Тогда местные аборигены с большим подозрением смотрели, как от меня галопом улепетывают один за другим эти величавые корабли пустыни. В конечном итоге мне подвели настолько старую животину, что она, казалось, если опуститься на песок, то больше никогда не поднимется. Но этот старый верблюд оказался единственным, кто позволил мне забраться на него. Видимо, он уже достаточно устал от жизни, чтобы перестать бояться смерти.
Когда я наконец-то слез с его горба, то испытал настоящее облегчение. Езда на живом транспорте это не совсем то, что могло настроить меня на умиротворяющий лад. А вот Вике очень даже понравилось. Расстраивало только то, что мы не могли ехать рядом, потому что тогда уже ее верблюд начинал шарахаться.
В общем, путь проходил в большинстве своем спокойно. Многие встреченные на нашем пути аборигены так или иначе замышляли против нас что-то нехорошее. Как минимум, большинство из них хотели нас ограбить, но мне чаще всего хватало одного лишь взгляда исподлобья, чтобы они отбросили подобные мыслишки. А особо отмороженных и алчных я отваживал от дурных намерений легкими касаниями Силы.
Так мы добрались до самого Йемена, став настолько смуглыми, что едва-едва не сравнялись цветом с мореной древесиной. Долгий поход сквозь раскаленные пустыни высушил и укрепил наши тела. Пусть его и нельзя было назвать легким, но на наших лицах все чаще и чаще мелькала улыбка. В исполнении Вики она была максимально искренней, ну а я пытался изобразить нечто наиболее убедительное, чтобы девушку не тяготило моя эмоциональная увечность. Мы были вместе, и это сейчас являлось самым главным.
После Йемена мы пересекли в самой узкой части Красное море и попали в Джибути. Проклятый Зов манил меня дальше, и я даже позабыл о своем намерении игнорировать его. Мне хотелось дойти и хотя бы приблизительно понять, где находится могила древнего некроманта…
Мы как раз подходили к Эфиопскому нагорью, когда голосом моего разума вновь стала Вика. Она тихонько позвала меня, когда я стоял, гипнотизируя взглядом далекие горные пики, простирающиеся на множество километров вдаль, и взяла за руку.
– Ты, случайно, не о Темном Жреце сейчас думаешь?
– О нем… – признался я. Да и смысл было что-либо отрицать?
– Его Зов идет оттуда, с гор?
– Да… или откуда-то из-за них.
– Думаешь, его могила там?
– Не знаю. Но пока ты не спросила, я очень хотел это проверить. В целом, это нагорье подходит под место захоронения Древнего. Где спрятать почти бессмертную тварь, способную выкашивать все живое одним взглядом, как не на окраине обжитых земель? Ведь семьсот лет назад эти горы наверняка воспринимались европейцами как что-то непостижимо далекое и недоступное.
– И что дальше, Сереж? Мы пойдем туда?
Я промолчал, еще некоторое время глядя на крутые склоны далеких гор, а потом развернулся и потянул Вику к нашим провожатым на квадроциклах. Нет, туда мы не пойдем. Прах к праху, пепел к пеплу. Жрец пробыл сотни лет в своем узилище, так пусть все остается, как есть. Я не собираюсь больше участвовать в этом дерьме, и уж тем более не хочу стать его невольным освободителем.
Своих проводников мы нашли в совершенно случайно обнаруженной нами сомалийской деревне, расположенной в предгорьях. В Сомали вот уже четвертое десятилетие кряду тяжело протекала гражданская война, где вообще непонятно кто против кого воевал. Сомалийское правительство, исламисты, войска Эфиопии, миротворцы США, ООН и Кении, какие-то демократические фронты спасения, патриотические движения и национальные альянсы. Свою лепту в этот бардак вносили еще десятки разнокалиберных группировок и межклановые войны. Честно, я даже не пытался разобраться во всех хитросплетениях этого давнего конфликта.
Но при всем при этом, найденная нами деревушка находилась достаточно далеко от любых стратегически важных объектов, так что ей не интересовалась практически ни одна из воюющих сторон. Но, тем не менее, здешнее население было вполне самодостаточным и относительно продвинутым. Личный транспорт, причем, не живой, что было для меня крайне важно, был у половины семей. Пусть он и донельзя убитый, требующий постоянного ремонта и ухода, но зато достаточно простой и неприхотливый. При необходимости, его можно починить с помощью одних только молотка и гвоздей.
Жили здешние люди тем, что собрали, вырастили сами или добыли охотой. Излишки продавали в городах, оттуда же везли все необходимое для себя – горючее, лекарства, чистую питьевую воду, дизельные генераторы и многое другое.
Мы как раз возвращались назад, когда наши проводники вдруг стали весьма странно себя вести. Они откровенно занервничали и сделали остановку, принявшись о чем-то ожесточенно спорить на своем языке.
– Что случилось? – Задал я вопрос ближайшему сопровождающему на английском.
– В деревню пришли фалааго, – ответил он мне на том же языке, но с чудовищным акцентом и примесью своего родного.
– Кто такие фалааго?
– Фалааго – это фалааго, чужак, что тебе непонятно?!
Ах, ну да… действительно, как же я сразу не догадался.
– Это может стать проблемой? – Осведомился я, чтобы понять, масштаб вероятных неприятностей.
– Это уже само по себе проблема! Вам лучше уйти, потому что если они вас заметят, то сразу казнят на потеху.
– Ты сбрендил?! Куда мы пойдем без транспорта и запаса воды?!
– Я не знаю, – пожал плечами негр, – но поверь мне, лучше так, чем попасть в руки к фалааго. Они ненавидят всех чужаков, и вас просто замучают.
– Ну это еще кто кого… – проворчал я больше из вредности, – но в одном ты прав, нам не нужны лишние конфликты. Давай так, мы останемся где-нибудь неподалеку, и вернемся в деревню, когда эти твои фалааго свалят. Нам нужна еда, вода и какой-нибудь транспорт. Что скажешь?
– Ничего не выйдет чужак… – цвет лица моего собеседника вдруг сменился с темно-коричневого на какой-то грязно-серый. Кто бы мне раньше сказал, что негры умеют бледнеть, ни за что бы не поверил. – Они уже заметили нас…
Я обернулся в ту сторону, куда был устремлен взгляд сопровождающего, и увидел, что от деревни к нам едет какой-то крайней степени задрипанный джип, похожий на допотопный американский Виллис. Он громыхал на колдобинах так громко, что я стал опасаться, как бы не развалился на ходу, не доехав до нас. Хотя, возможно, это было бы наилучшим выходом в этой ситуации…
В джипе сидело четыре человека с замотанными лицами, которые что-то активно нам жестикулировали и кричали.
– Нам конец… – убито выдохнул один из проводников на английском, видимо для того, чтобы мы с Викой тоже могли осознать масштаб трагедии. А я не спешил его переубеждать. Сам-то я понимал, что могу перестрелять этих аборигенов раньше, чем они успеют пикнуть, и страха перед приближающимися фалааго, кем бы они ни были, я не испытывал.
– Не подавайте голоса и, умоляю, только не сопротивляйтесь! От этого будет только хуже. Всем нам хуже! – Взмолился другой провожатый, проецируя в пространство вокруг себя волны натурального ужаса.
Я втянул носом воздух, словно мог почуять запах его эмоций, и на короткое мгновение вернулся воспоминаниями в жаркий уличный бой, в котором меня сопровождали Измененные. Его страх пришелся бы им по нраву…
Когда фалааго подъехали ближе и остановились, я сумел разглядеть их более подробно. Высокие, худые, как и большинство здешних обитателей, вооруженные потертыми «Калашами», при одном взгляде на которые возникают сомнения в их боеспособности. На головах каждого из четверки красовалось куфии, или как их еще называли «арафатки», которые были надеты скорее для того, чтобы их лица никто не смог опознать, нежели по каким-то религиозным убеждениям.
Они выгрузились из своего тарантаса, грозно дернули затворы дряхлых автоматов и наставили на нас. Наши провожатые сразу что-то заголосили, закинув руки за головы, а я осторожно задвинул Вику себе за спину. Не бог весть какая защита, ведь пуля из АК прошьет меня навылет, как со всей дури брошенный тяжелый железный подшипник в газетный листок. Мы оба это понимали, но почему-то и мне, и ей так было спокойнее.
Негры о чем-то говорили на своем языке, из которого я не понимал вообще не единого слова, да и общий смысл жестикуляции от меня пока укрывался. Но итогом этих переговоров стало то, что наши проводники легли на землю лицом вниз, а двое фалааго направились к нам, поигрывая автоматами.
Они двигались максимально расслабленно, если не сказать – расхлябано. Их плечи раскачивало из стороны в сторону с такой силой, что казалось странным, как их не заносит. Всем своим видом два негра в арафатках демонстрировали подавляющую уверенность в своем превосходстве, а в эмоциях сквозили смрадные садистские нотки. Они предвкушали бурное веселье, и не видели никого, кто мог бы им в этом помешать.
Поравнявшись со мной, первый фалааго что-то пробулькал на своем туземном наречии, и я, естественно, лишь пожал плечами в знак того, что не понимаю его слов. Тот бросил взгляд позади меня, одарив жмущуюся за моей спиной Вику откровенно мерзким взглядом, что-то сказал своему напарнику и рассмеялся. Затем он достаточно проворно размахнулся своим побитым автоматом, и залепил мне прикладом в челюсть.
В голове моей вспыхнуло солнце, а раздавшийся следом хруст мог посоперничать со звуками работающей камнедробилки. Когда я сказал, что удар был «достаточно проворным», это значило, что увернуться, в теории, я от него мог. А вот на практике… пригнуться – нельзя, сзади Вика. Отступить в любую из сторон было невозможно по этой же причине. А пистолет, раз уж на то пошло, выхватывать следовало раньше, но, опять же, спровоцировать раньше времени стрельбу не хотелось. Мне-то все равно, а вот моей спутнице пули очень даже могли навредить.
Упав на землю, я не потерял ориентации в пространстве и попытался подняться, но мне на спину опустилась чья-то тяжелая нога. Следом послышался испуганный вскрик Виктории и противный гогот одного из негров. Возможно, вы посчитаете меня тормозом, но только сейчас я осознал, что попытка разойтись миром окончательно провалилась.