеты были вытеснены из обихода бронзовыми. Легендарные богатства Египта теперь оседали в карманах римских богачей.
Антоний, все еще грезящий о славе покорителя Парфии, осенью 37 года осознал, что Октавиан не намерен помогать ему. Тут он снова вспоминает о Египте и отправляется на восток, в Антиохию, куда и приглашает Клеопатру встретиться с ним во второй раз. В качестве моральной компенсации за ущерб, нанесенный Александрийской библиотеке во время недавней войны, он передал ей коллекцию книг из библиотеки Пергама, которая, согласно свидетельствам, насчитывала 200 тысяч томов. Кроме того, Египет получал ряд римских территорий в восточном Средиземноморье. Таким образом, у Клеопатры появилась возможность возродить могущественную Египетскую державу.
Чтобы отметить это возрождение, царица ввела систему двойной датировки, провозгласив шестнадцатый год своего правления первым годом новой эры. Но все это было не более чем пустыми мечтами. Антоний не мог даровать восточные территории, которые не принадлежали ему — а фальшивые титулы и коллекцию книг нельзя считать справедливой платой за войска и продовольствие. Египет, который при XVIII династии был подобен дикому туру, сейчас превратился в дойную корову Рима.
Из-за плохой подготовки и излишней самоуверенности первый парфянский поход обернулся для Антония катастрофой. За несколько месяцев войны с сильным и дерзким противником он потерял третью часть пехоты и примерно половину кавалерии. Единственной хорошей новостью в это время стало рождение сына — Птолемея Филадельфа.
Во время второго парфянского похода 34 года до н. э. Клеопатра отправилась вместе с Антонием к берегам Евфрата. На этот раз Антоний одержал незначительную победу над Арменией, которую отметили «Александрийскими дарениями» — грандиозным празднеством, помпезность которого не соответствовала достигнутым успехам. Любовники появились перед огромной толпой, восседая на серебряных тронах. Клеопатра, как всегда, явилась в облике Изиды. Антоний самонадеянно объявил своих детей правителями восточных провинций Рима. Клеопатра Селена и Цезарион получали Египет, Кипр, Киренаику и Койлесирию. Александру Гелиосу, одетому в персидские одеяния, отходила Армения, Мидия и Парфия — не важно, что последняя так и оставалась незавоеванной. Двухлетний Птолемей Филадельф, наряженный в одежды македонских царей, получил Финикию, Сирию и Киликию (юго-восток Малой Азии). Мальчики были провозглашены «царями царей», которым было предначертано царствовать над огромной восточной империей.
Однако «Александрийские дарения» были не более чем пустой помпой. Клеопатра, участвуя в этой церемонии вместе с Антонием, рисковала навлечь на себя гнев римлян, не поддавшихся влиянию восточных фантазий.
Падение
Стремительный упадок Египта в последние годы драматического правления Клеопатры хорошо иллюстрирует один любопытный документ. Этот царский декрет, датируемый 23 февраля 33 года, предоставлял неограниченные налоговые привилегии некому римскому военачальнику по имени Публий Канидий, который был правой рукой Антония. Декрет Клеопатры давал ему разрешение каждый год вывозить десять тысяч мешков зерна (вспомним, что Египет окрестили «житницей Рима») и ввозить пять тысяч амфор вина, не облагавшихся налогом.
Но Канидию и этого было недостаточно, его египетские поместья и арендаторы еще и освобождались от всех налогов. Иными словами, на этого человека больше не распространялось налоговое законодательство. Это дает все основания расценивать этот декрет как самую крупную и циничную политическую взятку в истории. Документ был направлен высокопоставленному правительственному сановнику в Александрии, чьей обязанностью было сообщить о нем остальным чиновникам гигантского бюрократического аппарата. Чтобы подчеркнуть важность декрета, его текст заканчивался императивным «ginesthoi», то есть «привести в исполнение». Вполне возможно, что Клеопатра держала этот документ в руках. Если это было так, то этим она не просто приняла один из налоговых законов, а подписала себе смертный приговор.
События 33 года лишний раз доказали, что Рим слишком тесен для притязаний двух честолюбивых личностей. В этом противостоянии Антоний, которому принадлежали восточные провинции и имевший друзей в Сенате, казался более вероятным победителем. Но Октавиан, внучатый племянник Цезаря, был полон решимости бороться до конца. Столкновение их интересов толкало страну в пучину очередной гражданской войны — как это случилось шестнадцать лет назад при противоборстве Цезаря и Помпея.
Любовная связь Клеопатры и Антония была только на руку Октавиану, который объявил египтянку главным врагом Рима. Он использовал эту связь, чтобы противопоставить себя как истинного римлянина распутнику и предателю Антонию. И не важно, что соправитель Клеопатры, Птолемей XV Цезарион, был сыном Цезаря. В глазах Октавиана Клеопатра была олицетворением всего чуждого и враждебного интересам Рима. И судьба Клеопатры, так же как и судьба ее страны, должна была решиться во внутренней междоусобице римлян.
Когда война между обеими фракциями стала неизбежна, Клеопатра и Антоний отплыли из Александрии во главе огромного флота из 230 кораблей, из которых египетских было 200. Они остановились на некоторое время в Эфесе и на Самосе, пока, наконец, не прибыли в Афины. Здесь Антоний официально развелся со своей бывшей женой Октавией, тем самым порвав последние нити, которые связывали его с Римом.
Война началась, когда теплая весна 31 года до н. э. сменила зиму. Вскоре стало очевидно, что тактические способности Антония не соответствуют его амбициям. В начале сентября его армия была окружена в западной Греции, а флот блокирован в Амбракийском заливе. Единственным выходом из сложившейся ситуации было морское сражение. И вот 2 сентября 31 года у мыса Акциум состоялось битва, которая более походила на бегство, нежели на настоящий бой. Антоний и Клеопатра бежали с шестьюдесятью кораблями, спасая свои жизни. Он нашел прибежище в Ливии, а она вернулась в Александрию[407].
Жизнь научила Клеопатру, что потерпевший поражение владыка не будет долго править. Поэтому она приказала украсить корабли, как если бы и вправду возвращалась победительницей. Через несколько дней в александрийский дворец прибыл Антоний, и любовникам пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить иллюзию благополучия. По случаю совершеннолетия Цезариона было организовано торжественное празднество. Хлебные раздачи всегда были гарантией благосклонности толпы и отвлекали ее внимание от плохих вестей. Жизнь продолжала течь в привычном русле: неуклюжая бюрократическая машина вращала свои колеса, издавались правительственные указы и собирались налоги (конечно, если ты не Канидий). В верхнеегипетском городе Гебту (Кифт) гильдия сукноделов заключила договор с двумя жрецами, обязуясь взять на себя расходы местного культа быка. Бюрократия и поклонение животным были имманентно свойственны египетскому обществу, и этот культ оставался по-прежнему неуязвим.
Но за этой ширмой скрывались лихорадочные приготовления Клеопатры к бегству. Она намеревалась отправить Цезариона в Индию и распорядилась перетянуть остатки флота волоком на побережье Красного моря. Однако корабли был сожжены набатейцами, и царица, не имея других путей для отступления, оказалась в ловушке. В отчаянии она отправила послов к Октавиану, который двумя армиями — одна из Сирии, другая из Киренаики — наступал на Египет. Клеопатра была готова отречься в пользу детей, лишь бы Октавиан оставил Египет в покое. Но он не ответил на эти мольбы.
29 июля 30 года в возрасте всего шестнадцати лет и трех недель скончался верховный жрец Птаха Имхотеп. Причиной его смерти могло стать слабое здоровье — или, что вполне вероятно, происки врагов, стремящихся свергнуть Птолемеев. Три столетия деды и прадеды Имхотепа стояли на страже самого сокровенного — религии. Но теперь жреческий род пресекся. Три дня спустя, 1 августа, римляне вступили Египет. Войска Октавиана стягивались к Александрии по морю и по суше. Антоний с горсткой солдат и кораблей предпринял последнюю вылазку. Однако непрекращающиеся войны, которые он вел, истощили его силы, и он потерпел сокрушительное поражение.
Когда Октавиан вступил в город, Клеопатра заперлась в укрепленном мавзолее, где находилась ее сокровищница. Дальнейшие события стали достоянием легенд. Антоний, обманутый слухами, будто Клеопатра покончила с собой, бросился на меч, но лишь тяжело ранил себя. Умирающего полководца по настоянию Клеопатры переправили к ней в покои, где он и провел последние минуты своей жизни. Саму же Клеопатру обманом захватили и заключили во дворце под стражу.
Двенадцать золотых рассветов сменится над Александрией, прежде чем 12 августа последняя царица Египта последует за своим избранником. За свою сравнительно короткую, но бурную и насыщенную жизнь, она стала свидетельницей того, как одну ее сестру низложили и предали смерти, а другую в качестве трофея демонстрировали римлянам. Нет, решила она, лучше покончить жизнь самоубийством, чем быть разорванной толпой или сгнить заживо в плену. Что упокоило Клеопатру — змея ли, спрятанная среди смокв, или чаша яда — «истины не знает никто»[408].
Но память о Клеопатре оказалась бессмертна. Четыреста лет спустя тайный поклонник продолжал ухаживать за ее статуей в храме Венеры Прародительницы. Двадцать веков спустя воссозданные обстоятельства ее жизни продолжают подогревать к ней жгучий интерес на Западе. Поэтому она до сих пор с нами.
После ее смерти долина Нила на века станет ареной борьбы между римлянами и арабами, христианами и мусульманами. Величественные храмы превратятся в будоражащие воображение руины, которые выбелит безжалостное египетское солнце. Гробницы лишатся сокровищ, а пирамиды — яркого облицовочного камня. Но очарование египетской цивилизации, которое в сознании западного человека прочно ассоциируется с ее последней правительницей, оказалось куда более живучим.
Храм Хатор в Тентире, самое экстравагантное архитектурное наследие Клеопатры, стал нерушимым памятником ей. Сегодня, как и две тысячи лет назад, с колонн его фасада взирают добрые получеловеческие-полукоровьи лица древней богини-матери, защитницы и покровительницы. То же самое мы видим и на палетке первого фараона Египта Нармера. Иконография и идеология обожествления царской власти — пожалуй, самое великое изобретение древних египтян — в конце были такими же, как и вначале.
Будучи наследницей этой древнейшей традиции, Клеопатра прежде всего хотела, чтобы у ее династии было будущее. На задней стене храма она изображена вместе с Цезарионом, приносящая жертвы богам — так же, как это делали их венценосные предшественники в течение трех тысяч лет. Она — Изида-Хатор, а ее сын — Гор, мстящий за убийство отца. Придет время, и он восстанет во славе своей и будет править Египтом как великий царь.
Однако, как и в случае с большинством надежд и чаяний Клеопатры, судьба внесла свои коррективы. Через несколько дней после падения Александрии Октавиан казнил Цезариона. У Птолемеев больше не было будущего — впрочем, как и у любой другой египетской династии.
Однако камни храма Хатор были не только последней и смелой попыткой заявить о божественности царской власти, но и свидетельством глубокой, более живучей правды. Рядом с фигурой последнего Птолемея резчик изобразил четыре простых иероглифа: ремешок сандалии, змею, хлеб и пойменный участок. В них была вся сущность египетской цивилизации. Вместе они образуют эпитет, которым с незапамятных времен наделялись фараоны — «анх джед», «вечно живущий».
Эта эпитафия как нельзя лучше подходит не только для Клеопатры, но и для всего Древнего Египта.